Номинация «Поэзия». Короткий список премии «Лицей» 2022

Антон Азаренков

В сборник вошли поэтические подборки авторов, вошедших в короткий список литературной премии «Лицей» им. Александра Пушкина для молодых писателей и поэтов в 2022 году: Антона Азаренкова (Санкт-Петербург), Ростислава Амелина (Москва), Дениса Балина (п. Мга, Ленинградская обл.), Анны Долгаревой (Москва), Максима Дрёмова (Москва), Софьи Дубровской (Москва), Ирины Крупиной (Москва), Оли Скорлупкиной (Санкт-Петербург), Романа Шишкова (Москва), Ростислава Ярцева (Москва).

Ростислав Амелин

Иван Кощеев

Иван Кощеев

Я сейчас сижу на инвалидном кресле.

Нет, не навсегда. Надеемся, поправлюсь!

Время что-то лечит, что-то — отбирает,

Стоит многих средств. И не стоит на месте.

Никогда не знаешь, что конкретно будет.

Хоть ты предсказатель. Хоть ты экстрасенс, блин!

Нужно с этим жить. И не молить о ЧУДЕ.

Чудо происходит там, где не предскажешь.

«Сотню раз подумай, прежде чем ввязаться!»

Говорил мой папа. Я большой, не слушал.

Я бы и сейчас все сделал точно так же,

Если бы Господь вдруг дал туда вернуться.

Я пока без дела, без коммуникаций,

Времени в обрез. И в то же время пропасть.

Можно так сказать: Сезон воспоминаний.

Их сегодня столько, что какой-то ужас.

Хочется спросить: когда все завертелось?

Кажется, недавно, в XXI веке,

Но по сути дела это лишь поверхность —

Все уходит в древность. В местные легенды.

Я такое видел, что представить трудно!

Был рационален, был здоровый скептик!

Но теперь надеюсь, что случится ЧУДО.

Расскажу лишь правду. Не поверят — пофиг.

Мертвая змея

Как бы мне хотелось все начать сначала.

Но проблема вот в чем: я всего не помню.

Это не специально — как сказала мама,

Я почти что в норме, раз уже не в коме.

Есть такие вещи, в них поверить страшно.

Чтобы объяснить их, нужно много текста.

Чтобы он шел легче, нужно больше шуток.

Шутки я шучу, но не всегда удачно.

В общем, я начну, а вы себе представьте:

Метры паутины, пот из каждой щели,

Голова в огне, вообще не помню, кто я!

Непонятно где я — я в какой-то шахте!

Документов нет. Рука покрыта сранью,

Что за срань, не знаю. Ни часов, ни денег.

Странно, что в тоннеле не было обвалов,

Как и явных трещин, как и битых балок.

Выглядел он новым. Что и для чего он,

Так и не узнаю — это вам не телик.

Снова странно: гвозди. Путь был заколочен.

Дверь не поддавалась. Молоток был рядом.

Наконец, я вскрыл ее. За ней была землянка:

Все истлело в прах, но антураж был ОЧЕНЬ.

То, что я увидел, выбравшись наружу

Через пуд земли, корней, червей и листьев,

Этот мокрый воздух, голубая высь —

Я был в густом лесу. Но лес был очень светлый.

Сосны и березы поднимались в небо

И качались в такт, как будто друг для друга.

Птицы сладко пели, словно звали сверху.

Лес был полон жизни тайной и послушной.

Я мечтал поесть. Нашелся сыроежек,

Делать было нечего, пришлось вот так и скушать.

Я был убежден, что скоро выйду к краю:

Лес не бесконечен. Значит, скоро поле?

Или, может, речка. Я не помню, сколько

Я не пил с тех пор, как убежал из… Да уж!

Я искал росинки, слизывал их с листьев,

Был готов лизать блестящий лист КРАПИВЫ,

Но блестящих листьев было больше к низу.

Я пошел за ними, любящими влагу,

И нашел ручей — он вел меня к тропинке.

Кто-то явно был здесь. И совсем недавно!

Я пошел по ней и вышел на опушку.

Терн и зверобой росли по краю леса,

А вдали — о счастье — я увидел баки,

Где обычно в селах водные запасы.

Я нарвал цветов. Букет Иван-да-марьи.

Я решил, что если встречу человека,

Вид меня с цветами, даже очень скверный,

Будет не пугающим, и мне помогут чем-то.

