Заговор небес

Анна и Сергей Литвиновы, 2000

Кому и зачем понадобилось жестоко и расчетливо устранять со своего пути четырех с юности друживших девушек? Отравившись грибами, умирает за праздничным столом одна. Другая заживо сгорает в собственной квартире. Третья едва не погибает в автомобильной катастрофе, а четвертую преследует маньяк-убийца… Кто он? Где искать его следы? В настоящем или в далеком прошлом, когда четверка увлеченно занималась парашютным спортом и главным в их жизни была страсть к рискованным прыжкам?..

Глава 1

Доцент, очаровательная и голубоглазая

Павел, Москва, 6 января

В православный сочельник в России работают только продавцы винно-водочных товаров, трудоголики и акушеры.

Ни к одной из вышеперечисленных категорий населения я не принадлежал. И ни за что не приехал бы сегодня в офис, но вчера почти в полночь мне домой позвонила давняя клиентка (и, можно сказать, боевая подруга) Таня Садовникова. Я оказался нужен. Срочно нужен. Хорошей знакомой Тани требовался надежный и умелый частный детектив. По мнению Татьяны, под эти определения я подпадал. И она меня рекомендовала. Спасибо ей, конечно. Но этого мало. Она вдобавок договорилась — от моего имени! — что новая клиентша прибудет в мой офис сегодня в одиннадцать ноль-ноль.

В одиннадцать ноль-ноль в сочельник. Не самое веселое занятие в канун Рождества — выслушивать обиженных кем-то дамочек!..

Часы показывали четверть двенадцатого. Клиентка запаздывала. Я коротал время, просматривая дела минувшего года, и отправлял содержимое папок в мусорную корзинку. Аппарата для уничтожения документации в моем оргтехническом арсенале нет. Позже Римка сожжет старые бумаги на заднем дворе.

Дело о черном шахматном коне… К черту!.. Дело Тани Садовниковой — Бориса Барсинского… Порвать и выбросить!.. Дело «Золотой ключик»… Дело об особняке без окон… В корзину!..

Римка — моя секретарша, автоответчик и кофевар (интим не предлагать!), как всегда по утрам, красила ногти. Обычно она делает это стыдливо. Сегодня же занималась сим процессом не только не таясь, но, я бы даже сказал, вызывающе. Весь ее вид словно говорил: «Раз уж, Пашенька, сегодня, в канун Рождества, я так понадобилась тебе — терпи! И запах лака терпи, и мои косметические процедуры!»

Тут дверь офиса растворилась, и в контору вошла девушка. Точнее сказать, молодая женщина лет тридцати от роду. Она была просто, неброско, но, очевидно, дорого одета. На ее черных волосах и на коротком модном пальто блестели капельки дождя. (Рождество нынче выдалось кислым, теплым.) Лицо посетительницы не было особо эффектным — если вы, конечно, поклонник карамельных плэйбойских блондинок. Но если вы настоящий ценитель гармонии — в женском лице, душе и сердце, — вам, как и мне, стала бы очевидной ее неброская, необычная красота. Главным украшением лица гостьи оказались глаза. Большие, глубокие и, я бы сказал, не по летам мудрые. И еще — они были голубыми. В сочетании с короткими жгуче-черными волосами незнакомки получалось удивительное, контрастное зрелище. В наши годы достижений косметологической промышленности не проблема придать прическе нужный окрас; легко также вставить цветные линзы — но я отчего-то уверился, что колер ее волос и глаз был естественным, природным. Черноволоса и голубоглаза… Это приковывало внимание. Кроме того, обращали на себя внимание губы девушки: они были чувственными, яркими, полными. «Счастливец, — против воли подумалось мне, — тот, кто имеет право каждодневно приникать к ним!»

— Вы — Павел Синичкин, — глядя на меня в упор, утвердительно сказала посетительница. Голос ее был низковат — я бы даже сказал, чуть хрипловат, но это придавало ей дополнительный шарм.

