Мои девять жизней

Артур Каджар, 2019

Жизнь у армянского мальчишки не всегда солнечная, в ней есть темные пятна, странные и опасные события. Горы, путешествия, драки, скандальные проказы соседствуют с чистейшей детской влюбленностью, бабушкиным и дедушкиным теплом, крепчайшей дружбой и тем ощущением вкуса, света и запаха жизни, которое мы испытываем только в детстве. А потом мальчишка становится старше, на память опускается туман, а волшебная страна Детства уплывает куда-то далеко, открывая перед повзрослевшим юношей новые горизонты.«Девять жизней» – дополненная и отредактированная версия сборника «Матани», получившего спецноминацию премии «Электронная буква» – 2020. Книга основана на дневниковых записях, разделенных на 9 глав, каждую из которых взрослеющий герой проживает как отдельную жизнь. В романе мы увидим путь взросления, от юного мальчишки до взрослого юноши, прошедшего испытания Большим городом, возвращением на родину и Спитакским землетрясением – событием, разделившим в 1988 году жизнь целой страны на до и после.

Велосипед. 1983

Этот сон снился мне уже регулярно, а виноват был, конечно же, папа. Вернее, все эти его рассказы про тяжелое послевоенное детство, когда у детей почти не было игрушек, а про велосипеды и думать было нечего. Так вот, папа рассказывал про сны, где ему каким то образом достается новенький велосипед. Или он его находит где то на пустыре, или кто то дарит, неважно. Важно было то, что утром он просыпается, а велосипеда, естественно, нет. И он придумал, что велосипед нужно привязывать к кровати, чтобы он никуда поутру не делся. Но этот метод не срабатывал, и я всегда думал, что папа что то делал не то в своих снах, не мог толком распорядиться полученным велосипедом.

Папин сон как будто по наследству перешел ко мне после того, как неделей ранее я научился кататься на велосипеде и буквально заболел им. Велосипед был уже видавший виды, голубого цвета, и назывался «Школьник». Принадлежал он моему двоюродному брату, Сарику, который был на два года старше меня. Мы с самого раннего детства проводили с ним много времени, к Сарику я был привязан и любил его, несмотря на то, что в последнее время он считал, что вырос и старался держать меня подальше от своих игр, забав и дружков. Мы всей семьей были у них в гостях на дне рождения тети, и когда уже близился конец застолья, взрослые стали выгонять нас на улицу, чтобы мы не мешали их разговорам.

— Я пойду на велике кататься, — заявил Сарик.

— Ну вот, как раз и научишь брата на велосипеде ездить, — сказал его отец и кивнул в мою сторону.

Брат надул щеки и презрительно оглядел меня.

— Да он еще маленький, и потом, я с друзьями буду.

Тут вмешалась тетя:

— Не выдумывай, ничего не маленький. У тебя велосипед появился как раз в его возрасте. Идите, и научи его кататься, только осторожно. А со своими дружками всегда успеешь.

Велосипед стоял в подъезде, в небольшом закутке под лестницей, рядом с двумя детскими колясками и металлическими санками.

Сарик выкатил его на улицу и сказал мне:

— Тут дорога идет вниз, ты не сможешь, иди, жди меня в парке, возле фонтана.

Он сел на велосипед, разогнался под горку и скрылся из виду. Был осенний вечер, солнце еще не село, в маленьком парке на дорожках, устланных опавшими желто красными листьями, стояли одинокие скамейки. Из круглого фонтана била слабая струя воды. Сарика с велосипедом нигде не было видно. Я обошел парк несколько раз, затем пошел по центральной улице города наверх, в сторону горного комбината, потом вернулся обратно. Напившись воды из каменного питьевого источника — пулпулака, я сел на ближайшую скамейку и принялся ждать.

Напротив фонтана находилась большая стена, по одну сторону которой был зеленый косогор, а по другую — лестница, обставленная цветочными клумбами и ведущая к зданию почтамта. На стене большая выцветшая афиша уже месяц возвещала о новом индийском фильме, который показывали в единственном в городке доме культуры — в клубе, как его называли.

