Зона-51

Антон Петрович Гусев, 2021

«Зона-51» является самым засекреченным местом Америки, с которым традиционно связывают деятельность всех силовых структур США по взаимодействию с космосом. Понятно, что она вызывает повышенный интерес их коллег за рубежом – причем такой, что ради его удовлетворения они готовы пойти на ликвидацию даже первого лица государства!.. Убийство Джона Кеннеди, произошедшее 22 ноября 1963 года, связано с еще двумя происшествиями – т.н. «инцидентом Макса Хедрума» со вторжением в чикагский телеэфир неизвестного 22 ноября 1987 года и угоном самолета в Портленде с исчезновением преступника 22 ноября 1971 года. Все три преступления случились в один и тот же день. Следы виновников всех трех преступлений парадоксальным образом ведут именно в «Зону-51». Отыскать их – задача специальных агентов ФБР Стивенса и Дадли, которую они должны выполнить любой ценой, чтобы пролить свет на главную тайну Америки. А может, и всего мира…

Глава седьмая

01 декабря 1963 года, Вашингтон, округ Колумбия

Спустя неделю после убийства Джона Ф. Кеннеди начальник одного из отделов столичного офиса ФБР Клинтон Стернвуд вызвал к себе своего агента Роджера Дадли. Бывший нацгвардеец, Дадли служил в Бюро немногим более года, но успел зарекомендовать себя с наилучшей стороны — он был внимательным, въедливым, спокойным и способным к обучению и сбору информации, что в целом формировало в глазах руководителя образ почти идеального агента. Учитывая, что отдел Стернвуда только еще формировался и был сравнительно малочисленным, очень скоро способному парню стали поручать довольно ответственные и важные дела. Сегодня, когда вся Америка была взволнована частыми известиями о ходе и результатах работы только что созданной Комиссии по расследованию убийства Президента во главе с председателем Верховного Суда, знаменитым юристом Эрлом Уорреном, очевидно было, что вопрос, по которому Стернвуд пригласил молодого подчиненного к себе, связан с событиями в Далласе.

Тем более, что пару недель назад Клинтон получил от самого Джей-Эдгара задание заняться расследованием деятельности правоохранительных органов вообще и ЦРУ в частности в свете случившегося в Далласе — кое-кому в Капитолии казалось странным и подозрительным то обстоятельство, что многие представители смежных ведомств, зная о планах и намерениях Освальда, попросту бездействовали перед лицом пусть призрачной, но угрозы, и они поручили ФБР разобраться в деталях подобного бездействия, не вмешиваясь в работу комиссии Уоррена; официальное следствие подменять никто не собирался, надо было лишь выловить «крыс среди своих». Гувер почему-то поручил это дело сравнительно молодому и малочисленному отделу Стернвуда, хотя имел в распоряжении, несомненно, более опытные и квалифицированные кадры. Не вдаваясь в мотивы такого поведения начальства (он вообще не имел такой привычки), Клинтон взял под козырек, и приступил к делу, вызвав утром в кабинет Роджера Дадли.

Дадли был симпатичным кареглазым молодым парнем, уверенным в себе, удачливым, но не прошедшим войну, отчего некоторые завистливые коллеги, проведшие годы на Восточном фронте, считали его маменькиным сынком. В отличие от Стернвуда, который относился к нему как к равному — и ему позволял то же самое. Или просто позволял думать, что позволяет — до известных пределов.

–Вот что, парень, — с порога начал Стернвуд, — тебе придется отправиться в Эль-Пасо.

–Зачем?

–Надо поговорить с парнем, который два месяца назад едва не сорвал покушение на Президента и не угрохал Освальда.

–Вот как? В таком случае, с ним должен разговаривать Президент.

–Зачем?

–Чтобы вручить ему медаль за героизм, — съязвил Дадли, уже начинавший чувствовать себя ценным кадром и позволявший себе иногда подобные выпады в адрес руководства.

