Варенье с косточкой

Анна Яковлевна Яковлева, 2017

Бывшая гражданская жена продюсера рекламного агентства Андрея Гожа тайком уходит к другому и незаконным образом продает их общую квартиру. Как истинный мужчина, Андрей уходит в запой и делит горе со случайным знакомым Виктором Городецким. Собутыльники нарушают общественный порядок и попадают в наркологическое отделение больницы. Приходит в себя Андрей в чужом сарае, на одной подстилке с козой. Оказывается, двум чокнутым дачницам понадобилась помощь по хозяйству, и, пользуясь служебным положением, одна из них берет пациента наркологии на прокат. Теперь под дулом ружья Андрея принуждают собирать поспевшую вишню. Все бы ничего, но дачницы упорно называют Андрея Виктором!

Глава 14

…Ясным утром, вселяющим бодрость в сердца, сестры стояли под деревянной, рассохшейся дверью сарая. Липочка держалась за грудь, Виктория поддерживала живот. Сестры по очереди заглядывали в щелку под притолокой, обследовали объект и шепотом делились впечатлениями:

— Тощий какой-то…

— Так это же замечательно! — не соглашалась с сестрой Вика, — такому много не требуется. На подножном корме протянет.

— И какой из него работник?

— Зря ты так думаешь. Худые — они жилистые, — успокоила сестру Вика.

— По-моему, типичный горожанин, равнодушен к природе и не тяготеет к физическому труду. И надолго он здесь?

— Пока Димка за ним не приедет.

— А когда Димка твой за ним приедет?

— Димка не мой. Через три дня приедет.

— Как — три? Почему — три?

— По административному кодексу, — объяснила Вика с легкой одышкой. — Дольше нельзя. Дольше — уже уголовный кодекс. Нам же такие не подходят?

— Кошмар, — огорчилась Липочка. — И что мы будем три дня делать с этим… арестантом?

— Пф! Ты думаешь, мы не найдем, чем его занять? На нашем участке только рукава засучивай — дел не переделать. Жаль, мне эта идея не пришла в голову раньше, когда надо было вскапывать и засеивать огород.

— Его же кормить нужно!

— Не заходись. Я овсяные хлопья привезла и рожки. — Вика кивнула на владения. — Вон редиска, руккола, лук, салат, укроп — всего полно.

— Не знаю. По-моему, это незаконно.

— Что незаконно?

— Держать человека против его воли.

— Это как посмотреть. Свежий воздух, кормежка, отдельный номер, летний душ. Отпуск, считай. Ты только представь, как ему повезло!

— А если он не согласится?

— А куда он без паспорта денется?

— Заявит об утере и получит новый. Или о краже, что вероятнее.

— Какая ты, Липка, зануда! — защищала свою гениальную затею Вика. — Во-первых, у него нет денег. Мелочь какая-то была, я изъяла. Ой, да не делай ты такие глаза. Это временная мера. Во-вторых, я ему популярно объясню, что он за хулиганство задержан на трое суток. Может их в камере провести, а может у нас на участке. Как думаешь, что он выберет?

От нервов Липочка покусывала ноготь на большом пальце.

— И заметь, на нем вещи дорогие.

— Да тут полно Степашиного тряпья — переоденем работника. — Вика посмотрела со значением.

— Так Степаша же… — начала Липа и смолкла, сраженная вероломством сестры. Вероломство заключалось в том, что муж Вики был: а) на две головы ниже их случайного работника; б) в два раза шире.

— Поняла? — рассеяла сомнения сестры Вика.

— Ну ты и змея.

— Мудрая, да?

— Коварная.

— Да что б ты без меня делала?

— Жила бы себе спокойно, — с тоскливым вздохом промолвила Липочка.

…Солнечный луч вскарабкался по соседней кровле, устремился в узкое окошко и выстрелил прямо в лицо Андрею.

Ухо защекотало теплое дыхание.

— Бе-ее, — сказал кто-то совсем рядом и прикоснулся нежным поцелуем.

Попахивало домогательством.

— Э-ээ, ты че? — прохрипел Андрей сухим горлом.

Ответа не последовало.