Я дошел до баков и увидел стены.

Сосны и забор. Над ним торчали крыши.

Бил из них дымок, как на рисунке детства.

Я решил, что прежде стоит вымыть руки!

И вообще умыться. Отраженье в бочке

Выглядело дико: волосы как палки,

Нос казался больше от налипшей грязи,

Я бы испугался, если б был старушка!

Высох, постучался. Взял букет для вида,

Было мало шансов, что меня не вышлют,

Если что, решил я, стоит попытаться

Сделать вид, что я когда-то жил здесь где-то.

И сказать мол вот, приехал повидаться!

Уж не помню с кем. Давным-давно уехал!

Дверь открыла бабка. Смуглая, в косынке.

Первый ряд зубов был заменен железом,

Руки были в саже, ноги были в тапках,

А в глазах читался интерес по-женски.

Я аж застеснялся! А потом подумал:

Я стою с цветами. Протянуть их бабке?

Голос мой дрожал, но я сказал ей: — Здрасьте!

Я давно не местный, но когда-то в прошлом

Жили здесь мои троюродные братья!

Я сюда приехал из Нефтеюганска,

Ни черта не ел, не знаю никого тут,

Не гоните сразу! Как у вас дела здесь?

Протянул цветы и отошел от входа.

Бабка посмотрела как на идиота,

Повела бровями, выстрелила в глаз мне

Очень строгим взглядом, развернулась к саду

И вошла в него, оставив дверь открытой:

— Застегни калитку, молодойчек. Сверху!

Я, готов от счастья прыгать и смеяться,

Понял, что сейчас не нужно портить образ:

Я балбес из города. Мне нечем там заняться,

Вот я и пришел, сентиментальный олух.

Я закрыл калитку на крючок из стали,

Дверь казалась хлипкой, но зато стабильной!

Бабка шла к беседке, убранной цветами.

Те росли в горшках, висящих на перилах.

Я послушно сел на лавку с кучей хлама:

Ленточки, веревки, ножницы, косынки.

— Как зовут тя? — Бабка вынула из вазы

Флоксы — и поставила букет Иван-да-Марьи.

Я сказал: «Иван». Опять была неправда.

Я не помнил имя. Столько вспоминал его!

— Ну че, Иван, дела идут довольно плохо!

Я пойду за чаем. Подожди минутку?

Папиросы куришь? Я курю! Махорку.

Их не очень много,

Но гостям не жалко!

И швырнула мне цветную упаковку.

Я достал одну, другую папиросу,

Третью и четвертую. Я вытряхнул всю пачку.

Вот же странно: всех их кто-то понадкуривал.

Но так хотелось сделать хоть одну затяжку.

Да, хоть это вредно, но зато приятно.

Можно рефлексировать за чашкой чая, кофе,

А потом, конечно, умереть от рака.

Но когда он будет, нас уже не вспомнят.

В голову ударил вертолет и холод.

Уши заложило. Господи, как сильно!

Бабка возвращалась с чайником на блюде,

Рядом возвышалась горка белых сушек.

— Надо же, спасибо… тетенька! — Марина!

Я уж и забыла, как тебя там звать-то?

Я схватил две сушки и разгрыз их тут же,

Даже не запил, настолько есть хотелось!

Бабка налила нам чай и села рядом.

— Как те папироски? Крепкие? — Спросила.

— Тетенька… Марина! Почему вся пачка,

Только не считайте, что я вдруг брезгливый,

Кем-то понадкурена? У нас в Нефтеюганске

Был один философ. У него так было!

Бабка поглядела на меня, на пачку,

Села, принахмурилась. Взяла с подноса чашку,

Сделала глоток, немного призадумалась

И говорит: — Не суйся в их дела, сынок!

— ПОБЕРЕГИСЬ! Не спрашивай на улицах!

Ходи как будто жил здесь с самых ранних пор!

И не гуляй к болотам. Там скрывают жмуриков!

— Кого? — Переспросил я, — Тех, кто был как ты!

Приехал, а потом внезапно умер!

Я хотел спросить — слюна застряла в горле.

Бросился запить — передо мной был чай.

— Че в чае? — Зверобой. Мелисса, Ноготки.

Казалось, что Марина сильно беспокоилась.

