Хозяин «Логова»

Ардмир Мари, 2021

С недавних пор жизнь тарийского рода Дори круто изменилась, а свод моих правил пополнился новыми пунктами. Первый: принимая бразды правления над кровожадным семейством мужа, не стоит селить особо опасных представителей в родовое гнездо, обижать их любимчиков и наставлять на путь истинный безумных чистокровных. Чревато разрушениями в усадьбе и нескончаемой головной болью. Второй: узнав о грозящей расправе, опасно отправлять несовершеннолетних Дори в далекий поход. Наказуемо разборками со старыми каргами, внебрачными отпрысками и расследованиями о многолетней травле. Третий: если хранителем рода является отбывающий наказание демон Горный, а в реликвии семейства запечатан голодный зверь, будь готова к борьбе за свободу и охоте в подземных чертогах. И вроде бы ничего сложного в статусе главы рода нет, но и полезного для жизни тоже.

Глава 2

Я проснулась днем, в комнате с незнакомым потолком. Улыбнулась, вспомнив, как Гаммира определяла, в какой она спальне, и тут же поморщилась, чувствуя себя намного хуже, чем после бракосочетания с «потеряшкой». Боль не приходила волнами, она проснулась вместе со мной и, выпустив когти, вцепилась в мое несчастное тело. Слезы моментально проступили на глазах, с губ сорвался стон, а в следующий миг в спальню с грохотом ворвался Инваго… или, вернее сказать, старик.

С длинными седыми космами, морщинистой, даже отслаивающейся кожей и молодым взглядом. Искры в глубине ясных синих глаз совершенно не вязались с шаркающей походкой, подрагивающими руками и сгорбленной спиной.

— Что случилось? — прокаркала я, когда он поднес стакан воды к моим губам и прохрипел:

— Пей. До дна. Не спорь… И не тяни руки. Пей.

Временно отложила вопросы и подчинилась. Первый глоток позволил свободнее вздохнуть, второй расслабил мышцы шеи и плеч, третий принес свободу рукам, четвертый снял оковы с ног, пятый дал спокойствие и легкость, что наполнила меня до краев.

— Как ты? — спросил Инваго, глядя на меня с умилением, как на любимую кровиночку-внучку.

— Лучше.

— Не спеши с оценкой, прочувствуй всю себя, — посоветовал он, сверкнув абсолютно целыми, отнюдь не стариковскими зубами.

— Да все хорошо.

Поводив головой из стороны в сторону, подняла руку, чтобы убрать упавший на лоб тяжелый локон, и окаменела. Локон был белый, а рука старушечья. Фаланги пальцев утолщенные, вместо ноготков желтые и кривые когти, кожа серая в струпьях, а кисть и запястье перечеркнуты вспухшими венами.

— Что? — Касаясь лица и с ужасом ощущая твердую корку старой морщинистой кожи, я запаниковала. — Что… произошло? Скажи мне… Пожалуйста! Я утонула, меня сожгли… Я — возвращенец?

— Нет.

— Тогда что?.. — Голос стих до шепота, и тариец крепко сжал мою руку в своей. Плохой признак, очень плохой, я уже знаю, что это проявление заботы все в семействе Дори придерживают на самый страшный случай.

— Произошло то, чего ожидать мы никак не могли. — Он посмотрел в мои глаза и укорил: — Ты уснула.

— Я? — Это уже не хрип, а слезливый сип, что прорывается сквозь перехваченное растерянностью горло.

— На четырнадцать лет. — Его голос тоже сел, а плечи дрогнули.

— Как?

Не верилось, но вид моих рук и состарившегося Инваго говорил сам за себя.

— Не знаю. И поверь, я ждал тебя, как мог, а затем…

— Что? Что ты сделал? — Мои губы дрожали, из глаз вот-вот польются слезы, а в сердце уже зрело предчувствие: бояться нужно того, чего он не сделал. — Ты что, за все эти годы не отстроил «Логово», не дал Тимке пройти высшую военную академию, не позволил Торопу жениться по любви?

