Я дрался в 41-м

Артем Драбкин, 2021

К 80-ЛЕТИЮ НАЧАЛА ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ! НОВАЯ КНИГА ПРОЕКТА «Я ПОМНЮ»! Живые голоса пехотинцев, танкистов, артиллеристов, летчиков, бойцов морской пехоты, воевавших в 1941-м на огромном фронте от Баренцева до Черного моря. Тех ветеранов-фронтовиков, кто принял на себя первый удар Третьего Рейха и чудом выжил в «котлах», танковых атаках, воздушных боях и рукопашных схватках. «22 июня мы должны были идти в увольнение. Рано утром я услышал гул самолетов, а потом взрывы… Брестская крепость превратилась в море огня. Кругом все горело и грохотало…» «Штыковая – это страшно! Я успел увернуться и штык прошел по касательной к голове, а тут уже я его в живот свалил, встал и побежал дальше. Сбили мы их…» «Взревели моторы, и полк помчался в атаку. Здорово мы погорели там. Немцы остановились, на наших глазах быстро развернули артиллерию, и как дали нам прикурить! Расстреливали, как в тире. Штук семьдесят этой мелюзги, легких танков Т-26, Т-70 участвовало в атаке, а осталось около двадцати…» «Командир роты-взвода-батальона образца 1941-42 года больше трех атак не может быть живым. Максимально три, либо ранен либо убит, а обычно убит. Редко кому везло. Ведь командиры шли впереди цепи…» «Немцы прекрасно видели, что на дороге в основном гражданские, но разбрасывали кассеты с мелкими бомбами, и кровь там лилась даже не ручьем, а рекой. Кругом изуродованные трупы, вопли, крики этих несчастных стариков, женщин и детей.» «Хороший получился бой, тогда еще не страшно было. Ребята кричали: «Вперед! За Сталина!» и погибали…» В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Котельников Петр Павлович