Я выпил чай, решив, что нужно сделать образ.

Чай был очень вкусный, терпкий как глоток земли.

— А че в основе? — Чага! На березках, помнишь?

Бабка рассказала: в их селе есть место,

Глубоко в низине, через пару улиц,

Холмик, а на нем — дворец бандита.

Там, за ним — болота, и туда никто не ходит.

Но ее пускают. За морошкой, клюквой.

Капельку себе, а остальное — в дань им.

Так вот там она порой их и находит.

Жмуриков. Не знаю. Я не то, что в шоке.

— Я прошу вас, дайте мне пожить здесь! — Ой ты!

— Скажете, что я… ваш зять, приехал в гости!

Сделаю вам крышу, починю вам стены,

Принесу воды с того ручья из леса,

Наберу вам чаги, накошу соломы,

Иногда кормите! Есть тут с вами кто-то?

— Умерли! — Давно? — Давно, хотя не знаю.

Сделала мне ведьма предсказанье в детстве:

«Будешь жить одна — и смерть тебя не встретит».

Вот я и болтаюсь по лесам, болотам,

Собираю травки. Уж сама как ведьма!

Бабка поднялась, достала парусину,

— Вот, смотри внимательно! — Взяла какой-то уголь,

Начала водить им, вдруг я вижу карту:

— Вот, сходи сюда, сюда сходи, тут можно,

Здесь вот — магазин «Аврора». Тут — колонка.

Ты из рук не пей! Нальют еще воды с болота!

Вот — наш Дом Собраний. Выглядит как церковь,

Токо без попов. Попов давно уж нету!

Кладбище увидишь. Может, там найдешь их.

Походи! Поищешь заодно и предков.

Я подумал: вот как, бабка — просто чудо.

Наколол ей дров. Сосна-береза-слива.

Грядку прополол, на ней росла картошка.

Накосил ей сена, постелил в сарае,

Лег и задремал. Мне снится дом Марины:

Захожу туда я — там одни реторты,

Колбы и мензурки, ампулы и склянки.

В каждой — что-то мерзкое, и я беру бутылку,

И смотрю вовнутрь — там Мертвая змея.

Село Новоболотское

Село Новоболотское. Построено на месте,

Где огромный холм, покрытый старым лесом,

Медленно течет к широкой серой топи,

Словно эта топь была когда-то речкой.

Жить перед болотом? Сверху столько поля!

Чем внизу так лучше? Крыши там богаче!

Вижу как ремонтник: здесь дома похуже.

— Эй, скажите, тетя! Вам не нужен дворник?

Тетя посмотрела сквозь меня на землю,

Словно я был призрак, и при этом чмошный:

— Кто ты? — Ваня. — Чей ты? — Зять я у Мариши!

Жонка попросила, делаю ремонт ей!

Дальше вдруг игнор, ни взгляда, ни ответа.

Словно я был глюком, да еще и легким.

Я подумал ладно. Повернул налево,

Там стоит пьянчуга, выглядит неплохо.

— Здравствуйте, скажите, где тут есть работа?

Я вообще ремонтник, но могу и грузчик,

В принципе уборщик, сторож, если надо!

Он так посмотрел, как будто очень скоро,

Может, не сейчас — но я уже был мертвый.

Я решил, что ладно. А потом подумал:

Мы живем в России, в XXI веке.

Может, не в столице. Ну, пускай в овраге,

Но, по крайней мере, не в могильной яме!

Я же парень смелый и, надеюсь, светлый,

Я ж не успокоюсь, не узнав всей правды!

Если есть вопросы, я найду ответы!

Я был словно создан для такой работы!

Если верить карте, я дошел до центра.

Вывеска над дверью: МАГАЗИН «Аврора».

Коридор был узким, упирался в стену.

На стене виднелись мелкие слова:

Продам траву. Дом 9. Константинович.

КонстантинОвич? Это что, поляк?

Решил не мешкать, было б подозрительно,

Начни я изучать все надписи сейчас.

Внутри горела лампа, окон не было.

Витрины заполняли крупы и консервы.

Продавец — мужик, едва его заметил:

Он сидел в подсобке и храпел как бык.

Я крикнул: — Эй, простите! — Продавец не дрогнул.

Я решил, что, значит, здесь у всех все есть:

Иначе магазин давно бы был разгромлен.