— Нет. Я поддался соблазну, — ухмыльнулся он и протянул мне руку. — Так что вставай, идем знакомиться с детьми!

— Ка-ка-кими детьми?

— Нашими. Приехали специально, чтоб показать нам внуков! — улыбнулся тариец. — Тора, ты так вовремя проснулась…

И пока я силилась понять его слова и принять свою новую жизнь, неумолкающий Инваго с шутками и прибаутками отбросил простыню, поднял меня на руки и вынес в ванную, чтобы с головой погрузить в ледяную красную воду. Холод я не сразу почувствовала, а едва вынырнула на поверхность, поймала этого му-ж-жа за ухо и задала первый пришедший в голову вопрос:

— Дори… Бестолочь тарийская, ты как детей воспитывал?

— Да нормально, — ответил он растерянно. Секунду спустя с улыбкой разжал мои пальцы, погладил ладонь и заверил: — Все в лучших традициях.

— Это в каких же традициях, если они в неполные тринадцать лет уже внуками обзавелись?!

— Н-да, неувязочка вышла, — хмыкнул Инваго, быстрым поцелуем прижался к моим губам и прошептал: — А ведь почти поверила… Ладно, в следующий раз я придумаю более правдоподобную историю.

Придумает? Я оторопела повторно, только в этот раз уже от неприятного чувства — надо мной издеваются. И действительно, стоит, подлец, с сосульками вместо волос, мелко трясется от сдерживаемого смеха, а глаза горят.

— Дори!

— Уже ухожу, отдыхай! — ответил он с хохотом и растворился в воздухе, оставив меня с десятком вопросов и неуемным желанием побить мерзавца.

Вот тут-то я и ощутила холод воды, стуча зубами, выбралась из ванны, потянулась за полотенцем, да так и замерла, зацепившись взглядом за свое отражение в зеркале. Мокрая, дрожащая, красная и молодая. Не веря, коснулась посеребренной поверхности рукой, я затем уже посмотрела на собственное тело. Ноги, руки, живот, грудь, чуть просвечивающая сквозь рубашку, белье. Я была собой, а не иссохшей старухой с распущенными детьми и малолетними внуками. Сердце забилось с удвоенной силой, улыбка расцвела на лице:

— Инваго, ты у меня еще попляшешь! Дай только тебя найти…

— Тора?! — В спальне раздался голос тростиночки, а уже через мгновение я оказалась в объятиях счастливого ополовиненного демона. — Торика, радость наша! Ты очнулась… какое счастье!

— Очнулась, — подтвердила я. — И готова поквитаться. Где Инваго?

— Наконец-то спит, — радостно сообщил мне Хран, чмокнул в макушку и отступил. — Я никак не мог отогнать его от твоей постели. Четыре дня, дурак, сидел как на иголках и никого к тебе не подпускал. Даже воск смыть не позволил ни с себя, ни с тебя, а ведь ожоги давно прошли…

— То есть прошли дни, а не годы. Уже радует, но… Какие ожоги? — прошептала едва слышно. — Погоди, что?

— Хотя после слов Торопа о завесе воспоминаний я тоже стал переживать о твоем душевном состоянии…

— Что? Что ты хочешь сказать? — перебила я Горного, останавливая бурный поток его словоизлияний.

— Я хочу сказать, что будить Инваго не стоит. Ты только очнулась, а он только уснул. Идиот… — Хран осмотрел меня с ног до головы, улыбнулся. — Я рад, что ты догадалась сразу окунуться в отвар из лилий, но этот красный налет тоже нужно смыть. Ты ведь не хочешь завтра проснуться лысой.

— Да чтоб вас!

Я сдирала с кожи новый окрас под струями горячей воды и думала о том, что число моих вопросов к демону и хм… мужу значительно возросло. Начиная с обряда, заканчивая невозможностью мне помочь. И если Инваго не мог вмешаться, играя роль хранителя рода, ведьмы с малым запасом сил, то сам Хран Горный невесть с чего вдруг сбежал. И это не первый раз, когда он пасует перед уродом Уросом, а затем просит меня ни о чем не спрашивать. Надеюсь, хоть в этот раз он соблаговолит объясниться.