— Так точно, — вздохнул я, прекратив разбор архивов и протянув девушке свою визитную карточку. На ней значилось:

Детективное агентство

«ПАВЕЛ»

А ниже, в углу, гораздо более мелким шрифтом:

Павел Синичкин,

частный детектив

лицензия №………

Все-таки для работника в некотором роде правоохранительных органов у меня была крайне неподходящая, легкомысленная фамилия. Честно скажу, я ее стеснялся.

Незнакомка, в свой черед, достала из маленькой черной сумочки визитку и передала ее мне через стол.

На карточке значилось:

Екатерина Сергеевна

КАЛАШНИКОВА

доцент кафедры английского языка

Московской государственной

лингвистической академии,

кандидат филологических наук

— Римма, кофе — гостье! — прокричал я. — И вешалку!

— Чай, — поправила меня Екатерина Сергеевна.

— Чай — гостье! Вешалку! И конфеты!

— Конфет — не надо. Чай — без сахара.

Римка вышла из своего закутка и отобрала у очаровательной доцентши пальто. Я указал ей на стул для посетителей. Екатерина Сергеевна села.

Римка принесла ей чашку чаю, а мне, как всегда, крепчайшего кофе. Метнула в мою сторону оскорбленный взгляд. На этом, похоже, ее сегодняшние обязанности закончились. Поэтому ее уничижительный взор как бы говорил: и ради того, чтобы подать ей чаю, ты вытащил меня с заснеженной дачи в Абрамцеве, от друзей и подруг! Удивительно много, черт возьми, берут на себя современные секретарши! Я ответил Римке более чем суровым взглядом.

— Я бы попросил вас, Римма, — официальным тоном сказал я, — продолжить разборку и уничтожение архивов за прошлое столетие.

Когда дверь, ведущая в Римкин закуток, закрылась, я сказал весьма мягко голубоглазой филологине:

— Чем могу быть вам полезен?

Екатерина Сергеевна Калашникова рассказала о вчерашнем происшествии на перекрестке у кинотеатра «Пушкинский». Говорила она с характерными для преподавателя интонациями, ясно формулировала свои мысли. «Похоже, студенты ее обожают, — невольно подумалось мне по ходу рассказа, — а кое-кто из них, верно, в нее даже влюблен».

— И чем же, по-вашему, я могу быть вам полезен? — спросил я, когда прекрасная доцентша закончила свой рассказ.

— Вы же — детектив… — несколько удивленно протянула госпожа Калашникова.

— Видите ли, уважаемая Екатерина Сергеевна, если вы считаете, что вам угрожает опасность, и хотели бы, чтобы я обеспечил вашу круглосуточную охрану, — вы обратились не по адресу. В моем агентстве просто нет сил, потребных для этого. Да подобное мероприятие к тому же, прямо скажем, не из дешевых…

Она сделала отрицательный жест.

— Если же вы желаете, — продолжил я, — чтобы просто был найден злоумышленник, — за это можно взяться. Если мы с вами, конечно, столкуемся о цене.

Филологиня своим грудным, хрипловатым голосом сказала, что она, конечно же, предпочитает последний вариант.

Я удовлетворенно кивнул.

Далее между нами последовал небольшой торг. Затем мы заключили устное соглашение, о деталях которого я распространяться не буду. Они интересны только налоговой инспекции.

Екатерина Сергеевна сразу же передала мне аванс и деньги на текущие расходы (наличной «зеленью»). Я бросил доллары в сейф. С этой минуты госпожа Калашникова стала моей клиентшей.

— Ваш рассказ был вполне удовлетворителен и исчерпывающ, — сказал я, — однако позвольте задать вам несколько дополнительных вопросов… — Я заметил, что сам невольно перехожу на преподавательскую лексику: неужто магия ее голубых глаз и чуть хрипловатого голоса столь сильна? — Но, может быть, еще чаю?.. — прервал я сам себя.

— Нет, спасибо.

— Римма, мне еще один кофе!

— Да, Павел Сергеевич, — пискнула Римка за перегородкой.

Пока готовился кофе, я начал опрос пострадавшей:

— Итак, после всего происшедшего вы остановились на Тверской. Осмотрели машину. Убедились, что в вас стреляли… Вы обратились в милицию?

— Нет. А зачем?