Страдая от рези в глазах, Андрей прикрылся локтем. С недоверием обследовал потолочные балки со свисающими пучками трав, дощатые стены, увешанные косами, жавшиеся в углу лопаты, ведра… Явственно несло кислятиной.

Нечеловечески хотелось пить и по-маленькому.

— Витек, где это мы?

— Бе-еее, — повторил шутник.

Андрей повернул голову и едва не заорал от ужаса: прямо над ним покачивалась белесая морда. Желтые безумные глаза с прямоугольными зрачками, обрамленные белыми и прямыми, как палки, ресницами, смотрели прямо в душу.

— Витек, ты че? — прохрипел Андрей, отталкивая морду.

Животное обиженно попятилось.

— Тьфу, черт! — Сообразив, наконец, что это не реинкарнированный Витек, Андрей рывком сел и тут же застонал от боли в затылке.

Одновременно снаружи раздался тонкий возглас, вслед за ним дружный топот.

Превозмогая боль, Андрей взглядом прошелся по инструментам, в ассортименте имеющимся в сарае, поднялся и подошел к двери. Подергал ее, проверяя на прочность.

Дверь была ветхой, и выбить ее не составило бы труда. Или выломать. Только не в том состоянии, в каком находился Андрей, — полумертвом.

— Тьфу, скаженная, — раздался в отдалении скрипучий женский голос. Обладательнице, судя по всему, было лет сто. — А ну, уймись, Бяша!

— Бе-еее, — счастливым сопрано отозвалась коза — видимо, скрипучий голос был ей хорошо знаком.

Андрей припал к щели под притолокой (в фокус попала душегрейка и цветастые рукава) и с удвоенной силой заколотил кулаком по сухим доскам. В горле пересохло, язык прилип к небу, а в туалет хотелось все сильней.

— Бе-еее, — нетерпеливо повторила коза.

— Бегу, Бяша, бегу, — прозвучало уже совсем близко.

— Баба Тося, — остановил старуху молодой голос, — баба Тося, ты где?

— Да где мне быть-то, — проворчала баба Тося, — здеся я. Кого это принесло в такую рань? Ты, что ли, Викуся? Случилось что?

— Случилось. Баба Тося, иди сюда.

«Викуся, Викуся, — лихорадочно вспоминал Андрей, — что еще за Викуся? Не было вчера никаких Викусь. Или это Витькина пассия?».

— Сейчас, сейчас, только Бяшку выгоню, она уже в дверь ломится.

— Не открывай дверь, — заторопилась Викуся. — Это не Бяша, это наш работник.

— Какой такой работник? — поразилась баба Тося, — откуда он взялся?

Таинственная Викуся уклонилась от прямого ответа:

— Завелся.

Андрей набрал в легкие воздуха:

— Эй, — заорал он, — выпустите меня!

— Батюшки святы! — всплеснула цветастыми рукавами баба Тося, — и впрямь работник, что ли?

— Потерпишь, — отрезала Викуся, — пойдем баба Тося, я тебе все расскажу.

Голоса стали удаляться.

В этот момент Андрею показалось, что он тронулся умом. Это и было сумасшествие. Помешательство. Буйное.

Или?.. Где-то он читал о людях и вещах, которые исчезали из нашего мира, а потом обнаруживались в том же месте, в тот же день, только спустя год или больше. Однажды такое случилось с кораблем. Кажется, он назывался «Морская звезда». Судно исчезло на три года, потом материализовалось в том же месте на глазах у изумленных свидетелей. Суда, находящиеся в одном квадрате с «Морской звездой», получили сигнал: «Буря прошла, помощь не нужна» — или что-то в этом роде. Экипаж был уверен, что три часа боролся со штормом…

Елки! Может, с ним тоже самое — он пропал для всех и материализуется через год?

Андрей вскочил, навалился на хлипкую дверь.

— Эй, вы!

Очевидно, подпертая снаружи, дверь не поддавалась. Он привалился к ней спиной и заколотил по доскам ногой.

— А ну, цыц! — рявкнула Викуся — та еще, по всей видимости, фурия.

Как-то вдруг обессилев, Андрей опустился на сено и обхватил голову руками. Он ничего не понимал и чувствовал себя овцой. Или как там называется овца мужского пола? Баран, что ли?