Перекрыв кран душа, в очередной раз подумала, что хочу иметь в «Логове» центральное отопление с котлом и водопровод под напором. А еще вот такие коврики на полу, вот такие жаровни для получения пара и закрытые шкафчики для банных мелочей. Стерев с себя лишнюю влагу, я накинула длинный халат и вышла в спальню. Постель уже сменили, на столике у окна стояла плошка с супом и странного вида салат, на стуле покоилась стопка одежды. Судя по цвету и фасону, это был один из нарядов в прибрежном стиле. Две юбки, жилет, жакет, рубашка… нет!

Сковывать себя тканями мне сейчас вовсе не хотелось, есть почему-то тоже. Я прошлась по комнате, рассматривая дорогую мебель, ткани, а попутно еще и помещения за дверьми, коих в моих апартаментах было целых четыре. За первой скрывалась ванная комната, за второй гардероб, третья вела в уже знакомый коридор, а четвертая — в смежную комнату. Вернее, в спальню, где на широком ложе без зазрения совести спал старик. Инваго.

С кривой усмешкой посмотрела на его черты лица. Даже в «старости» негодяй оставался привлекательным. Вспомнила, как Хран защищал сон нового главы рода, как этот самый глава безбожно врал о детях и внуках, и щемящее чувство сожаления сдавило горло. Я хотела семью, но не такую сумасшедшую.

— Ну и сволочь же ты, — просипела тихо.

— Я тоже по тебе скучал, — ответил Инваго, перевернулся на другой бок, медленно выдохнул и засопел.

— Тора! — Хран в образе тростиночки аккуратно отодвинул меня в сторону и закрыл дверь. — Я же просил, не буди.

— А я и не будила.

— Ты не понимаешь. — Меня отвели к кровати и усадили. Столик с едой тут же поставили ближе, вручили ложку и плошку подвинули. — Любой вздох, шорох, тем более звук твоего голоса — Инваго реагирует на них, как охотничий пес, а может, и лучше. Это он за тобой неустанно следил все эти дни и за руку держал.

— Искал реликвию рода под слоем воска, — хмыкнула я.

— Пульс нащупывал, — качнула головой черноглазая красавица. Пристально посмотрела на меня и невесело сообщила: — Я и сам думал, что ты не выкарабкаешься. На всякий случай составил список твоих желаний.

Любопытство не порок, в ожидании интересной истории я потянулась к еде.

— Какой список?

— Самый полный. Из твоей тетради с учетами, на предпоследней страничке который.

Ложка с супом, не донесенная до рта, так и зависла в воздухе.

— Ты рылся в моем дневнике?!

— Не кричи!

По щелчку тонких пальцев все двери в спальню закрылись на щеколду, а надо мною с хранителем рода опустился магический полог с едва заметными красными вспышками. Поглаживая косу и прислушиваясь к чему-то, тростиночка удовлетворенно кивнула, уплотнила полог, отчего вспышек стало больше, а затем скинула девичий образ.

— В тетради я рылся, — ответил уже демоняка, прожигая меня недовольным взглядом. — То есть искал, — исправился он, оценив мой сердитый прищур.

— Это. Был. Мой. Дневник.

— Да какой дневник! — полыхнул рогами. — Ты там только прибыль и затраты записывала… записываешь.

— Неправда! — Я отодвинула от себя плошку с супом, а затем и столик.

— Да ну… — хмыкнул Хран, вскинул когтистую руку вверх, выудил из воздуха знакомую тетрадь, открыл ее на середине и с самым наглым видом зачитал: — Двадцать четвертое сентября. Скучно. Ждем Торопа из Заснеженного. Обещал привезти жирную рыбу для копчения и два килограмма трески, а еще зелень. Обязательно свежую петрушку, потому что на заставе такой нет. — Укоризненный взгляд на меня и широкая улыбка, открывающая все демонические клыки. — В следующие четыре дня ты методично перечисляешь самые интимные подробности своей жизни! А именно что готовилось в «Логове», что было отдано в прачечную и гладильную, о чем просили постояльцы и что помощницы сделали. Или не сделали… Ох уж эта Гайна! И как ты ее сразу не уволила, с твоим-то чутьем на мерзких людей?