— Что вы делали, когда обнаружили пулевое отверстие? Поподробней, пожалуйста.

— Я… Я выкурила сигарету… Затем завела мотор и поехала домой… Ну, а дома… Дома рассказала обо всем мужу… Он убедил меня обратиться к частному детективу… Затем напоил меня снотворным и отправил спать.

— А сегодня?

Она пожала плечами.

— Мы с ним поехали к вам.

— Так где же ваш муж?

— Сидит в машине. Проверяет курсовые. Там хорошая печка.

— Вы ему не доверяете? — резко спросил я.

Она ответила мгновенно:

— Доверяю. Но стрельба в меня — это жемое дело, верно?

— Я могу осмотреть машину?

— Конечно. И познакомиться с мужем — тоже.

— Хорошо. Но это, если не возражаете, чуть позже… Еще вопрос… Кажется, вас там, на перекрестке, поджидали… Кто мог знать, что вы именно в тот час окажетесь именно в том месте?

— Я каждый день этим путем езжу после занятий домой… А в какое время у меня заканчивается пара или экзамен с консультацией — мог знать любой мой коллега… Или — любой студент… Или — тот, кто не сочтет за труд зайти в институт и посмотреть расписание…

— Где вы работаете? Территориально?

— На Сретенском бульваре.

— А живете?

— В Петровско-Разумовском переулке. Недалеко от метро «Динамо».

— Вы всегда ездите домой из института одним и тем же путем?

— Как правило, да.

— Могу я попросить вас в дальнейшем изменять свой маршрут?

— А вы считаете, что… — она сделала короткую паузу, словно не могла с ходу выговорить следующее слово, — что… покушение может повториться?

— Береженого бог бережет… — неопределенно сказал я. — У вас в вузе есть охрана?

— Весьма номинальная.

— Далеко ли вы паркуете машину от вашей академии?

— Как когда.

— А от своего дома?

— У нас есть платная стоянка. Метрах в ста от подъезда.

— Есть ли в вашем подъезде консьержка?

— Да.

— Вы не могли бы какое-то время оставлять ваш автомобиль под окнами дома?

— Могла бы… Вы думаете, все так серьезно?

— Я пока ничего не думаю… Но я хотел бы получить свой гонорар от вас лично — живой и невредимой. — Я внимательно посмотрел в ее голубые глаза. — Я достаточно ясно выражаюсь?

— Вполне.

— Ну и славно! Теперь перейдем к вашему незнакомцу с пистолетом. Опишите его как можно подробней.

— Я же вам говорила: он был в маске. И видела я его только полсекунды.

— Рост?

— По-моему, около ста семидесяти. А может, и выше.

— Может, сто восемьдесят?

— Может быть.

— Возраст?

— Понятия не имею.

— В чем он был одет?

— В чем-то черном… Пальто… Длинном плаще… Что я могла увидеть?!

— Это был мужчина? Или женщина?

Секундная заминка. Екатерина Сергеевна, казалось, с некоторым удивлением прислушивалась в этот момент к собственным воспоминаниям.

— Я даже не думала об этом… — наконец проговорила она. — Но, кажется, это был мужчина…

— Вы — наблюдательная современная женщина не смогли — по походке, по движениям — отличить мужчину от женщины?!.

— Я же говорю: я видела его краем глаза…

— Но вы все время употребляете мужской род: «его»… Значит, это все-таки был мужчина?

— Скорее — да. Но теперь я не уверена.

— А может быть, что-то в движениях, пластике этого человека показалось вам знакомым? Может, вы видели эту фигуру раньше?

Она прикрыла глаза и сосредоточилась, вспоминая.

— Нет, не видела… Но я не уверена… Кажется, не видела… Понимаете, на бульваре было темно… И я видела этого человека, — на этот раз она употребила неопределенный род, — от силы полсекунды… И, честно говоря, очень испугалась…

Было видно, что воспоминание о покушении все-таки не на шутку взволновало голубоглазую доцентшу. Она извинилась и попросила разрешения закурить. Разрешение было получено. Я достал из стола и подвинул ей пепельницу. Она закурила сверхлегкий «Кент» — баловство, а не сигареты.

