Доктрина спасения

Антон Кучевский

На сей раз она попалась всерьез. Нет ни единой лазейки, в которую могла бы ускользнуть Тави – бывшая любительница вольной и преступной жизни, а ныне – квалиира на бойцовской арене королевства Аргентау. Отныне у нее лишь одна задача – выжить… и пытаться бежать.

Глава 6. Искус спасения

— Серая…

— М?

— Ты ведь много путешествовала, да?

Чакьяни упорно отказывается звать меня по имени. Мне, в общем-то, наплевать, но имя — все, что осталось. Остальное утеряно на неопределенный срок. Возможно, навсегда.

А с вечностью я как-нибудь сама разберусь.

— Да.

— Скажи… в какой стране лучше жить?

Я удивленно посмотрела на нее. Глаза рыжей были закрыты, голова откинута назад — словно она разговаривала во сне.

— В любой. Где совьешь себе гнездо, там и будет хорошо.

— Но ведь люди-то разные. Какая-то страна беднее, какая-то богаче. Где-то крестьянин может себе позволить иметь двух коров, а где-то с трудом пару горстей зерен собирает, — упрямо проговорила она, не открывая глаз. Я хмыкнула:

— Хорошо в той стране, где твоя рожа не торчит на розыскных плакатах, причем повсеместно. Из собственного опыта знаю, уж поверь.

— Рид Ойлем? — низким голосом уточнила Раэ.

— Рид Ойлем.

— И все же тебя оттуда выкрали.

— Пусть их демоны в план нежити утащат и имеют каждый четный день. А по нечетным — пытают, — вздохнула я. — В Рид Ойлеме хорошо. И король там хороший, добрый. Его целый год искали, даже регента не посадили на престол.

— А ты-то откуда знаешь? — насмешливо спросила Чака.

— Птицы на хвосте донесли, — усмехнулась я, поскребя когтями шею.

— И все же. Где лучше жить?

— Где угодно, кроме Аргентау. В Ургахаде мы заходили только в порты, в столицу не особо совались. Три города и все совершенно разные. Эрвинд — жемчужина владычества, Рьюманост — ни то ни се, просто крупный порт с крепкими городскими стенами. Рахтальд… на ночной стоянке, прямо на причале, у лучшего нашего вора сперли кошелек. Думаю, это все, что нужно знать о Рахтальде.

Мы тряслись в некогда открытой повозке, угрожающе поскрипывающей на ходу. Кажется, этот кусок дерева скоро развалится. Угрожающий скрип довершала массивная клеть, установленная прямо на борта. За нами следовали еще трое стражей на лошадях. Двое на пегих и один на черной, как вороново крыло, все — в том числе и кони — в темно-красной с золотом ткани, перемежаемой металлическими бляшками.

Я понятия не имела, куда нас везут. Даже рыжая не знала, а уж она-то всегда была в курсе последних событий.

— В Эрвинде ты бы поселилась?

— Возможно.

— Раэ, — потрогала руку сарры Чака, — ты была в Эрвинде?

— Нет, — буркнула та. — И в этом… как его? В Рьюманосте тоже не была.

— Жаль, — вздохнула Чака. — Интересно услышать от кого-то местного.

— Рассказам любого человека о его собственной стране нельзя доверять, — твердо сказала я. — Или наврет с три короба, или расхвалит так, что усомнишься в его словах еще больше, чем, если бы наврал.

— Человека?

— Людя, сарруса, хоббита… да кого угодно. Йрваям можно верить, но вы ж их не видели и считаете, что я сказки рассказываю.

— Хорошо. Тогда расскажи о Грайруве.

— Ну началось…

Дорога, хоть и вымощена разномастными булыжниками, все равно неровная до чертиков. Да еще и через холмы. Какому-то идиоту с манией величия пришло в голову, что ехать придется гораздо меньше, если не огибать холм, а проложить путь прямо поверх него. Беда в том, что, когда делали имперские тракты в Грайруве, лишние холмы просто срывали с пути. Пусть это и стоило ого-го, подобная работа уж не знаю кого — инженеров, магов, или и тех, и других одновременно, хорошая дорога все равно остается ценностью немыслимой величины. А здесь поленились.

— А страны Арн-Зула?

