…и кажется, что вот-вот выйдешь к морю. Рассказы о путешествиях вдаль и вглубь

Анна Тугаринова

Это сборник рассказов о наших современниках – взрослых людях, которые хотят быть счастливыми и любимыми, жить так, как им нравится. Как и мы, они что-то для этого делают. Или не делают, тоже как мы. Что-то у них получается – иногда что-то совершенно противоположное их планам. Они не летают в космос, не записываются в иностранный легион и не попадают в магические миры или в прошлое с будущим. Они остаются в реальности собственной жизни. И путешествуют.

Трудный год любви и дружбы

Могут ли женщина и мужчина быть друзьями? Раньше я считала, что могут. Кажется, и Денис так думал. Но есть другое мнение: если женщина и мужчина дружат, то кто-то из них наверняка хочет большего. А ещё есть такая точка зрения: любовь начинается с дружбы, и не надо с первой минуты строить отношения; просто общайтесь, узнавайте друг друга, привыкайте…

Я запуталась. Вспоминая прошлый год, я думаю, что не справилась. Не разобралась. Мне не хватило мозгов. Сил. Терпения.

Правда, Екатерина, мой психолог, говорит, что я очень сильная. Что я сделала лучшее из возможного. Ну, не знаю. Мы с ней только месяц встречаемся.

Январь

Прошлый год начинался трудно. Мама заболела, слегла. Мне пришлось вернуться к ней и подвести Тамару, с которой мы вместе снимали квартиру. Правда, квартиру эту я и так едва тянула: деньги, которые получила при сокращении, закончились, и на отдельное жильё, даже такое непритязательное, мне, как оказалось, не хватало. Мама смотрела на меня так же, как годом раньше, когда я вернулась домой после развода: одновременно жалостливо и презрительно.

Новая работа ожиданий не оправдала. Хотя нет, у меня ведь только одно ожидание было: зарплата не меньше прежней. Зарплату побольше я получила, а вместе с ней — кучу сложностей: все процессы нужно было налаживать с нуля, а помогать или хотя бы что-то объяснять никто не рвался. Ладно, если честно, было ещё одно ожидание: с кем-нибудь познакомиться, коллектив-то мужской. Но все оказались женаты.

Мне бы уволиться, найти что-то другое. Но на поиск обычно уходит месяца два, а мне и за институт платить, и за йогу, и жить на что-то… Да и вообще, так скакать — плохо для резюме.

Ещё и йога-студия в январе переехала, обосновалась в старом особнячке в переулке, в районе Мясницкой. С новой работы в новую студию приходилось почти час добираться на метро, а не 10 минут по парку, как раньше, и подниматься пешком на последний этаж — третий по порядку, а по высоте — пятый или шестой; все тогда шутили, что это вместо разминки. Но мне казалось, йога — последнее, что осталось стабильного в моей жизни, и я крепко держалась за эти ощущения. А чтобы держаться, нужно было ходить на занятия. И я ходила. Дважды в неделю: понедельник, четверг, 19.30.

В нашей группе каждый день появлялись на пробном занятии новые люди. Я раздражалась: у нас что, перевалочный пункт, зал ожидания? За этим мельтешением я не заметила Дениса. Но к концу месяца всё как-то устаканилось, и с нами остались четверо новеньких — две девушки и два парня. Денис был одним из оставшихся.

Постепенно я всех выучила по именам и понемногу искала к каждому свой подход.

А вот к Денису никакой особый подход был не нужен, мы как-то сразу поладили. Первый раз мы разговорились перед занятием в самом конце месяца. Он напоминал воробья-переростка, который выпал из гнезда и не хочет, чтобы кто-то наблюдал за его неловкими попытками летать. Обычно таких людей называют стеснительными. Мне его поведение казалось трогательным и хотелось помочь адаптироваться — может, ещё и потому, что я сама только начала привыкать к новому месту и новым людям.

Февраль

Чем беспомощнее становилась мама, тем больше она капризничала. Одно и то же блюдо сегодня нравилось ей, завтра — нет. Она жаловалась, что я её плохо кормлю, и что она вообще-то всё делала для меня, а я не могу для неё что-то приготовить. Я злилась и иногда даже кричала, но весь мой гнев рассыпался о её безразличное молчание. Случалось и по-другому: она начинала плакать и просить оставить её в покое; чего, мол, я хочу от неё, она уже старая женщина, и если я считаю, что это она во всём виновата, то ради Бога.