–Боюсь, не выйдет, — ответил ему таким же сарказмом шеф. — Если бы он довел свое дело до конца, то Джонсону не видать бы было Овального кабинета как своих ушей. Так что пока он сидит в тюрьме в Техасе.

–Серьезно?! — вскинул брови Дадли.

–Серьезней некуда, — ответил Стернвуд и бросил на стол перед подчиненным тонкую папку с досье на его будущего визави, и, пока тот бегло читал ее содержимое, кратко устно охарактеризовав его и его биографию. — Этого парня зовут Ричард Кейс Нагелл. Два месяца тому назад он устроил стрельбу в банке в Эль-Пасо, а накануне сообщил письмом на имя Гувера о том, что его старый товарищ по морской пехоте Ли Харви Освальд планирует убийство Президента. ЦРУ поручило ему следить за ним, но то обстоятельство, что он не может пристрелить этого подонка и, таким образом, в защите интересов государства буквально связан по рукам и ногам, не позволяет ему поступить иначе, как устроить дебош в техасском банке.

–Погоди, — задумался Дадли. — Если я правильно понимаю, Управление, будучи в курсе планов Освальда, поручает своему агенту отслеживать его передвижения, но запрещает применять крайние меры, то есть вмешиваться в его планы. Но откуда такая пассивность в ведомстве Даллеса?

–Даллес там уже давно не работает…

–Неважно.

–Ты читал досье на Освальда, — развел руками Стернвуд. — Он сумасшедший.

–Или хуже, — пробормотал Дадли.

–То есть?

–То есть ЦРУ знает о готовящемся убийстве, но не желает его предотвратить. По какой-то, пока непонятной нам, причине.

Стернвуд не любил так далеко заглядывать и рассуждать, и потому продолжил:

–В общем, Нагелл с такой политикой собственного руководства был явно не согласен, но отказаться от исполнения данного ему поручения не мог — это прямо запрещает Устав и его присяга. Что ему оставалось делать? Как он мог одновременно вмешаться в планы Освальда, но, вместе с тем, не преступить закон и клятву верности Центральной разведке, с которой его связывает почти 10-летнее сотрудничество? Ведь, выйди он хоть немного за пределы дозволенного, Управление, чья деятельность не подчинена федеральному закону, просто устранило бы его — так ведь было уже много раз!

–Попасть в тюрьму? — Дадли угодил в яблочко. Ему часто такое удавалось, за что его и ценило начальство.

–Именно. Только там люди Даллеса не смогли бы его достать. Что он и сделал. Причем, убив двух зайцев одним выстрелом — вмешался в планы Освальда и привлек внимание многих слоев Бюро и ЦРУ к написанному им ранее письму на имя Гувера.

–Да, самое интересное, — иронично улыбнулся Дадли. — А наше ведомство? Чем объяснить его бездействие при наличии таких-то данных? С ЦРУ нам предстоит разобраться, но возможно это будет только при условии, что мы сами будем кристально чисты…

–Повторяю, — предположил Стернвуд, — на мой — но только на мой — взгляд Освальд производил впечатление сумасшедшего. Если быть до конца честным, я до сих пор не верю если не в его причастность к покушению, то в его главную роль в исполнении далласского сценария. Позиция Джей-Эдгара, скорее всего, совпадает с моей — думаю, он, изучив досье Освальда, просто не счел его достойной кандидатурой, которую могли выбрать коммунисты для расправы с Джей-Эф Кей. Конечно, вины с него никто не снимает, но не может же он брать на карандаш каждого идиота, который пишет подобные письма и разбрасывается угрозами! Мы бы не были Бюро, если бы всерьез реагировали на такие выпады, которых со времен Авраама Линкольна случалось немало. Быть серьезной конторой и быть перестраховщиками — немного разные вещи. Во втором случае можно прослыть параноиками и сделать так, чтобы с тобой перестали считаться.

