Золотой век немецкой диаспоры в России. Императоры и колонисты

Артур Грюнер

Первое столетие немецкой колонизации, начавшейся с манифестов Екатерины II, можно назвать «золотым веком» немецкой диаспоры в России. Не потому, что у колонистов в это время не было забот. Трудности устройства на новом месте, болезни и смерть, незащищенность от набегов диких соседей – обычный удел первопоселенцев. Но это было время наиболее благоприятного отношения к колонистам со стороны центральной власти.Для всех, интересующихся историей немецкой диаспоры в России.

Глава 2

Екатерина II и начало

немецкой колонизации России

В литературе российских немцев, появившейся в России после перестройки и некоторого доступа к архивам, императрица Всероссийская Екатерина Вторая чуть ли не обожествляется, когда пишут о ней как о благодетельнице, принявшей в страну для поселения на «пустые» земли бедняков из Западной Европы.

Да, это правда. Она с самого начала правления пригласила иностранцев в Россию на малозаселенные земли. 9 июля 1762 года она вступила на престол, а уже 4 декабря того же года подписала первый манифест о позволении иностранцам селиться в России и о свободном возвращении русских людей, бежавших за границу.

Этот манифест, не подкрепленный материальными, социальными и религиозными гарантиями, успеха не имел, поэтому еще через полгода 22 июля 1763 года она издала второй манифест, который вызвал в Европе, как пишут историки, настоящее «бегство в Россию».

Второй манифест и «бегство в Россию»

Действительно, привилегии, обещанные ею, были выходом из бедственного положения людей «третьего сословия» — крестьян и ремесленников, наиболее пострадавших в бесконечной Тридцатилетней (!!) войне. Этот второй манифест был тщательно подготовлен. В нем указывались не только гарантии, гражданские, финансовые, юридические и религиозные, но в специальном реестре было приведено описание территорий, свободных и удобных для заселения.

Причем, интересным представляется то, что вначале были указаны не территории на Волге, а лежащие далеко от нее территории в Сибирской губернии близ Тобольска, в Барабинской степи, близь Усть-Каменогорской крепости, а уже следующим пунктом указывается Астраханская губерния от Саратова вверх по реке Волге, а далее «от Саратова-ж вниз по реке Волге». И всего удобных к поселению мест более 70 тысяч десятин пашенной земли с сенокосами и лесами, а кроме того, в Оренбургской губернии по реке Сакмаре, в сорока верстах от Оренбурга, и в Белгородской губернии в Валуйском уезде на несколько сот дворов.

Вот так, приезжайте, селитесь, живите, люди добрые. Но при этом примите присягу на верность короне Российской за себя и за всех будущих детей и внуков.

В германских княжествах была проведена большая подготовительная работа. Был создан штат специально назначенных комиссаров с помощниками, разъяснявших в городе и деревне положения нового указа русской императрицы, после чего начали формироваться группы людей, желающих переселиться в Россию. Позднее появились так называемые «вызыватели», которые должны были сопровождать группы переселенцев до места назначения в России и заниматься их устройством на месте. К сожалению, они были не всегда чисты на руку, что добавляло новым поселенцам трудности и страдания.

Хотя обращение императрицы было направлено всем жителям Европы, на призыв могли откликнуться, в основном, только жители немецких княжеств, правители которых в трудных послевоенных условиях желали освободиться от «лишних ртов». Другие страны, Швеция, Австрия, Франция и Испания запретили своим гражданам покидать страну, а из Англии и Голландии, отличавшихся высоким уровнем жизни, выезжали единицы только самых бедных семей. Таким образом, первые переселенцы на Волге оказались из немецких земель, и по большей части протестанты, часто притеснявшиеся еще и по религиозной части.

Сборные пункты появились во многих городах, откуда они отправлялись в Россию вначале очень дорогим и длительным, по несколько месяцев, сухопутным путем на лошадях. С конца 1763 года стал использоваться водный путь доставки людей из портовых городов Любек, Киль и Травемюнде по Балтийскому морю в Кронштадт. Отсюда часть переселенцев, по-видимому, в зависимости от частных конкретных условий, оставлялась в местностях вокруг Санкт-Петербурга, как например, в Ораниенбауме, а остальные вначале опять-же сухопутным, а затем менее затратным водным путем, доставлялись в район Саратова по Волге. В Ораниенбауме также был образован перевалочный пункт для временного размещения приезжающих.

Весь путь из германского княжества до места назначения на Волге был трудным испытанием для переселенцев и редко какая семья не обходилась без умерших в дороге взрослых или детей. Но все-же это было лучше, чем смерть от голода «дома» в Германии, где, как сообщают историки, за предыдущие годы в разных землях вымерло от 30 до 50 процентов населения.