— Хорошо, — сказал я, делая отстраняющий жест, — оставим пока этого человека… Вы не могли бы сказать мне, уважаемая Екатерина Сергеевна, как вы думаете: есть ли у вас враги?

— Не знаю… — Она глубоко задумалась. Потом решительно проговорила, глядя мне прямо в глаза: — До вчерашнего дня я считала, что — нет.

— А как вы считаете: кому была бы выгодна ваша, м-м, безвременная кончина?

По реакции посетительницы я понял, что над этим вопросом жертва покушения думала — возможно, мучительно — все сегодняшнее утро. Екатерина Сергеевна усмехнулась и посмотрела мне прямо в глаза своими бездонно-голубыми глазами:

— Двум старшим преподавателям с нашей кафедры. Один из них побыстрее мог бы стать доцентом.

— Как их фамилии? — я навострил карандаш.

— О господи!.. Это шутка — если вы не поняли.

— И все-таки?

— Вы что, станете их допрашивать?

— Екатерина Сергеевна, пожалуйста.

— Их фамилии — Терещенко и Вознюков. Но я бы очень не хотела, чтобы на кафедре стало известно о… — она подбирала формулировку, — словом, о моих проблемах.

— Понимаю. Очень хорошо понимаю. Не извольте беспокоиться.

— О вас мне дали самые лестные аттестации.

— Прошу не сомневаться, я их оправдаю… Продолжим, если вы не устали?

— Your welcome,^[1] — утомленно-снисходительно проговорила кандидат филологических наук.

— Я повторю вопрос: кому еще была бы выгодна ваша смерть?

Я спросил быстро, отрывисто. С этой девушки определенно надо было сбить спесь: пожалуй, она слишком привыкла помыкать своими студентами. И, наверно, мужем. Мне эти штучки не нравились.

— Не знаю.

Она ответила полуутомленно, чуть прикрыв глубокие глаза.

— Кто наследует ваше имущество в случае вашей смерти? Муж?

— Пожалуй, что нет. — Она задумчиво покачала головой: похоже, она уже успела, за вчерашний вечер и сегодняшнее утро, обдумать, в числе прочих, и эту версию покушения. — Или, если наследует, то с большими сложностями. Мы с ним не расписаны. Живем в гражданском браке.

— Давно живете?

— Около восьми лет.

— Совместно ведете хозяйство?

— Да.

— Вполне достаточно… Я имею в виду — времени вполне достаточно, чтобы суд признал вашим наследником именно его… А другие наследники?.. Дети?

— У меня нет детей.

— Родители?

— Отец умер…А мама… Ну, это смешно…

— Братья, сестры?

— Отсутствуют… Беда вся в том, мой дорогой Павел Сергеич Мегрэ, — она усмехнулась, — что у меня нечего наследовать.

— А квартира?

— Двухкомнатная, далеко не в центре. Рыночная цена — не больше шестидесяти тысяч долларов.

— Убивают и за сто рублей.

— Да, — усмехнулась она, — столовым ножом, по пьянке… Но не вырядившись в маску, не вооружившись пистолетом, не вычислив маршрут жертвы!

В ее голосе впервые прозвучали панические нотки. Что ж, не так плохо, прежде всего для нее самой: чтобы она слегка испугалась.

— У вас есть деньги на счету? — продолжал я давить на посетительницу.

— Минус четыре тысячи долларов, — усмехнулась она.

— Как это понимать?

— Долг за машину, — пояснила клиентша.

— Скажите, может быть, вам угрожали?

— Нет-нет, — поспешно, пожалуй, чересчур поспешно ответила госпожа Калашникова. — Мой кредитор — интеллигентный человек. И очень богатый. Для него эти четыре тысячи ничего не значат.

— Можно узнать, кто он?

— О боже!.. У меня такое ощущение, что вы, господин частный сыщик, лепите в белый свет как в копеечку — авось попадете в вальдшнепа!..

Она жестко глянула на меня.