–Хорошо, но он мог хотя бы проверить эту информацию, связавшись с ЦРУ и отведя от себя львиную долю подозрений в халатности на будущее…

Дадли не знал о разговоре, который состоялся несколько дней назад между Энглтоном и Гувером — да и не мог знать, просто в силу должностного положения, — но, даже если бы и знал, то нисколько бы не удивился. Это была игра в прятки, в которой Гувер, уже располагавший сведениями о готовящемся убийстве Кеннеди, пытался спихнуть всю ответственность за покушение не нерадивых людей Энглтона, а тот отвечал ему взаимностью. Каждый из них думал: «Если получится, я предупреждал своих коллег из параллельного ведомства, и виноваты во всем они; а если нет, то не буду иметь в глазах Президента бледный вид паникера и перестраховщика».

–А что бы это изменило? — парировал Клинтон. — Если ЦРУ уже накрыло Освальда колпаком в лице этого Нагелла, то дополнительная информация о нем никак не повлияла бы на их порядок действий в данной ситуации. Да и потом, ты же знаешь, как к нам относится Управление…

Дадли, как любой сотрудник Бюро, безусловно, было осведомлен о противоречиях в деятельности ФБР и ЦРУ, основанных на соперничестве и личном восприятии каждой из спецслужб как единственно важной, справедливой и беспристрастной в выполнении сверхважных государственных задач. Но понимал также и то, что соперничество в борьбе за место под солнцем, в лучах внимания главного обитателя Овального кабинета и взаимные подсиживания, ценой которых становится жизнь этого обитателя — вещи разные. Его распирало осознание этого противоречия, и он выпалил:

–Но ведь на кону была жизнь Президента!

–Стоп! — поняв, куда он клонит, остановил его Стернвуд. — Предоставь каждому заниматься своим делом. Комиссия Уоррена ведет официальное следствие, в ее распоряжении сотни томов материалов и такое же количество официальных и тайных агентов всех мастей. Виновных в смерти Джека они найдут и без нашей с тобой помощи. Наша задача — разбираться только в деятельности правоохранительных структур, в том числе, определять степень их бездействия и, если возможно, виновных в этом бездействии. Как они были связаны с Освальдом — прямо или косвенно. Могли или не могли ему помешать, и, если могли, то почему не помешали. А, кто стрелял и кто направлял руку стрелявшего, пусть разбираются люди Уоррена.

–А если стреляли или направляли руки стрелявших сотрудники силовых ведомств — тогда определение виновных будет входить в нашу компетенцию?

–Да. Но только после того, как люди Уоррена официально заявят об этом.

–Я понял. Итак, ты хочешь, чтобы я полетел в Техас и поговорил с этим Нагеллом, так? — уточнил Дадли. Стернвуд согласно кивнул. Дадли спросил: — Но что, кроме содержимого письма, он сможет мне дополнительно рассказать? Он ведь агент под присягой…

–Важно не что, а как он будет рассказывать, — ответил Клинтон. — На этом основании мы сможем понять, кто он такой и чего в действительности добивается… Это психология, Джер. Хоть ты и умный парень, а этой науке тебе еще предстоит поучиться.

02 декабря 1963 года, Эль-Пасо, штат Техас

Дик Нагелл произвел на Дадли приятное впечатление. Крепкий, сбитый, с ясными голубыми глазами и бритым затылком, он чем-то напомнил Джеру его родного брата Лонни, служившего в том же подразделении и даже примерно в тех же местах несколькими годами ранее Нагелла — на период призыва брата пришлась война в Японии, и потому с самого детства для Дадли морские пехотинцы представлялись чем-то возвышенным и родным одновременно. Оттого вдвойне неприятно было участвовать в расследовании преступления, совершенного бывшим морпехом. Успокаивал себя Роджер тем, что, возможно, ему удастся установить чей-то иной след в этом деле, отличный от следа Освальда. Возможно, сейчас он находится здесь именно для этого…

Нагелл был чуть младше Дадли, но производил впечатление старшего — морпехи всегда взрослеют раньше остальных. А еще они безукоризненно соблюдают субординацию. Так было и сейчас. Перед началом допроса, сидя за столом напротив агента ФБР, Нагелл сразу тактично, но жестко оговорился:

–Сразу хочу предупредить вас, сэр, что на вопросы о моем взаимодействии с сотрудниками ЦРУ, о порядке наших сношений, об обсуждаемых темах и методах получения заданий я отвечать не буду! Обязанностей присяги с меня еще никто не снимал.

