Тайны тропического рая

Аристарх Барвихин, 2020

Любовно-приключенческий роман о молодом человеке Билле Сноу, волею судьбы ставшим вождем индейского племени, затерянного в амазонских джунглях, и пытающимся защитить индейцев от наемников, пришедших в эти края в поисках сокровищ инков, о местоположении которых становится известно Биллу. Чудом уцелев, он разыскивает свою возлюбленную – дочь старого археолога и этнографа – прекрасную Илин.

Глава 3. Первый круг познания.

Вскоре они оказался в небольшой хорошо обставленной комнате, посередине которой помещалась огромная кровать с балдахином.

— Пока это будет твоими апартаментами, — сказал Ганс. — Сейчас уже поздно, так что прими душ и ложись спать. А об остальном не беспокойся. Видишь шнур у кровати. Это колокольчик для слуг. Если что-то понадобится — звони, не стесняйся. Помни: ты в этом доме главный гость. Ничего не бойся, ничему не удивляйся и делай всё, что хочешь.

Едва Билл коснулся головой подушки, как сразу же заснул, сломленный усталостью последних дней.

Проснулся он поздно. Было приятно ощущать прикосновение тонкого шелка постельного белья, в комнате пахло чем-то ароматным, кругом стояла мертвая тишина. Билл потянулся, зевнул, и тут в его дверь постучали.

Это была служанка. Чуть полноватая, невысокого роста, с миловидным лицом и плавными движениями. С виду ей было лет тридцать или чуть побольше. Под тонким обтягивающим ее фигуру платьем угадывалось еще молодое, но уже чуть оплывшее тело.

— Меня зовут Этель, — мягко улыбнулась служанка. — Я буду вам прислуживать.

Билл хотел было встать и одеться, но служанка ходила по комнате, что-то поправляя и казалось, не собиралась никуда уходить.

— Вам что-нибудь нужно, господин? — поинтересовалась она и как-то странно посмотрела на Билла.

— Вы можете быть свободны, — сказал он. — Я оденусь и позову вас.

— Разве я вам мешаю? — неожиданно произнесла она и снова бросила на него странный взгляд. Он был одновременно спокойным и призывным.

От этого взгляда Биллу стало не по себе. Но он скрыл свое смущение и усмехнулся:

— У вас всегда мужчины одеваются при женщинах?

— Настоящие мужчины — да, — ответила Этель и, подойдя к его кровати и присев на нее, положила свою мягкую руку на его. — Разве хозяин не сказал вам, что в этом доме вам не надо задавать лишние вопросы?

— Нет, не сказал, — признался Билл, не зная как ему себя вести.

Но тут Этель улыбнулась и вдруг, взявшись за край простыни, стала медленно стягивать ее с Билла.

Он стал сопротивляться, она отпустила простыню, с улыбкой наклонившись к нему, так, что в вырезе платья стала видна ложбинка между двумя округлыми смуглыми грудями, и прошептала:

— Не бойтесь меня, молодой господин, я не кусаюсь. По крайней мере, до того, как добегу до конца, — рассмеялась она.

— До какого конца? — не понял ее Билл.

— Вот до этого, — отозвалась она и стала медленно расстегивать пуговки платья, все больше и больше обнажая нежную кожу грудей.

От этого зрелища у Билла закружилась голова. Он хотел отвернуться, но не смог пересилить себя, пожирая глазами обнажающееся перед ним тело молодой женщины. Наконец Этель расстегнула последнюю пуговичку и, нагнувшись к Биллу и взяв его руку в свою, положила ее на свою обнажившуюся грудь.

— Вы всегда такой робкий? — прошептала она, блестя глазами, и вдруг провела второй рукой по его телу, все еще накрытому простыней.

И тут он почувствовал, как его начинает охватывать возбуждение. И он обнял ее и стал страстно целовать в губы, в плечи, в тяжелые прекрасные налитые соком молодости груди…

— Тебе понравился утренний моцион? — поинтересовался хозяин дома за ужином.

