Кровь Альбарруды. Милитари детектив

Артур Берг

Небесный Старик дал тебе шанс, Дэн. Не подведи его и постарайся остаться самим собой, что бы с тобой ни случилось. Ведь тот простоватый беспризорник, и рядовой Солёного батальона, и студент из Рио – это всё ты… Что? Не стоит вспоминать? Но почему же случайная фраза так легко отбросила тебя на десять лет назад? Туда, где остались вечные друзья и непрощёные враги. И полны сил взрослые, вовремя подавшие надёжную руку. И где была Она, единственная и всё-таки не забытая…

Неприятности продолжаются

Утром прибыл маленький скоростной глиссер, с ветерком доставивший меня на место вчерашнего побоища.

Первым, кого я увидел на палубе несчастной «Ла Эсперансы», был военный комиссар Гаэтано.

Сердце, ёкнув, остановилось. Я мысленно поздравил себя с приходом ещё одной чёрной полосы, но отступать было поздно. Комиссар узнал меня. Он медленно снял узкие тёмные очки и, бесстрастно уставившись в яркое небо над моей головой, резко бросил стоявшему за ним человеку в форменной рубашке песочного цвета:

— В седьмую каюту.

Меня вели по яхте, которую я впервые разглядел по-настоящему. Издали она смотрелась великолепно, вблизи непритязательно. То, что я увидел на ней, было ужасно, даже если бы здесь не было комиссара. Эксперты со своими кисточками и пакетиками ещё работали, не все трупы были убраны, кровавые лужи, облепленные паутами, уже подсохли. Осколки плафонов и оконных стёкол вперемешку со стреляными гильзами хрустели под ногами. Следы от автоматных очередей изрешетили всю палубу. Дверь в капитанскую рубку была разворочена взрывом. Я посадил занозу, нечаянно прижав ладонь к расщеплённому пулей лееру. Красавица яхта поникла.

Внутри повреждения были сильнее, несмотря на какое-то подобие уборки. Навстречу попался всё такой же невозмутимый стюарт с совочком в руке и здоровенным синяком в поллица. Он остановился, приподняв бровь и пропуская нас.

Меня допрашивали долго, заставили ещё раз проползти по тайной галерее, потребовали показать на карте место моего островного «заточения». И снова люди Гаэтано давили на психику всеми возможными способами, устраивали перекрёстный допрос, пытаясь поймать на мелочах, прерывая, заставляя повторять мой рассказ и заостряясь на самых незначительных эпизодах. Это была их работа. Я не обижался. Как можно обижаться на шум дождя или на вой лесных собак? Не грызут — спасибо и на том. Дознаватели ушли, оставив мне несколько чистых листков и ручку. Я углубился в сочинительство. Неужели моим злоключениям приходит конец? Завтра встречу Тимми, ребят и оторвёмся по полной. В голову полезли разные непристойности — юбки, лифчики, текила, Фред с девчонками, танцующими на столе…

В каюту вошёл какой-то неброский парень в просторной футболке навыпуск, с несоразмерной надписью «СUBA» на груди, осмотрелся и спросил:

— Где Крессмо?

Я пожал плечами.

— А ты кто?

— Рядовой Фабундос.

Теперь пожал плечами он:

— Не рано тебя призвали, рядовой? Погоди-ка… Ты Дэн?

— Он самый.

— А что ты здесь делаешь? — Он взял первый лист и быстро просмотрел. — Чистосердечно раскаиваешься? Ладно, пиши пока… А заодно готовься к расспросам в Департаменте.

— В каком Департаменте?

— В нашем, приятель. Называется он красиво — Национальная безопасность. Ещё не знаком с такой штукой?

— Как! — искренне возмутился я. — Это разве не всё?

— Нет. Ты последний, кто видел Джамбу.

— Я его только слышал.

— А мы не знаем, — покачал головой парень, усаживаясь прямо на стол. Потом, дыхнув пивными парами, приблизил ко мне своё лицо. Колючие глаза пробуравили меня насквозь. Маленький эбонитовый череп на цепочке дёрнулся в мою сторону и, отскочив, застыл. «Че» — успел прочитать я на его блестящем лбу.

— Ты как-то легко с корабля исчез. Помог негодяю скрыться и исчез.

Даже люди комиссара не могли придумать такого сюжета. Я не понял, что произошло. Моё левое веко дрогнуло, закрывая зрачок, а рука, опережая запоздалую мысль об элементарной осторожности, воткнула сжатый кулак в расслабленную челюсть хама. Он не был готов к удару. Его смело со стола, а я остался сидеть, потирая фаланги пальцев. Из-под занозы выступила кровь.

Парень поднялся и, отряхнувшись, опять водрузился на стол. Мы помолчали, старательно разглядывая друг друга. Потом он протянул раскрытую ладонь и сказал:

— Лейтенант Блоук.