Индийские фильмы шли на ура. Смуглые красавцы с горящим взором и пластичные девушки в сари и с точками на лбу, то и дело пускающиеся в пляс и запевающие высокими голосами, — эти фильмы завозили из местного райцентра на несколько недель, пока все жители от мала до велика не пересмотрят его по несколько раз и не запомнят каждый кадр чужестранных, но тем не менее понятных страстей.

Сарика все не было, и я было совсем затосковал, как вдруг трое на велосипедах лихо скатились с крутого газона и слезли, чтобы попить воды из пулпулака. Брат, большеголовый и большелобый, ростом был самым маленьким среди них, у него и велосипед был меньше, чем у них. Сарик даже не оглянулся в поисках меня, поэтому я встал и пошел в их сторону.

— О, это не твой брательник, Сарик? — спросил самый высокий среди них, в потертых джинсах и с длинными волосами а ля хиппи.

Сарик вытер рот и повернулся.

— Мой, — с досадой сказал он. — Родичи наказали мне поучить его кататься. Как будто делать мне больше нечего, как с малышами возиться. Иди домой, — крикнул он мне, — в следующий раз, может быть.

— Да ладно тебе, — неожиданно вступился за меня высокий, — какой он малыш? Скоро с тебя ростом будет, — он ухмыльнулся и подмигнул мне.

Второй дружок, в белой майке, заправленной в расклешенные брюки, и подпоясанный ремнем с модной бляшкой в виде лезвия, сказал:

— Не жмотись, Сарик, одолжи велик брату.

Сарик набычился:

— При чем тут жмотись? Если упадет и разобьется на фиг, ты будешь отвечать?

Высокий прислонил свой велик к деревцу ивы рядом с пулпулаком и подошел к Сарику.

— Не упадет, я мастер по обучению, уже двух сестер двоюродных научил. Подойди, малыш!

Высокий хиппи и правда оказался отличным учителем. Придерживая руль, он пробежал рядом со мной несколько кругов, давая указания, а затем отпустил со словами «ну вот, дальше сам!». Ощущение полета и свободы охватили меня, когда я круг за кругом наматывал по дорожкам, взметая шинами ворохи сухих листьев. Раз два, пару движений ногами — и ты уже отмахал почти всю аллею, и никому тебя не догнать! Эйфория, охватившая меня, была такой сильной, что я уже собрался съехать с парка на дорогу и покатить куда глаза глядят, но тут Сарик стал кричать и размахивать руками. Я подъехал к ребятам, притормозил и с сожалением слез с сиденья.

— Ну вот, что я говорил? — с гордостью произнес высокий. — Не хуже тебя уже катается, Сарик.

Брат что то ему пробурчал, но тайком бросил на меня довольный взгляд. Я понял, что он гордится мной, и сразу ему все простил. Они сели на велосипеды и уехали, а я смотрел им вслед и понимал, что жизнь моя теперь изменилась.

Примерно через неделю мне приснилось, что я нахожусь в каком то парке и среди зарослей травы вижу кустарник, но он не похож на обычный. Сначала я даже не понимаю, что это велосипед. Ручки, рама, вся конструкция — это толстые стебли какого то растения, переплетенные нужным образом, гибкие, но упругие. Я сажусь на сиденье из большого толстого листа, который принимает форму моего тела, и вся конструкция так подлаживается, что я чувствую свое единение с этим чудо велосипедом. Мне даже ничего делать не надо, велосипед, если его можно так назвать, словно управляется моими мыслями: бесшумно разгоняется, паря над землей, поворачивает и тормозит.

Я подъезжаю к фонтану в центральном парке, но там нет никого. Направляю велосипед к своему дому, но во дворе тоже пусто. Мне нестерпимо хочется показать папе находку. Я знаю, что он оценит такую невероятную конструкцию, потому что он любит разные механизмы и разбирается в них. Я взбегаю по лестнице, но дома никого, я спускаюсь вниз и вижу вместо велосипеда обычный куст, один из многих, что растут во дворе.

Такого плана сны преследовали меня в разных вариациях. Конструкцию велосипеда мне никак не удавалось толком разглядеть, и только я пытался кому то его показать, как он пропадал.