Повторил еще раз «Эй простите!» громче.

В этот раз мужик очнулся и затих.

Ему, казалось, было лет под 40. Впрочем,

Выглядел он плохо, очевидно, пил,

Усы под Лукашенко, голова обросшая,

Поднялся и прищурился: — Наш магазин закрыт!

Я: — Как закрыт? — Вот так! — Но дверь была открыта!

— Значит, ты не местный. Дверь была закрыта.

Я: прости, мужик! Какой у вас режим?

Он: — Мы открыты с 2-х до 4-х утра.

Но только для своих! — Я свой, когда-то жил здесь!

— Я тебя не помню! — Я приехал к теще!

— К теще, говоришь? — Еще искал тут предков,

Прадеда. На кладбище. Открыто или нет?

Мужик смотрел насквозь, но ничего не видел.

Помолчав минуту, вынул из кармана

Пачку сигарет, зажег об стену спичку,

Задымил, и я… готов был пасть пред ним,

Но выждал миг, чтоб выглядеть прилично.

Говорю: — Мужик! С утра блин не курил!

Твой магазин единственный. Но я не взял наличку!

Дашь мне сигарет? Могу помыть полы!

Усатый вновь завис. Не ожидал наверное.

Опять меня сканировал, потом пошел в подсобку,

Вышел, положил на стол коробку ПРИМА

И сказал: — Идет! Одну сейчас кури,

Потом полы помой, надрай витрины

И бери весь блок. — Я взял коробку, вскрыл

Достал одну, смотрю, а папироса пыльная:

Их все как будто кто-то надкурил.

Ведро стояло возле туалета. Тряпка

Выглядела так, как будто ей весь год

Втирали гуталин. Я снял с витрины швабру,

Обернул, промыл. В сортире ждал восторг.

Мытье полов! Вот, для чего я создан был!

Вся остальная жизнь с успехами и прочим

Выглядела блекло по сравненью с ним.

Я вспомнил, как на Зоне рисовал ЦВЕТОЧЕК:

Тряпкой водишь по полу овалы и круги,

Потом отходишь и недолго смотришь.

Я прошел весь зал два раза. Даже три.

Мужик следил как будто Шерлок Холмс блин!

Может, ждал, что я СОПРУ МЕШОК КРУПЫ?

Нет, мне был нужен идеальный облик:

Я — рукастый ЛОХ, способный услужить другим.

Пока я тер витрины, он лежал в подсобке.

Кажется, в руках держал смартфон.

Я вспомнил, что отвык: прожил три года в общем

Без любимых игр и видеозвонков.

Наверно, он снимал, что показать своим:

Смотрите, кто у нас, услужливый работник!

Так гораздо проще сохранить инкогнито,

Когда тебя не видно, ты ничтожный чел.

Уборщику открыты все дома и комнаты —

Я это точно знал. Одно не знал: зачем?

Я перемыл все тряпки и забрал свой блок.

Мужик под самый выход тихо мне сказал:

— У нас тут тара. Надо разгрузить.

Перенести часть бочек в Дом Собраний,

Часть — отправить в погреб, часть — в сарай.

Я справлюсь и один. Но, раз уж ты такой,

То приходи под ночь. Работа есть всегда.

Плачу консервами. Возьмешь одну с собой?

Всучил мне банку шпротов «5 Морей».

Я вышел. Оказался как на площади.

Уже давно был день. Все были во дворе.

Я чувствовал все взгляды. Я был чем-то новым:

Чем-то непонятным, чем-то уголовным.

Может быть, маньяком, вышедшим досрочно.

Или террористом. Или просто мелким вором!

На лице написано, что я не помню, кто я!

Так я шел, стараясь не смотреть на местных,

Взгляд ведь вещь опасная, он ничего не скроет.

Я почти освоился, но было как-то тесно.

В фляге че-то было. Бежевого цвета!

Хорошо, я ВЫЛИЛ набранную воду.

Че в ней было раньше? Может, ядовито!

Ладно, разберемся. Флягу я промыл,

Набрал воды по полной, снова вылил. Вот же!

Прямо паранойя! Но боюсь чего я?

Что меня отравят? Так уже могли бы!

Если бы хотели, так уже давно бы

Просто б отравили! Через сигареты.

Я опять подумал о табачном дыме.

Терпком аромате, нам не разрешенном.