Его тихая, ленивая, как старая, заезженная кляча, жизнь, вдруг спятила и понесла, будто в зад ей выстрелили из рогатки. И, не переставая, брала препятствия, одно круче другого.

Кто этот злодей, который навлек столько бед на голову Андрея? Кто этот жокей?

Потолковать бы с ним по-мужски…

В воображении возникло море, лунная дорожка, на песчаном берегу два тела, сплетенные в страсти…

Нет, это невозможно.

Надо выбраться из этого чертова сарая с чертовой козой. Или молодым козлом? Из чистого любопытства Андрей заглянул под брюхо животному — белая и короткая на спине, к животу шерсть становилась темно-серой, удлинялась и рунилась, скрывая отличительные половые признаки. Меринос какой-то, а не козел. Ничего не поймешь.

— Бе-еее, — нежно проблеяло животное, отводя от себя подозрение.

— Ладно, некогда мне с тобой лясы точить. — Андрей поднялся с подстилки и отряхнулся. — У меня дела поважнее есть. Эй, вы, там! — он с новой силой затряс дверь.

По ту сторону неожиданно раздался голос фурии.

— Прекрати буянить, — велела она, — отойди и сядь на пол. Обещай, что выслушаешь мое предложение спокойно.

Андрея царапнула догадка.

— Меня что, продали в рабство?

— Пока еще нет, хотя… Давай, на пол.

— Что?

— Если ты глухой, я верну тебя в полицию.

В памяти Андрея, как в калейдоскопе, множились образы: тетка с челкой, шавка с челкой, две плечистые фигуры, удар…

— Я не глухой.

— Тогда на пол. Живо.

Заинтригованный, Андрей отошел, как было велено, вглубь и устроился на сене рядом с козой.

Мир перевернулся. Похититель, кажется, боялся похищенного. Дичь полная. Может, он в психушке? Или он угодил в пространственно-временную петлю и оказался в Османской империи времен женского султаната? Его сделают наложником султанши?

Размечтаться Андрей не успел — скрипнула дверь, возвращая его в сарай. В проеме возникла глубоко беременная валькирия в буйных, коротких черных кудрях, с двустволкой наперевес и с каким-то тряпичным кулем под мышкой. Палец валькирии лежал на спусковом крючке.

— Только шелохнись, — предупредила она.

Дуло смотрело прямо в грудь Андрею, от чего у него в животе образовалась противная пустота.

Черт возьми! Куда его занесла нелегкая? В разбойничий стан? На мельницу к лесной ведьме?

В голову полезло странное: как он жил нехорошо. В блуде. Надо было с Маринкой расписаться, тогда бы… Может быть… Наверное…

Андрей счел за лучшее не нервировать воительницу:

— Не шевелюсь. — Для убедительности он поднял руки.

Несколько мгновений стороны пристально рассматривали друг друга. Первым нарушил молчание Андрей.

— Стесняюсь спросить: у вас есть разрешение на оружие?

— У меня даже есть разрешение на отстрел таких типов, как ты.

— Каких это — таких?

— Социопатов.

— Бе-еее. — Почуяв свободу, коза потрусила к выходу, но была остановлена:

— Геть! — Дуло качнулось и вернулось в прежнюю позицию. Коза замерла.

Неожиданно для себя Андрей почувствовал кураж.

— Значит, я твой пленник?

— Значит, так, Городецкий Виктор Андреевич, экспозиция такова… — Заметив, что ее собеседник пытается возразить, султанша повысила голос:

— Молчи и слушай.

Покорившись, Андрей пожал плечами. В конце концов, какая разница: Вася, Петя, Ромуальд или Андрей…

— Тебя задержали на трое суток, — продолжала султанша, — за нарушение общественного порядка и сопротивление полиции.

— А сокамерницу мою за что?

— Остряк. Бяша — представитель коренного населения. Итак, эти три дня ты отработаешь на нашем с Липкой огороде.

— Липка — это у нас кто? — осведомился Андрей.

— Сестра моя. Значит, паспорт твой у меня — это я так, к сведению.

— Паспорт?

— Да. Паспорт. Так что удерешь — стукну на тебя в дежурку. Не удерешь — получишь через три дня свой паспорт, и расстанемся полюбовно. Сечешь?