Ну, мы справлялись и не с такими методами психологического (и не всегда только психологического) воздействия. Я спокойно выдержал ее взгляд и размеренно произнес:

— Уважаемая Екатерина Сергеевна! Вы являетесь моим клиентом. Вы платите мне деньги — на мой взгляд, немалые — за то, чтобы я нашел человека, стрелявшего в вас. И тем самым оградил бы вас от опасности, которая, возможно, вам все еще угрожает. Позвольте мне спрашивать вас то, что я считаю нужным спрашивать. И позвольте посоветовать вам — на то время, пока действует наш контракт, — поступать так, как я вам рекомендую.

В ответ на мою тираду она промолчала. Раздавила сигарету в пепельнице. Я воспринял ее молчание как знак согласия.

— Итак: имя вашего кредитора, — спокойно продолжил я.

— Шеляринский. Иван Исаакович Шеляринский.

— Тот самый?

— Тот самый.

Шеляринский был одним из тех, кого отечественная пресса полюбила в последнее время величать «олигархом». Четыре тысячи долларов были для него и в самом деле карманными деньгами.

— Откуда вы знакомы с Шеляринским?

— Мы учились с ним в одном классе.

— Вам можно позавидовать… Он дал вам деньги без каких-либо дополнительных условий?

— Я с ним не спала. И спать не собираюсь, — жестко сказала она. — Если вы это имели в виду.

— Вы отвечаете на вопросы, которых я не задавал…

Калашникова слегка покраснела.

— Вы не возражаете, если я осмотрю вашу машину? — продолжил я.

— А что, наш разговор уже закончен?

— Почти.

Мне показалось, что она вздохнула с облегчением.

Я встал. Очаровательная доцент тоже поднялась.

Я вышел в крошечный предбанник своего агентства. Достал из гардероба и подал Калашниковой пальто. Надел свою куртку.

— Будут звонить — перекинь на мобильник, — приказал Римке.

— Хорошо, Павел Сергеич.

Она, без сомнения, слышала сквозь тонкую перегородку, о какой сумме мы столковались с клиентшей, и теперь изо всех сил демонстрировала Екатерине Сергеевне свое секретарское послушание передо мной, великим.

Мы вышли в пустынные коридоры института «Энергопроект», который сдавал мне — и трем десяткам других фирм — помещение под офис (посему, замечу, его сотрудники могли не утруждать себя работой в сочельник). Молча спустились на первый этаж, вышли на улицу: Калашникова впереди, я чуть сзади. Поэтому в полной мере смог оценить ее ножки.

У входа в институт стояло всего две машины: моя «восьмерка» и «Фиат Пунто» оранжевого цвета. Не пришлось применять дедуктивный метод, чтобы догадаться, что это — авто моей собеседницы.

На переднем пассажирском кресле «Фиата» сидело нечто очкастое мужского пола.

— Ваш муж не водит машину? — спросил я между делом, пока мы шли к автомобилю.

— Он не по этой части, — сухо отвечала прекрасная амазонка.

Мы подошли к авто вплотную. Муж гражданки Калашниковой быстро просматривал листы, испещренные формулами. Временами он делал в них пометки красным карандашом. По меньшей мере половина знаков из тех, коими были исписаны листы, были мне незнакомы. В машине изо всех сил надрывался радиоприемник: голосила Патрисия Каас.

Очаровательная доцент постучала костяшками пальцев в боковое стекло. Гражданский муж сигнала не расслышал.

Еще раз — отрывистей, нетерпеливей. Мужчина оторвался от бумаг. Лицо его при виде супруги расплылось в улыбке. Он вырубил голосистую француженку, швырнул на водительское сиденье листы с формулами и принялся выбираться из машины, явно для него тесной.

Когда муж госпожи Калашниковой наконец покинул сиденье и выпрямился во весь рост, он точь-в-точь напомнил мне карикатурный образ ученого — каким его рисовали старые советские фильмы (и до сих пор рисуют голливудские). Лет тридцати пяти — сорока. Молодой, но уже изможденный наукой. Нескладный, очкастый, с залысинами, с криво висящим галстучком. Он настороженно улыбнулся мне.

— Познакомься, — полуофициально проговорила голубоглазая доцентша, — это Павел… э-э… Павел Сергеевич, детектив.