Я не хотел жать ему руку. Он насильно выхватил мою кисть и встряхнул ею:

— Ладно, проехали эту остановку. Я сам напросился, в следующий раз сяду подальше… когда будешь у нас.

Кажется, он хотел спросить ещё о чём-то, но в пустом иллюминаторе показалось усталое молодое лицо с каплями пота на хмуром лбу:

— Гран!

— Чего тебе.

— Не поверишь. Наши парни среди убитых бандитов опознали бывшего спецназовца.

— О! — Лейтенант поднялся. — Ты бредишь, Санчо.

— Это Нортон. Ты должен помнить его.

— Замолчи, я иду.

Странный парень ушёл внезапно, оставив мне ещё одну головную боль. Судя по тому, как ребята из Департамента расправились с бандой Гунивары, мне там придётся совсем не сладко. Я скис, предчувствуя недоброе.

Однако недоброе произошло почти сразу — появился Гаэтано в сопровождении одного из дознавателей.

— Крессмо, оставь нас одних.

Военный комиссар подождал, когда за офицером закроется дверь, бросил на треснутый журнальный столик тонкую зелёную папку, снял и положил рядом очки, и, словно разминаясь перед решающим поединком, прошёлся по комнате. Потом, откашлявшись, приземлился на диван и помассировал дряблую кожу вокруг глаз.

— Мне глубоко плевать, какие подвиги ты тут совершал. Этим занимается другое ведомство, наше дело маленькое — содействовать в расследовании. С этой задачей мы успешно справляемся.

Он замолчал, всё ещё не договаривая главного, ради чего затеял свой монолог. Потом продолжил:

— Скоро тебя затребуют в Департамент безопасности, у меня, к сожалению, мало времени. Поэтому я спрашиваю прямо: где часы?

Я не понял или не верно расслышал и переспросил:

— Что?

— Не изображай тугодумие, не надо… Где золотые «ролексы» убитого тобой капитана Шимански?

Зашевелились, гремя костями, всеми позабытые скелеты. Ого, в какую древность полез Гаэтано. Но здесь я чист, главное — не переиграть.

— Тебе освежить память?

— Спасибо, я помню.

— И?

— Было темно и часов я не видел.

Откуда они всплыли? Вопрос о часах два года назад даже не поднимался. Спрашивали о пистолете, о документах капитана, и, кажется, о деньгах за предательство.

— Браунинг был точно, господин комиссар. Шимански ранил меня, я почти сразу отключился. Может, и не было часов?

Гаэтано, не слушая объяснений, раскрыл папку и перелистнул несколько обтянутых целлофаном бумажек:

— Из показаний задержанного Эфа Каттанеды: «на моих глазах Хорхе Маркес помог офицеру застегнуть на руке золотые часы, передал ему пистолет, документы и крупную пачку долларов США со словами…» м-м… «Утром… мы обнаружили его тело в развалинах… Деньги в сумме…» м-м… «мы поделили там же… Уго по прозвищу Кот забрал ботинки и ремень… документы, армейскую куртку и пистолет предъявили Маркесу… Часов не было». Ну, где они?

— Господин комиссар, я там со страху даже свой автомат оставил, а Вы говорите о вещах мертвеца! Я на пушечный выстрел не подошёл бы туда.

Всё переворошил из-за куска золота, гробокопатель чёртов. Ну и ломай голову! Часы эти давно заложены-перезаложены, сорок раз проданы, любуется ими теперь какой-нибудь торгаш-лавочник или офисная крыса. Неужели такой драгоценный экземпляр, а? Может, с бриллиантами? Или раритет? Тогда Тимми, наверное, здорово продешевил, отдав их за пятьдесят одной бумажкой…

— Значит, по-хорошему мы с тобой не договоримся… Крессмо! — крикнул Гаэтано. Наверное, будут бить. Я потрогал ноющее плечо.

Показался помощник комиссара.

— Позови доктора Локка… Медицина развяжет тебе язык, упрямец.

Это что-то новенькое. Я затравленно осмотрел каюту. Пытаться бежать было глупо, возле двери замаячили угрюмые фигуры полицейских. Один из них, уверенно войдя внутрь, остановился позади меня, загородив приоткрытое окно.

— Время уходит, мальчик, — Вкрадчивый голос комиссара последний раз намекнул на компромисс. Я молчал, сердце бешено застучало.

Через минуту появился лысый старичок безобидного вида с кожаным чемоданчиком. Одновременно с ним зашли двое крепких мужчин в одинаковых коричневых рубашках с нагрудными кобурами поверх и встали по бокам от меня. Старичок, что-то мурлыча себе под нос и совершенно не обращая внимания на окружающих, занялся приготовлением инъекции. У меня не было ни малейшего желания становиться подопытным кроликом. Что же делать? Оставался последний позорный, но довольно эффективный ход. Выбирать не приходилось — лысый гриб уже закачивал в шприц желтоватую жидкость. Я глубоко втянул воздух, показывая полнейшее смирение с ситуацией, но вместо тяжёлого выдоха заорал во всю глотку:

— Помогите!

