Прохор и отражённый мир

Анна Федотова, 2022

Говорила бабушка: «Не сиди перед зеркалом ночью, в отражённый мир попадёшь», но Прохор давно об этом забыл. Так и получилось, что оказался юный домовой в отражённом мире. Вроде бы всё там, как и в обычном, только вот домовых в том мире знать не знают, а потому и в доме беспорядок и разлад. Прохор, конечно, заторопился вернуться к себе, но повстречалась ему у пруда Маринка. Вот, что из этого вышло.

Прохор и горшок

Прохор спать не мог, только глаза закроет, видит Маринку печальную у пруда, поэтому и взял он снова зеркальце, да и не заметил, как уснул.

Вдруг слышит крики какие-то, глаза открывает, выходит на лестницу и видит: Степан в подпоясанном кафтане бегает вокруг стола с прутом, а от него в замызганной рубашке — взлохмаченная девчонка.

— Ах ты, дрянь! — орёт Степан. — Никакого тебе базара не будет. А вернусь и не убрано…

Тут Маринка добежала до окна и прыг в него с криком: «Сам и убирай!»

— Пеняй на себя! — погрозив кулаком, крикнул Степан.

— И чтоб ужин на столе! — вдогонку крикнула Варвара.

Прохор вытер со лба пот.

«Чего только в отражённом мире не насмотришься»

Где искать Маринку, он сразу догадался и помчался к пруду. Так и есть. Девчонка сидела на валуне и мочила ноги в чёрной воде.

— Доброго утречка, Маринка, — начал Прохор.

Та подняла голову, нахмурилась.

— Чего тебе опять? Убежал тогда и зеркало бросил, будто испугался. А кого? Себя что ли? Вроде не шибко и страшный.

Прохор почувствовал, что краснеет, но не ответил, руками только развёл. Откуда ни возьмись появилась кошка, жёлтые глаза так и впились в него.

— Ну, давай скажи ещё, что ты домовой, — пробормотала она.

— Здравия тебе, Котофеевна, — ласково сказал Прохор, пытаясь вложить в голос мысль, что он не такой дурачок.

Маринка засмеялась, отчего её немытое лицо посветлело.

— А я видел, как ты из дома бежала. Случилось чего?

Девчонка махнула рукой.

— Я помочь хочу, — сказал Прохор, ломая в пальцах сухую веточку.

Маринка уставилась на воду.

— Никто мне не поможет, — пробурчала она себе под нос, и у Прохора в груди защемило что-то. Он подошёл к девчонке и руку ей протянул.

— Моя бабушка говорила: «Без порядка всякое дело шатко». Надо только начать, и всё наладится. Вот увидишь. Идём-ка.

Девчонка упиралась, но от Прохора не так-то просто было отделаться, так что она спрыгнула с камня и поплелась к дому.

Родители Маринки уже уехали на базар, а значит, у домового было время до вечера. Войдя в горницу и осмотрев хозяйство, Прохор потёр ладони.

— Ну что? — подмигнул он Маринке, которая, казалось, и знать не знала, с чего начать. — Давай-ка плясать от печки.

Сняв заслонку, он заглянул внутрь.

— Апчхи!

Сажа залепила глаза, но покрытый засохшими каплями щей горшок удалось из печи вытащить. Печь вздохнула. Облако сажи выпорхнуло в горницу.

— Что, милая, тяжко такое сокровище хранить? — Прохор похлопал её по когда-то белой, а теперь почерневшей от копоти стенке.

— Ой, не трепался бы ты, Прохор, — проворчала Котофеевна, запрыгнув на лавку. — Прознает Маринка, что тогда?

Прохор бросил на кошку быстрый взгляд.

«Ничего тогда. Я исчезать умею на раз»

— Видел бы ты своё лицо! — захохотала Маринка, и Прохор вытерся рукавом. Тот почернел.

«Нехорошо, придётся стирку затевать. Но это потом»

Он подбоченился и строго посмотрел на девчонку.

— Печь — она в доме главное. Что без хозяина, что без печи в доме — всё одно — холодно и неуютно. Вот тебе, Маринка, веник, сажу обмети, внутри вычисти.

Девчонка приняла веник двумя пальцами, будто он её укусить мог, ещё и нос сморщила, но, увидев, как Прохор за горшок схватился, прижав его к чистой красной рубашке и веточкой отковыривая засохшую грязь, взялась мести так, что пыль и сажа в горнице столбом встали.

А Прохор в горшок-то вцепился неспроста.

— Ещё немного, терпи! Да прекрати же ты, — шёпотом уговаривал он непослушную утварь. Тот вырывался, так и норовил из рук выкатиться.

— Ты всегда с вещами разговариваешь? — размахивая веником во все стороны, спросила Маринка.

— Разговариваю, а что? Всякая вещь любит внимание и заботу. Как ты к ней, так и она к тебе.

Маринка остановилась, призадумалась, хмуря чёрные брови, и давай ещё пуще мести.

Разведя огонь, насыпав крупы, соли да ароматных трав, залив это всё водой, Маринка с Прохором поставили горшок в начищенную почти до белизны печь, закрыли заслонкой, и печка довольно заурчала. Поленья уютно потрескивали, а домовой с девочкой избавляли горницу от пыли и паутины в углах. На стол легла белая скатёрка и встала корзинка с хлебом, не пышным, конечно, но какой уж был. Запах каши защекотал в носу и заставил животы замурлыкать вместе с обалдевшей от дива дивного Котофеевной.

— Поберегись, как Стёпка-то явится, — проворчала та.

— Угу, — кивнул Прохор, — чуть-чуть ещё.

— Вынимаем? — смотря голодными глазами, спросила Маринка.

— Давай, — с задором махнул рукой Прохор.

Девчонка отодвинула заслонку, надела рукавицы и полезла в печь.

— Ай! Ты что делаешь? — вскрикнула она, шарахаясь прочь.

Прохор глаза на неё вылупил.

— Горшок, — объяснила та, — убегает!

— А я что говорил? Обижен он на вас. Поди теперь уговори, — покачал головой Прохор и полез в печь сам.

Печка с радостью его приняла в свои объятия, даже жарить перестала.

— Спасибо, печечка, какая каша у нас поспела! — проворковал Прохор, потянувшись за горшком, а тот раз! И вглубь скользнул.

— Что же ты, кормилец, делаешь? Не я ли тебя начистил до блеска, не я ли бока твои маслицем смазал?

— Пошёл вон! — фыркнул горшок, выпустив облако пара.

Прохор вылез наружу, вытер лоб и видит в окно, Степан с Варварой идут.

— Тащи ухват, Маринка, — приказал домовой.

— Увидят тебя, дурень, — мотая хвостом туда-сюда, ходила Котофеевна.

— Ничего, я быстро, я его сейчас ухватом.

Орудие для борьбы с горшком, точно меч на закатном солнце, сверкнуло в руках Прохора.

— А ну, иди сюда, утварь ты неблагодарная, — зарычал домовой, ныряя в печь следом за ухватом, и подцепил горшок. Тот дёргался, плевался кашей, да не смог с домовым совладать. Прохор его и вытащил!

Маринка в ладоши захлопала. Глаза её карие заблестели.

Скрипнула дверь.

Конец ознакомительного фрагмента.