Первая немецкая колония Монингер на Волге была основана 29.06.1764 года. В дальнейшем она была переименована в Нижнюю Добринку. Создание колоний на Волге шло по нарастающей: в 1765 году — 12 колоний, в 1766 — 21, в 1767 — 67. Наплыв колонистов в Поволжье был столь велик, что уже в 1766 году пришлось временно приостановить прием новых переселенцев до обустройства уже въехавших.

И все-таки, в первые 10 лет колонизации, то есть в период с 1764 по 1773 годы, на Волге было основано 104 колонии. Из них 45 на правом высоком берегу и 59 на левом, более опасном в смысле нападения степных жителей. Колонии формировались по конфессиональному признаку. Наибольшее количество из них (66 колоний) были протестантскими (лютеранскими), остальные 38 — католическими. В них проживало шесть с половиной тысяч семей или несколько более 23 тысяч человек.

Превалирование протестантских семей среди выехавших в Россию колонистов можно понять, если учесть давление католического клеруса на население германских княжеств. Так было и раньше, когда в Россию ехали и более состоятельные люди, и за свой счет, в надежде найти применение своим талантам в строящемся Санкт-Петербурге и развивающейся России. Тогда, еще при Петре I, в Петербурге было около 20 тысяч немцев, почти все протестанты-лютеране, которые по национальному признаку количественно составляли в строящейся столице вторую группу населения после русских. Не только бедный люд, крестьяне и ремесленники, бежали от церковных притеснений, но и состоятельные дворяне и образованные специалисты, которые находили здесь достойное применение.

После некоторого перерыва прием поселенцев, как на земли Поволжья, так и в другие регионы Российской Империи, снова возобновился и продолжался, то затухая, то активизируясь, по данным доктора Карла Штумппа, до 1862 года, ровно сто лет. За эти сто лет, по данным немецких историков, из германских земель в Россию выехало 100 тысяч человек, а за океан — в четыре раза больше.

Условия жизни в России, несмотря на первые трудности, по-видимому, были достаточно хорошими. Так, по данным Первой всеобщей переписи населения Российской империи на 9 февраля 1897 года, то есть еще в царское время, через 135 лет после приезда первых колонистов на Волгу, в России количество немцев возросло в 6—7 раз.

Организация приема иностранцев

Прием и устройство жизни бедного населения Европы на пустующих землях было далеко не главным в разносторонней государственной деятельности Екатерины. Обеспечив условия для притока населения, она создала в Петербурге «Канцелярию опекунства иностранных», президентом которой назначила своего фаворита графа Григория Орлова. Граф процессами расселения и обустройства колонистов себя не утруждал, предпочитая постоянно находиться при императорской особе. Она же была вынуждена терпеть его как надежного телохранителя и адьютанта, по распоряжениям которого беспрекословно исполнялись все ее приказы.

Руководство колониями на Волге из Петербурга было затруднительным делом, поэтому уже скоро, в апреле 1766 года, была создана «Саратовская контора иностранных поселенцев», которая должна была управлять колонистами до тех пор, «пока они не освоятся на новом месте настолько, что на них можно будет распространить местные российские формы управления».

Думается, что среди колонистов были и грамотные люди, которые были достаточно осведомлены об этих мероприятиях правительства, и приняли эти условия.

А что им еще оставалось, да и когда еще это время придет? Так что не стоило потомкам первых колонистов удивляться тому, через сто лет, манифестом Алдександра II от 4.6.1871 года начался, а через три года, в 1874 году, завершился процесс ликвидации привилегий, предоставленных колонистам.

Повидимому, правительство и внук Екатерины решили, что пришло-таки время, когда колонисты «освоились на новом месте настолько, что на них уже можно распространить местные российские формы управления».

Но это будет через что лет, а пока можно сказать, что благодаря призывным манифестам Екатерины II в России из выходцев западных государств, преимущественно из германских княжеств, сформировалась диаспора, получившая название «поволжские немцы».

Конечно, императрица была в курсе всех дел относительно хода освоения малозаселенных земель. Именно малозаселенных, а не пустынных, потому что где-то просочилось в литературе последнего времени, что колонисты на Волге были поселены после того, как «войска прогоняли проживавших там местных жителей». А это были, конечно, татары, мордва, чуваши и калмыки, которым большие заросшие травами пространства служили для выпаса бечисленных стад скота. По мнению государственных служащих, это было, конечно, очень малоэффективное использование земельных ресурсов, поэтому их заселяли иностранцами.

Баронск — Екатериненштадт — Маркс

О том, как развивались немецкие поселения на Волге, мы можем судить по истории возникновения и становления одной из наиболее крупных колоний, названной по имени императрицы — Екатериненштадт и вскоре ставшей административным центром всех немецких колоний на средней Волге.