Первый из коричневых мгновенно вбил свою ладонь мне в горло, сразу же бесцеремонно обхватив мою шею свинцовым бицепсом и словно тисками вывернув за спинку кресла моё левое запястье. Я стал задыхаться, пытаясь откашляться, перед глазами закружились разноцветные конфетти. Второй воткнул кулак мне под рёбра и резко вытянул вперёд мою правую руку. Скорчиться и уронить враз потяжелевшую голову не получилось. В животе зашевелились горячие гири, однако я оставался в сознании — сотрудники военной полиции были профессионалами и знали, как применять свои навыки.

— Осторожнее, Фанки… Всё, парни. Отпустите его… и оставьте нас.

Старичок закрывал чемоданчик, бубня свой рэп. А как же укол?

Старый доктор что-то вполголоса сказал комиссару и вслед за широкоплечими службистами шагнул к двери, но вдруг растворился в голубоватом тумане. От неожиданности я сильно прижал ладони к лицу — что такое? Потом убрал руки и поморгал. Нет, всё в порядке. Наверное, показалось. Я огляделся. Гаэтано пристально смотрел мне в глаза, словно пытаясь загипнотизировать. Нет, господин комиссар, этот фокус у Вас не пройдёт. Мне не восемь лет, а Вы не цыганка с побережья, которой я когда-то безвольно протянул на деревенской дороге полдоллара…

Внезапно веки защипало, я встряхнул головой и тут же вскинул брови — комната стала медленно округляться, а я поплыл вверх! Исчез доктор со своими подручными, пропал Крессмо. А комиссар, продолжая сидеть на своём месте, начал незаметно сдуваться, постепенно уменьшаясь в размерах, и вскоре оказался крохотным как геккон. Он даже чем-то стал на него походить, растопырив свои приплюснутые пальцы на стекле стола и выпучив поднятые на меня фиолетовые глазки. Я усмехнулся и хлопнул по нему рукой, но моя ладонь, прошив его неосязаемое тельце, лишь окунулась в пустоту. От этого взмаха сам я вдруг сделал мягкий кувырок и растёкся по куполу потолка. Ничего себе! Стены каюты неимоверно разбухли, пол, прогибаясь, увлёк за собой маленькую смешную ящерицу. Теперь она, став совсем мизерной, сидела в самом низу шара и запрокидывала свою коричневую головку, не отрывая от меня взгляда. Все святые! И эту жабу я боялся? Ха-ха! Посмотри-ка, Дэн! Сейчас ты плюнешь и она утонет в твоей слюне! Забавное земноводное раскрыло широкий рот, и, пошевелив тоненьким яэычком, спросило:

— Где часы?

Меня чуть не разорвало от хохота — оно ещё и разговаривает! Так весело мне было только один раз в жизни, когда Фред Барселона уговорил нас покурить настоящую травку. Тогда по небу летали бронемашины. Но оказаться в колбе с говорящим лягушонком — это было нечто!

— Где часы?

Тимми, спаси! Меня трясёт от смеха — это голоногое чудовище пытается угрожать мне. Те «ролексы», что я снял с Шимански как боевой приз, и которые ты продал, чтобы помочь сестрёнке, мы должны вдруг отдать просто так, за спасибо! Без них никак не может закончиться арсенальное дело. Да пошли они все вместе взятые во главе с комиссаром!

Хвостатый лягушонок подпрыгнул и скатился обратно. Я, потешаясь над ним, поманил его рукой.

— Кому Тимми продал часы? — опять проквакал мой сказочный приятель.

Я удивлённо рассмеялся. Откуда он узнал, что часы кому-то проданы? Вот хитрец. Кто ему сказал? Тимми, я знаю одно — на те полсотни денег твоя Дина продержалась какое-то время, а что за бамбук нацепил на себя тикающее золото — не наша забота. Ты согласен, братишка?

— Где, когда он продал часы?

Вот прилепился! Ты чего привязался ко мне, икромёт?

Стенки шара неожиданно завибрировали и внутрь влетел огромный глаз.

— Комиссар! — затрубил глаз. — Я буду вынужден доложить о превышении Вами должностных полномочий.

— Не переусердствуйте, лейтенант! — Лягушонок выпрыгнул из шара.

— Эй, Симон! — Глаз маятником закачался передо мной. — Звони нашему медику в Санта-Ви. Чёрт их знает, что они вкачали пацану. Ребята, живо мальчишку на катер!

Несколько длинных и крепких рук лианами обвились вокруг меня и моментально вытянули из шара. Я ещё пытался расслабленными ладонями оттолкнуть от себя эти толстые канаты и даже перекусить зубами ближайший, но неудачно. И как-то сразу вместо недавней, такой приятной невесомости на меня навалилась многопудовая темнота.