Там, где я служил, все типа не курили.

Но курили все. С начальниками. В темную!

Я вынул пачку Примы, Закурил. Смотрю:

Хороший крепкий дом, два этажа — высокий.

Дверь полуоткрыта, а из щели — головы:

Мальчишка и девчонка. Я смотрю на них,

Встречаемся глазами, я курю как прежде,

Он ей что-то шепчет и идет навстречу.

Смотрит недоверчиво. Я говорю: — Привет!

Не знаешь, где Марина, молодойчек?

Бабушка-знахарка. Мать моей жены.

Приехал к ней из города, здесь никого не знаю,

Вот, пришел набрать себе воды, тут — вы!

Мальчишка подошел и спрашивает: — Ведьма?

Хочешь, отведем тебя, а ты нам дашь две штуки?

Я: — Прости, чего? — Он тянет руки к Приме:

— Нам не продают, Мы ж типа дети!

Мы пошли втроем. Но на моих условиях:

Курить во-первых ВРЕДНО! Во-вторых — ОПАСНО!

Если их заметят, полетят вопросы —

Кто им дал табак? Тогда меня утопят!

— Вас не отругают, что ушли из дома?

Да еще с каким-то непонятным челом?

— Нас всегда ругают. Иногда и больно.

Что бы мы ни делали. Не парься, просто верь нам.

Отвечала Таня очень тихим голосом.

Девчонку звали Таня, а мальчишку Владик.

— Владислав? — Владимир! — Извини, приятель!

Я узнал, что в целом здесь довольно кисло:

Что-то происходит, мало что меняется.

Отец на подработке, мать — училка.

Дед парализован. В их семье не курят.

А еще легенда есть, им дед ее рассказывал:

Под церковью, той самой, похоронен демон.

Всем здесь заправляет, но при этом сам он

Ничего не делает — не ходит, не летает,

Вроде этот демон как какой-то призрак,

Отравляет жизнь тут, но лежит как Ленин!

Только Ленин мертвый, а вот демон реальный.

Я подумал ладно. Я же парень тертый!

Люди по дороге попадались редко.

Может, выходной? Хотя уже был полдень.

Тетка с коромыслом. В XXI веке!

Неужели в доме нет водопровода?

Как так, демон в церкви? Я проверю утром.

Это просто сказки! Или дед — безумный?

Может, он сошел с ума и выдумал все это?

Рассказал ребятам, а потом — инсульт?

Я смог себя заставить думать не об этом.

Просто паранойя! Вместе с амнезией.

Владик иногда поглядывал на Таню

Словно телепат — она ему хихикала.

Дорога шла наверх, обратно из низины.

Так и не взглянул на местные болота.

Захотел поесть — в кармане были шпроты,

Но испачкать руки не хотел, спасибо!

— Вон он, Дом Собраний. Ты туда не суйся!

Подсказал мне Владик, указав на церковь.

Заинтриговал. Ну, я рискну блин!

— Че там? Почему? Все дело в этом демоне?

— Ну, если ты пойдешь, вернешься как наш дед.

А он парализован! Мы не знаем, что там!

— Он же не чужак? — Он хуже: диссидент.

Откуда Таня знала это слово? Боже!

Я решил смолчать. Навстречу шли ребята.

Явно для чего-то, аж мороз по коже.

Я подумал ладно. Будет неприятно.

Но уже не важно, раз не помню, кто я.

Крепкие ребята, явно жесткие.

Я чувствовал их взгляды у себя внутри.

Адреналин ударил прямо в мозг мне.

Я с трудом дышал, но образ сохранил:

Я — дурачок из города, мне ПАЛЬЧИК покажи —

Уже смешно. Наивный, беззаботный.

Вот они проходят, я смотрю на птиц,

А Таня с Владом будто просекли все.

Влад ей говорит, мол, вот наш брат — дебил.

— Весь в деда! — Отвечает Таня тихо.

Я их в тот момент внутри благодарю,

Но якобы обиделся: — Не говори про деда!

— Ты нас здесь оставил! Так зачем приехал?

Я им и ответил: — Я же вас люблю!

Те пацаны поржали, но не прицепились.

Мы зашли на холм по улице Победы,

Я все думал странно, может, амнезия?

В чем еще причина? Вижу столько бреда!

Почему все сиги кто-то надкурил?