Имеются сведения о том, что эта колония на левом берегу Волги, в 60 километрах к северо-востоку от Саратова, была основана немецкими колонистами после 1764 года, приглашенными бароном Фредериком Борегардом де Кано, выходцем из Бельгии, и первое время носила название Баронск. Это было время, когда на территории немецких княжеств люди вербовались специальными вызывателями, чаще всего, иностранными представителями Российской короны, которые сопровождали переселенцев в Россию и оказывали им всемерную помощь на месте. Переселившиеся с помощью барона люди называли себя «людьми барона», вот и селение стали называть Баронским, или просто Баронск, официально получившее название Екатериненштадт.

Из дальнейшего становления этой колонии видно, что Екатерина II уделяла организации жизни колонистов на Волге достаточно много внимания. В одном из ее указов по межеванию земли для данной колонии говорится: «Выбрать из празднолежащих земель удобное к поселению место, мерою не менее определенных участков по нынешней пропорции как на 90 семей… купить лесу на построение селения».

Это происходило в первые два года после издания второго пригласительного указа императрицы. Правая высокая сторона Волжского побережья была к этому времени, по-видимому, уже прилично заселена, и теперь происходило освоение левого берега, более привлекательного землей — плодородными заливными лугами, но и более опасного из-за набегов кочевых народов, татар, башкир и других, которых всех скопом называли тогда «киргизами».

Следующий важный момент — первопоселенцы не были представлены в голой степи сами себе, как сообщается в некоторых иссследованиях, но получали законную помощь от государства. В данном случае для выбора места, планирования колонии и ее строительства был назначен военный инженер Иван Райс.

Под его руководством оказывалась и помощь государства для первичного устройства. Каждая семья получала 30 десятин земли, в том числе 15 десятин пахотной, 5 — леса, 5 — выгонов и 5 десятин под строения. Также каждой семье выдавалось по одной-две лошади, корова, инвентарь и подъемные деньги.

К трудностям первого периода, связанного с необходимостью присобления к суровому, по сравнению с германским, климату левобережные колонии серьезно страдали от набегов кочевников, забиравших скот и имущество, а также людей для продажи в рабство. Поселения обносились заградительным валом, строились наблюдательные вышки, что в первые годы мало помогало.

Так, сообщается, что староста поселения однажды обращался к императрице с просьбой отложить взимание долгов в связи с тем, что большинство мужчин были захвачены налетчиками, которые требовали выкуп за каждого пленника по 150 рублей. Екатерина II выделила нужную сумму для их выкупа.

Предполагаю, что этот случай был у наших предшественников на поволжской земле не единичным. Известны случаи набегов степных кочевников с сожжением колоний и массовым убийством людей.

Лишь со временем освоились жители на новой земле. Занимались они выращиванием всех, практически, видов сельскохозяйственных культур и животноводством. Занимались выращиванием аниса — травянистого растения с пряными и лекарственными свойствами, известными со времен древних греков и римлян. Анис «Баронский» славился на всю округу. А далее сообщается, что была открыта хлебная биржа и ярмарка, регулярно работавшая два раза в неделю. В колонии появились три мельницы и фабрика по выделке кож.

Важную роль играла пристань, которая славилась торговлей лесом и пшеницей. Лес спавлялся из Верхнего Поволжья и находил большой спрос во всех селениях. Твердые сорта пшеницы подвозили из окрестных сел в амбары, построенные вдоль берега, отсюда зерно отправлялось на продажу в Петербург и за границу.

Колония и округ славились выращиванием американского сигарного табака, который обрабатывался на местной табачной фабрике и затем поступал на внутренний и зарубежный рынок. Здесь было начато пивоварение, которое вылилось впоследствии в заводы по производству знаменитого «жигулевского» пива.

Наряду с сельским хозяйством и животноводством довольно скоро стали создаваться кустарные мастерские, которые переросли в предприятия по выпуску плугов, борон, веялок и другого оборудования. Со временем эти предприятия перерастали в заводы, из ворот одного из которых вышел в дальнейшем первый серийный советский трактор.

В Екатериненштадте было открыто первое русское Центральное училище в немецких колониях Поволжья, а также в числе первых в Заволжье появился телефон.

Примерно к столетию образования колонии ее жители совместно с другими поволжскими колонистами установили в Екатериненштадте прамятник Екатерине II, созданный знаменитым скульптором Петром Карловичем Клодтом. Возле памятника был разбит сад, ставший любимым местом отдыха жителей. Памятник снесли в начале 1930 года, а в годы войны отправили на переплавку.

Дальнейшая судьба жителей колонии известна, с началом войны они были выселены за Урал. Сама колония после ряда переименований с мая 1942 года получила название город Маркс Саратовской области. В наши дни, после перестройки в России, произошло, в некоторой степени, и осознание исторической несправедливости. Свидельством тому является восстановление в 2007 году в городе Марксе памятника Екатерине II. Знаменательным является и факт установления памятника Фритьофу Нансену, организовавшему в 1921—1922 годах хлебные экспедиции для помощи голодающим детям Поволжья.

