Приключения эльфийской шпионки

Аркуэн Априлхолл, 2023

Забыть себя настоящую, очутиться в чужом мире без памяти, магии и каких-либо подсказок? Да! Ведь это был единственный шанс добраться до Врага, за которым охотилась много веков.Стать шпионкой Тершасса, Империи Драконов, достать украденный артефакт, а затем и вовсе отправиться на смертельно опасное задание? Тоже да!Только возможно ли победить, отказавшись от истинных чувств, так и не приняв себя? И что мне делать со своим сердцем, если оно замирает от одного взгляда на харизматичного и невозможного напарника, шпиона другого государства. Доверять себе точно дохлый номер. Или … все же довериться сердцу?– Шпионские игры- Умная и сильная героиня- Замечательный герой- Много приключений- авторская раса- Любовь, спасение мира, ХЭ

Глава 1.

Я стояла на лугу, вокруг меня простирались холмы, усыпанные фиолетовыми цветами душицы и желтенькими зверобоями, тут же росли и ромашки, и клевер — разнотравье, одним словом. Легкий ветерок доносил волшебный аромат трав, солнышко нежно грело, а в воздухе слышны были гул пчел, мух, шмелей и цокот кузнечиков. В отдалении луга перемежались перелеском, а за мной возвышалась стена векового леса.

Я прекрасно знала названия всех растений и их целебные свойства, могла с точностью рассказать, что за деревья растут в отдалении и от каких болезней помогут их листья, почки, кора. Но кто я? Как меня зовут? Что я здесь делаю посреди лугов? Сколько мне лет? Я ничего не помнила. Я осознавала лишь то, что я — женского пола и довольно юная особа. По крайней мере, руки у меня красивые, по виду, никогда не знали тяжелой работы, и кожа лица на ощупь нежная.

Стояла я босиком, на мне было лишь тоненькое платье светло-розового цвета, точно лепестки пиона, никаких украшений. Хм… нижнего белья тоже нет, впрочем, никакого дискомфорта я не испытывала. Вокруг ни души, чтобы стесняться. Солнышко припекает, но свежий ветерок приятно холодит кожу.

Что я делала в таком виде? Где я? И что мне делать? Ждать у моря погоды? Чтобы кто-то волшебным образом появился и мне все объяснил? Так можно вечность ждать. Надо искать людей. Куда идти? Мне непринципиально. Только надо найти воду напиться, и еще память подсказала, что люди обычно селятся неподалеку от рек.

В лес решила не идти, там сумрачно как-то, крапива и мошкара. На открытом пространстве их ветром сдувает, а в лесу облепят. Еще на поляне можно попробовать найти ягоды, вдруг повезет, и найду землянику? Не то, чтобы я была голодна, но внутри как будто находился реактор, и он требовал подпитки… И я пошла просто вперед.

Мне действительно повезло, и землянику я нашла. Переспелую, правда, много ягод уже подсохло, и на вкус были как изюм, но тем даже лучше, слаще. Наевшись от души, я почувствовала, как прибавилось сил и энергии. Вот они — дары природы!

Я заметила одну странность: ко мне подлетали слепни, платье у меня открытое, рукава короткие, бабочкой, шея и спина открыты: кусай-не хочу, а они улетали восвояси. То ли я невкусная, то ли и вовсе ядовитая. Потом заметила еще странность: я как будто чувствовала насекомых. Видела муравья и каким-то непостижимым образом понимала, откуда он идет, где муравейник. Видела пчелу и понимала, в какой стороне улей. Пришла в голову шальная мысль попробовать отдавать им приказы, ерунду типа: сядь на этот цветок, подними эту веточку, но ничего не вышло. Может, мне голову напекло, и я все напридумывала? На самом деле я не чувствую мысли насекомых?

Но вскоре убедилась, что это не так. По мыслеобразам ящериц и прочей живности я засекла, в какой стороне родник и… о чудо! Родник и вправду там оказался! Вдоволь напившись и освежившись, я пошла вдоль ручья, надеясь набрести на реку.