И главное — зачем? И почему Марина

Так забеспокоилась, когда я лишь спросил ее?

Я снова достаю коробку ссаной Примы,

Дети смотрят так, как будто я достал

Какие-то конфеты, выглядит все дико,

Я и говорю: — Всю пачку вам отдам.

Но мне нужна инфа: кто портит сигареты?

Таня обернулась, словно кто-то сзади

Вдруг ее окликнул — никого там не было.

Толпа ребят свернула и пошла в магаз,

Чуть дальше мега-баба выбивала плед,

Как будто это способ срыва гнева.

— Я тебе скажу, но обещай нам, Ваня!

Таня посмотрела, как не смотрят дети:

— Если встретишь демона, убей его за нас.

Мы сами вряд ли сможем отомстить за деда.

Я опешил: — Здрасьте! Ладно, обещаю!

Только чем? Мечом? Искать иглу в яйце?

— Он говорил, что демон хочет власти.

Чтобы мы навечно оставались в ней.

— Но есть источник правды. Дед искал его!

Ребята явно верили во все его рассказы.

— Хорошо, идет! Найду источник «правды»!

Наберу (вот фляга). И увижусь с демоном!

Мы шли среди заброшек прямо возле леса.

Это же тот самый, где я был вчера,

Другой его конец! Как повезло мне выйти

Не сюда, а к бакам. Может быть, судьба?

Какая-то собака за забором гавкнула,

Я испугался так, что чуть не оступился,

Таня прошептала что-то брату, отошла,

Он подбежал ко мне, я наклонился —

И едва услышал: — Темный ритуал!

Дом у болот, вон там! И указал куда-то.

Да уж, вероятно, дед им так сказал!

Но, может, в сказке есть источник правды?

Там, в той стороне, лежал густой туман,

Хотя еще был день. Казалось странно.

Черствая Россия

Село Новоболотское. Построено на месте

Старого села Болотского. Осталось

Несколько домов, включая эту церковь:

Странная. Готичная. Без круглых куполов.

Часовня не работает, колокола не ходят,

Правда дверь закрыта на стальной замок.

Довольно новый. Значит кто-то бегает.

На кладбище давно никто не расчищал забор:

Весь в повилике, вьющихся растениях,

Репей с крапивой густо преграждают вход.

Никто не ходит? Почему так зелено?

Марина выдала мне штуку для зажима трав:

Железный прут, приваренный по центру,

Словно это крест, к железке — с ней в руках

Я смог дойти до памятников. Тексты были стерты.

Вздувшиеся мхи ползли по старым плитам.

Каждой лет под сто, а может больше ста.

Нашел плиту с Иваном Савичем Никитиным:

Родился в 23, умер 40 лет спустя,

Скорбят жена, сестра, соседи, мать и дети.

Я запомнил место, где лежит плита.

Представьте, как бывает: потеряешь память,

И потом не знаешь, как ее вернуть блин!

Но наш мозг, он видит, он ведь точно знает!

И зачем-то хочет, чтобы ты не вспомнил.

Я как будто умер. Но переродился.

Вышел из земли. Поднялся через корни,

Стал совсем другим, но в сущности остался

Тем же уголовником, которого не помню.

Вот оно, то место. лес не бесконечен.

Вот передо мной те сосны и березы,

Я пошел за чагой. Для чаев Марины,

Заодно смотрю: поганки, мухоморы.

Да, на самом деле я искал землянку.

Просто убедиться, что я реально был там!

Может быть, я — призрак, и все это — Ад мой?

Я как кость и кожа. Слабый, беззащитный.

Глаз почти привык. Я снова что-то вижу:

Что же там случилось? Почему сбежал я?

Выломал ту дверь, и вот, она открыта.

Значит, не приснилось. Ну, хоть это факт!

Вернулся лишь под вечер. День гулял по лесу.

Думал, думал, думал. В голове крутилось:

Может, мне пойти обратно по тому тоннелю

И узнать всю правду? что бы там ни вскрылось.

Нафиг! Есть причины! Вдруг я их узнаю,

И потом опять захочется забыть все?

Двигаться куда мне? Тут без документов

Можно только спиться — это же родная,

Черствая Россия, что тут можно сделать?

В храм пойти? Возможно. Дом Собраний этот

Так далек от храмов, где поют вечерни,

Да и не сказать, чтоб я во что-то верил.