Вот так мы «заглянули» в сложное переплетение судеб народа, поселений и городов, которое должно было пережить наше старшее поколение в течение не только первого «хорошего» столетия на россйской земле, но и в последующие тревожные и окаянные десятилетия.

Уже в первые годы после второго Манифеста Екатерины II, в Россию приезжали не только разрозненные группы людей, как эти «люди барона Борегарда», стихийно составлявшиеся еще в германских княжествах из разных слоев общества и разных областей проживания. Попросились на жительство и были приняты и организованные и сплоченные религиозными воззрениями группы людей. Так, в 1764—65 годах, то есть уже через два года после приглашения на Волге поселились две религиозные общины: гернгутеры и меннониты. Об этих религиозных сообществах речь пойдет особо.

Наследство Екатерины II

А пока молодая Екатерина II, еще не великая, но ужасно работоспособная, умная и деятельная, как мы видим, конечно-же, была в курсе всех дел относительно хода освоения «пустых» земель. Но помимо этого, она должна была упрочить свое положение как законной, а еще больше как признанной самодержицы. И в этом она тоже преуспела.

Уже на коронацию она взяла и поставила рядом с собой 8-летнего сына Павла Петровича, показывая при этом, что она мать правнука императора Всероссийского Петра Первого Великого, что таким образом сохранится законнная преемственность передачи власти в Доме Романовых. Историки сообщают, что во время коронации она даже обещала, правда, устно, передать власть сыну при достижении им совершеннолетия. Но потом забыла. Что-ж, бывает.

Она оставила после себя действительно великое наследство. Это наследство так же велико, как и неоднозначно. Помимо великих деяний, она оставила по себе сплетни и неудовольствия, как и ряд тайн, не раскрытых до настоящего времени, то есть, в течение более 250 лет.

Личность Екатерины II, помимо мифов и сплетен, настолько интересная, а деятельность настолько разностороняя, что о ней надо говорить подробнее. Тем более, что некоторые результаты ее деятельности — возврат по Российскую корону исконно русских земель по северному прбережью Черного моря, захваченных Османской империей, привели к необходимости заселения и «окультуривания» новых огромных регионов, и этому способствовала деятельность следующих императоров российских, ее сына, внуков и правнуков.

Грани ее деятельности настолько разнообразны, что их можно сравнить разве только с безграничными просторами ее державы. Ее манифесты с приглашением крестьян и ремесленников были лишь одной частью ее государственных мероприятий. Она должна была проявить себя настоящей правительницей государства, заслужить доверие и поддержку русского дворянского окружения. В этом ей было в тысячу раз труднее, чем ее кумиру Петру I, но она добилась своего.

Для величия России она сделала не меньше, чем Петр, хотя было уже другое время, другие взгляды на события, другие подходы. Она не тратила время на балы и маскарады, празднества и фейерверки, хотя и это было присуще для жизни высшего общества того времени. Она старалась укрепить свои позиции и достигала этого тем, что находила правильное решение важных для страны вопросов.

Опыт ее жизни при дворе Елизаветы Петровны, ее наблюдательность, глубокий аналитический ум и умение правильно оценить ситуацию позволили ей утвердиться на российском Олимпе и править (очень хорошо править!) огромной Державой в течение трети века, постоянно приумножая ее территорию, значение в мире и ее величие.

Осознание своей роли и подготовка

к управлению державой

Великая княгиня Екатерина Алексеевна готовилась к руководству великой державой Россией все годы пребывания в стране при дворе Елизаветы Петровны. Об этом она сама пишет в «Записках Императрицы Екатерины II», опубликованных в изданиях Вольной русской типографии Герцена и Огарева в Лондоне в 1859 году.

Немецкая принцесса, совершенно легитимным путем, как супруга будущего Императора Петра Третьего, она вошла в русский правительственный двор Императрицы Елизаветы Петровны и в продолжении 17 лет была Великой княжной со своим «молодым двором», определенными правами и одной лишь обязанностью — родить очередного наследника, чтобы продолжить род Петра I на российском престоле.

Этот период ее жизни она описывает как время бесконечных развлечений и танцев, переездов из одной резиденции в другую, время склок и флирта при дворе на самом высоком уровне. Наряду с этим она отмечает, что в противовес своему бестолковому супругу, она серьезно занималась образованием, как с приставленными учителями, так и самообразованием. Готовясь к высокой миссии в России, она приняла православие, соблюдала все религиозные законы и обычаи и предпочитала прислугу из русских людей, чтобы быстрее и как можно лучше освоить русский язык.

Вписаться в дворцовую жизнь!