Ручей привел меня в смешанный лес, по которому я брела уже несколько дней. Удивительно, но на меня никто не нападал, то ли хищников тут не водится, то ли хищники так же, как и комары и слепни, дружно решили, что я невкусная и не имеет смысла ко мне приближаться. Еще удивительней было то, что голода я не испытывала, хоть и ела в последний раз на той поляне землянику. Мой внутренний реактор довольствовался той едой, что я закинула, и не просил ничего большего. Ну а апофеозом странностей оказалось то, что мне не было необходимости спать и справлять нужду ни малую, ни большую. Органы соответствующие имелись, а желание пожурчать не возникало. Как будто все, что я съела и выпила, превратилось в безотходную энергию. Я не уставала, была бодра и полна сил, и вот уже четвертые сутки без отдыха активно топала по берегу речушки. Вообще человек ли я? Крапива меня не жалила, сухие ветки и ежевичные заросли не кололи, а на песчаном бережку я не оставляла следов, будто мои изящные ступни и вовсе не касались земли.

А на шестой день я увидела их. Несколько женщин и пяток девчонок стирали в реке вещи. Тазы с щелоком, отвар мыльнянки, груда перестиранного белья. И шок на загорелых, утомленных работой лицах. Я растянула рот в улыбке:

— Приветствую вас, милые дамы. Я заблудилась. Не подскажете ли мне, в каком направлении поселение?

Но вместо ответа я получила замершие на несколько секунд статуи, а затем истошный, оглушительный визг, исторгаемый из глоток баб и какофонически сливающийся в один. Причем главный вопль издавала одна дородная бабища, ей вторил визг бабы чуть помладше, а остальные так… подвизгивали. Если это оружие массового поражения, то вынуждена признать, очень эффективное. Я чуть разрыв сердца не получила, а ушам вообще несладко пришлось — свернулись в трубочку. Пока я пыталась прийти в себя, легонько тряся головой, девки подхватили подолы платьев и пустились наутек, побросав стирку. Вдогонку я лишь услыхала боязливое и визгливое: «Мавка!», «Ой, бабоньки, мавка!», «Нечисть энта окаянная», «Подымай мужиков!».

Я, что, такая страшная? Посмотрела бы на отражение в реке, но течение создавало рябь, искажая черты лица. И кто такая мавка? Почему меня прозвали нечистой?

— Да где же я нечистая? — обиженно пробурчала я себе под нос, осматривая свои ноги и платье, грязь ко мне не липла, да и плескалась в речке я с удовольствием. — Ни пятнышка, ни грязинки.

Я направила стопы в ту сторону, куда бросились бабы. Нехорошо получилось, может, я была недостаточно вежливой, забыла сказать «пожалуйста»? Может, мавка — это значит грубый, невоспитанный человек?

Дома в деревне стояли бревенчатые, добротные, крытые сосновой дранкой, а частокол вокруг поселения не нес никакой защитной функции — местами обвалился, местами держался на соплях. Вывод: живут тут люди зажиточно, от врагов и лихих людей не страдают. Мой острый взор подметил лесопилку, раскинувшуюся поодаль, у самого края отвоевавшей себе место в лесу деревни. Вот кузница пышет жаром, а вот обнесенные плетнем огороды, курицы и индейки свободно себе пасутся в отведенном им участке.

Меня облаяло несколько собак, не зло, а как бы приветствуя. Чего не скажешь о жителях: мужики похватали вилы, топоры, косы — кто во что горазд — и настороженно, исподлобья взирали на меня. Ребятишки испуганно жались к маминым юбкам, я подняла руки.

— Меня зовут Мелисса, я — путница, попавшая в беду. На нас напали разбойники, мне насилу удалось сбежать. Не могли бы вы оказать гостеприимство и предоставить ночлег, будьте так любезны, — сходу стала сочинять я, — завтра я вас покину, просто покажите в какой стороне тракт.

Бабы зашушукались: «Брехает, з болот пришедши» — «Отколь?» — «Мавка окаянная, морда долгая аки лошадь» — «Пошто бучих иисть не стала?» — «Нонче нечисть хитра, всех съисть хочёт» «Няхай Бог крыеть»

Ах, вот оно что, они думают, я их съесть хочу! Это же фу! Я поспешила объясниться:

— Я безобидная!

Так толпа мне и поверила. В смысле, ни капли не поверила. Вперед вышел здоровенный мужик — такой раз ударит и прости-прощай жизнь — с каким-то камушком на цепочке. Все напряженно смотрели то на меня, то на камушек.