Андрей растянулся на сене, заложил локоть под голову и поскреб суточную щетину. Мистика? Или идиотизм? И то, и другое одинаково неисповедимо.

— Мне надо подумать.

— Некогда думать. У нас вишня осыпается.

— Вишня? — Жажда стала острой, кадык на горле Андрея дернулся. Он приподнялся на локте, смерил взглядом воительницу.

— Значит, на ближайшие три дня ты мой работодатель?

— Совершенно верно.

— И ты, значит, Виктория?

— Угадал.

— Ну, Виктория, для начала, где у вас туалет?

Вика перехватила ружье, извлекала из-под мышки и метнула в Андрея сверток.

В полете сверток развернулся и приземлился Андрею на ноги в виде какого-то тряпья.

— Для начала переоденься, — услышал он.

— З-зачем это?

— Чтоб не испачкаться и не порвать случайно вещи. И давай шустрее. Раньше сядешь, как говорится, раньше выйдешь.

— Бабьи тряпки я не надену.

— В твоем положении я бы не перебирала харчами.

Андрей хмыкнул:

— Ясное дело, перебирать харчами можно только в твоем положении. Шантажистка.

— Неудачник.

С последним утверждением Андрей был давно и полностью согласен. Внезапно овладевший им кураж испарился так же внезапно.

Он встряхнул тряпку. Это оказался рабочий комбинезон.

Подергал ноздрями — от комбинезона исходил запах стирального порошка и чужого дома.

— Выйди, я переоденусь.

Держа под прицелом арестанта, Вика отступила спиной к проему и скрылась из поля зрения.

Коза Бяша приободрилась, протрусила к выходу и чинно проследовала мимо сарая.

Выбора не было. Андрей поднялся с подстилки и скинул куртку.

Ветерок покачивал пучки трав, свисающих с потолка, шелестел листвой снаружи, убаюкивал страсти.

— Геть! — снова раздался окрик. Очевидно, Бяша взяла курс на огород.

Комбинезон был пошит на толстого карлика, перекинутые через плечо лямки не доставали до груди, как не тянул их Андрей, застегнуть не смог. Переодеваться назад, в джинсы, было лень, и Андрей вышел из положения: выдернул из шлевок на джинсах ремень и застегнул его на талии поверх комбинезона.

Колошины были коротки, и Андрей подкатал их до колен.

Покончив с переодеванием, направился к проему. Притолока оказалась низкой, и Андрей со всего маха треснулся об нее лбом. Присев от боли, замычал и спрятал лицо в ладонях. Да чтоб тебя!

— Эй, Городецкий, — раздался голос валькирии, — ты где там?

Со второго дубля ему удалось выбраться из сарая.

От порога тянулась выложенная камнем тропинка. Тропинку обрамлял ряд низких фруктовых деревьев.

В конце тропинки имелось деревянное сооружение с вырезанным в двери крестообразным оконцем.

— Чего замечтался?

— Ничего. Просто. Не понимаю, как тебе можно доверить ружье? Муж твой что, совсем без царя в голове?

— Заткнись, — окрысилась фурия, — еще раз что-нибудь скажешь о моем муже — пальну без предупреждения.

— А кто ж тогда вам с Липой вишню соберет?

Андрей уже дошел до сортира.

— Об этом не переживай. Ресурс возобновим.

— Ты хоть стрелять-то умеешь? — справив нужду, спросил Андрей.

— Хочешь проверить?

— Хочу.

Вика передернула затвор. Вопреки здравому смыслу в душе Андрея разлился холод.

— Я пошутил, — просипел он.

— Я тоже.

— Мне бы попить.

— Вон, — Вика указала подбородком. В тени сарая, прямо под водостоком стояла прикрытая деревянным кругом бочка.

Андрей снял крышку, с сомнением изучил изъеденный гусеницей вишневый лист, кусочек коры и водомерку на поверхности воды. Огляделся в поисках кружки.

— А чем зачерпнуть?

— Давай не капризничай.

Отбросив церемонии, Андрей дунул на воду, разгоняя мусор, сложил губы трубочкой и припал к источнику.

Ни с чем несравнимое блаженство проникло в кровь, заструилось по жилам.

Вода была сладкой, со вкусом вишневого листа и до ломоты в зубах студеной.