— Хран, — прошептала я, все еще не веря в происходящее. Он нашел мой дневник, более того, он его читает!

— Прости, увлекся. Так, что там далее… Ах да! И вот наконец-то изменение! — Горный кашлянул, прежде чем огласить мою запись: — Двадцать девятое сентября. Тимка разбил окно в здании почтового отделения. Господин, чтоб его разорвало, Тикелл потребовал возместить ущерб в троекратном размере. Вернула долг стеклом, пусть сам мучается, ставит, раз такой умный… И все! И это ты называешь дневником?

— Там есть и личные записи.

Я попыталась забрать свою собственность, но ушлый демоняка лишь отмахнулся от меня.

— Ах да! С приездом Инваго и его отряда стало на порядок веселее. — Он вскочил с кресла и отошел на несколько шагов. — И ты позволила себе действительно пару личных замечаний. Например, Гайна — ленивая бестолочь. Тарийцы — свиньи, грязными залезли в кровати и запачкали твое белое постельное белье. Суо — не только маг, но и редкого сволочизма манипулятор. Асд и Гилт — гады и благородные нелюди, а командир тарийского отряда не просто потомственный убийца, но еще и тварь неизвестная, опасная… Силен, бесшумен, быстро двигается, видит в темноте.

— На тот момент эти записи были очень даже актуальны, — ответила я, не думая оправдываться. Я писала то, что считала нужным, важным, личным.

— Они были не только актуальны, но еще и очень скромны, — улыбнулся Горный. — Ты даже бумаге боишься доверить собственные мысли. Из всех душевных переживаний тебя снедают только раздумья над ремонтом в «Логове».

— Ну если каждый второй умник, не обделенный зачатками совести, может найти и прочитать мой дневник… — произнесла я, подбираясь к нему.

— Да какой дневник?! — Попытка выцепить мою собственность из его лапищ вновь не увенчалась успехом. Демоняка крутанулся вокруг своей оси и щелкнул меня по носу. — После парочки почти ласковых определений ты, как любящая мать, пишешь, что предпочитает в еде Гилт, к чему неравнодушен Асд, куда ты готова послать мерзавца Дори вместе с его посылками.

— Хран, дай сюда!

— Ладно-ладно, держи! — Он царственным жестом вручил мне дневник и посоветовал: — А теперь в быстром темпе съедай все что есть, одевайся, причесывайся. Я отправлю тебя в «Логово».

Приятная неожиданность мгновенно подняла мое настроение, я уже шагнула к столу, как вдруг вспомнила.

— А Эванжелина и девочки? Разве могу я их бросить, не поздоровавшись? Ко всему прочему я до сих пор не знаю, как прошел обряд и что случилось.

— Обряд прошел по всем правилам. Случилось непредвиденное, но мы справились.

— С чем справились?

— Подробности только при нем. — Демон кивнул в сторону двери, за которой спал Инваго, и ответил на предыдущий вопрос: — Уйти ты можешь. Вас еще три дня никто не рискнет беспокоить. Особенно если глава рода вознамерился уединиться с супругой.

— Уединиться? — удивилась я.

— Из зала обрядов он вынес тебя на руках, крепко вцепившуюся в него, молчаливую и ко всему безучастную. Безмерное счастье от встречи и нежелание отпускать из объятий было единственным достойным объяснением твоему состоянию.

— Ясно.

— Ешь, — приказал Хран и, направив в сторону плошки поток горячего воздуха, подогрел суп. Затем таким же потоком высушил мои волосы и ушел, оставив меня наедине с мыслями и дневником. Писать что-либо я не рискнула, просмотрела список «желаний» на будущее и задержала вздох.