— Орогленн-то с Маркевией? Сплошные леса и горы. Есть там, в Маркевии, один городок, где начальник городской стражи журил меня за то, что я хожу по свежевымытому полу. Я в тот момент, между прочим, рылась у него в бумагах.

Чака фыркнула. Игла, до сего времени не жаловавшая нас буквами, заботливо составленными в слова, бросила:

— Смахивает на небылицу.

— Даже спорить не буду. Самой бы рассказали — не поверила б, — пожала плечами я, тщетно пытаясь разглядеть что-то из-за массивного конского крупа. Правил повозкой один из стражников, массивный и широкий, шлем снял и положил рядом с собой, изредка оглядываясь на нас, алый плащ откинул в сторону.

Двинуть бы его по черепу чем-то увесистым, да только мы прикованы к толстому металлическому штырю в центре телеги. Наверное, Раэ смогла бы его вырвать. И тут же получить арбалетную стрелу от тех, кто едет сзади. Кроме того, ее руки еще и скованы двойной колодкой — знают силу сарры. Побаиваются.

— Высунуться хочешь? Валяй, Лодобей с радостью размозжит тебе голову копытом, — послышалось сзади. Я обернулась — стражник насмешливо скалился, поглаживая ложе арбалета. Он подъехал почти вплотную, видимо, думая, что я хочу сбежать.

Хочу. Кто ж не хочет.

На колодках Стали виднеется крохотный замок. Если бы отвлечь чем-то всех троих стражников, да вознице зубы заговорить, я расковыряю его когтем. Сейтарр после наших тюремных приключений научил, здравия ему доброго да долгих лет жизни. Вот только пока хоть один из всадников пялится на нас, стрелы или копья мне не избежать. А еще у них на поясах странные медные трубки, испещренные значками Древних. Я хорошо знаю этот язык, но на первый взгляд там какая-то бессмыслица.

Тем не менее, у них есть какая-то магическая дрянь, и она явно действует. Иначе б не таскали с собой. Разум ищет, ищет, ищет, словно слепая крыса, тычется в окружающие стены, но все выходы плотно замурованы.

Чака, видя, как бегают мои глаза, только участливо вздохнула. Знаю, говорил ее взгляд. Сама пыталась — год, два. А затем смирилась. Прав был Штольц, чертов знаток судеб.

Так бы мы и ехали до загадочного пункта назначения, скучая в клетке, если бы не одинокий всадник.

Он стоял на возвышении, как будто за его плечами сейчас собиралась огромная армия, что по первому сигналу хлынет вниз по холму, словно лавина с гор. Мне знакомы подобные люди — без страха и упрека они рвутся вперед, покрывая подвигами свое имя. Или орошая своей кровью землю.

Герой-одиночка просто обязан выжить. Пусть первые несколько поединков со злом ему придется постыдно показывать пятки, но все события, что произойдут в его жизни, перекуются в невидимый доспех из лучшей стали. Где-то возьмет скоростью движений, где-то — непомерной силой или мудростью.

К сожалению, на холме сейчас красовался еще молодой герой. Красивая поза, воздетый к небу меч… и отсутствующий шлем. На прикрепленном к локтю щите красуется герб — красиво нарисованная черная птица на желтом фоне.

Всадник указал мечом на нашу клеть и громогласно прокричал:

— Освободите их!

Старший конвоя сделал знак остановиться — когда он обернул голову, я увидела необычную для человека широкую прорезь в шлеме. Саррус. До того командира я видела только со спины, а вот голос его показался знакомым…

Ну конечно. Тот стражник, что выплеснул на меня ведро воды в первый же день. Странно, тогда я не обратила внимания на его знаки различия. Но что возьмешь с рыбы, да еще и со сломанной спиной?

— Арбалеты к бою! — вместо немедленного освобождения саррус решил, что подобный рыцарь не представляет опасности для отряда воинов.

— Тогда пеняйте на себя! — страшно вскричал воин, и, подхватив шлем с седла, ринулся в атаку, ударив коня по бокам железными пятками.

Всем он хорош, в сверкающем доспехе, белокурый, статный, да только местные склоны изрыты заячьими норами. Линд учил меня охотиться, но, боюсь, я так и не преуспела в этом благородном деле. А вот подобные мелочи замечаю.