Молодая и чувственная женщина, она быстро приобщилась к нравам двора и в ответ на холодность супруга, в открытую предпочитавшего других женщин, также заводила любовников. Время и нравы высшего общества того времени были таковы, что не иметь любовника считалось неприличным.

O tempora, o mores!

Она не отставала от других великих и невеликих княгинь и принцесс, имела несколько беременностей, возможно, от разных мужчин, закончившихся неудачно. С рождением сына-наследника у нее как-то не получалось, что она сама объясняла недостаточным вниманием к ней ее законного супруга. В приведенной книге-исповеди она прямыми намеками проиводит читателя к мысли о том, что Елизавете Петровне после долгого ожидания важно было получить от нее наследника, и уж не так важно, от кого, от ее бестолкового племянника, или кого угодно, но чтобы был мальчик.

Елизавета Петровна якобы даже велела фрейлине Чоглоковой, приставленной к Екатерине в качестве наставницы и шпионки, нанять красивую вдовушку аптекаря, чтобы та научила дурака-племянника делу. Можно предполагать, что дело улучшилось после операции по поводу фимоза у супруга. Или вдовушка аптекаря хорошо справилась со своими обязанностями. Или все-таки… Салтыков помог? Но на одиннадцатом году жизни при дворе Екатерина разрешилась, наконец, мальчиком, нареченным Павлом.

Есть наследник!

Императрица сразу же забрала от нее ребенка, решив воспитывать его в любви ко всему русскому, в отличие от прусского духа, пропитавшего его племянника Петра. А про только что родившую мать, как пишет Екатерина, совершенно забыли, и она двое суток лежала одна, без какой-либо помощи — еле выжила.

Такое поведение всевластной Елизаветы привело позднее к кривотолкам о том, что рожденную девочку подменили родившимся в это-же время мальчиком-калмычонком, лишь бы был наследник мужского рода. Ребенок был до чрезвычайности курносым, что не укладывалось в профиль двух длинноносых родителей. Это особенно заметно на картине художника Георга-Христофора Гроота, где счастливые родители представлены с мальчонком лет пяти-шести, одетым по-восточному и в чалме. Хотя находились люди при дворе, как сообщают хронисты, которые отмечали внешнее сходство Павла с отцом Петром Федоровичем.

Ходили слухи и о другой версии. По этой легенде к моменту родов во дворец доставили только что родившегося ребенка из чухонской (так называли в то время эстонцев и финнов, населявших окрестности Петербурга) семьи из близлежащей деревни Котлы, которую в течение одной ночи снесли до основания, а жителей вместе со священником переселили в Сибирь. Позднее в Сибири объявился «брат Павла I Петровича», которого привезли в Петербург, несколько месяцев допрашивали, а затем отправили обратно.

Вопрос о подмене ребенка как-то не укладывается в сообщения современников о том, что при родах присутствовала целая высокая компания в лице самой императрицы Елизаветы Петровны, мужа Петра Федоровича и особенно доверенных лиц императрицы братьев Шуваловых. Навряд ли при столь многочисленном представительстве подмена ребенка могла остаться в тайне. А вместе с тем, присутствие при родах высоких особ могло быть создано специально, чтобы запутать вопрос, а?

Еще раз: O tempora, o mores! Каковы времена, таковы и нравы!

Бабка Елизавета Петровна воспитывала Павла именно как будущего наследника, надеясь исправить ошибку выбором своим наследником Петра, сына голштинского герцога Карла Фридриха, племянника шведского короля Карла XII. Слухи, сплетни или разговоры при дворе о сомнительном отцовстве не прошли впоследствии мимо ушей Павла I Петровича, самого «некрасивого», как пишут о нем, императора, который своему министру даже давал задание прояснить вопрос о его происхождении. Также он велел сохранить и проанализировать все документы, оставшиеся после скоропостижной смерти матушки. Но и эти документы, как и вышеуказанные «Записки» матери свет на его происхождение не пролили.

Тайна рождения Павла I тревожила императорский дом Романовых в течение всей дальнейшей его истории. По воспоминаниям современников, Александр III, а это почти через сто лет, в связи с кривотолками относительно рождения Павла I Петровича, даже создал закрытое общество из доверенных людей, которое должно было заниматься изучением генеалогии рода Романовых. Узнав, что его прадед — вероятный сын Салтыкова, воскликнул: «Слава Богу, мы русские». А получив от историков опровержение, облегченно вздохнул: «Слава Богу, мы законные».

И еще дети?

Как донесли до наших дней злые языки, молодая и здоровая великая княгиня Екатерина за 17 лет при дворе успела родить нескольких детей, законность которых вызывала сомнение. Упоминается о двух девочках, и сыне. В хронологическом порядке это выглядит следующим образом.