Пункт о покупке нового участка земли был заменен на «Вся застава наша. Что хочешь, то и бери». В пункте о ремонте «Логова» появилась надпись «Теперь можно реконструировать». Рядом значилось: «Следующие подпункты недействительны», и жирный крест перечеркнул все мои а, б, в, г… Далее шли вычеркнутые мечты о паре лошадей из тяжеловозов и постройке закрытой дровницы. А ниже, через несколько строк, на листе зияли два прожога. Силясь вспомнить, что же там были за слова, я подняла взгляд к потолку. Кажется, «друг» и «любовник»…

Точно! Горькая улыбка коснулась губ. О супруге и браке я боялась мечтать, желая найти если не душевное, то хотя бы телесное утешение в мужских объятиях. Домечталась. Сноска на полях гласила: «Есть муж, пусть им одним и обходится». Напротив размашисто написано: «Согласен», и рядом с пунктом «дети» этим же почерком уверенно выведено «три мальчика, две девочки». Выходит, мой дневник побывал не только у Горного в лапах.

— Да чтоб вас всех!

— Уже собралась? — вопросил голос тростиночки из коридора, и я в раздражении отложила в сторону… тетрадь. Действительно, какой из нее теперь дневник.

Хранитель рода, облаченная в зимнюю шубку и сапоги, вошла в спальню.

— Еще не собрана, а Инваго утверждал, что ты будешь рада отбыть в «Логово».

— И с чего бы ему об этом знать? — процедила сквозь зубы. — Сам догадался или прочел?

— Ты звала Торопа и Тимку. И родителей с братом, когда было совсем плохо.

— Что ж… — Я качнула головой, отгоняя нелепые мысли о внимательности тарийца. — Хорошо, что я не звала жениха.

— Аламаса? Звала, — с непонятной интонацией ответила черноглазая красавица. — И Инваго отзывался на это имя. — Наши взгляды столкнулись: мой — возмущенно-вопросительный, и ее — умудренно-укоряющий.

— И на что он рассчитывал, притворяясь другим?

— Надеялся, что ты услышишь и захочешь вернуться хотя бы к бывшему жениху, раз не признаешь законного мужа.

— Не признаю и вряд ли решусь на это после сегодняшней шутки.

— А что он сделал? — удивилась тростиночка. Но я лишь раздраженно отмахнулась.

* * *

К моменту моего прибытия в «Логове» было на удивление спокойно, а еще чисто. Обломки со двора убраны, на месте сеновала красовался на скорую руку сбитый навес, под ним вольготно расположились Мартина и кони Торопа и Тимки. Харчевня все так же стояла без угла, ее все так же прикрывал магический полог, а его от любопытных взглядов скрывала идеально сложенная стена из поленьев. Вместо забора высился внушительных размеров снежный заслон, а на месте ворот имелись два наспех сколоченных щита из необработанных досок.

— Они хоть открываются? — спросила с тревогой.

— Падают, когда кто-нибудь звонит в колокол. — Тростиночка похлопала меня по плечу и улыбнулась. — Не волнуйся, это временно.

— То есть со временем станет еще хуже?

— Лучше. Мы все отстроим по высшему разряду, как в усадьбе рода Дори. Я видел, как ты все там осматривала, выспрашивала и проверяла на прочность вначале стены, затем слуг.

— Что-то не припомню такого. Я к слугам и близко не подходила, тем более не щупала их и не простукивала, как стены.

— Да ну?! — развеселилась тростиночка, грациозным движением поправила шубку на плечах и лукаво поинтересовалась: — А кто расспрашивал Пышку Суфи о желании увидеть горы? Кто сказал, что дворецкому срочно нужно поправить здоровье в хвойном лесу дальней заставы? Кто через свекровушку подсказал управляющему отдохнуть на берегу Северного залива?

Смущенно опустила взгляд. Я же просто так расспрашивала, без задней мысли. Почти.

— Что, молчишь? А впрочем, правильно, тебе есть чего стыдиться. Не успела в столицу приехать, а уже попыталась всех переманить. Удивлен, как ты к садовнику не подошла с вопросом о переезде, ты же его садом восторгалась два часа.

