Варенье с косточкой

Анна Яковлевна Яковлева, 2017

Бывшая гражданская жена продюсера рекламного агентства Андрея Гожа тайком уходит к другому и незаконным образом продает их общую квартиру. Как истинный мужчина, Андрей уходит в запой и делит горе со случайным знакомым Виктором Городецким. Собутыльники нарушают общественный порядок и попадают в наркологическое отделение больницы. Приходит в себя Андрей в чужом сарае, на одной подстилке с козой. Оказывается, двум чокнутым дачницам понадобилась помощь по хозяйству, и, пользуясь служебным положением, одна из них берет пациента наркологии на прокат. Теперь под дулом ружья Андрея принуждают собирать поспевшую вишню. Все бы ничего, но дачницы упорно называют Андрея Виктором!

Глава 15

…Проводив взглядом раздавшуюся фигуру воительницы, Андрей переставил стремянку, проверил ее на устойчивость и взобрался на верхнюю ступеньку, залитую нежными розовыми лучами. Пластиковое зеленое ведро с черной ручкой осталось на земле.

Наверху Андрей присел и огляделся.

Дачные домики терялись в буйной зелени, из зеленого моря торчали печные трубы, где-то недалеко куковала кукушка, совсем рядом хлопотали воробьи, а внизу трещали кузнечики. Под носом покачивалась ветка, так густо усыпанная темно-бордовыми плодами, что казалась фотографией из журнала по садоводству.

Андрей сорвал вишню, бросил в рот и непроизвольно простонал:

— Ммм…

За первой вишней последовала вторая, потом третья… Андрей увлекся, с беличьей проворностью в один угол рта закладывал плод, из другого выплевывал косточку.

На пятой минуте все проблемы, беды и тоска по воле отступили, на седьмой пришло умиротворение.

Стоило надраться до положения риз, чтобы очутиться в таком райском месте.

Елки-палки, как он жил все это время… Как трамвай. Даже цели никакой не преследовал. Просто катил по рельсам туда — сюда, туда — сюда. Ни влево, на вправо, ни вверх даже не пытался взглянуть. А тут такое…

Испытывая доселе неизведанную радость обновления, Андрей с легкой завистью осмотрел деревянное зодчество. Нет, правы классики: бытие определяет, определяет сознание.

Здесь можно слиться с природой, ощутить ее ритм, пульс, дыхание. Очиститься. Плыть в потоке Вселенной. Испытать состояние, которое язычники называют дарна, греки — гармонией, китайцы энергией Ци, а йоги нирваной…

Шорох крыльев спугнул полет мысли…

На соседнюю ветку села синица. Огляделась, перелетела выше, спряталась в листве, и оттуда понеслось:

— Пити-пити-пити. Пити-пити-пити.

— Ну и работничек, вы посмотрите на него: расселся и мечтает, — услышал Андрей брюзжание Виктории. — Что, интересно, ты там делаешь без ведра?

Состояние дарны ускользнуло, не успев раствориться в организме.

Андрей обратил внимание: ружья у Вики не было.

— Наступила мирная фаза в переговорах?

— Ты о чем?

— Ты решила отказаться от насилия?

— Даже не мечтай. Сейчас тебя на мушке держит Липка.

Рискуя свалиться со стремянки, Андрей обернулся.

С террасы на него смотрели два глаза из-под панамы и дуло ружья.

Против воли волосы на коже Андрея встопорщились.

— Черт. Нашли игрушку.

— Не тешь себя иллюзией. Никаких игрушек. Все всерьез. Держи свой завтрак. — Виктория протянула миску с чем-то по виду совершенно несъедобным: жижей мучнистого цвета, с темными вкраплениями.

Физиономия Андрея вытянулась:

— Что это?

— Овсянка, сэр.

— А что там плавает?

— Изюм.

— Я не ем овсянку с изюмом.

— Изюм выплюнешь.

— Сама ешь свою овсянку. «Мы парни, с нами просто», — Андрей очень похоже изобразил героя Харрисона Форда. — На завтрак я ем яичницу и бутерброды с колбасой, на обед — борщ и котлеты, на ужин жареную картошку с сосисками или жаркое. Еще пельмени и вареники.

— Я и так уже сильно пожалела, что привезла тебя сюда. Ты не ценишь хорошего к себе отношения. Наверняка у тебя в жизни куча проблем.

— Да ты прямо ясновидящая.

— Да нет, — парировала Вика, — я просто умная.

— Надо же, какая плотность умных людей на одном квадратном метре.

— Пити-пити-пити, — повторилось из листвы.