–Обещаю не задавать таких вопросов, — поднял ладонь вверх Дадли. — За исключением, разумеется, той информации, на которую вы сами пролили свет, направив письмо в наше ведомство. А поскольку там содержалось достаточно информации, чтобы понять цель и смысл ваших действий, задам лишь несколько уточняющих вопросов. Итак. Вы, если не ошибаюсь, служили с Освальдом?

–Да, на базе в Ацуги.

–Как бы вы могли его охарактеризовать?

Нагелл пожал плечами:

–Взбалмошный и не вполне уравновешенный парень, которого на родине не ждало сколько-нибудь привлекательных перспектив и который по этой причине грезил Советами. Так часто бывает у представителей военного или первого послевоенного поколения. Их еще называют «потерянными».

–Согласен, — отвлеченно кивнул Дадли, соглашаясь со своим собеседником, но быстро вернулся к теме разговора. — И то, что он, как вы сказали, грезил Советами, по-вашему, исключает возможную заинтересованность КГБ в его действиях?

–Это тут совершенно ни причем, хотя мне кажется, сейчас многие доброхоты начнут связывать его юношеские, не вполне обдуманные, высказывания, с его же действиями в Далласе, — уверенно отвечал Дик.

–Но согласитесь, что обвинение в адрес КГБ выглядит достаточно правдоподобно?

–Нет, — не соглашался Нагелл. — И я говорю вам, да вы и сами знаете — наверняка, подготовились ко встрече и изучили досье Ли, — что он был немного не в себе. Взбалмошный, воспитанный не вполне нормальной матерью-одиночкой, вдобавок еще и злоупотреблявшей алкоголем, он априори не подходил советским спецслужбам.

–А нашим подходил? — обескураженно спросил Дадли, у которого на минуту перестал складываться в голове паззл целостной картины, обрисованной Нагеллом в его коммюнике на имя Гувера. — Ведь из вашего письма недвусмысленно следует заинтересованность ЦРУ в его планах…

–Именно поэтому нашим и подходил, — разъяснил Дик. — Понимаете, когда агента вербуют для работы за границей, даже малейшие шероховатости в его личности становятся препятствием для поручения ему сколько-нибудь серьезной работы. Он ведь в таком случае может завалить всю сеть! А когда Управление поручает кому-либо работу внутри страны, оно точно знает, что сможет остановить этого человека в любой момент, как только он выйдет из-под контроля. Это уже игра на их поле.

–Вас же не остановили…

–Я — другое дело. Я своим письмом привлек слишком много внимания к своей персоне, и убивать меня им уже как будто не с руки… А Ли… С одной стороны, они могли его остановить, а с другой он привлекал внимание именно своими неоднозначными выходками. То начнет раздавать листовки в поддержку Кастро, то в советское посольство звонить…

–Откуда у вас такая информация? — насторожился Дадли, сам сравнительно недавно узнавший эти, остававшиеся секретными до окончания работы комиссии, данные.

–Мистер Дадли, мы же договорились… — снисходительно улыбнулся Нагелл.

–Да, прошу прощения, — поправился Джер, припомнив начало их разговора. — Так значит вы считаете, что Советский Союз, в котором Освальд прожил три года, к убийству Президента Соединенных Штатов, своего идеологического врага, никакого отношения не имеет?