Чтобы тут не сдохнуть, нужно что-то делать.

Продолжать исследовать? Марина заварила

Очень крепкий чай: на этот раз из корня.

Корень был похож по форме на имбирь,

Но пах совсем не так — в нем чувствовалась горечь.

Мы играли в карты. Долго, на погоны,

Что-то вспоминалось. Кажется, носил их.

Ночь настала быстро. Я пошел к сараю,

Лег, но не заснул: решил пойти к «Авроре».

Выждав где-то час, я вышел за калитку.

Ночь была нежна, как Баренцево море.

Обратил внимание: соседний дом с Мариной

Отворен весь настежь: никому не холодно!

Зеленый свет мерцал на вывеске «Аврора».

Очень креативно, даже не позорно.

Дверь была открыта. Слева спал вонючка,

В поворот к помойке поскакала псина.

Я стою у входа. Думаю. Мой выбор:

Вдруг сейчас убьют, а я пришел к ним сам?

Но если бы хотели, так уже убили бы!

А я еще ведь жив! Вдруг слышу голоса:

Один другому: — Кто же он? Откуда он?

— А я откуда знаю ***! За че купил, за то,

За то и продаю! (Я затаился в панике).

Один другому: — Че теперь! Отмытый пол зато?

В *** твой пол! А вдруг он — журналист?

А вдруг он присланный? Сейчас таких полно!

— Да ладно те! — «Да ладно» позже повторишь!

Где спит он? — У Марины! — Ведьмы что ль?

Я просто сделал шаг по коридору к свету.

Желтый свет залил мой очень глупый вид,

Я говорю всем: — Здрасьте! Я за сигаретами!

Тот блок оставил теще! Докурил свои.

Окинув взглядом зал, увидев пару пятен,

Я зашел в сортир, я «ничего не слышал»,

Вынул тряпку с тазом, подошел поближе

И затер пятно с невозмутимым видом.

Кажется, сработало, по продавцу понятно:

Я не облажался — тот мне улыбнулся,

Протянул ладонь, зажег мне папиросу,

Посмотрел в глаза — я опустил их вниз

И ковырнул козюлю. Осмотрев мизинец,

Облизнул. Осекся, будто устыдился,

В общем, сделал все, что было в моих силах,

Чтобы передать, что я не мог быть в курсе.

— Славно, что пришел! Как звать тебя? — Иваном.

— Что ж, Ванек, пойдем! Петрович будет с нами.

Выглядел Петрович как медведь с Сибири.

Вышли мы пустые, ничего не взяли.

Всю дорогу к месту я молчал как рыба,

Изучал дорогу, мысленно вращал ее:

Мы шли другим путем, но неуклонно в гору.

Ждал каких-то слов, но все шагали молча.

Правильно, не стоит доверять рабочим:

Может оказаться, что они — шпионы!

Что они прикинулись — и всадят пулю в спину,

Стоит только сделать добрый шаг в их сторону.

Под кромкой леса, где весь день провел я,

Очень неприметно затесалась будка.

Чем-то отличить от сельского сортира

Было невозможно. Я бы точно спутал!

Продавец с усами как у Лукашенко

Показал нам ждать, достал из брюк колечко,

На кольце был ключ, а на ключе — задвижка.

Он ее убрал (Вот это да, система!)

Подошел к сортиру. Лишь спустя минуту,

Помахав нам светом своего смартфона,

Пригласил зайти. Я заглянул вовнутрь.

Там был спуск под землю. Выгребная яма?

Впрочем, не воняло. Это что, ловушка?

В абсолютной тьме я двигался на ощупь.

Вдруг увидел свет. Он бил в конце туннеля.

Там стояли двое — кажется, усатый

И какой-то новый, в темном капюшоне.

Может, тайный орден? После амнезии

Я уже готов уверовать и в черта!

Может, он — ученый. Может, физик или

Или ассасин? Не важно. Он ушел.

Фигура растворилась в темном коридоре

Сзади Лукашенки. Я, немного в ужасе,

Но все-таки креплюсь, иду навстречу правде,

Говорю: — Где тара? Он мне: — Вот, бери одну!

Фонариком указывает на пол, я смотрю туда,

А там — они, о, Боже, там они, я вспомнил.