— Оч-ч приятно, — протянул руку нескладеха.

Я пожал ее. Так называемый муж оказался ростом около метра семидесяти пяти — то есть вполне подходил на роль преступника.

— Частный детектив осмотрит нашу машину. — А это, — госпожа Калашникова продолжила процедуру представления, кивнув на ученого, — Андрей Витальевич Дьячков, мой супруг.

— Вы, судя по всему, обогнали супругу в ученых званиях, — сказал я любезно.

— Да, я — профессор, — бесхитростно отвечал господин Дьячков.

— И, наверное, к тому же доктор физико-математических наук, — я кивнул на листочки, валяющиеся в машине: на них червяками извивались интегралы.

— Кандидат. Технических наук, — столь же любезно отвечал муж голубоглазой доцентши.

— Вы не рассчитали между делом траекторию пули, попавшей в машину? — светским тоном осведомился я.

— Нет! — быстро ответил профессор, не поняв — или не приняв? — моего юмора.

— Тогда позвольте мне. Эмпирическим путем.

Я обошел автомобиль кругом.

В левой стойке малолитражки в самом деле оказалось отверстие, похожее на пулевое.

Насколько я разбираюсь в физике, пуля должна была прошить буржуинскую жесть насквозь, а затем (машина-то, судя по показаниям клиентши, в момент выстрела двигалась) угодить в заднее правое боковое стекло. Ну, а потом посшибать еще парочку «Мерседесов» на Страстном бульваре.

Однако заднее стекло «Фиата» осталось невредимым, и я стал отыскивать смертоносную штуковину внутри машины (если она, конечно, там осталась). Невенчанные супруги в это время о чем-то тихо переговаривались, стоя у капота «Пунто». До меня донеслось только произнесенное хрипловатым голосом Екатерины Сергеевны: «По-моему, он — профессионал…» И хотя я ничуть не сомневался, что клиентша усилила громкость этой фразы специально для моих ушей — мне, не скрою, было это приятно.

Когда я наконец нашел внутри «Фиата» пульку, мне стало ясно, что разговоры западных автофирм о пассивной безопасности автомобилей — далеко не рекламный трюк. Свинцовая смертоносная гадина попала в боковую стойку примерно на уровне головы водителя; внутри стойки она, видно, изменила направление. Поблуждала там и вылетела вовнутрь машины уже сантиметров на сорок ниже и под другим углом. В завершение своего путешествия, изрядно сплющенная, пуля попала в заднее сиденье.

Я выковырял ее из поролона. Определить марку оружия, из которого производился выстрел, я с налету не мог. Я оперативник, а не эксперт. Однако, если понадобится, за экспертизой в ЭКЦ,^[2] где у меня служит парочка друзей, дело не станет. Я развернул имевшийся у меня в кармане презерватив. «Для чего ты всегда носишь с собой столько презервативов?» — порой кокетливо спрашивают меня девочки; я отвечаю: «Для хранения вещдоков». Они хихикают, а ведь я говорю чистую правду. Я поместил внутрь кондома сплющенную пульку. Перед парочкой Калашникова — Дьячков свою находку я афишировать не стал, посему еще на карачках, в полутьме машины, сунул вещдок в карман куртки.

Когда я выполз на свет божий, голубоглазая Екатерина Сергеевна с любопытством спросила меня:

— Ну, нашли что-нибудь?

— Нет. Но, кажется, в вас в самом деле стреляли.

Калашникова криво усмехнулась:

— Я как-то в этом не сомневалась.

— И последний вопрос, — сказал я, предчувствуя, что этот вопрос — далеко не последний.

Мы втроем стояли подле оранжевого «Фиата Пунто», под начавшимся мелким дождичком влажного Рождества.

— Вы, Екатерина Сергеевна, упоминали, что фигура, стрелявшая в вас, перед выстрелом проговорила что-то вроде: «Это тебе за Настю!» Это имело какой-то смысл?

Калашникова отвела глаза и тихо, но твердо произнесла:

— Да.

Примечания

1

Пожалуйста (англ.).

2

Имеется в виду Экспертно-криминалистический центр МВД России.