Билл смутился и ничего не ответил.

— Вижу, что понравился, — произнес хозяин дома. — Я позволил себе послать к тебе милую Этель поиграть в эту игру для того, чтобы ты понял, что ты хочешь.

— Да я и сам этого не знаю, — признался Билл.

— Какие же женщины тебе нравятся?

— Они мне все нравятся, — Билл в смущении опустил голову.

— А как насчет Этель? Она пришлась тебе по вкусу?

Билл смущенно молчал.

— Тебе надо было разрядиться, — сказал Ганс. — И насколько я понимаю, тебе это удалось. И даже не раз. Жил когда-то один француз. Звали Его Никола Шамфор. Однажды он сказал очень верные, на мой взгляд, слова: «Наслаждайся и дари наслаждения, не причиняя зла ни себе, ни другим — в этом заключается суть нравственности». Ты не согласен?

— Не знаю, — признался Билл. — Я как-то об этом не думал.

— А ты подумай. Эти слова стоят этого.

Некоторое время они молчали. Потом Ганс сел в стоящее в углу столовой кресло, откинулся и произнес задумчиво:

— Знаешь, я часто думаю вот о чем. Почему сотни и тысячи лет Индия или Китай говорили о любви открыто, а Европа наложила на всё запрет? И кстати, с тех пор в этом вопросе по сути не открыли почти ничего нового. Разве в «Камасутре» индийского мудреца Ватсьяны или в «Душистом саде» не сказано всё или почти всё?

— Вы хотите сказать, что раньше люди знали обо всем этом больше, чем теперь?

— Несомненно. Да по сравнению с Индией до рождества Христова или Японией какого-нибудь десятого века мы просто шарим в темноте. Поверь мне на слово — все лучшие руководства по любви написаны задолго до того, как Карл Великий появился на свет. И написаны куда более красивым языком, чем нынешние. А любовь… ею надо наслаждаться, а не испытывать постоянные угрызения совести по поводу полового возбуждения. Бог Эрос — величайший из всех богов. И некоторые люди верно служат ему, служат любовью во всех ее проявлениях. Увы, таких меньшинство, к тому же их презирают и гонят те, кто называет себя большинством. Один из этого меньшинства сейчас перед тобой.

— Но не может же большинство ошибаться!

— Вот как? — рассмеялся хозяин дома. — А разве не большинство травило Галилея и Джордано Бруно? Разве раньше не считали землю плоской, а солнце вращающимся вокруг Земли? Большинство! — Ганс скривил губы. — Большинство это толпа. Увы, наше сегодня безраздельно принадлежит толпе. Если ты ищешь в толпе самого себя — не обманывайся. В ней ты найдешь только суету и вопли. Она затопчет в тебе все, что составляет твою индивидуальность, отучит тебя любви и к самому себе и ко всему чувственному.

— Но это же эгоизм! — воскликнул Билл. — Вы призываете меня стать эгоистом?

— Нет, просто тебе надо научиться легко и просто любить себя, а это высшая наука. Ибо научиться любить себя самого без истерики и излишнего самолюбования — из всех искусств самое тонкое, самое сложное и поэтому требует больше других терпения.

— И тогда я стану счастлив?

— По крайней мере, у тебя будет на это шанс. А в толпе точно нет. Вот ты, что ты хочешь больше всего на свете?

— Жить сам по себе, — признался Билл.

— А любить?

— Кто же этого не хочет?

— Тот, кто не знает что такое любовь.

— Что же такое любовь?

— Если хочешь это понять — оставайся у меня. В этих стенах на этот вопрос пытались ответить многие, но не всем удавалось.

— А что это за дом?