Еще при жизни Елизаветы Петровны она 9 декабря 1757 года родила дочь Анну Петровну, которую Петр Федорович не хотел признать своей, но под давлением тетки Елизаветы и хорошего денежного вознаграждения согласился признать законнорожденной. Ходили слухи, что отцом девочки являлся Станислав Понятовский, саксонский представитель при дворе, который незадолго до рождения девочки был отослан в Польшу, где в 1764 году с помощью Екатерины (уже императрицы) был провозглашен королем.

Елизавета Петровна не доверяла воспитание детей молодым супругам и редко допускала свидания с ними. Но несмотря на такие предосторожности Анна Петровна, великая принцесса, умерла 19 марта 1759 года, в возрасте одного года и трех месяцев от оспы.

Кому тайные роды, кому развлечение

Затем 11 апреля 1762 года был снова мальчик, но уж очень явно от ее фаворита того времени Григория Орлова. Елизавета Петровна скончалась 5 января того же года, и на престоле уже был Петр III, так что рождение ребенка от фаворита должно было произойти в строгой тайне. Дело обставили так, что при наступлении схваток гардеробмейстер Екатерины Василий Григорьевич Шкурин устроил поджог своего дома, чтобы отвлечь Петра, любившего наблюдать пожары. Государь поехал смотреть, как горит дом, а государыня за это время успела родить сына и тут же передать его на воспитание Шкурину, с детьми которого он рос в детстве.

Ребенок получил имя Алексей Григорьевич Бобринский и в 1774 году вместе с сыновьями Шкурина был отправлен учиться за границу, в специально для них организованный пансион в Лейпциге. Затем он с золотой медалью окончил Сухопутный кадетский корпус, получив чин армейского поручика. В армии, однако, не служил, а по уставу Кадетского корпуса того времени вместе с другими лучшими выпускниками получил право на трехгодичное путешествие по стране и за границей. Живя несколько лет за границей, сделал огромные долги, чем вызвал недовольство матери, определившей ему место жительства в городе-крепости Ревеле.⁴

После увольнения из армии в чине генерал-майора А.Г.Бобринский удалился в свое имение Бобрики в Тульской губернии. Был женат на баронессе Анне Унгерн-Штернберг, с которой имел четырех детей. А кроме того, граф Бобринский имел еще и внебрачного сына Райко Николая Алексеевича (1794—1854), российского офицера, участника Освободительной войны Греции 1821—1829 годов, подполковника греческой армии.

Еще три девочки?

По слухам, распространявшимся английским послом Геннингом, Екатерина II и граф Григорий Орлов были родителями еще двух девочек, которых под фамилией Алексеевы воспитывала первая камер-фрейлина и поверенная императрицы Протасова, называя их своими племянницами.

Последним ребенком Екатерины II, по-видимому, следует считать Елизавету Григорьевну Темкину (24 июля 1775 — 6 июня 1854), предположительно от Григория Потемкина, ее фаворита того времени и сподвижника, с которым она, по слухам, была тайно обручена. Девочка родилась и воспитывалась в московском доме князя Григория Потемкина, считалась его дочерью с укороченной фамилией, как это было принято в то время для незаконнорожденных, но признанных детей.

Ее рождение Екатериной вызывало сомнение у современников по причине того, что Екатерине в 1775 году было уже 46 лет, то есть, была в сомнительном родоспособном возрасте. Косвенным подтверждением этому является и то, что сама Екатерина ее дочерью не признала до конца своей жизни.⁵

Укрепление монаршей власти

Сумбурный приход к власти уже через полгода после смерти Елизаветы Петровны стал для Екатерины возможным благодаря бездарности правления Петра III, восстановившего против себя своим преклонением перед всем «пруссаческим» и дворянство, и армию. Как только она узнала о том, что он отдал приказ строить для нее дом на территории крепости Кронштадт, куда он решил заточить ее и жениться на своей любовнице Елизавете Воронцовой, она поняла, что тянуть с переворотом нельзя.

Ей помогли гвардейские офицеры братья Орловы, с одним из которых, Григорием, она находилась в любовной связи. Все пятеро братьев Орловых были любимы в армии, они и еще несколько офицеров (братья Иван и Никита Панины, братья Алексей и Кирилл Разумовские, Петр Пассек и другие) сумели убедить солдат выступить против Петра III и возвести на престол Екатерину, имевшую к тому же сына, законного наследника Павла Романова.

Дворянский род Орловых

в судьбе Екатерины II

Первые годы после государственного переворота были временем, о котором Екатерина писала подруге, что «Орловы — это для меня все». И действительно, примерно первое десятилетие своего правления она могла быть уверенной в беспрекословной поддержке армии благодаря Григорию Орлову и его братьям.

Дворянский род Орловых взял свое начало от бывшего стрелецкого подполковника Ивана Ивановича Орлова. Этот стрелецкий начальник по прозвищу Орел, приговоренный к смертной казни, был прощен Петром I за храбрость, проявленную на пороге смерти. В дальнейшем он верой и правдой служил Императору.