— Подошла, — ответила тихо. — Но он быстро меня раскусил и сказал, что не уедет. У него дочка первенца родила, и ближайшие годы он хотел бы провести рядом с внуком.

— Коварная, но милосердная! — Усмешка тростиночки была демонической. — А ведь могла не спрашивать. Супруга главы рода вправе распоряжаться слугами как ей заблагорассудится.

— И даже увезти из родных краев?

— Таковы законы Тарии, — повела плечом красавица, подхватила меня под локоток и повела к харчевне. — Также согласно им ты должна беспрекословно слушаться мужа и выполнять все его требования.

— Например? — едва успокоившаяся, я с новой силой ощутила себя загнанной в ловушку.

— Например, отдохнуть. — Меня провели через весь двор, открыли дверь и подтолкнули в тепло прихожей. — Полежать, почитать книги, вышивкой заняться и ни в коем случае, ни при каких обстоятельствах не браться за ремонт.

— Это еще почему? — Холодок скользнул вдоль спины, заставив сжать зубы. — Неужели новый хозяин «Логова» боится, что я выберу не те ткани?

— Опасается, что, сунувшись к магическому пологу, ты нарушишь связь и окажешься под завалами.

— И чем плохо? Место для переправки обозов и посылок он уже получил, в родной дом вернулся, имя свое честное защитил…

— А как же трое сыновей, двое дочерей и десяток внуков?

— Что?

— Ты учти, ему это еще в раннем детстве нагадали, да так, что он поверил. Поэтому пока своего не получит, он тебя не отпустит. — И, не дав мне напомнить о давешнем обряде, демон заявил: — Гилт и Асд уже отбыли, Тороп занят Гаммирой, поэтому за тобой присмотрит Зои.

— Оставь ребенка, у нее каникулы.

— В таком случае надзирателем станет Бузя, — решил он и девичьим голоском возвестил на всю харчевню: — Я ее вернула. Забирайте!

Щелчок пальцев, хлопок двери, и я осталась тет-а-тет с тишиной и раздражением, нарастающим из-за непонимания происходящего.

Именно поэтому спустившаяся по лестнице Гаммира получила тяжелый взгляд и молчание на вопрос о Таллике, Тороп удостоился кивка вместо приветствия, а малышня — строгого указания не шуметь в ближайшие часы. Покорные моей воле, они собрались и наперегонки убежали во двор. Проклиная все и вся, я поднялась к себе, выбрала новую тетрадь для дневника, села на подоконник и… не смогла написать ни слова. Долго смотрела на белый лист, на дрожащее в моей руке перо, но так и не угомонила внутреннее возмущение. К чему писать, если все будет прочтено? А местами еще и выжжено, вычеркнуто?

— Ни к чему, — прошептала твердо и отложила обвинительное и отчасти плаксивое словоизлияние до поры до времени. А именно до встречи с обидчиками. — Уж им-то я все-все без утайки выскажу и не подумаю смутиться.

Придя к этому решению, я сбросила богатый наряд, облачилась в едва ли не последний любимый жилет, рубашку, штаны и пояс с иглами. Присела, чтобы обуться, и чуть не шарахнулась в сторону, когда ко мне из-под кровати выскочило нечто стремительное, большое, черное, звенящее сталью. Ткнулось носом в руку, проскочило между ног и вспрыгнуло на подоконник, чтобы с тоской взглянуть на играющих во дворе Зои и Тимку.

Разглядев гостя, тихо опустилась на пол. Демон, не откладывая в долгий ящик, уже прислал надзор.

— Б-бу-бузя, — произнесла я с заминкой, едва обрела способность дышать. Он недоуменно покосился на меня из-за плеча. — Чтоб тебе хо-хо-хорошо было, — добавила я через долгие несколько секунд, и зверек осознал свою ошибку. Спрыгнул на пол, посеменил ко мне.

— Не подходи, — попросила, с трудом сдерживая испуганный крик.

Но крот размером с кошку сделал еще один опасливый шажок.

— Н-не надо…

Еще шажок.

— Я боюсь, — пролепетала сипло, в надежде, что он услышит и поймет.