К сожалению, рок сыграл против безымянного героя. Его лошадь оступилась, попав ногой в одну из подлых ямок, рыцарь крайне неудачно вылетел из седла и скатился к дороге уже без сознания. По знаку старшего один из стражей проверил тело, ухмыльнулся, а затем начал рыться в поясном кошеле. Второй слез с коня и начал снимать седельные сумки.

— И… все? — неверяще прошептала Чака. Я хмыкнула:

— Атакуй он из засады, имел бы больше шансов. Доспех хороший, такой даже арбалетная стрела с трудом прошибет. А вот так, по-дурацки… даже не знаю, на что рассчитывал этот щенок.

— Раз везут девок, значит, красивых. Раз красивые, значит, будут благодарны за спасение. Гарем он хотел, кажется, — с едва заметной усмешкой сообщила Игла.

— Значит, и со зрением неважно, — подытожила я и крикнула саррусу:

— Эй, чего стоим? Мы скоро протухнем в этой дрянной телеге!

— Закрой свою гнилую пасть и не воняй больше, — прикрикнул один из тех, что ехали сзади, и попытался ткнуть меня копьем. Я схватила копье обеими руками и резко потянула на себя, упершись ногами в прутья клетки, вследствие чего оружие полностью оказалось внутри, едва не задев Чаку. Служивые, напротив, не стали нас бить, а разразились дружным хохотом. Особенно усердствовал, задыхаясь, дородный тип с сальными, маленькими глазками, на пивном котле которого и открытый шлем сидел с трудом:

— Хо-хо, ихахахах, а я тебе говорил, Трааги, не стоит рабыням давать всякое — оторвут с корнем!

— Оставь, — вздохнула Раэ. — В тесноте клетки с подобным оружием не развернешься. Уж точно не против арбалетов.

— Пусть попробует забрать, — огрызнулась я.

Мне, знаете ли, страшно не нравится, когда меня тыкают острыми предметами.

— Так-так, — протяжно произнес кто-то из-за спины. — Кажется, у нас назревает бунт?

— Скажи своим ублюдкам, чтоб засунули свои копья себе в задницы, раз не умеют их в руках удержать!

— Демон, дорогуша моя, я, кажется, был слишком добр к тебе… следовало дать тебе подохнуть еще тогда, в камере, — спокойно сказал саррус, снимая шлем. Да, точно он, тот самый водонос. На меня уставился глаз теплого карего оттенка:

— Отдай копье, будь хорошей собачкой.

— Подавись, — прошипела я и едва удержала в себе желание швырнуть его прямо в грудь конвоира. Перевернула и протянула древком вперед. Саррус кивнул, забрав оружие, и обратил взор на проштрафившегося стражника:

— Трааги — сортирные работы. По возвращению. Декады хватит, думаю.

— Но, капитан Ном…

— Полторы декады, — скучающим голосом произнес саррус.

— Слушаюсь!

Они продолжали зубоскалить — к веселью подключились и те, кто успел хватко ограбить неизвестного рыцаря, а я шумно вздохнула и снова уселась на дно телеги, обхватив руками колени.

— Он еще хороший, — шепнула Чака, подбираясь ко мне. Скрипнув, телега снова нехотя поехала вперед.

— Кто?

— Ном. Самый вменяемый из всей красноперой толпы.

— Ну, учитывая, что большинство из них — местные… — покачала головой я.

— Это как-то влияет на твое мнение? — поинтересовалась Игла.

— Скажем так… традиции здесь резко отличаются от того, что я привыкла видеть. И с более высокой вероятностью уроженец Ургахада окажется способным на милосердие и благородство, чем большинство местных ублюдков.

— Сложно уследить, — нахмурилась узколицая. — То есть, ты считаешь нас более жестокими и подлыми, чем ургахадцев? Весь народ?

Чака рассмеялась — визгливо, неприятно. Вообще, у нее не самый мелодичный голос на всем Кихча, как и у меня.

— Кого «нас»? Очнись… ты закована в цепи и едешь неизвестно куда. Скажи нечто подобное стражам, и они запинают тебя до полусмерти, наивный ребенок. Никаких «нас» нет!