— Кончай трепаться! — Вика с беспокойством оглядела небо. — Давай, собирай вишню. Дождь будет.

Андрей обследовал взглядом небесную лазурь — она была ничем не замутненной.

— Как ты определяешь, что будет дождь? Суставы крутит?

— Я умею слушать голоса природы, — высокомерно сообщила Вика. — Короче, будешь кашу или нет?

— Я ж сказал: кашу не ем. С детства.

— Детдомовец, что ли?

— Почему это?

— Некому тебе, бедненькому, было сварить вкусную кашу.

— Ко всем своим достоинствам ты еще и аналитик, — хмыкнул Андрей.

— Практик. Ладно, не заговаривай мне зубы. Не хочешь кашу — твое дело. Держи. — Вика подняла с земли и протянула ведро.

Андрей даже не подумал взять протянутый предмет, рассматривал его с высоты с видом полного презрения.

— По-моему, мои права нарушены.

— У тебя нет прав.

— Неправда ваша, есть. Хочу есть. Прости за каламбур.

— Соберешь вишню, так и быть: сделаю тебе яичницу с колбасой. Ферштейн?

— Не-ет, — стебался Андрей, — так не пойдет. Сначала яичница с колбасой, потом вишня.

Вспыхнувшие инфернальным огнем зрачки валькирии не предвещали ничего хорошего. Увлеченный ролью Мальчиша-Плохиша, Андрей фактически пропустил предупреждение о красном уровне опасности.

— Ах ты, гаденыш! Шантажировать меня вздумал? — Вика ухватилась за стойку стремянки и дернула. Ближайшая к ней ножка вошла в грунт, сооружение потеряло устойчивость и стало заваливаться.

Чувствуя, что лестница уходит из-под ног, Андрей вцепился в ветку вишни. С металлическим грохотом стремянка обрушилась на землю, Андрей повис на ветке, та хрустнула, и Андрей, как на парашюте, спланировал вниз вместе с веткой, перевернулся в воздухе, плашмя упал на стремянку, прикрылся листиками и не подавал признаков жизни.

— Мамма миа! — ахнула Вика. Медсестра взяла верх над эксплуататоршей: пристроив на тропинку миску с кашей, она склонилась к раненомую. — Ты цел? — На щеке у Андрея красовалась свежая ссадина. Сквозь ссадину выступила кровь.

Он открыл глаза.

— Ты полиглот?

Губы у Вики подергивались.

— Что!?

— Ты с немецкого на итальянский перешла.

На работника обрушились гром и молния:

— Ты что устроил, идиот? Ты хочешь, чтоб мы тебе пенсию по инвалидности выплачивали до конца жизни?

— Неплохая мысль. Только это не я устроил, а ты.

— Ну уж нет. Не дождешься! Ни фига не выйдет у тебя, дорогуша. Все, я звоню Димке. Пусть забирает тебя отсюда к чертям собачьим.

Морщась, Андрей сел.

— Ага, преступное сообщество? Так я и думал.

Вика срезалась на полуслове.

— Что-что?

— Налицо преступное сообщество: ты, твоя сестра, баба Тося и некто Дмитрий.

Беременная султанша нашлась не сразу.

— У меня нет слов, — признала она. — Только мне могло так повезти.

Тут с крыльца раздалось:

— Я тебя предупреждала.

— Конструктивное замечание, ничего не скажешь, — огрызнулась Виктория, направляясь в дом.

— Ты куда? — вскинулся Андрей.

Виктория притормозила:

— Звонить. Пусть тебя заберут в изолятор.

В это самое мгновение Андрей вдруг отчетливо осознал, что не хочет в изолятор. Больше того — не хочет возвращаться в город. Что ему некуда и не к кому возвращаться, и что его вполне устраивает сарай с козой как временное пристанище и больные на всю голову аборигены поселка Желтушино. Неделю он проведет, пользуясь гостеприимством этих дурищ, а там видно будет. Пусть, не неделю, но хотя бы несколько дней побудет Миклухо-Маклаем.

— Давай, давай. Как только я окажусь в городе, я на вас сразу телегу накатаю. Это же киднепинг.

— Что-о? — завопили желтушинские дурищи в два голоса.

— Что слышали.

На дачном участке установилась гнетущая тишина, кажется, слышно было, как трава растет.

Вика сорвалась с места, подлетела к Андрею — он отклонился, ожидая удара. Удара не последовало. Разъяренная валькирия в сердцах пнула миску с кашей, от чего та подлетела и перевернулась, и зашагала к дому.

Теперь уже обеспокоилась Липочка:

— Ты куда?

— За зеленкой.

— Для чего тебе зеленка?