Я не понимала, как разговаривать с ней, а главное — не понимала, кто из нас прав. Что мне делать, просить прощения или что-то доказывать? Ведь она вырастила меня одна, я должна быть благодарна! Я и была. Я чувствовала благодарность, но вместе с ней и вину, и гнев… Всё вместе.

Но больше всего пугало не это, в конце концов, мама никогда не была милой и доброй. Хуже было то, что она реально сдавала, силы её оставляли. К 23 февраля, когда выпало три выходных подряд, она сказала, что и в туалет вставать больше не может.

Я не представляла, что с моей матерью — деятельной, сильной, даже грозной — случится такое. Да что с матерью — со мной-то как это случилось? Я вдруг осознала, что привязана к ней и к дому, что не могу поехать в отпуск и даже в гости с ночёвкой.

В институте и преподаватели, и девочки из группы, когда узнали, начали смотреть на меня с сочувствием. Но домашние задания делать всё равно было нужно, а идея бросить всё на 4 курсе казалась невероятно глупой.

Тем не менее, эта идея мне приходила не раз. Совмещать работу с учёбой и до этого было непросто, а ещё ухаживать за вечно недовольной мамой… И не только еду готовить, но и мыть её, выносить судно, ох, ну, что говорить… Кто этого не пережил, всё равно не поймёт, не почувствует.

Я стала погружаться в тоску. Говорят, человек может выдержать любое испытание, если знает, когда оно закончится. Но я не знала. Я не понимала, выздоровеет мама, или… Об «или» даже думать было страшно, не то что вслух произносить; и когда эти мысли меня одолевали, я мотала головой туда-сюда, отбрасывая их.

И начинала думать о Денисе.

К тому времени я не очень много узнала о нём, хотя теперь мы болтали перед каждым занятием: и он, и я приезжали за полчаса до начала. Он переодевался, здоровался с теми, кто уже пришёл, и подсаживался ко мне с неизменным картонным стаканом сладкого растворимого кофе, который так не вязался с эстетикой йоги.

Разговаривали мы в основном о работе, делились проблемами. Можно даже сказать, жаловались друг другу. Он работал системным администратором в небольшой компании, которая делала ремонты. Иногда он чуть-чуть рассказывал о себе. Я узнала, что он фанат велосипеда и даже когда-то участвовал в соревнованиях. Узнала, что тоже, как и я, живёт с родителями, тоже читает романы, а на йогу пришёл из-за проблем со спиной. А ещё — что он на три года младше и на два сантиметра ниже меня.

Три года и два сантиметра не могли мешать нашей дружбе.

Март

Но я уже хотела не только дружбы.

Ну да, да! Где-то между гендерными праздниками я поймала себя на фантазиях о Денисе и о том, что мы вместе. Фантазии были похожи на абстрактные акварели — очень размытые, неконкретные. Некоторое время я ждала, что он проявит инициативу, но в нашем общении ничего не менялось. Тогда я решила: раз он стесняется, попробую сама.

Почему я считала, что он чувствует то же, что и я? Не знаю. Может, мне просто этого очень хотелось? Мне казалось, что я значу для него больше, чем… Чем кто, другие ребята и девчонки из группы, раз уж он проводил со мной больше времени, чем с ними? Да-да, те самые полчаса два раза в неделю. Или потому, что он всегда начинал разговор с вопроса о моих делах, самочувствии, новостях? Что иногда присылал мне в WhatsApp смешные картинки? Да и в WhatsApp-то я ему первая написала! На новом месте у нас появилось правило: в день занятия в общем чате писать, придём или нет, чтобы администраторам точнее распределить залы. Так я и нашла его контакт.

Но тогда я об этом не думала! Я видела лишь его интерес, внимание, заботу, сочувствие. Это ведь дружба, да? Но так легко принять желаемое за действительное, а дружбу — за любовь. Принять легко, а обратно — трудно, даже слова такого нет, распринять, что ли? Перепринять? Ерунда какая-то.

Поговорить с Денисом лично, напрямую было очень страшно, и я написала сообщение. Не помню дословно, что-то вроде «мне кажется, нам хорошо вместе, давай попробуем стать ближе». Мне хотелось быть откровенной, показать, что я настроена серьёзно. Может, нужно было вести себя как герои американских фильмов: просто пригласить куда-нибудь без лишних расшаркиваний? Но я никогда не была такой лёгкой, «просто пригласить» было для меня непросто.