— Не знаю. Я купил его много лет назад у одного португальца. И, будучи его хозяином, пытаюсь помочь другим найти в нем себя самих. Не даром же меня зовут в этих стенах Властелином. По сути это так и есть. Но вопрос не в этом, вопрос в том — властелин ли ты себе самому. Сейчас для тебя самое главное — постичь свою суть. Нигде в мире не будешь ты так свободен в своем выборе и в своих поступках, как здесь. Поэтому пользуйся моим гостеприимством и ищи того, что ты хочешь.

— Или ту.

— А вот с этим будь осторожен. Сначала научись по-настоящему радоваться жизни. Именно плотской, телесной жизни. Простой, непритязательной и доступной как наша Этель. И не строй философии на пустом месте. Сначала познай всё, а потом уже и мудрствуй. Главное — не беги к ближнему, спасаясь от самого себя. Сначала оцени себя по достоинству, полюби себя, а потом уже смотри на других. Помни — нелюбовь к самому себе и делает из нашей жизни тюрьму. И еще помни, что стадо всегда будет говорить тебе: «Всякое твое уединение есть опасность и грех». Ты, лично ты принадлежишь себе или стаду?

— Себе.

— Ну, вот и хорошо. Но как удивительно мы устроены. Когда у нас огромный выбор — мы воротим нос, придираемся к мелочам, а когда нам просто хочется женщину после ее долгого отсутствия, то радуемся любой, какая только нам не попадется.

— Когда голодаешь, то уже не до деликатесов, — заметил Билл. — По себе знаю. Тут каждому куску хлеба радуешься.

— Да, разумеется, это так, — согласился с ним хозяин дома. — И даже Этель показалась тебе богиней, правда ведь?

— Сначала не очень, а потом… — Билл запнулся, подыскивая нужное слово.

— А потом в самый раз? — усмехнулся его собеседник, внимательно глядя на него. — Конечно, у нее уже нет этих задранных вверх сосков на плотных грудях, да и сами вместилища женского молока уже не те, что были в юности. И ее мишень Венеры не так молода, не правда ли?

Билл согласно кивнул головой.

— Но почему-то ведь тебя это не остановило?

Билл молчал. Да и что он мог сказать? Ведь не будет же он признаваться, что тогда, несколько часов тому назад, ему очень хотелось женщину, просто женщину, любую, и не обязательно юную красавицу с осиной талией и свежей упругой кожей.

Властелин как будто читал его мысли, он посмотрел на Билла внимательным долгим взглядом и произнес:

— Этель не самая красивая женщина из тех, кого мы с тобой видели. Но почему-то рядом именно с такой женщиной всегда чувствуешь себя в безопасности. Она не переметнется к другому, не станет капризничать. Вообще с ней проще и чище, если так можно сказать. И всегда чувствуешь, что она словно тебе мать, а не просто любовница. Хвала небу, что на свете еще не перевелись такие женщины. А сколько при этом им лет, и как они выглядят — не имеет никакого значения. Или я неправ?

— Правы, — согласился с ним Билл. — Просто у меня не получается так хорошо сказать. И странно. Я ведь в первые минуты даже и не думал о ней как о женщине для любви. Но потом все изменилось.

— В этом нет ничего постыдного, — успокоил его Властелин. — Ибо твоя страсть должна была отдать тебя в руки той, кто мог в этот момент ее утолить. Только в этом случае у тебя, наконец, появилась возможность погасить хотя бы на время это бушующее пламя… Хотя бы на время… Да по-другому и быть не может. Иначе бы мы все сгорели в адском неутолимом огне. Да разве есть другой выход?

— У вас, наверное, женщин было полным-полно, — предположил Билл.

— Знаешь, если честно, то я смутно помню свою двадцатую женщину и уже совсем не помню пятидесятую, но всегда буду помнить первую. Разве могу я позабыть ту страстную благодарность, какую испытывал к ней за ее доброту? О, никогда! Лично я и сейчас помню все до самой последней мелочи. О, какое это было блаженство! А ты помнишь ту, кого в первый раз взял за талию? А к чьей груди или попке ты первый раз прикоснулся? Как много все-таки значит первый чувственный опыт! Но он хоть и прекрасен, но одновременно и опасен.