А наяву каждый день после школы я наспех делал уроки, чтобы помчаться во двор к Сарику и ждать сколь угодно долго, пока он не выйдет с велосипедом на улицу. Затем мне приходилось набираться терпения, а также сносить его капризы, пока он не накатается и не отдаст мне велосипед. Иногда он вообще не выходил, и я боролся с искушением подняться к ним домой и попросить покататься. А иногда ему надоедала моя навязчивость и он заявлял, чтобы отныне я больше не приходил, и что велосипеда мне больше не видать. Но я все равно упорно вечерами околачивался у брата во дворе и часто добивался своего.

Этот голубой «Школьник» я знал как свои пять пальцев. С каким усилием и сколько раз надо крутануть педали, чтобы преодолеть определенный подъем, с какой частотой нужно притормаживать, чтобы не перегрелся механизм, и больше какой скорости нельзя разгоняться, чтобы переднее колесо не било «восьмерку». Под нагрузкой и в горочку со стороны заднего колеса раздавался звук трещотки, и поначалу я думал, что так оно и надо, пока Сарик не сказал, что там какой то дефект, но это не страшно.

Успеваемость моя в школе упала, на это было указано родителям на классном собрании, после чего на семейном совете было решено купить мне велосипед. Весной, на мой день рождения. При условии, что я закрою эту четверть без троек, а следующую — на отлично. Максимум, что мне удалось, так это выторговать пару троек в этой четверти.

Прошла осень, наступили первые заморозки, а затем и снег выпал, так что велосипедный сезон закрылся. Обычно зимой мне скучать не приходилось, особенно когда наш городок заваливало снегом. Мы до одури катались на санках и самодельных горных лыжах с крутых склонов холма за речкой, устраивали хоккейные баталии двор на двор, а на каникулах еще вдоволь смотрели новогодние программы по телевизору, со множеством детских фильмов и мультиков. Этой зимой я также занимался всем этим, но мыслями все время переносился в весну, где меня ждал мой новый велосипед.

В начале марта солнце начало подтапливать снежные завалы в городе и окрестностях, речка стала шумнее, наполняясь мутными ручейками. В горных подталинах появились первые подснежники, которые мы, мальчишки, традиционно выкапывали к 8 му Марта из полумерзлой земли отвертками и ножичками. Весна в горах идет быстро — еще неделя, и половодье пошло полным ходом. Везде звон капели, сопровождаемый беспокойной птичьей перекличкой, по улицам не пройти из за огромных луж и ручейков, речка превратилась в полноводную бурлящую реку и того и гляди хлынет через каменные парапеты, грозя затопить близлежащие улицы. Еще через неделю все вокруг начинает стремительно зеленеть, деревья и кустарники как будто наперегонки выпускают из набухших почек нежные листочки. Весна начинает свою работу с низин, чтобы затем пробираться все выше в горы, озеленяя согревающуюся землю и заставляя отступать снежные покровы в холодные, тенистые ущелья.

Когда впервые после зимы Сарик выкатил велосипед на улицу, я был тут как тут, но в этот день мне ничего не перепало.

— Я сам хочу кататься, понял? — заявил он. — И вообще, на этой неделе не приходи.

Но я приходил, и в прямом смысле как бедный родственник смиренно поджидал его во дворе на лавочке.

Велосипедов к нам завозилось немного, и их тут же раскупали. Но из подслушанных мной разговоров между родителями я понял, что папа нашел какого то знакомого в районном универмаге, и тот пообещал придержать один. Так что ночью, в канун своего дня рождения, я плохо спал, а утром проснулся раньше обычного и пришел на кухню, где мама готовила гренки.

Она вытерла руки передником и прижала меня к себе:

— С днем рождения!

Затем поцеловала в лоб, заглянула в глаза и улыбнулась:

— Ну что, сынок, заждался подарка? Папа уже ушел на работу, сегодня пораньше отпросится и съездит в город, в универмаг. Ему обещали, что оставят один велосипед для него.