Отвалился от бочки, только когда ломота стала нестерпимой. Ополоснул лицо и пригладил волосы.

— Мне бы поесть, — обрадовал Андрей конвоиршу.

— Тебя сюда не жрать привезли.

— Голодом морить?

— Наверное, Липка права, — поделилась надзирательница, — мы тебя не прокормим. Иди, давай.

Андрей хмыкнул. Ага! Значит, во вражеском стане нет единства…

Пропуская работника, фурия сдала назад.

Андрей проследовал мимо дула по каменным ступенькам (сарай стоял в низинке), поднырнул под ветвями какого-то плодового дерева и остановился, как вкопанный: в центре участка высился настоящий терем.

Ставни, карнизы, подзоры, балкон, фронтон с коньком, терраса, ставни и наличники — все было украшено деревянным кружевом…

Впечатление не портили даже два шезлонга, обтянутых полосатой парусиной, плетеная мебель в колониальном стиле и стул, напоминающий царский престол. Тяжелый, массивный, с высокой спинкой, украшенной резьбой, и короткими, толстыми, широко расставленными ножками — настоящее чудовище.

Андрей сейчас же представил, как смотрелся бы этот терем в ролике с рекламой загородного жилья из бруса. Или в рекламе инвентаря для сада-огорода. И еще много чего другого…

Эту способность моментально переводить мысль в картинку Валерка называл «клиповым» мышлением. Говорил, что это редкость даже среди режиссеров. Льстил, наверное.

— А не секрет, где это райское место находится? В каком населенном пункте?

— Не секрет. В Желтушино.

— Это что?

— Дачный поселок.

— Никогда не слышал о таком.

— Не удивительно. Такие, как ты, кроме гастронома ничего не знают.

— Вообще-то не так часто я напиваюсь.

— Редко, но метко. Что застыл? Давай, шагай, — Вика кивнула на дорожку между вымеренными до сантиметра грядками с луком, редисом, зеленым салатом и укропом. Чуть в стороне стояла тепличка, вдоль которой цеплялись усиками за сетку огурцы. Все было крепким, ухоженным и добротным, начиная с луковых стрелок и заканчивая теплицей.

Андрей присвистнул.

— Деньги не высвистывай!

— Ты прям как моя жена.

— Не заливай, нет у тебя никакой жены.

Андрей посмотрел на валькирию озадаченно.

— Ах, да, у тебя же мой паспорт. Не всегда можно доверять официальному документу, ой не всегда…

— Слушай сюда, философ: вон ведро, вон стремянка, вон вишня. — Вика последовательно переводила дуло с одного на другое.

— Да убери ты, наконец, ружье.

— Не отвлекайся. Значит, так. Все предельно просто. Ставишь стремянку под это дерево, берешь ведро, влезаешь на стремянку и наполняешь ведро ягодой. Ферштейн?

— Вишня — это фрукт, а не ягода.

— Прикуси язык, грамотей. Для тебя имеет значение только одно: ты у меня на мушке. Я с тебя глаз не спущу.

— Офигеть!

— В каком смысле?

— Если вы так меня боитесь, какого лешего привезли?

— Размечтался. Кто это тебя боится? Ты на себя посмотри! Глиста в томате.

— А если я обижусь?

— На обиженных воду возят.

Андрей хотел ответить в том смысле, что он не ишак, но тут на террасе появилось обворожительное создание в панаме, сарафане колоколом и с забинтованной лодыжкой. Заметно прихрамывая, создание выдвинулось в сторону грядок. Очевидно, это и была сестра султанши, Олимпиада.

Внезапно Андрей почувствовал легкое волнение.

— Здравствуйте, — громко приветствовал он. Следовало обзавестись хоть одним союзником в этой шайке.

Создание вскинуло ресницы — из-под панамы на Андрея устремился полный суеверного ужаса взгляд, — развернулось и бросилось назад, в терем. Впрочем, Андрей уже ничему не удивлялся.

— Задание получил — выполняй, — активизировалась Вика.

— Мэм! А как же завтрак?

— Никак.

— Я требую: верните меня обратно.

— В наркологию?

— Хоть в наркологию, хоть в камеру! Там сейчас как раз время завтрака.

— Я смотрю, ты человек бывалый.

— Просто я умный.