— Или есть, — глухо проговорила Раэ. Чака не сдавалась:

— Прости, я ослышалась?

— Йилаан не виновата, что родилась здесь. Никто не может выбрать место своего рождения. Ни великие маги, ни мудрые провидцы… никто. И порой все, что остается у тебя — гордость за величие своей страны. Каким бы путем это величие не пришло. Конечно, людям вроде тебя это вряд ли под силу понять, — с последними словами холодный взгляд пронзил меня, словно какой-нибудь Ледовый Шип или еще что пострашнее.

Я скривила рот в ухмылке:

— В чем-то ты права, голубоглазка. Я — обломок корабля, что знай себе дрейфует по волнам океана. И мне совершенно безразлично, какой корабль для этого потерпел крушение.

— Как ты меня назвала? — бесстрастно спросила Раэ.

— Голубоглазка.

Чака хихикнула и прикрыла рот рукой, словно прося прощения. Игла отвернулась в сторону, будто сейчас должно было произойти что-то ужасное.

— Тот, кто не имеет родины, никогда не поймет того, у кого она есть. Ты ведь знаешь, что с меня снимут железо по прибытию — куда б мы ни ехали. Не боишься?

— Чего? — притворно удивилась я. — Я ведь не оскорбляла ни твою честь, ни твою родину. А глаз у тебя и в самом деле голубой.

Раэ будто бы смахнула с лица вуаль злости, которая начала проступать в течение нашей маленькой пикировки, и кивнула. Великолепный самоконтроль. Поучиться бы, да только я с каждым словом все дальше от возможности поговорить с ней по душам.

— Не стоит пробовать свои зубы на мне, серая. У тебя их мало.

Я медленно вдохнула, ребра тут же отозвались безмолвным протестом. Затем так же медленно выдохнула. Сказала:

— Постараюсь. Но обещать ничего не могу.

И добавила гораздо тише:

— А над зубами поработали поочередно почти все встреченные красноперые цирюльники, что б их демоны задрали.

— Да, нам как-то больше повезло, — усмехнулась Чака. Кажется, грозовые облака прошли стороной. Выражаясь не буквально, увы — спустя несколько минут солнце скрылось за пушистым хвостом серого небесного зверя, а окрестности затянуло пеленой мелкого дождя.

Когда Чакьяни улыбается, у нее заметна значительная прореха в зубах. На том же месте, где на верхней губе расплылся небольшой шрамик. Остальные все дома. Для квалииры это, вероятно, редкая удача — потерять только два зуба и обзавестись всего-то парой шрамов на лице.

С другой стороны, ее отгрызенная рука на второй чаше весов лишь подтверждает, что природа любит равновесие.

Капли стекали по черному металлу клети, облизывая насквозь проржавевшие заклепки. Если и есть что-то хорошее в таком положении, так то, что строитель не стал заморачиваться, обтягивая железом еще и верх. У нас есть крыша из толстых, крепких досок, стянутых темными полосами — кажется, бывшая дверь или что-то в этом роде. Сквозь едва заметные щели капает вода, но здесь, внутри, почти сухо.

Только ветер иногда заносит пелену мелких капель, бросая ее сквозь решетку.

До места мы добрались часов за восемь. Уже и дождь утих, но все ехали да ехали, трясясь в мелких колдобинах, пока дорога не пошла вверх, плавно огибая очередной холм. Она привела к небольшой, явно сделанной руками рабов площадке, на которой едва могла развернуться телега с запряженной лошадью, а справа виднелся черный зев шахты.

Мы переглянулись. Шахта — это инструменты, инструменты — это оружие.

Однако, после того как Ном открыл клетку и выпустил почти сухих квалиир наружу, истина нас немного обескуражила.

— Только демонам известно, что там творится, — сказал он, указывая на вход, пока трое конвойных, ежесекундно поминая нечистые силы, пытались растянуть изрядно намокший тент. Оставшиеся держали нас под прицелом арбалетов. — За одну ночь хорошее месторождение руды затянуло какими-то колючими корнями. И слишком подвижными, чтоб их. Несколько человек из стражи попытались очистить шахту, но одного измочалило так, что мать родная не узнает, а остальные еще долго не смогут нести службу. Вам надо разобраться с этими проклятыми растениями.