Ответ я получила только на следующий день по пути на работу, пока ехала вверх на эскалаторе. Денис называл меня хорошим человечком и сообщал, что он однажды пробовал сблизиться, но девушка его оставила, а никакую другую он не хочет. У меня голова закружилась, я схватилась за поручень, вцепилась в него, чтобы не упасть.

Ни сразу, ни позже я не нашла, что ответить. Весь день я спорила с Денисом внутри своей головы, а когда прекращала, то погружалась в тоску. Я хотела сказать ему, что одна неудачная попытка — это не повод отказаться от любви, что я пережила измену, развод и всё-таки надеюсь на счастье… Но ничего не говорила, а только горевала. Я застыла в непонимании, что делать дальше.

А через пару дней Денис вдруг позвонил и предложил Восьмого марта пойти в кино. Сказал, что заедет за мной, тогда и выберем кинотеатр и фильм. Я согласилась и, конечно, ни о чём его не спросила и ничего не сказала, да и он тоже. Как будто не было никакой переписки. Попрощавшись с ним, я открыла вино, которое купила, чтобы отметить с мамой Женский день. Я кружила по кухне, подливая себе из бутылки, и представляла, как всё будет, до тех пор, пока мама не крикнула мне из своей комнаты:

— С кем ты там разговариваешь?

Восьмое марта началось многообещающе: мне позвонил курьер из доставки цветов и сообщил, что у него для меня букет, и ему нужен мой адрес. От кого букет, он не сказал. Я продиктовала адрес и попросила приехать до обеда, ведь потом я буду с Денисом в кино. Предупредила маму, что во второй половине дня уеду, и начала готовиться.

Договорённость у нас была не очень чёткая — он позвонит где-то в середине дня, приедет… Но мне казалось, что договорённость всё-таки есть. Поэтому часов с 12 я начала нервничать, что ничего не происходит. К двум часам у меня появилось тоскливое ощущение, что ждать уже нечего. Но ведь букет от Дениса? Наверняка! А значит, он может приехать и без звонка, ведь теперь у него есть мой адрес.

Но всё-таки я привыкла опираться на логику, и когда в три часа ситуация не изменилась, позвонила Денису. Его телефон молчал. Минут через десять я попробовала ещё раз с тем же успехом. А ещё через некоторое время получила сообщение: «Тань, с 8 Марта! Прости, мать на дачу захотела поехать, так что я не смогу сегодня».

Я цеплялась взглядом за текст сообщения и никак не могла связать между собой все слова. Мать, дача… И тут позвонили в домофон. Ну, хотя бы цветы у меня будут от него.

Но цветы оказались не от Дениса, а от Мишки, бывшего парня моей подруги Наташи. Я мало с ним общалась, да и с Наташей они недавно расстались, но он успел узнать о моей ситуации с мамой. Какой-то жест благотворительности и жалости, подумала я тогда.

Я показала маме букет, который совсем меня не обрадовал.

— Ты же куда-то собиралась. Что, сорвалось? — мама сжала губы и опять смотрела на меня с жалостью и презрением.

«Мать на дачу захотела поехать…» Что, если у Дениса тоже сложные отношения с матерью? Я изо всех сил искала объяснение, оправдание. Изо всех сил старалась перестать плакать.

Первая йога после Восьмого марта прошла для меня странно.

Я ждала Дениса, хотела посмотреть, как он будет себя со мной вести. Я не знала, что буду делать и говорить сама, решила, что сориентируюсь по ходу. Импровизация, однако, никогда не была моей сильной стороной, и я очень нервничала. Но Денис пришёл не в обычное время, а когда мы уже сидели на ковриках, расположился в противоположном от меня углу, слегка кивнул мне, а после занятия вылетел из зала так быстро, как мог.

Я удивилась и расстроилась. У меня было два предположения: что он ещё раз извинится, расскажет подробности и предложит встретиться в другой день или что он будет разговаривать со мной как ни в чём не бывало. Но что он будет избегать меня и разговора — такого я и представить не могла. Может, у него что-то своё, не связанное со мной?

На следующем занятии ситуация повторилась. И на следующем тоже.

Мы больше не разговаривали, не переписывались. Я поняла, что скучаю, тоскую по нему, и решила сделать шаг навстречу. Поскольку поймать его на йоге я не успевала, да и не хотела на виду у всей группы что-то такое делать, я написала сообщение. Ничего серьёзного: как дела, как на работе, и ни слова о его странном поведении и о том, почему он меня избегает.