–Позвольте мне задать вопрос? — заинтересованно глядя в глаза своего собеседника, попросил разрешения Дик.

–Пожалуйста.

–А вы не допускаете заинтересованности ЦРУ в убийстве Президента?

–А зачем? — пожал плечами Дадли и объяснил свой скепсис: — «Cui prodest», как говорили древние. «Ищите, кому выгодно». С Москвой все понятно, а тут…

–ЦРУ, — отвечал Нагелл, — такая же часть государственной системы, как ОКНШ или, скажем, ВМФ. Она живет и финансируется — кстати, неплохо финансируется — до тех пор, пока само государство пребывает в состоянии холодной войны с противником за океаном. Таким организациям выгодно раздувать пожар гонки вооружений, потому что, если он погаснет, то платить им станет некому и не за что. А Джек этого пожара не хотел и предпринимал все усилия, чтобы сократить его масштабы. Он пошел на уступки русским во время Карибского инцидента, наказал ЦРУ за операцию в заливе Свиней…

–За провал операции в заливе Свиней, вы хотите сказать?

–Нет. Именно за операцию. Он же собирался и уже начал выводить войска из Вьетнама. Дружил с про-коммунистически настроенными засранцами типа Сукарно — не потому, что они ему нравились, а потому что он думал о будущем всего мира. И наших людей, в том числе. Но такой порядок вещей, как я уже сказал, был невыгоден ЦРУ и тому военному истеблишменту, чьи интересы Управление, с момента своего основания возглавляемое матерыми представителями нашей военщины, защищало и защищает куда активнее, чем интересы простых граждан.

–Неужели им выгодна война?! — негодовал Дадли, считавший себя не менее добропорядочным гражданином США, чем его собеседник, но все еще не разделявший его позиции. — Выгодно открытое противостояние? Ведь может погибнуть бесчисленное множество человек, и они, как люди, несомненно, умные, это понимают!

–Возможно, им не выгодна собственно война, — рассуждал Нагелл. — Им выгодно нагнетание противостояния, сознательная спекуляция на угрозе ядерного удара. А Джек отказывался греть на этом руки, и жестоко — видно это хотя бы по его радикальным мерам в отношении явно ангажированной с ЦРУ «Альфы-66», нападавший на советские суда в кубинской акватории — карал тех, кто пытался отступить от этой его политики.

–Получается, Освальд был им выгоден, но все же они послали вас следить за ним? Зачем?

–Странный вопрос, — усмехнулся Дик. — Мы же только что говорили о контроле ЦРУ за своими агентами, чтобы в нужный момент… Представьте. Вы решили построить дом, заказав работы по строительству некоей фирме. Но не доверяете ей и решаете лично проконтролировать ход работ. Так бывает? Так почему же такому подходу не место в структуре ЦРУ? Не забывайте, что, наряду с этим, своего рода, авторским надзором, они категорически запретили мне применять силу в его отношении или иным образом вмешиваться в его планы, что недвусмысленно свидетельствует о заинтересованности Управления в их реализации. Хотя, как по мне, так я бы с удовольствием выполнил приказ и всадил бы ему пулю между глаз, несмотря на его неуравновешенную психику и наше давнее знакомство…

–Вы сказали — приказ? Чей приказ? — продемонстрировал свою внимательность к деталям Дадли.

–Я оговорился, — быстро пробормотал Нагелл, покраснев и забегав глазами. — Я имел в виду, что пошел бы на поводу у веления своего сердца. Понимаете, я как любой американец, очень любил и ценил Джека именно за его пацифизм и заботу о собственном народе, а они…

–Оговорились? Это точно? — Роджер вцепился в собеседника взглядом, хотя его визави все еще упрямо опускал глаза.

–Точно. Обстановка давит, и вообще…

–Ну хорошо.