— И ты думаешь, что мы туда пойдем? Ном, да ты последние мозги пропил! — вскинулась Чака.

— Тише, тише, — добродушно сказал саррус, указывая ей в горло концом меча. — Ты еще не знаешь главного — оружия вам давать никто не собирается.

Я задумалась. Смахивает на изощренный способ самоубийства. К тому же…

— А король точно одобрит потерю сразу четырех квалиир?

Один из стражников рявкнул:

— Вы, мрази, и сражаетесь на арене, чтоб умереть во славу Его Величества! А здесь дело куда более нужное и полезное.

Меня интересовал еще один вопрос:

— Душитель? Или колючки? Или ядовитая лоза?

— Не знаю, — нахмурился Ном. — А есть разница?

— Есть, — твердо сказала я.

— Насколько мне известно, от яда не умер никто из рабо… тников, — на мгновение замялся саррус. «Рабов», не правда ли? — Все пострадавшие умерли от чудовищной силы объятий либо от множественных ран.

— Раненых не было? — деловито поинтересовалась его соплеменница.

— Нет.

Естествознание народа йрвай изучило и преподнесло обладателям очень полезные сведения о растительном мире Теджусса. Маленькая страна, в которой почти каждое безмозглое создание хочет тебя убить.

Игла пожала плечами и молча зашла внутрь. Она низкорослая, может даже голову не наклонять. С сомнением посмотрев на Раэ, которой, кажется, придется обзавестись парой шишек, я согнулась и тоже полезла внутрь. Чака, недовольно шипя, последовала за мной.

Йилаан спасла хорошая реакция. Едва мы добрались до первого поворота, буквально перед ее носом хлестнул толстый, узловатый корень с кучей длинных шипов, удивительно подвижный для растения. Она отпрянула назад, споткнувшись о выступавший камень, и повалилась на меня, я от неожиданности тоже чуть не отступила, но удержала ее легкое тело.

— Что за… — напряженно шепнула Чака, провожая взглядом снова спрятавшийся за угол корень.

— Не знаю, — тяжело дыша, ответила Игла.

— Как с этим драться?

— Не знаю, демоны тебя раздери! И вот эту штуку за поворотом тоже.

— Нам нужны факелы! — низким голосом прогудела Раэ в сторону выхода. — Четыре штуки!

Я прошипела:

— Три. Не хочу занимать руки, да и вижу в темноте неплохо.

Конечно, не так, как мать, но все же…

— Вроде колдунья, а дура та еще, — беззлобно произнесла сарра. — Это растения, а против них нужен огонь. Волшбу творить в браслетах все равно не сможешь.

— Умная нашлась. Разве не видишь, что это не обычные корни? Отойди, — отодвинула я Иглу в сторону. В узком проходе едва могут разминуться два обычных человека с мешками на плечах, а большего для рудного прииска и не нужно.

Стражник, держа меч наготове, передал Стали не четыре и даже не три, а целый один факел, после чего она окончательно расплющила по стенам Чаку с Иглой, пробираясь ко мне. Я как раз занималась забавной игрой — протягивала руку вперед, пытаясь определить, с какого расстояния корень-плеть начинает атаковать. Пока безуспешно.

На меня растение никак не желало реагировать. А вот Раэ, протянувшую руку с нещадно чадящим источником света вперед, едва не ранило той же самой плетью. Успела отдернуться назад. Рефлексы опытного бойца, не иначе.

— Здесь что-то нечисто, — проговорила она, внимательно следя за прыгающими тенями.

— Да ты что, — язвительным полушепотом процедила я. — Чертовщина, которая за одни сутки заплела целую шахту, «чистой» быть просто не может.

— Нет. Я о том, как оно реагирует на тебя.

Я повернула голову влево и вновь обнаружила на себе пронзительный взгляд. Неприятное ощущение. Чувство, что тебя в чем-то подозревают, суммарно с безмятежной уверенностью в его, подозревающего, правоте.

Или, в данном случае, Ее правоте.

Мысль о том, что меня считают чем-то общим с плотоядным растением, неприятно кольнула разум.

— Что с того? Я не магическое существо, тайно выведенное в дальних закутках подвала какого-нибудь злого чародея… чем, безусловно, является этот милый кустик.