— Не мне, а ему. Столбняк заработает, потом спасай его.

— Не надо никакой зеленки! — взвыл Андрей, — только зеленки мне и не хватает! Дайте помереть спокойно.

— На кой нам сдался твой труп?

— Сами же все время на мушке держите. А тут даже пулю тратить не придется.

— Это не твое дело, что нам придется, а что не придется. Каким мы тебя взяли, таким и вернем.

Андрей встрепенулся:

— Это в смысле алкогольного опьянения?

— В смысле целостности скелета.

— Не понял?

Не удостоив ответом, Вика скрылась в доме.

— И не сильтесь. — Это снова подала голос ехидная галерка.

— А вы, девушка, — воззвал Андрей к панаме, — Олимпиада, кажется? Как вы оказались втянутой во все это?

Липочка захлопала глазищами: деклассированный элемент, какой-то алкаш из наркологии знает, что имя Липа — краткое от Олимпиады…

— Волею судьбы.

По неведомой причине девица заинтересовала Андрея. Наверное, несхожестью с сестрой, немногословностью и явным желанием держаться от всего подальше.

Андрей прищурился, обследуя округлые женственные формы. Определенно, в младшей сестре что-то такое было… Притягательное.

— Мы с вами раньше не встречались?

Однако вместо того, чтобы поддержать светский разговор, Олимпиада сиганула в дом…

…Сестру Липочка обнаружила у плиты — та жарила яичницу.

Дверь распахнулась так резко, что Вика вздрогнула:

— Фу, напугала. Ты чего? — В лице у Липочки не было ни кровинки.

— Кажется, он меня узнал.

— Да? И что сказал?

— Спросил, не встречались ли мы где-нибудь.

— И всего-то? Да он просто тебя клеит! — фыркнула Вика. — Умереть не встать. Пьянь подзаборная, а туда же.

Возраженье уже готово было сорваться с губ Липы, но она сдержала себя. В конце концов, сестра была права. Кто он еще, если не пьянь? Деклассированный элемент. Изгой. Отщепенец. Тупиковая ветвь развития человечества.

Глазунья поспела. Один за другим Вика поддела лопаткой белые с желтой серединой неровные круги, переложила на тарелки.

— Ты все-таки жаришь ему яичницу, — констатировала Липочка.

— Ну, если уж я нам жарю, то почему бы заодно не пожарить и ему? — пойманная с поличным, ловко вывернулась Вика.

— Конечно, конечно. Только сдается мне, что это он нас в бараний рог скрутит, а не мы его.

— Вот любишь ты сгущать краски.

— Это ты не хочешь признавать очевидное. Он еще ни одну вишенку в ведро не положил, а ты ему уже предложила овсянку и вон, — Липочка кивнула на тарелку, — яичницу. Еще пива сбегай, купи.

В лице Вики отразилась решимость:

— Ты права. Фиг ему. Сами съедим.

Липочка подала вилки, достала из холодильника батон, масло, сыр, присела к столу и с легкой завистью посмотрела на Вику — та с аппетитом уплетала глазунью.

Покончив с горячим блюдом, Вика сделала сиротских размеров бутерброд, откусила, что-то вспомнила и потянулась к подоконнику, где лежала мобильная трубка.

— Димке позвоню, — пережевывая бутерброд, объяснила она. — Узнаю, что он раскопал на нашего работника. Вдруг, рецидивист.

На Липочку дохнуло холодом:

— Это как?

— Шутка. — Вика знаком призвала сестру к молчанию. — Дим, привет. Как служба?

Выслушав ответ, Вика покивала, прочистила горло и спросила:

— Я чего звоню-то… Узнал что-нибудь о нашем арестанте?

Димкину реплику Липочка не слышала, но судя по выражению Викиной физиономии, новости были неутешительными.

Липочка приготовилась к худшему:

— Что?

Вика с кислым видом вернула трубку на подоконник.

— Блин.

— Ну, что там? — в нетерпении повторила Липа.

— Ничего. Димка охламон. Сказал, завтра узнает.

— Даже если этот Виктор не убийца какой-нибудь, — не отказала себе в удовольствии Липочка, — все равно это плохая идея — тащить в дом пьянь всякую.

— Не заходись! — не очень убедительно возразила Вика. Она обшарила кухню рассеянным взглядом. — А где ружье?

Липочка позеленела.

— Я его забыла на улице, — еле выговорила она.

— Блин! — Сестры прилипли лбами к оконному стеклу…

Так и есть: они вооружили противника. Вон, пожалуйста: приладил приклад к плечу и выискивает жертву…

Сестры отпрянули от окна…