Обрез

Аркадий Гайдар, 1927

«Мой помощник Трач подъехал ко мне с таким выражением лица, что я невольно вздрогнул. – Что с вами? – спросил его я. – Уж не прорвались ли геймановцы через Тубский перевал? – Хуже, – ответил он, вытирая ладонью мокрый лоб. – Мы разоружаемся. – Что вы городите, – улыбнулся я. – Кто и кого разоружает?..»

Мой помощник Трач подъехал ко мне с таким выражением лица, что я невольно вздрогнул.

— Что с вами? — спросил его я. — Уж не прорвались ли геймановцы через Тубский перевал?

— Хуже, — ответил он, вытирая ладонью мокрый лоб. — Мы разоружаемся.

— Что вы городите, — улыбнулся я. — Кто и кого разоружает?

— Мы разоружаемся, — упрямо повторил он. — Я только что с перевала. Эта проклятая махновская рота уже почти не имеет винтовок. Я наткнулся на такую картину: сидят четыре красноармейца и старательно спиливают напильниками стволы винтовок. Я остолбенел сначала. Спрашиваю:

— Зачем вы это делаете?

Молчат. Я кричу:

— Что же это у вас из винтовок получится, хлопушки?… Ворон в огороде пугать?!

Тогда один ответил, насупившись:

— Зачем хлопушки?… Карабин получится: он и легче, и бухает громче, из его ежели ночью по геймановцам дунуть — так горы загрохочут — вроде как из пушки.

Нет, вы подумайте только: ка-ра-бин… Я ему говорю:

— Думать, что если от винтовки ствол отпилить, то кавалерийский карабин получится, так же глупо, как надеяться на то, что если тебе, балде, голову спилить, то из тебя кавалерист выйдет!

Трач плюнул и зло продолжал:

— Я даже не знаю, что это такое… Это нельзя назвать еще изменой потому, что на перевале они держатся, как черти, но в то же время это прямая измена, равносильная той, что если бы кто-нибудь бросил горсть песку в тело готовящегося к выстрелу орудия.

Конец ознакомительного фрагмента.