Дадли понимал, что все оговорки, пусть бы даже они исходили от агентов ЦРУ с солидным стажем, несут в себе половину правды, но нажимать на Нагелла не стал — иначе бы тот совсем закрылся от диалога. И хотя на сегодня он был уже окончен, Роджер не исключал, что им придется встретиться вновь. А потому, сделав для себя некоторые выводы, он свернул беседу и откланялся, оставив Нагелла наедине с вопросом, зачем же все-таки приходил сегодня к нему человек из Бюро. Уж не затем же, чтобы порассуждать о его, Нагелла, взглядах на мировую политику?..

А Дадли и сам не знал ответа на этот вопрос. Тем же вечером, посетив еще полицейское управление Эль-Пасо и ознакомившись там более детально с делом Нагелла, он вернулся в гостиницу. В общем, задание было выполнено и можно было уезжать, но что-то все еще держало его здесь, в этом проклятом Техасе, в котором 10 дней назад был убит обожаемый всей страной Джей-Эф Кей. Что-то или кто-то. Нагелл? Его слова?

Сидя в гостиничном лобби и потягивая вечерний виски, Дадли старался вновь и вновь проанализировать все, что услышал от Дика сегодня утром. Он не мог сказать, что попал под его влияние, но что-то в этом человеке определенно настолько импонировало Дадли, что, будь его воля, он бы не только выпустил его на свободу, но и наградил за те усилия, которые тот предпринял, чтобы, если не спасти, то хотя бы продлить жизнь Президента. И дело было не только в его прошлом и внешнем облике. Дадли разделял его точку зрения. Ему и вправду казалось, что роль ЦРУ в случившемся здесь 22 ноября до конца не прояснена. Слишком многое на это указывало — молчание Управления о звонках Освальда в советское посольство, о результатах слежки за ним в Мехико, операция с Нагеллом и, наконец, описанный им же явный интерес главной спецслужбы страны в устранении главы государства, который давно уже похож на бельмо на их глазу.

Задумавшись на мгновение, Дадли поймал себя на необходимости более холодного подхода к услышанному и прочитанному. Все-таки, думал он, Нагелл сидит в тюрьме, а потому разделять его точку зрения не подобает порядочному агенту ФБР.

«С чего бы вдруг он, прослуживший в ЦРУ с десяток лет, вдруг начинает лить грязь на это ведомство, причем, делает это весьма адресно, сообщая свои соображения сотруднику конкурирующего ведомства? — размышлял Джер, разглядывая картины времен войны Севера и Юга, в стиле антебеллум, висевшие на стенах холла отеля. — И о Советах отзывается как-то подозрительно лестно — мол, у них вербовщики грамотные, такого осла, как Освальд никогда бы не завербовали. А у нас, получается, идиоты. И эта странная фраза «я бы выполнил приказ». Чей приказ? Если ОКНШ, как он считает, только и делает, что греет руки на холодной войне и ядерном противостоянии, то наш враг — КГБ — не хочет этого. Значит, приказ об устранении Освальда отдать ему могли они?..»

Джер решил посоветоваться с Лонни, старшим братом, бывшим морским пехотинцем, вернувшимся с японской войны глубоко покалеченным, нравственно и физически, человеком. В детстве он был Роджеру почти как отец, и взаимные теплые чувства братья сохранили до сих пор. Сейчас, уже во взрослой жизни, не проходило и пары дней, чтобы они не созванивались и не обсуждали то, что у каждого из них было на душе. У Дадли-младшего из головы не выходил Дик Нагелл, которого он почему-то внезапно для себя заподозрил в шпионаже в пользу СССР. Стремясь не рассказать брату лишнего, не разгласить государственной тайны, Роджер решил аккуратно расспросить его о нравах, царивших в союзных войсках в дни оккупации Японии, которая, как известно, осуществлялась силами США и Советского Союза.