— Умные не попадаются.

— Мне не повезло. Так как насчет завтрака?

— Завтрак, говоришь? — медовым голосом уточнила Виктория. — Ладно, будет тебе завтрак.

…Войдя на кухню, Вика прислонила к стене ружье, включила чайник и достала из шкафа пакетик с кашей быстрого приготовления — спасение холостяков, лентяев и «белых воротничков».

За ее спиной произошло движение — Липочка возникла в дверном проеме, прижалась щекой к наличнику и осталась так стоять, точно прилипла. Вика оглянулась на сестру — взгляд у той был отсутствующий.

— Э, ты чего?

— Неисповедимы пути Господни. Это он.

— Кто?

— Это он, — как в бреду повторила Липа.

— Кто — он? Можешь толком сказать?

— Наши велосипеды сталкиваются, мы падаем, я подворачиваю ногу. Это он.

— Ни себе чего! — поразилась на японский манер Вика. — А ты не путаешь?

— Ничего я не путаю! Это он! Нет, ты представляешь?

— Отлично! Звонок Димке отменяется.

— Нет-нет! Наоборот! Звони! От греха подальше. А то наше незаряженное ружье выстрелит.

— Ты ничего не поняла. Это же не случайно, что он здесь оказался! Это возмездие. Мы с ним поквитаемся за вывихнутую ногу.

— Не знаю, не уверена, — скучным голосом возразила Липочка, — он достанет нас раньше, чем мы его.

— А это бабка надвое сказала. Нас трое, а он один.

— Да он один троих стоит.

— Ничего ты в людях не понимаешь. Он — тюфяк. Интеллигентишка. Это он в абстинентом синдроме такой угрюмый, агрессивный и колючий, а в обычное время — типичное беспозвоночное. Инфузория. Поверь моему опыту.

Профессионализм сестры не вызывал сомнений у Олимпиады.

— И вообще. Может, это твоя судьба? — присовокупила Вика.

Липа хотела смолчать. По здравом помышлении она не видела смысла в споре, который тянулся с тех пор, как Леша…

— Судьба? Вот этот недоумок? — против воли включилась в дискуссию Липочка.

— Чем ты, собственно, недовольна?

— Я мечтала о встрече, которая изменит всю мою жизнь, а это что?

— Так ребенок по-любому изменит всю твою жизнь!

— Ты только послушай: о чем мы говорим? — Липочка закрыла уши ладошками. — Не хочу слышать эту чушь.

Вика заглянула ей в глаза:

— Ой, кажется, я подкоп сделала под пьедестал Лешика? Прекрати прятаться от действительности. Он тебя предал.

Это была жестокая, не нужная никому правда. Олимпиада как-то сразу устала и обмякла.

— Ладно, давай корми своего работника, — напомнила она.

— Вот! С этого мы и начнем перевоспитание, — намекнула Вика.

— Что ты задумала?

— Пока еще не знаю. Но он у меня за три дня другим человеком станет.

Чайник вскипел, Вика высыпала содержимое пакетика в миску, залила кипятком и размешала.

— Как думаешь, сахара и масла добавить?

— Добавь. Он не военнопленный все-таки.

— Эх, Липка, какая ты мягкотелая. Он тебя изувечил, а ты — не военнопленный…

— Так он ведь не со зла. И потом, я не так уж сильно и пострадала.

— И это ты называешь «не сильно»? Из-за него ты потеряла трудоспособность, на дерево не можешь влезть. Так или нет?

— Так.

— Вспомни, как ты Наталью уговаривала, как унижалась…

— Не хочу вспоминать. Противно.

— Вот! Плюс испорченная юбка.

Липа закусила губу — с потерей юбки она так и не смирилась.

— А мне вообще пришлось обратиться за помощью к этому держиморде, Димке, — разжигала себя Вика, — теперь я по гроб ему обязана. И теща брыкалась, не хотела сидеть с Кирюхой, пришлось в ножки кланяться. Тоже противно вспоминать.

— Ты права. Нужно такое устроить этому гаврику, чтобы ему небо с овчинку показалось.

— Ну вот, такая ты мне больше нравишься. Никакого масла, — Вика накрыла кашу блюдцем. — Здесь ему не санаторий, в конце концов.