Доброе слово

Арам Исраелян

Рассказы, эссе, стихи.Это лишь часть моей книги, поэтому предлагаю ознакомиться за небольшую стоимость.

Советское радио

В двадцать лет оказался в незнакомом городе, контроля нет. Не знаю, хорошо это или плохо. Не все слова понимаю по-русски, но лица в основном добрые. А чего Бог не пожалел для этих людей, так это терпения…

По лимитной прописке живу в рабочей общаге, на улице Полярников. Живу активно, много свободы и любви без обязательств… Моя комната на пятом этаже, без лифта. Вся мебель пронумерована серой краской, чудовищным почерком, от шкафа до радио, что висит в каждой комнате в обязательном порядке. Проводное радио молочного цвета, работает от слабой точки. Для меня это единственный источник информации, принимаешь то, что передают.

В последнее время часто говорят непонятные слова, перестройка, ускорение…

— Как ускоряться? — хочется спросить, — в каком направлении? Но связь односторонняя, они рассказывают, ты воображаешь безоблачное завтра.

Будильника у меня нет. Проснуться к семи будет как раз, но каждый день встаю в шесть утра, под гимн СССР. Раньше полуночи не заснуть, громкость убавить нельзя, просплю на работу.

Зима. От одного этого слова меня бросает в дрожь. Оказалось, что я не рассчитан на низкие температуры… Ночь, ветер гудит сквозь оконные рамы. По стеклу бьет снег, что кружит порывистый ветер, — холодно. Поверх одеяла накинул тёплую куртку, немного согрелся. По моим подсчётам спать можно ещё час. Задремал. Через мгновение как молотком по голове — та-дааам, «Союз нерушимый республик свободных».

Помню как-то с пятницы на субботу выключил звук, лёг пораньше, чтобы проснуться как белый человек, по желанию, а не по команде. Но ровно в шесть утра, также громко… Запустил подушку и хорошенько попал. Радио упало с двухметровой высоты, с грохотом в дребезги, в разные стороны… Всё равно поёт — «Славься, Отечество наше свободное».

На Невском

Вечером, после второй пары, уставший и голодный, иду к метро. На Невском подходит интеллигентного вида подвыпивший гражданин. Разговорились, оказался депутат какого-то совета. Он тоже был когда-то студентом… Пригласил в ресторан. Как вы понимаете меня уговаривать долго не пришлось. Везде очереди, свободных мест нет. Он решил пустить в ход служебное положение. Размахивал корочкой, грозился закрыть точку. Не помогло. Идём дальше, свернули куда-то направо. Здесь он постучал по стеклу, с той стороны его узнали и нас провели. Охранник заулыбался шире, когда депутат подкрепил память пятью рублями.

Поднялись на второй этаж. Светло и цивильно, вокруг много красивых людей. Потом к нам подсадили молодую пару. Мест на всех не хватало, стол занимать вдвоем, это уже чересчур…

Хорошо помню начало вечера. Тихо застучали столовые приборы. Люди оживлялись на глазах, постепенно. Начались танцы, быстрые и медленные. Первый раз меня пригласили на белый танец. Я попал в теплые руки женщины под сорок. С дрожью в коленях, отважился пригласить еще раз, не отказала. Кто-то предложил тост, и весь ресторан разделил радость человека. Где-то потолкались два мужика, потом вместе выпили. Музыканты устали, несколько раз пытались уйти, но тщетно. Их приглашали за стол, наливали выпить и закусить. А в конце барабанчик подходил сам.

Уже сильно за полночь. После робких попыток выгнать посетителей, к нам присоединились охранники и женщины легкого общения с бара.

Незнакомые люди гуляли дружно. Долго извинялись, если в порыве расслабленности наступали кому-то на ногу. Чудный вечер, душевный народ.

В конце нам любезно предоставили счет, на восемнадцать рублей пятьдесят копеек. Мой новый товарищ кинул на стол два червонца, так ему пытались сдачу вернуть…

— Нет, — сказал он официантке, — за вашу улыбку и за атмосферу.

Другие времена, другие люди. Скучаю ли я по Ленинграду, да, скучаю. Мне было двадцать, и еще было много хорошего.