Автобусная остановка находилась за рынком, возле городской трехэтажной гостиницы. Старенький кряхтящий пазик приползал туда каждый час, выгружал загружал пассажиров и облегченно катился вниз, в райцентр. Я сбежал из школы пораньше и встретил уже третий рейс, от волнения не находя себе места. Наконец из за поворота внизу показался бело голубой автобус, со скрежетом меняя передачи и мучительно долго преодолевая подъем. Сердце мое было готово выпрыгнуть из груди, когда папа, держа зеленый велосипед, вылез самым последним из автобуса. Я подбежал ближе.

— С днем рождения! — засмеялся папа. — Небось давно уже тут?

Металлические части велосипеда были обернуты промасленной оберточной бумагой, а руль повернут параллельно раме. Катить его в таком состоянии было не очень удобно, но я не обращал на это внимания. Неужели сбылось? Модель была другой, не как у Сарика, новее.

По пути нам попалась группа мальчишек, и мне почудились завистливые взгляды. Когда мы дошли до дома, папа осторожно, чтобы не запачкаться, просунул руку под раму и взял велосипед на плечо.

— Отнесем на балкон. Надо все проверить, закрутить и подтянуть, все по инструкции.

Мама прервала наши планы.

— Сначала всем за стол! Зря я столько готовила, что ли? Да и праздник сегодня, отметить то надо?

За столом я почти ничего не съел и нетерпеливо поглядывал на папу, который, напротив, никуда не торопился и вместе с ужином опрокинул в себя три рюмки тутовой самогонки, которую привозил от своей тети, живущей в деревне. Заметив мой обеспокоенный взгляд, он подмигнул мне и встал из за стола.

— Не волнуйся, сынок, папа в норме! Иди в кладовку, возьми там ящичек с инструментами и тащи на балкон, я сейчас. И тряпку какую нибудь!

Через полчаса, выйдя с велосипедом во двор, я благоговейно забрался на сиденье и осторожно тронулся с места. Как же чутко он слушается руля, плавно и бесшумно глотает неровности асфальта! Я сделал большой круг по городу, даже зарулил во двор к Сарику, но так и не увидел его. Уже почти стемнело, когда я, взмокший и счастливый, поднялся с велосипедом на наш этаж. Мама открыла дверь и сказала:

— Ну вот что. Ты больше так поздно домой приходить не будешь, договорились? А велосипед мы будем держать в подвале. Спускай его туда, вот тебе ключ.

С апреля наш класс перевели на вторую смену, то есть уроки начинались в три часа, так что почти весь день оказался у меня в распоряжении, поскольку еще и родителей не было дома. Как только папа с мамой уходили на работу, я делал себе бутерброды, брал бутылку воды и книгу и отправлялся куда глаза глядят. Автомобильные дороги вели среди гор по нескольким направлениям, и я изучал их понемногу, с каждым разом заезжая все дальше. Были и тропы, и заброшенные твердые дороги с разбитым асфальтом, сквозь который проросла трава. Они манили меня больше, потому что неизвестно было, куда приедешь. Они были пустынные и тихие, никаких автомобилей, только птичьи трели и стрекот кузнечиков. Совсем непролазные участки или крутые подъемы я проходил пешком, держа велосипед за руль. Я не боялся, что с велосипедом что то случится и я не смогу вернуться обратно, так как у него под сиденьем был футлярчик со всеми необходимыми ключами, был насос, а кроме того — клей для резины и резиновые заплатки на случай прокола. Я предполагал, что смогу справиться, если что то произойдет.

В один из таких походов я отыскал маленькое нетронутое местечко, которое стало моим любимым тайным уголком. В крохотной незаметной лощине между скалами была небольшая зеленая поляна, посреди которой ручей, текущий откуда то из гор, образовал прозрачную заводь. Самое интересное заключалось в том, что «моя поляна», как я про себя назвал это место, была всего в десяти минутах езды от дома, но ее почти невозможно было увидеть со стороны из за густых колючих кустов шиповника. Даже мне пришлось во второй раз хорошенько поискать. Я съедал свои бутерброды, потом ложился на траву возле ручья и следил за облаками, убаюкиваемый журчанием воды. Когда в полдень становилось жарко, я перебирался под скалу, в тень, брал книгу и начинал читать что нибудь приключенческое.

Конец ознакомительного фрагмента.