— Почему? — удивился Билл.

— Потому что слишком фиксирует нас на предмете первого удовольствия. И мы невольно сравниваем всех последующих с ней, с первой. Но я вижу, ты хотел мне что-то сказать…

— Хотел, но… — бил осекся на полуслове.

— Говори смело — ни один твой вопрос не останется без ответа.

— Честно сказать, я боюсь, — признался Билл.

— Люди не должны ничего бояться, они должны знать и уметь все, чтобы вместе наслаждаться этим дивным чудом близости.

— Я не этого боюсь, — сказал Билл. — Я боюсь того… что… а вдруг я не встречу другую, которая будет лучше… — Билл осекся.

— Чем кто?

— Чем Этель.

— Она что, первая женщина у тебя? — поинтересовался Ганс.

Бил молча кивнул. Он был смущен, что его собеседник так легко догадался об этом.

— Ладно, не думай об этом. Я возьму решение этого вопроса на себя. Ведь я твой должник. Я вот что тебе скажу: к сожалению, для нас слишком часто первая женщина остается единственной. Особенно, если ты познаешь ее в юные годы. Хочешь, я расскажу, как могла бы пройти твоя жизнь, если ты влюбишься в Этель по-настоящему? Скорее всего, поначалу ты будешь ходить как шальной от страсти, сердце твое будет колотиться, а с губ срываться нечто вроде: «Милая! Милая! Я тебя люблю, люблю, люблю!» И она поломается, поломается и вполне может быть и даст согласие стать твоей супругой. Тут-то и случится с тобой беда, какая случается с теми, кто женится на первой женщине, давшей в себя войти.

— Но почему это беда? Что тут плохого?

— Очень скоро или не очень скоро, что еще более прискорбно, ты поймешь, что тебе становится с ней скучно, что все твои пылкие фантазии так и остались нереализованными, что на свете еще слишком много такого, что тебе хочется. К тому же тебе не о чем будет с ней говорить, когда вы вылезете из постели. Потому что вы очень разные. Этель женщина, конечно, хорошая, но поверь — большим умом не блещет. Да и потенциала роста в ней нет. Так что та, ради близости с которой ты уже готов на все, включая женитьбу, вполне скоро станет для тебя сначала безразлична, а потом бы ты ее возненавидишь. Ведь она лишила бы тебя всего того, что мог бы ты испытать, не женившись на ней так скоропалительно.

— Я бы мог найти себе любовницу.

— А любовь? Я ведь говорю не о супружеском долге, а о любви. «Законный поцелуй не может сравниться с поцелуем украдкой». Это Мопассан сказал, а он знал толк в таких вещах.

— Выходит не стоит вообще жениться?

— А это смотря на ком. Заранее предупреждаю тебя по-отцовски: ты, конечно же, можешь найти девушку или женщину, о которой мечтаешь, добиться ее симпатии и даже завоевать ее, однако ты можешь сближаться с ней в сотый и даже в тысячный раз, но так и не понять ее.

— Да, женщины для меня загадочные существа, — признался Билл.

— Все загадки женщины имеют одну-единственную разгадку — беременность.

— Но разве люди сближаются только для этого? Не знаю как у других, но мне женщина нужна только для плотской любви. Я ни о каких детях не думаю. Пока, по крайней мере.

— Запомни хорошенько: мужчина для женщины есть только средство. Ее целью всегда бывает ребенок. Это ее инстинкт. И никуда от этого деться нельзя.

— А разве не бывает настоящая любовь? Или просто дружба?

— Редкая женщина способна к дружбе: обычно она знает только любовь.

— Ну, вот видите. Значит, любовь все-таки бывает.