Может быть, два года, точно не скажу вам,

Я тогда приехал в Зону наблюдателем.

Задачи были четкие: контроль над процедурой.

Без каких-то ни было вмешательств. Ну а че мне?

Без проблем, я — тертый! Я тогда так думал.

А потом увидел доктора Софию.

Просто превосходна. Никогда подобных

Не встречал ученых я во всей России.

Голос, полный мысли, красоты и злобы,

Чувственный азарт в подсчете нужных формул,

Волосы как сталь, глаза как перламутры

С зеленью по контурам, но серые в основе.

Я был очарован, наблюдая месяцы

За каждым нежным шагом. Каждым тайным жестом.

Чтобы не дай бог ученый не повесился

От мысли, что попал в то проклятое Место.

Наша разработка. Вроде как вакцина.

От чего — загадка. Нас не посвящали.

Я не знал ни формул. Ни ингредиентов.

Просто видел вещи, как они казались:

Звезды медицины за говно-проектом.

Все, хотя публично говорят «лекарство»,

Но по лицам видно, по нюансам ясно,

Что в пробирках дрянь — поэтому секрет.

А я как тайный мент. Приставленный агент.

Шептун и информатор. Стало дико гадко,

Я ведь понимал: назад дороги нет.

Отсюда выход — только умерев для всех,

А как потом ожить — пока загадка.

Мы с Софией мысленно общались. Молча.

Фразы очень сложно подбирать корректно,

Все-таки прослушка. А когда есть чувства,

Просто невозможно вдруг не стать поэтом.

Мы встречались ночью, чтобы попрощаться.

Если получалось, говорили дольше.

Я желал успехов, а она мне — счастья.

Утром каждый завтрак я сидел напротив

За другим столом и глупо улыбался,

Слушая их сплетни про других рабочих.

Я совсем влюбился, и она все знала.

Делала мне знаки, чтобы я заметил.

Например, смотрела сквозь меня сериал.

На Зоне часто гнали «Битву экстрасенсов».

И она смотрела сквозь меня так нежно,

Как никто вообще. А улыбалась так,

Как никогда никто не улыбался прежде.

— Что стоишь как хер? Ванек! Бери контейнер!

Лукашенко ткнул меня. Я понял, что завис.

Придя в себя, нагнулся, поднял груз на спину.

— Нет, Ванек, нельзя так! — Почему? — Там спирт!

А вдруг уронишь?! Разобьешь всю тару?

Ты пойдешь вперед. Петрович, обожди!

— Так я ж пути не знаю! — Я тебя направлю!

— Как? — Да очень просто! Ты иди, иди!

А, пофиг! Я пошел, куда не знаю.

Выбрались. Поставили на землю. Закурили.

Сколько там? — Петрович вынул портсигар,

Я глянул: ни одной нормальной сиги блин!

Вы издеваетесь? Зачем весь этот ад?

И Лукашенко сзади: — 37 еще!

Спускаемся. Выносим. Ставим в ряд.

Кирпич за кирпичом. Контейнер за контейнером.

Вот только я блин ПОМНЮ этот чертов знак:

Змея в бутылке. Он везде наклеен!

Но зачем с той Зоны, обходя законность,

Проносить ВАКЦИНЫ в мелкое селенье?

Почему мы носим, несмотря на нормы,

Столь бесценный груз как ящик с водкой?

Почему без мер, без нужных инструментов?

И при этом тайно, под покровом ночи?

Лукашенко вывез со двора тележку,

Словно мы зашли в какой-то супермаркет,

Погрузил в нее насколько смог доверху,

Приказал мне взять. Я взял, повез вперед.

Теперь куда? — Петрович указал на церковь.

В Дом Собраний! Помнишь, что сказали утром?

Часть поставить в погреб, Часть — в сарай!

Все было дико просто. Я не мог поверить:

Может, это — реально контрабанда спирта?

Почему так поздно? Почему в контейнерах?

Кому он нужен там, под старой церквой?

Есть в народе мудрость: чем святее место,

Тем удобней скрыть в нем что-нибудь дурное.

Например, убийство. Мы дошли до церкви.

Столько символизма, я вообще не понял!

Подошли к забору. Я перекрестился,

Низко поклонился и потупил голову.

Петрович усмехнулся, не сказав ни слова,

Лукашенко словно не придал значения —

Конец ознакомительного фрагмента.