— Не нечисть, — пробасил мужик.

И вдруг меня окатило водой. Целой бадьей холодной воды.

— Да как вы смеете? — процедила я, прикрывая руками груди и кое-что пониже. Шелковое платье прилипло и стало совсем прозрачным.

— Взаправду не нечисть, — загоготали мужики, масляно рассматривая меня.

Тут набежали бабы и начали своих мужиков шпынять, чтобы на чужих не заглядывались при живых-то женах. Одна накинула на меня шаль и увела в сторонку.

— Ты звиняй нас, спугались вначале, уж больно не по-людски ты оболокалася, и зенки-то горют аки палюшки баские, ухи опять же долгие. Дивья тебе, девка, що мулет не занялся, да вода не пожгла, так и понявши, что ты взабыль заплутала аль в беду какую попалася. Не по нутру мне деваху в беде кидати, — тараторила доброго вида женщина в голубом сарафане. Из-под платка ее выбивалась седая прядь, но лицо было моложавым, так что старухой ее язык бы не повернулся назвать.

— Спасибо большое, а куда вы меня ведете? — осторожно поинтересовалась я, вежливо улыбаясь.

— Дак заночуй у меня, мужика в избе нету, малые не в щёт. Подсоби вдове: дресвой пол помой и лавки, надысь пекчи, надысь похлебку варёть. Тутошние мужики не пара тебе, не пристало пред ними мёлькать. А я в охотку на постой возму. Меня Маликой звать, — наконец, представилась она, — Муж-то, почитай, годочков пять как сгинувши, медведь задрамши, я вот одна с ребятней кукую. Трое сыночков топерича помощники. Доча была, ты на нее сходишь. Она тоже худой как жердь была, только ты светлядь, волосья аки мед, а Аришка со смоляными волосьями, загар к ней норовил прилепитися, но зимой светлела и вот, как ты, становилася.

Я переступила порог избы, в доме сушились пучки иван-чая и мяты перечной, двое мальчуганов лет пяти-шести, веснушчатые и вихрастые перебирали крупу. Дом был добротный, стол и стулья сколочены крепко, пол не скрипел.

— Мати, мы крупу перебравши, тута камушки и сор, тута чистая пшенка. Пусти нас с Никилом играти? — ребята загалдели, перебивая друг друга.

— Цыц играти они горазды! А хворост из сарая кто принесет? Леший? Курей покормёте и помет уберёте с курятника, и Мукрочку пора отвязывать, домой ведете, вечореет. Ее доить надобно уже, — командным голосом стала раздавать распоряжения Малика. Потом уже мне, — Старшой мой, четырнадцать зимой стукнет, коров пасет, нашу и суседок. Ты сымай свои шоболы, обрядись в лопотины аришины. Туточки лопотины ейные, все отдать соседке рука не поднимавшись. Пошто она нас кинула? Залихорадивши помёрла. Сглазил кто, пятнадцать годочков было, невестушка загляденье, умница-красавица, сын старосты сватавшись, чин по чину. Летось уж свадебку сыграли бы, но бац: нет ее. Нонче женился тот на дочери Глафирьи, а я и думаю, а неушто она часом порчу наведши? Ой, да что я тут тебе балакаю, ты вот перекуси пока: хлеба краюха, вчерась пекла. Ромололась пошто? Вон новое тесто расстоялось, помогчи могёшь печь-то?

Я не знала, но готова была предложить посильную помощь. Одежда Арины на мне висела, как на пугале огородном, и подол был коротковат. Но сухое и теплое суконное платье меня порадовало, свое розовое мокрое безобразие я повесила на спинку стула.

Оказалось, что печь хлеб я не умела. Глядя на мои неумелые попытки совладать с тестом, хозяйка меня оттеснила и сама принялась за дело, поручив мне приготовить похлебку. Овощи крошить я могла, память тела подсказала, и вот я стою и ловко шинкую лук, морковь, перец и кабачки. Кем бы я ни была в прошлом, с ножом обращаться я умела.

Сперва обжарила лук, показалось, так правильно. Потом добавила перчик, потом долила воду, крупу и остальные овощи. По дому плыл одуряющий аромат похлебки. Зашедший домой паренек принюхался и обявил:

— Здорово, мати, вкусно пахнет. А что у нас дома делает ейфилька в Аришином платье?