— Бывает. Но с ее стороны только ради продолжения рода. Женщины все еще кошки. Или в лучшем случае коровы.

— А мне кажется, что любить — это находить счастье в другом, и особенно в его счастье.

— В тебе еще говорит юность.

— Во мне говорит мужчина, — вдруг неожиданно даже для себя самого заявил Билл твердо и решительно.

— Мой мальчик, мужчина должен быть воспитан для войны, а женщина для отдохновения мужчины. Все остальное безумство.

— Я не вижу в войне никакого счастья, — заверил Властелина Билл.

— Хорошо, скажем по-другому, — улыбнулся хозяин дома. — Счастье мужчины называется: Я ХОЧУ. Счастье женщины: ОН ХОЧЕТ. Так что не забудь плетку, когда отправишься в долгое путешествие за своей единственной. Иначе в поисках служанки и добродетельного ангела ты одним махом сам станешь служанкой женщины, и теперь тебе самому надо будет стать ангелом, чтобы удовлетворить ее прихоти. Вот и вся любовь.

— А мне кажется, что любовь это факел, который должен светить нам с ней путь к счастью.

— На этом пути единственное, что ты сможешь после себя оставить — это потомство.

— А разве это плохо?

— Не знаю, но, по-моему, что волшебный сад супружества должен помочь нам не размножаться, не расти вширь, а расти ввысь, к небу. Не оттого ли люди сокрушают браки, что браки сокрушают людей, не дают им развиваться?

— А почему нельзя развиваться вместе? Что плохого, если двое идут одной дорогой?

— В разные стороны? — усмехнулся Властелин.

— Нет, в одну.

— Такого в браке практически не бывает, ибо брак это маленькая тюрьма, где обоим супругам одинаково плохо. Хотя, если жена будет тебе другом и не станет ревновать к каждой юбке, то можно и попробовать. Но придется всегда быть начеку. И ни в коем случае не терять головы. Брак это что твоя крепость. Находящиеся внутри мечтают вырваться наружу, находящиеся снаружи мечтают очутиться внутри. Ну да ладно, хватит об этом. Живи, радуйся всему, что есть в этом доме. Ну и, разумеется, наслаждайся близостью с Этель и дари ей наслаждение тоже. Кстати, на столике в твоей комнате, я положил несколько интересных, на мой взгляд, книг. Почитай что-нибудь на сон грядущий, а там как судьбе будет угодно. Во всяком случае, будь как дома. И жди новых сюрпризов.

Наступил вечер. Билл лежал у себя в комнате с книгой и читал историю индейцев Южной Америки. Книга была и вправду интересная и содержала в себе множество подробных описаний того, что происходило в этих краях с незапамятных времен.

Поздно вечером к нему заглянула Этель.

— Я уже все сделал по дому, — сказала она просто и улыбнулась Биллу. — Ты как насчет того, чтобы я осталась здесь до утра?

Не встретив возражений с его стороны, она быстро разделась и забралась к нему в постель…

Следующий день не принес ничего нового. За ним прошел второй, третий. Билл бродил по огромному тихому дому, по его окрестностям, и стал ловить себя на мысли, что ему скучно. Ночью в любовных утехах с Этель, которая приходила к нему постоянно, он еще как-то развлекался. Но утром думал: «Может быть, Властелин забыл о своем обещании новых сюрпризов?». Несколько раз, когда они с Гансом встречались за завтраком, обедом или ужином, он хотел спросить своего покровителя об этом, но никак не решался.

И вот однажды рано утром его разбудил звук подъехавшего к дому автомобиля. Он встал с постели, подошел к окну и выглянул наружу. Но единственное, что он успел увидеть, это машину, скрывшуюся за углом дома. Кто приехал в ней — он не понял и вернулся к себе в постель, чьи шелковые ткани приятно ласкали его молодое тело, уже отдохнувшее и жаждущее новых наслаждений.