Денис ответил — тоже очень поверхностно, словно у нас и не было никаких более глубоких разговоров. Я проглотила это, хотя и было болезненно. Зато постепенно общение наладилось, он снова стал приезжать пораньше и усаживаться рядом со мной со своим кофе.

Так прошли весь март и Апрель.

Май

Все майские праздники йога-студия работала, но Денис сказал, что уедет на дачу к другу, и я решила тоже не ходить, а посидеть дома и подтянуть институтские дела. Но вместо этого я только и делала, что мечтала о Денисе и представляла себе наше счастливое совместное будущее. Кажется, сейчас я рассказываю об этом с иронией, но в прошлом году никакой иронии не было и в помине.

Говорят, в праздники одинокие люди ощущают своё одиночество гораздо сильнее. И вот вроде Первое мая и День победы — праздники не личные, и вроде меня тоже звали на дачу, и даже не на одну, просто я поехать не могла из-за мамы… А всё равно тосковала я сильно. Десять дней — это много, когда тебе не пишут даже «привет, как дела».

А мне не писали. Денис молчал. Я иногда заходила в WhatsApp и смотрела, когда он там был последний раз. Ждала, ждала… Когда ждать стало невыносимо, когда он не появлялся в WhatsApp уже сутки, я не выдержала и написала. Те самые «привет, как дела».

И в первый рабочий день получила ответ, довольно сухой и краткий, похожий на отписку, когда совсем не ответить — невежливо. Но постепенно, когда мы снова начали видеться на занятиях, отношения наладились, потеплели.

Отношения? Странное слово. Раньше я считала, что отношения — это когда люди вместе живут или встречаются, когда у них общие интересы, секс, любовь. Но Екатерина, мой психолог, говорит, что и это тоже отношения. Я пока не до конца разобралась и не знаю, что думать.

Пожалуй, в мае я впервые осознала: моё настроение делает up and down, как синусоида, вслед за общением с Денисом. Вот он прислал мне утром забавную картинку, и я целый день летаю, смеюсь, всё получается. Пусть картинка не очень смешная — неважно, он обо мне подумал, позаботился. А если молчит, отвечает односложно, то я вяну, всё раздражает, я то и дело хватаюсь за телефон — вдруг что-то пришло от него.

Вывод из этого наблюдения я сделала один: я влюблена. А может даже и так — люблю. Взаимно ли? Это было не так очевидно. Мне казалось, ну, или я хотела так думать, что Денис тоже неравнодушен ко мне — да, я тогда использовала это слово, но из-за своей душевной травмы пока не может решиться быть со мной.

Конец месяца помню как один длинный день, который я с утра до ночи просидела за курсовой и другими институтскими долгами. Кое-что сдала, при этом и работала, и йогу пропустила только раз, когда пришлось на работе задержаться из-за месячного отчёта. И именно в тот вечер, когда с отчётом всё уже почти получилось, и я встала со стула, чтобы размять ноги и спину, позвонила мама.

Голос у неё срывался то в крик, то в плач, и я запаниковала прежде, чем поняла, что у неё случилось. Оказалось, она упала и не может встать. Я никак не могла уяснить, как это вышло, ведь она уже пару месяцев не вставала с кровати. Бросив всё и даже не выключив компьютер, я рванула домой. И уже по дороге к метро поняла, что одной мне маму не поднять.

Я позвонила Денису, объяснила ситуацию и спросила, может ли он приехать. О том, что мама не ходит, я ему как-то уже рассказывала, так что он не удивился. И сразу же согласился. Я отправила ему сообщением свой адрес, он перезвонил и сказал, что разворачивается ко мне, но вряд ли доедет быстро из-за пробок.

Я очень волновалась: как это всё пройдёт? Мы никогда не виделись вне йога-студии, а тут сразу полное погружение в мою жизнь! Как мама его воспримет, не начнёт ли сразу что-то спрашивать, не напугает ли? Сможем ли мы поднять маму, не случится ли чего-нибудь неприятного? Вопросы разрывали мою бедную голову. Когда я уже была в электричке, позвонил Денис и сказал, что едет. Но медленно. Но обязательно приедет.

Я приехала первая. Открыла дверь, захлопнула её за собой, не глядя, сбросила туфли и сумку в коридоре и босиком метнулась в мамину комнату. Начала что-то говорить.