В 1940 году, когда я окончил четыре класса, к нам в детдом приехал лейтенант Василий Иванович Ушаков, который служил в Брестской крепости. Он привез письмо от командира 44-го стрелкового полка майора Гаврилова с просьбой, чтобы администрация детдома отобрала мальчишек, которые умеют играть на духовых инструментах, чтобы они стали воспитанниками полка. Администрация отобрала пятерых ребят — меня, Володю Измайлова, Володю Казьмина, еще двоих ребят, и осенью 1940 года мы приехали в полк, он тогда размещался в Слободке. В Слободке я и Володя Измайлов пошли в 5-й класс, а Володя Казьмин в 7-й. В марте 1941 года 44-й полк и вся 42-я дивизия были переведены в Брестскую крепость, нас же троих оставили в Слободке, чтобы мы окончили школу. С нами оставался боец музыкального взвода Белов, он на басу играл. В конце мая 1941 года у нас закончился учебный год, и мы переехали в Брестскую крепость. Музыкальный взвод 44-го полка располагался на втором этаже северо-западной части кольцевой казармы. Летом мы изучали марши, сигналы, несли службу дежурными сигнальщиками. Нередко с подразделениями полка мы выходили на стрельбища, где должны были подавать сигналы: начало огня, конец стрельбы и т. д. Сейчас иногда спрашивают: «Чувствовали ли мы приближение войны?» Между рядовыми и младшими командирами такие разговоры ходили. Со стороны Польши неоднократно залетали самолеты, но наши истребители никогда на перехват этих самолетов не вылетали. А те сделают один, два круга и уходят в сторону Польши. Но вот такого, что завтра начнутся бои, — такого не было. 21 июня, в обычное время наш музыкальный взвод вышел на развод караулов. 22 июня мы должны были идти в увольнение. Нам тогда как раз выдали перешитое летнее обмундирование, и мы хотели зайти в фотоателье, сфотографироваться. Но этим планам не суждено было осуществиться. Рано утром я услышал гул самолетов, а потом взрывы… Крепость превратилась в море огня. Кругом все горело и грохотало. В нашей казарме был пробит потолок, отвалился кусок стены, появились первые убитые и раненые. Прозвучала команда: «Тревога!» Кто остался жив, разобрали оружие и инструмент и стали спускаться вниз. По плану мы должны были выйти в свой пункт сбора, который находился около северных ворот, за пределами центрального острова, но, конечно, туда мы пройти не смогли. Когда эта масса людей выбежала на улицу, я побежал вдоль стены в сторону центральных ворот и внезапно почувствовал удар в голову, упал и на какое-то время потерял сознание. Когда пришел в себя, увидел, что нахожусь в одной из казарм, она раньше конюшней была, а потом ее приспособили для размещения личного состава. Знакомых я там не нашел. Многие в этой казарме были в полувоенной или вообще гражданской одежде. Позже я узнал, что в гражданской — это призванный на сборы приписной состав. В этой казарме одни выбивали решетку, чтобы, не выходя во внутренние ворота, выйти за пределы острова, в сторону Бреста, а другие ломали стену в смежную казарму. Но ни то, ни другое сделать не удалось. В казарме возник пожар, загорелись нары, матрасы, и мы были вынуждены ее покинуть. Это было часов в 10–11 утра. У меня была контузия, но я уже сориентировался, где нахожусь и как можно выйти из крепости. Но покинуть крепость мне не удалось, все подступы были перекрыты. Опять пришлось укрыться в помещении, на этот раз на вещевом складе. Туда еще другие бойцы забегали, которые не успели одеться, и им либо выдавали форму, либо они сами брали. Ночью с группой бойцов я перешел в казармы 333-го полка, они находились в центральной части крепости. Большое здание, мощные подвальные перекрытия, даже если бы бомба попала в это здание — она подвальные перекрытия не пробила бы. На этом участке уже была организована оборона, позже мне стало известно, что ее возглавил дежурный по полку старший лейтенант Потапов. Рядом находилось здание заставы, в котором держали оборону пограничники. Позже, когда здание заставы было полностью разрушено, и многие пограничники погибли, к нам в казармы перешел лейтенант Кижеватов с выжившими пограничниками. Сколько мы в этой казарме находились, я не помню, потерял счет дням. День и ночь были перепутаны. И днем, и ночью бомбежка, обстрел. Там я встретился с такими воспитанниками 333-го полка — Петей Клыпой, Колей Новиковым, Петей Васильевым. Мы постоянно держались вместе, выполняли распоряжения руководителей обороны. Нашей задачей было со второго этажа вести наблюдение за немцами. Однажды мы обнаружили, что немцы навели переправу через Западный Буг, и доложили об этом командованию. По переправе был открыт минометной огонь, и на какое-то время движение по этой переправе было нарушено. Еще мы много раз делали вылазки за боеприпасами. В казарме не было специальных мест, где бы хранились боеприпасы. Подвалы были приспособлены для хранения овощей, но к началу войны они были пустыми. Там разместили раненых, за которыми мы ухаживали, организовали морг, а вот с боеприпасами было плохо. Старшие знали, что в каждой роте хранился ящик с боеприпасами, но, как правило, эти ящики завалило. Мы вместе с бойцами искали эти ящики, набивали патроны в противогазные сумки и доставляли их в подвалы. Еще мы неоднократно делали вылазки за водой. Хоть Центральный остров и омывается со всех сторон водой, на самом острове ее не было, так что мы не раз делали вылазки к Западному Бугу. Фашисты знали, что у нас нет воды, и перекрыли все подступы к реке. Так что мы в темное время по развалинам пробирались к Бугу и кто во флягу, кто в котелок, кто в каску набирали воду, после чего старались бесшумно вернуться в подвал. Обстановка в крепости складывалась очень сложная. Мы не знали о том, что уже фронт отодвинулся далеко за пределы Бреста, и ежедневно посылали группы с тем, чтобы определить, где же находятся наши части. Но, как правило, эти группы назад не возвращались. Мы знали, что в Южном городке располагалась танковая дивизия, в Северном — артиллерийский полк, ждали помощи, но ее все не было. Было принято решение женщин и детей, которые оказались в подвале, отправить в плен к немцам. Этот приказ выполнял лейтенант Кижеватов. Собрали женщин и детей, Кижеватов перед ними выступил, сказал, что они должны сдаться в плен, чтобы сохранить свою жизнь и жизнь детей. И, если кому-нибудь удастся выжить, рассказать, как в первые дни сражались в Брестской крепости. Нам тоже предложили пойти, но мы упросили командование, и нас оставили. Из белого полотнища соорудили флаг, и женщины с детьми пошли к немцам. После этого было принято решение прорываться к своим. Прорываться мы должны были через Центральные ворота, выйти в город и там соединиться с нашими частями. Добрались до ворот, там мост через Муховец был, а по другую сторону моста окопались немцы. Стоило нам появиться в воротах, как немцы открыли огонь. Но мы все-таки пробрались через ворота. Мы должны были пробежать через ворота, потом по мосту и забросать немцев гранатами, но это не удалось, силы были слишком неравны. Группа была рассеяна. Я с Володей Измайловым и еще одним нашим музыкантом, Никитиным, метров на 200–300 от моста отбежали и бросились вплавь. Потом и другие бойцы поплыли. Трудно было. Река там хоть и неширокая, но течение быстрое. Тем не менее мы на тот берег перебрались и укрылись в каком-то каземате. Это было 25 или 26 июня. А утром немцы предприняли штурм этого каземата, видимо, они знали, где находятся очаги сопротивления. Ночью была сильная бомбардировка, даже стены качались, а утром штурм… Штурмовые группы ворвались в каземат, часть бойцов погибла. Оставшихся в живых, в том числе женщин и детей, немцы вывели наверх. Женщин и детей построили в одну колонну, бойцов в другую. Мы с Володей Измайловым сперва встали, где женщины, но один из немецких солдат показал пальцем, что нам к бойцам. Так я оказался в плену.