И он действительно услышал и понял, отчего его черные глаза-бусинки стали большими и круглыми, нос нервно дернулся, а сам зверек растерянно сел.

— Спасибо, — пролепетала я и попыталась встать.

Но в следующий миг Бузя решил воевать с моим страхом самым радикальным образом, то есть понять-то понял, но не принял. Поэтому он показательно медленно перевоплотился в огромного черного монстра и, не скрывая удовольствия, лизнул меня в дернувшуюся от нервного тика щеку. Вид двухтонного кошмара, сплошь покрытого плоскими иглами длиной и шириной с мою ладонь, затмили его внушительные зубы и блеснувшие красным огоньком глаза. Все ужасы, страхи и страсти, что я пережила за этот недолгий день, многократно поблекли перед новыми ощущениями всепоглощающего ужаса. Я не смогла вымолвить ни слова и, будь моя воля, сорвалась бы на писк, как Алиссия Тюри.

Демонический питомец наклонил голову вправо, затем влево и вопросительно поднял брови, или что у него там было вместо бровей — черное и острое на вид. С досадой переступил лапами, отчего и я, и вся мебель спальни подпрыгнули под мой все-таки вырвавшийся «йик». Именно этот ничтожный звук послужил своеобразным сигналом к действию. Монстр насмешливо фыркнул, опалив меня жаром, и опять лизнул. А затем еще бесчисленное количество раз. Уши, шея, нос, лоб, обе щеки, подбородок…

— Бузя, стой! Буз-зя, хватит. Все, все! Хорошо, я поняла, — закашлявшись, ответила и вытерла губы, которые он только что лизнул. — Ты не страшный, — монстр кивнул, — а очень даже миленький и хо-хорошенький. — Кивнул еще раз. — Особенно хорошенький, когда маленький, — просипела я и выразительно посмотрела на него.

И это бесспорно умное и хитрое чудовище ухмыльнулось не хуже демона, потерлось об меня носом и, обернувшись маленьким и пушистым, оказалось на том самом месте, где его настигло мое признание в боязни. Весело фыркнул, не спеша преодолел разделявшее нас расстояние и забрался на руки. Взгляд на меня, мах лапой в сторону окна — неси. Я продолжила сидеть, а крот упорствовать, меня удостоили еще одного взгляда и маха, а затем и сердитого сопения.

— Бузя, а я тут вспомнила, что у меня есть дела… — произнесла самым нейтральным тоном и предложила: — Так что, будь добр, сам у окна посиди, а лучше сходи к Зои. — Сопение стало обиженным, но я внимания не обратила, сняла негодника с колен. — Она тебя давно не видела, Тим тоже давно не видел… А я уже насмотрелась. Все, иди.

Я поднялась на еще немного трясущихся ногах, выпрямилась и с высоты своего роста поторопила маленькое чудовище:

— Иди-иди. — Помотав головой, крот попытался возразить, но был остановлен строгим: — Я хочу побыть одна. — Он сник, шаркнул лапкой по полу. — Ладно… Можешь временами заглядывать. Но только давай без выпрыгивания из-под кроватей и темных углов, я знаю, ты можешь.

Обдумав мои слова, он наконец-то кивнул и выбежал из спальни.

Весь день прошел в тишине и незыблемом спокойствии. После двух встрясок за утро я впала в тотальную отрешенность и перестала чему-либо удивляться, спорить или объяснять. А следом прекратила остро реагировать на раздражители, будь это недовольство Гаммиры, разбитое детьми окно или явление ополовиненного демона.

Хран пришел ближе к ночи, бесшумно, как всегда подкрался со спины и, опустив на мое плечо ладонь, зашептал у самого уха:

— Тора, смотри, что я нашел. — На стол передо мной опустился… дневник, а демон самым невинным голосом продолжил: — Представляешь, зашел я через твою спальню, чтобы проверить Инваго, и вдруг вижу, в камине тлеет это.

Интересно. В комнате тарийца было по крайней мере три выхода, но для прохода к нему демон воспользовался смежной спальней. И надо же, разглядел в пепле мое «нечаянно» забытое имущество.