— Пока оно пытается ухватить нас, и не пытается сделать то же самое с тобой, работать ты будешь одна, — бесстрастно сказала воительница. — Без оружия «милый кустик» распотрошит каждую. Ты хотя бы подобраться к нему близко можешь, Демон.

— Или он меня заманивает, — не согласилась я.

— Иди и проверь, — усмехнулась она.

Я подумала. Затем подумала еще немного, пока не пытаясь заглянуть за поворот. Знаете, когда очевидных решений нет, нужно остановиться и подумать. Возможно, найдутся еще и неочевидные. Очень хороший метод.

–…или же дело вовсе не во мне, — закончила я вслух едва уловимую мысль.

— В чем тогда? — приглушенно спросила Чака из-за спины. Я в ответ подняла над плечом сжатый кулак и обвила пальцами другой руки запястье, касаясь тяжелого металлического браслета с затейливой вязью:

— В них.

— Не поняла.

— Подобные методы контроля применялись к порабощенным демонам во время Войн Хаоса. «Единой же цели соблюдаемой послужит Ошейник Исчадия, что причиняет нестерпимую боль прислужнику, вытягивая из него магию и истощая жизненную силу. Разрушение же руны Хегсверт в основании приведет к смерти подопытного», — процитировала я из памяти пригодные строки. — Эти штуки первыми изобрели, как ни странно, именно маги. Немного позже обычные люди, мастера рун, их несколько… доработали. Для нас.

— Спасибо, стало намного понятнее, — язвительно произнесла рыжая, усаживаясь на небольшой плоский камень.

Я подошла к ней и поднесла к носу грубые, массивные наручники — сначала один, потом второй. Спросила:

— Видишь?

— Сто раз уже видела.

— Эти штуки отпугивают любую призванную дрянь. Должны отпугивать. То, что вытягивает силы из волшебников, убивает созданных магией существ.

— А та хрень внутри — точно призванная? — недоверчиво спросила Чакьяни, вглядываясь в танцующие на стенах шахты тени.

— Никогда не любила растения, — пробормотала я. — Сейчас и выясним, призванная или нет. Возможно, результат какого-то жутко древнего проклятия или наговора местной лесной нечисти.

Сделав полный вдох и такой же медленный выдох, я прислонилась к поддерживающей потолок опоре и выглянула. Черные щупальца плавно шевелились, но нападать не хотели.

— Кажется, сработало, — неуверенно сказала я через плечо.

— Главное — не бояться.

Сказано полушепотом. Я так и не поняла, кто там сзади, за моей спиной, такой смелый. Но сделала шаг, еще один, пошла вперед. Корни не втягивались в изрядно потрескавшиеся стены шахты, однако старались отдалиться от меня. Я вытянула руку запястьем вперед, плеть попыталась захлестнуть ее, но случайно задела край наручника — и сгорела, рассыпавшись мелкой темно-серой крошкой.

— Нужна помощь? — немного помолчав, спросила Раэ. Она с осторожностью наблюдала за всей сценой из-за угла, затем вышла и потыкала в землю ногой. Остатки зловредного корня легко крошились, как будто и не было той силы, превращающей людей в хорошо отделанные мешки с мясом.

— Нужна. Держи тех двоих за углом и сама не мешай, — резко ответила я. Единственной, кто бы мог мне помочь здесь, была Метель — но она осталась в своем крыле.

— Ясно. Факел дать?

— Нет.

Сарра ничуть не воспринимала отказ от помощи как личную обиду или что-то вроде того. Она восприняла случившееся как однозначное знамение: я не могу справиться с врагом. Нужно отступить и слушать приказы тех, кто может.

Солдатские привычки и нежелание рассказывать о своем прошлом. Множество испытаний на смертельной арене, куча шрамов, подтверждающих ее невероятную живучесть. Видела ургахадских боевых магов, а ведь их там меньше, чем в империи. Все старожилы в один голос твердят, что помнят Сталь реликтом той, старой эпохи — она всегда была тут. То есть, не менее шестнадцати лет в заключении. По крайней мере, так мне сказал один седоусый страж перед тем, как выпускать в каусс.

Кто ты, Раэ?