Четыре

Аристарх Ромашин, 2021

Главный герой этой истории за всю жизнь прочитал всего четыре художественные книги. Однажды, не справившись с управлением, он попал в автомобильную катастрофу. И погиб. Очнулся в месте, похожем на большое вокзальное помещение. Из одежды на нем была только длинная белая рубаха, а в руках бумага, на которой красивым почерком выведена арабская цифра четыре. Как данная цифра может повлиять на дальнейшую судьбу этого человека?

Я резко нажимаю на тормоз. Слышу визг шин. Наверняка колёса оставляют след из черных полос на асфальте. Но машина не останавливается; из-за заблокированных колёс, она сворачивает влево и, словно игрушечная, взлетев, переворачивается, отбивая бока себе и мне. В лицо со свистом бьёт подушка безопасности. Осколки выбитых стёкол чиркают по моему лицу. Кувыркнувшись в последний раз, машина приземляется вверх колёсами. Я повис. Ремень безопасности сильно впивается в тело, трудно дышать, я пытаюсь шевельнуться, по телу проходит волна боли, я чувствую себя отбивным мясом. Окровавленный нос улавливает запах бензина, гремит взрыв, тело охватывает нестерпимая боль, а потом наступает темнота.

Я открываю глаза, на мне белоснежная рубаха на подобии крестильной. В руках бумага, а на ней красивым почерком выведена арабская цифра четыре…

Куда я попал?

Вокруг снуют люди в таких же длинных рубахах и с бумагой в руках. Босиком. У каждого из них разные цифры, но всегда двух или трёхзначные, а то и больше. Гудит гул голосов. Мы находимся в помещении, напоминающем большой вокзал со скамейками.

— С прибытием, — говорит мне голубоглазый, темноволосый сосед, сидящий рядом.

На его бумаге я замечаю цифру сто тридцать.

— Где мы?

— Ты ещё не понял?

— Должен? — возмущаюсь я.

— Что последнее ты помнишь?

Я вспоминаю, что попал в аварию.

— Я умер?

— Аллилуйя, — улыбается незнакомец.

— И все они тоже? — показываю я на толпу мужчин и женщин в белых одеяниях.

— И ты, и они, и я.

Я не расстраиваюсь. На мне лежит огромный долг, не выплаченный подпольному казино. Если б не авария, за меня взялись бы коллекторы. Я даже чувствую сладостное облегчение.

— А что это за бумага? — показываю глазами на свой лист.

— Я тут хоть и давно, но не настолько, чтобы знать ответы на все вопросы.

Я киваю.

— Мы типа в чистилище?

— Очевидно, да.

Снова киваю.

— Что значит давно?

— Ну, — незнакомец пожимает плечами, и свободной рукой показывает на большое количество одинаковых дубовых дверей вокруг нас. — Часов нет, окон нет, только сплошные двери. Я определяю время по тому, сколько народа ушло через эти двери. Очень много.

— А куда ведут все эти двери?

— Думаю, туда, где нас будут судить.

Киваю.

— А почему тут нет детей? — спрашиваю.

— Не знаю, — пожимает плечами голубоглазый сосед, — видимо, детей принимают в другом месте.

Снова киваю.

Напротив нас на свободной скамейке вижу, как из воздуха проявляется очертание сидящего человека. Сначала силуэт нечёткий, словно бестелесный призрак, но постепенно контуры тела приобретают плотность. Перед нами светловолосый мужчина в длинной рубахе и с бумагой в руках. Он открывает глаза и осматривает себя. На его бумаге стоит цифра триста.

Конец ознакомительного фрагмента.