Но сына своего Григория Ивановича он направил не в армию, а на государственную службу, и тот со временем стал Новгородским губернатором. В 51 год он женился на 24-летней дворянке Лукерии Ивановне Зиновьевой, которая подарила ему 9 сыновей, из которых выжили пятеро. Отец воспитывал своих сыновей по-спартански, тем более что этому способствовала унаследованная еще от деда природа. Все они были уже с юности богатырского телосложения, как на подбор высокими, стройными и крепкими парнями.

Все они поочередно, Иван, Григорий, Алексей, Федор и Владимир, были записаны отцом в Императорский сухопутный шляхетский кадетский корпус — военное училище для детей дворян (в то время называвшейся на польский манер шляхтой). Однако, в числе выпускников корпуса братья Орловы замечены не были, очевидно, по причине того, что они, неимоверно храбрые и честолюбивые, рвались на фронт, в действующую армию. Ведь шла Семилетняя война с постоянным противником Пруссией, надо было успеть отличиться, завоевать награды и признание.

Все они явились активными участниками государственного переворота и прихода Екатерины к власти, за что были ею возведены в графское достоинство. Наибольшую известность получил Григорий Орлов, тайный возлюбленный Екатерины, а после утверждения ее самодержицей, ставший ее официальным фаворитом.

Не закончив обучение в Кадетском корпусе, он в битве при Цорндорфе остался в строю после трех ранений, заслужив признательность в среде офицеров и солдат. Он возвратился в Петербург в свите плененного графа Шверина, личного адьютанта Фридриха II, и после некоторых любовных похождений (а чем еще заниматься гвардейцу вне войны?) попал в поле зрения созревшей для любви 30-летней и скучающей великой княгини.

Обеспечив приход Екатерины к власти, он в короткий срок занял самые высокие посты в армии и государстве. Он собирался жениться на Екатерине, для чего для него был исхлопотан титул князя Римской империи. Его желание жениться на государыне поддерживали все его братья, но при дворе были и трезвые головы, имевшие большой вес и такие же заслуги при восхождении Екатерины к власти, как и братья Орловы.

Таким властным вельможей был Никита Панин, руководитель внешней политики и наставник цесаревича Павла, активный участник возведения Екатерины на престол. На заседании Государственного Совета он по этому поводу заявил, что «Государыня властна выйти замуж, но госпожа Орлова никогда не станет Государыней», а когда Григорий Орлов начал по этому поводу возмущаться, то добавил, что и его могут «вздернуть». Подтверждением тому был назревший против Орловых заговор, известный как «дело Хитрово», заговор гвардейских офицеров против братьев Орловых в 1763 году. На улицах Москвы и Петербурга люди срывали со стен портреты императрицы и Григория Орлова, которого считали братом убийцы законного императора Петра III.

Отступив от мысли женитьбы Григорий Орлов старался пополнить свое образование, но все-же, по мнению самой императрицы, не преуспел в этом. Он не проявил себя как государственный деятель, не стал ее правой рукой, как позднее Григорий Потемкин, а был только проводником ее замыслов.

Как пишут историки, не отличаясь крупным умом, но мягкий и добрый, он поддерживал ее в благих начинаниях, особенно первые годы ее царствования. Он участвовал в Комиссии по составлению Уложения, был выбран в Маршалы (руководителем комиссии), но отказался от этого звания. «Не царское, мол, это дело — четыре дня в неделю заниматься говорильней». Да еще в этой глуши, в Москве. Лучше жить в соседней комнатке государыни и спать в ее обьятиях!

Но он был способен выполнять ее особые поручения. Так, в 1771 году он был послан Екатериной в Москву для борьбы с «моровым поветрием» — чумой, принесенной в Москву из Северного Причерноморья во время русско-турецкой войны. Умирало больше тысячи человек в день, что привело к чумному бунту с убийством архиепископа Амвросия. Толпа разграбила Чудов и Донской монастыри и стала громить богатые дома, карантины, чумные больницы. Григорий Орлов действовал умело и решительно и сумел ликвидировать чуму и навести там порядок.

Во время первой турецкой войны он выдвинул план освобождения Греции и настоял, совместно с братом Алексеем, на посылке флота в Средиземной море.

В 1772 году был направлен в Фокшаны для переговоров с турками, но выведенный из терпения двуличием турок, прервал переговоры, чем вызвал неудовольствие императрицы.

Ну что тут поделаешь?

Не дипломат он с натянутой улыбкой на лице, а простой русский рубаха-парень…

Он был 11 лет фаворитом императрицы Екатерины II, затем, получив «отставку», 43-летний Григорий Орлов женился на своей 18-летней двоюродной сестре Екатерине Зиновьевой. Брак был недолгим, через 4 года супруга скончалась от чахотки. Григорий помешался рассудком и тоже умер еще через 2 года в апреле 1783 года.