— И? — вопросила я, продолжая разделять внушительный список покупок на товары, которые можно приобрести в Тарии, и те, что можно найти на заставе.

— И я ее восстановил! — обрадовал он и подсунул мне дневник, явно ожидая слов благодарности. Но не дождался.

— Ясно.

— И это все, что ты хочешь сказать? — Демон присел за стол.

— Нет, не все… Спали ее. Как ты сам выразился, это не дневник, и, как я сама понимаю, это уже и не личная тетрадь — ее читали.

— Кто? — искренне удивился ополовиненный демоняка. — Кто тот идиот, что решился читать записи самой Волчицы? Укажи мне на этого остолопа, я его побью.

— Начни с себя, а затем возьмись за Инваго, — усмехнулась я с заметной горечью и отвернулась.

— То есть я и… — значительная заминка, а затем не менее искреннее возмущение: — Как это мы? Мы всего-то обсудили твой список. — Мой укоризненный взгляд его не приструнил, наоборот, распалил еще больше. — Да, потом я прочитал немного, но при тебе же, а это не считается. Правда, Тора, там же не было ничего такого…

— Хран, уйди с глаз моих, — оборвала его на полуслове и вновь осталась в тишине. В относительной тишине, не успел демон исчезнуть, на его месте появился печально вздыхающий Бузя.

И вздыхал он так тяжело и печально, что через пять минут мое терпение лопнуло:

— Оставь меня в покое. — Крот не сдвинулся с места. — Бузя… — прошипела я и вдруг услышала:

— Иди, я с ней посижу.

Подъем, резкий разворот, и вот я уже смотрю в пронзительно-синие глаза му-ж-жа, который устало произнес:

— Скалку, сковороду, пару метательных игл или арбалет и колчан с болтами? Хотя нет, его не надо. — Кривоватая улыбка и новое абсурдное предложение от явно бредящего воина: — Конечно, можно использовать и твой кинжал, но после него я вряд ли смогу поддерживать разговор. Одолевает дикая вялость, — пояснил он на мое удивленное «Что?»

— Так ты ради этого сюда пришел? Чтобы я тебя побила?

— Чтобы простила и перестала злиться, — поправил он. — Ты не спишь, хотя уже три часа ночи, ничего не ешь с самого пробуждения и всех избегаешь, чтобы ни с кем из домочадцев не поругаться. Так что вот он я, причина твоего расстройства, снимай злость, а потом поговорим… если я останусь в живых.

Я прошлась по нему взглядом с головы до ног, подмечая и бледность кожи, и нездоровый блеск впалых глаз, и шрамы от ожогов, что из-под рубашки виднелись на шее и руках. А хуже всего то, что Инваго не стоял, он раскачивался.

— Калекой останешься, бестолочь, — произнесла я с полной уверенностью в том, что тариец сейчас свалится на пол.

— Нет, я умный. Я знал, что сказать, дабы ты, очнувшись в воске, не уснула и не растворилась в небытие. Я знал, когда прийти за прощением, чтобы не получить кинжалом в сердце. Более того, я четыре дня тебя прождал и даже не соблазнился…

— Было бы на что, — фыркнула я, вспомнив толстую корку воска на моем теле.

— Было, — уверенно заявил он и шагнул ближе. — Поэтому я заслуживаю…

Чего негодяй хотел в награду, я не услышала. Он стал заваливаться набок, в попытке уберечь его от падения я ухватила воина за грудки, а в итоге мы оба оказались на… кровати.

— Чтоб тебя! — Поднялась на локте, недобро поглядывая на обнаглевшую тарийскую сволочь, вольготно расположившуюся на моих подушках и прижимающую меня к себе.

— На полу было бы жестко, — объяснил Инваго наше перемещение, — на кровати удобнее. Ко всему прочему я на нее имею такие же права, как и ты. Поэтому… — не успела я рявкнуть «Дори, выметайся отсюда!», как вдруг он спросил: — Поговорим сейчас или утром?

— Утром? — прошипела, удивляясь его наглости.

— Согласен. Спи.