Мама, взлохмаченная, но совершенно спокойная, полулежала-полусидела в кровати. На полу было что-то разлито, валялась чашка и ложечка.

— Сама справилась. Пока тебя дождёшься…

Её голос звучал совершенно по-другому, чем полтора часа назад, когда она позвонила: привычное брюзжание, ворчание, недовольство. Я успокоилась и возмутилась одновременно.

— А почему ты не позвонила, не сказала, что уже всё нормально?

— Зачем? Ты же всё равно домой едешь.

— Мам, я волновалась!

— Ну всё, можешь больше не волноваться.

В этот момент мне показалось, что мне на плечи опустили бетонную плиту. Сил спорить не было. Хорошо хоть, делать ничего не надо, только пол вытереть да посуду собрать, а это я и так делаю каждый день, какая разница, откуда, с пола или со стола. Я вышла из комнаты и позвонила Денису. Сказала, что помощь уже не нужна, мама сама как-то справилась, да, она у меня сильная, огромное тебе спасибо за готовность помочь… И что-то ещё говорила, помню только, что едва шевелила языком, а попрощавшись, прилегла на диван и сразу уснула.

Убирала я в маминой комнате уже утром и, на удивление, не услышала от неё ни одного едкого слова. Потом я обнаружила, что только захлопнула, но не заперла дверь, и всю ночь мы провели без защиты наших трёх замков. Внутренне содрогнулась, но маме говорить не стала. Потом написал Денису и ещё раз поблагодарила. Оказалось, вчера, когда я позвонила, ему оставался ещё час езды до меня.

Настроение в то утро было приподнятое: Денис бросился на помощь по первому зову, а это значит что? Что он неравнодушен ко мне! Правда, и друзья поступают так. Но я отмахнулась от этой мысли.

Июнь

В июне начались каникулы в институте, и я немного выдохнула. Хоть и не успела всё сдать, но надеялась за лето потихоньку доделать, и перерыв воспринимала как огромное благо. На работе мне предложили выбрать время отпуска: две недели мне уже были положены, и я взяла вторую половину июля. Никуда поехать мне не светило, но я решила, что хотя бы в свой день рождения буду отдыхать.

Весь месяц было тепло, иногда даже жарко. Мама, которая и раньше не любила лето, стала просто невыносимой — всё время жаловалась, что ей душно и некомфортно. Даже приезжая домой после йоги, когда дневная жара уже отступила, я выслушивала, как нехорошо ей было весь день.

Я пробовала и сочувствовать ей, и жаловаться в ответ, и молчать, и объяснять, что не могу ничего с этим сделать, и однажды даже накричала на неё. Ничего не помогало. Тогда я стала уходить вечером из дома на пару часов, чтобы просто её не слышать. Я брала с собой книжку и шла в какой-нибудь из скверов поблизости.

Правда, читала я редко. Иногда наблюдала за другими людьми, а чаще мечтала. Да, о Денисе. Мои мечты оставались всё такими же неконкретными; пожалуй, только одно в них было чётко и ясно — в итоге мы были вместе. Когда наступит это «в итоге» и сколько нужно ждать, я не знала. А стоит ли ждать — такой вопрос у меня просто не возникал.

Эти мечты утешали меня. Сейчас я думаю, что, наверное, не провалилась бы так глубоко, будь в моей тогдашней жизни хоть что-то хорошее. Но я крутилась между работой, учёбой и больной мамой, и везде мне было трудно. Везде от меня что-то требовали, а я не только не всегда могла это сделать — я даже не всегда понимала, что от меня нужно.

Как-то вечером, когда я сидела на лавочке напротив фонтана и смотрела, как женщины пытаются разными способами уберечь своих детей от купания в нём, позвонил Денис и сказал, что у него есть билеты в театр Оперетты. Он не помнит название спектакля, билеты покупали родители, но они пойти не могут, поэтому, может, я хочу?

Я хотела. С ним мне вообще всё равно было, куда, театр так театр. Денису я этого, конечно, не сказала, но и изображать радость мне не пришлось — у меня её было много, настоящей! К тому же по сбивчивости его голоса, по желанию быстрее всё сказать я поняла, что вести такие разговоры ему трудно, а может, и страшно. Меня это растрогало и укрепило в мысли: он неравнодушен ко мне.

Конец ознакомительного фрагмента.