Его брат Алексей Орлов (1737—1808), генерал-аншеф. Как самый даровитый из братьев, был инициатором переворота 1762 года, удавшегося главным образом, как утверждают историки, благодаря его расторопности и распорядительности. В 1765 году он был командирован на юг для преупреждения готовившегося там восстания среди казаков и татар. С заданием успешно справился.

Был, по-видимому, больше дипломатом, чем касавчик младший брат.

Первая турецкая война застала его в Италии, где он находился на лечении.

При этом интересно, чем мог болеть этот, как бык здоровый, детина, чтобы ему надо было лечиться обязательно в Италии? Не иначе, как «французской болезнью», лечившейся в то время исключительно меркурием, то бишь, ртутью, которую надо было точно дозировать, а это могли лучше всех делать итальянские врачи, имевшие 2—3 вековой опыт лечения болезни, не знавшей границ и залетевшей в Россию вместе с увлечением дворянства галломанией, то есть, всем французским.⁶

А поправивший здоровечко в Италии Алексей Орлов направил в Петербург составленный им план действий против Турции в Средиземном море и был назначен руководителем всего мероприятия. В этой роли он оставался до окончания войны и достиг важных успехов. За победу над турецким флотом под Чесмой был награжден титулом Чесменский. В 1773 году он сумел заманить к себе на эхту и пленить самозванку княжну Тараканову.

После войны в связи с охлаждением Екатерины к брату он и к себе испытал ее холодное отношение. В 1775 году уволился со службы. Жил в своем Орловском имении, разводил лошадей (знаменитых Орловских рысаков путем соединения арабской, фрисладской и английской породы).⁷

Владимир Григорьевич Орлов (1743—1831) на 20 году был отправлен в Лейпциг, где в течение 3 лет занимался естественными науками. В 1766 году был назначен директором Академии Наук. Он содействовал научным экспериментам (Паллас) и заботился о русских студентах за границей. В 1767 году сопровождал Екатерину в ее путешествии по Волге, которое описал в своем дневнике. В 1775 году был уволен от всех дел и перехал в Москву.

Иван Григорьевич Орлов — старший из братьев, награжденный пенсией за государственный переворот 1762 года вскоре вышел в отставкау и жил в Москве или своих поволжских имениях.

Федор Григорьевич Орлов (1741—1796) генерал-аншеф. Юношей участвовал в Семилетней войне. После переворота 1762 года был назначен обер-прокурором одного из департаментов Сената. Во время турецкой войны участвовал вместе со старшим братом Алексеем в блистательной «Архипелагской экспедиции», кстати, оказавшейся совсем не блистательной, так как своей цели, освобождение греков из-под османской тирании, она не достигла.⁸

Примечания

4

После смерти Екатерины Павел I облагодетельствовал брата Алексея Григорьевича Бобринского. Он разрешил ему жить в Петербурге, возвел в графское достоинство и пожаловал ему огромный дом князя Орлова.

5

Княгиня Елизавета Темкина прожила долгую жизнь, была замужем за Иваном Христофоровичем Калагеорги, сыном греческого дворянина, секунд-майором, вице-губернатором Херсонской (1809—1816) и губернатором Екатеринославской губерний (1817—1820). Супруг был добрейший человек, друг дюка де Ришелье, основателя Одессы. Пара имела 10 детей, внуки вспоминают, что большое семейство Калагеорги «жило дружно, весело и шумно».

6

Помните, у А.С.Пушкина: «… с меркурием в крови…»: «За старые грехи наказанный судьбой, /Я стражду восемь дней, с лекарствами в желудке, /С Меркурием в крови, с раскаяньем в рассудке — /Я стражду — Эскулап ручается собой».

В. Вересаев, врач и писатель, в книге «Пушкин в жизни» пишет: Многих биографов смущает этот «меркурий в крови», не был ли Пушкин болен сифилисом? Данных для этого нет решительно никаких,…. медицина того времени все три венерические болезни не считала качественно различными, и все они лечились ртутью (при гоноррее — внутрь). Вот так, одним росчерком пера оградил любимого поэта России от неудобной болезни. И на том — спасибо.

7

Павел I, считая его убийцей отца, что было у всех царедворцев на устах, после прихода к власти придумал для него особенно изощренное наказание — заставил его нести корону Петра III при перенесении его останков из Александро-Невской лавры в Петропавловский собор. Он боялся за свою жизнь, но сумел уехать за границу, жил там, пока его не позвал обратно Александр I.

8

Греки вышли из под турецкого ига значительно позднее, когда с принятием Лондонского протокола от 3 февраля 1830 года, подписанного Российской империей, Великобританией и Францией Греция была признана независимым государством.