–Изначально, наше командование очень не хотело появления там русских, — отвечал Лонни. — Вообще планировалось оккупировать всю Японию собственными силами — именно для этого придуманы были Хиросима и Нагасаки. Но, как бы там ни было, они там появились, и очень скоро. Война затянулась, блицкрига не вышло, да и помощь русских, если быть честным, нам понадобилась. Следовательно, пришлось делиться территориями… Но так думали и об этом сожалели политики. Мы были простыми солдатами — что американцы, что русские. Прямо скажем, в ту пору они нас здорово выручили. И на этой почве между нами установились очень теплые взаимоотношения. Мы стали как братья друг другу. Хоть, в большинстве случаев, не знали языка того, с кем общались — а понятно все было и без слов. Даже у меня в друзьях появился один русский. Звали его Петром. С тех пор мы не виделись — да и как, когда Черчилль и Сталин дружно опустили железный занавес сразу после окончания войны? А воспоминания самые теплые — как у меня, так и у него, я уверен, — остались.

–На почве такой взаимной любви могли ли быть переходы на сторону врага? Ну, в ту пору еще союзника, конечно… — осторожно озвучил свои предположения Роджер.

–О чем ты?

–О вербовке. Русские могли вербовать ваших парней?

–Я как-то об этом тогда не думал, — задумчиво протянул Дадли-старший. — Понимаешь, мы ведь тогда, как ты правильно заметил, вместе сражались против общего врага… А сейчас… Сейчас я знаю только то, что зона влияния русских на Дальнем Востоке несравнимо больше нашей. И со стороны Японии (несмотря на все усилия нашего тогдашнего командира Даги Макартура), и со стороны Китая. И размещение там в настоящее время наших военных баз вполне может спровоцировать нечто подобное.

–Почему ты так думаешь?

–Потому что среди тамошних командиров еще много моих сослуживцев, для которых дружба с русскими осталась доброй воинской традицией. А ссылают туда для прохождения службы, как правило, кого? Всякую безотцовщину да выходцев из низов, которым Штаты с их политикой определенно стоят поперек горла. Что стоит протянуть руку к режиму Советов? Пара пустяков. Кажется, убивший Джека парень тоже был из неблагополучной семьи, бредил идеями Маркса и неслучайно, как мне кажется, проходил службу в Ацуги…

Дадли не говорил домашним, что по работе имеет отношение к расследованию далласских событий, но в ту пору они были главной темой для обсуждения всех американцев, от мала до велика.

–Да, кстати, Джер, — продолжал старший брат, — читал последнюю пресс-конференцию доктора Перри в «Нью-Йорк Таймс»?

–Нет, а что там?

–Что ты?! Тебя не интересует комиссия Уоррена?!

–Да времени нет, работы много. Так что там интересного?

–Пару дней назад док, что производил вскрытие Джека, заявил, что смерть наступила от пули, выпущенной в лицо Президента, а сегодня Ли Рэнкин из комиссии уже опровергает этот факт. Понятно, ведь при таком раскладе может выясниться, что стрелял не Освальд, потому что он находился позади кортежа. Однако, остается вопрос — куда делась пуля, входное отверстие от которой обнаружено в голове Президента? Они говорят, будто ее нет совсем. Но как такое возможно? Неужто стрелял кто-то другой?

Роджер помнил настойчивый запрет Клинтона Стернвуда как-либо вмешиваться в ход следствия по делу об убийстве Президента, но сказанное братом вдруг моментально отрезвило его. Он положил трубку и задумался.

«И чего я вдруг так резко переключился на рельсы КГБ? Нагелл оговорился, мне что-то показалось, Лонни что-то домыслил, и на тебе — версия готова! А вдруг Нагелл прав, и ЦРУ действительно причастно к убийству?! Освальд был нужен им как мишень. Агент-красная тряпка, которого, как правильно сказал Нагелл, они могли убить в любой момент, что, собственно, и сделали через два дня после покушения. В качестве стрелка он их не интересовал. Стрелок был другой. Освальд же нужен был для отвода глаз. И эта история с пулей может подтверждать его точку зрения…»

Конец ознакомительного фрагмента.