…и кажется, что вот-вот выйдешь к морю. Рассказы о путешествиях вдаль и вглубь

Анна Тугаринова

Это сборник рассказов о наших современниках – взрослых людях, которые хотят быть счастливыми и любимыми, жить так, как им нравится. Как и мы, они что-то для этого делают. Или не делают, тоже как мы. Что-то у них получается – иногда что-то совершенно противоположное их планам. Они не летают в космос, не записываются в иностранный легион и не попадают в магические миры или в прошлое с будущим. Они остаются в реальности собственной жизни. И путешествуют.

Венец безбрачия

— Тань, представляешь, Светка сбежала из дома! Удрала от мужа своего ненормального. Босиком, в одной ночнушке. Таксист её пожалел, бесплатно ко мне привёз. Пусть она у тебя поживёт, а? А то у меня даже спать негде, а у тебя всё-таки две комнаты.

У меня две комнаты и телефон со слишком громким динамиком. Я вижу, как Лёня открывает рот, словно собирается задать вопрос, и тут же его закрывает. Как он подходит к двери в мамину комнату, толкает её. Как я подлетаю, захлопываю дверь, приваливаюсь к ней спиной. Как будто в этой комнате с нами что-то может случиться.

И случается: Лёня срывается с места, не прощаясь. Секунда, и я уже слышу его быстрый топот на лестнице.

Он знал, что я живу одна с тех пор, как умерла мама. Но о том, что мамина комната закрыта, не знал никто. Лёня думал, это дверь в кладовку. Когда-нибудь я бы ему рассказала.

Мы как раз обсуждали совместную жизнь. Он предлагал варианты, я в ответ мычала невнятицу, рассчитывая, что если не очень поддерживать разговор, то он скорее закончится. Обычно так и бывало, но в этот раз Лёня, видимо, решил обязательно добиться ответа. Любого. Не помню его таким настойчивым. Мы планировали съехаться, но решили, что вдвоём в однушке тесно, невозможно уединиться. А вот если каждый сдаст свою квартиру, говорил он, мы сможем снять двушку. В этот момент и позвонила Ирка.

А следующим вечером я получаю сообщение в личку Фейсбука.

*

Он читал, что некоторых людей накануне дня рождения, как говорит молодёжь, «колбасит», и теперь сразу узнал это ощущение: тоску о том, чего уже не получить, перемешанную с надеждой на то немногое, что ещё возможно. 60 лет — не старость, бодрился он, я здоров, могу работать, могу ещё многое создать!

Работать — вот что ему всегда удавалось. А ещё?

Эти пейзажи за окном и в юности нагоняли тоску, а уж теперь… Электричка пустела, с каждой станцией в вагоне становилось тише. Ноябрь не подходит для поездок на дачу, но он не собирался ждать лета и возиться с ней — сдавать, как ему советовали. Хотелось быстрее разделаться с этой частью жизни. Избавиться от дачи, продать хоть по цене земли. Он не чувствовал тяги к природе. Ему нужен был город!

Он не был здесь больше 30 лет. В Москву приезжал, конечно, на научные конференции, но редко оказывался за пределами кольца. Давно обосновался в Питере — тогда ещё Ленинграде, туда же перевёз родителей. До этого пожил в Киеве, до Киева — в Ярославле. Он любил Москву, но всё больше её забывал.

Он похоронил отца, через год — мать. У него не было ни сестёр, ни братьев, а стало быть, и племянников. Первая жена не смогла иметь детей, вторая не захотела. У неё уже были две дочери. Эти девочки не стали ему родными, и с женой он вскоре разошёлся.

Возможно, он плохо старался? Он часто об этом размышлял и не находил ответа. И не находил ни одного шанса попробовать снова. 60 лет! Нет, это не время создавать семью. Оставалось работать.

— Лёша? — Ему в лицо заглядывала какая-то женщина. Он повернул голову в её сторону, выпрямился, подобрался. Кто она? Память ничего не подсказывала.

— Не узнаёшь? А я тебя сразу узнала! Ты совсем не изменился, только поседел. Я Оля, подруга Марианны. Помнишь её?

Он помнил. Он ещё жил в Москве, встречался с ней несколько месяцев, и ему даже казалось, что это любовь. Потом его перевели в Ярославль, Марианна не отвечала на письма, и постепенно всё забылось.

Женщина устроилась напротив.

— А с Таней ты общаешься?

— С кем?

— С Таней, — повторила женщина. — С дочерью.

*

Хорошо, что это сообщение. Что это не визит ко мне домой и не звонок по телефону. Бумажное письмо ещё лучше — разорвать его, спустить в унитаз и сделать вид, что ничего не было. А теперь видно: сообщение прочитали. Теперь придётся ответить.

Он пишет, что узнал обо мне только сегодня — встретил мамину подругу. Что, исходя из даты моего рождения, которую я сама же и указала в профиле Фейсбука, мама уже была мной беременна, когда он уехал из Москвы. Почему-то я сразу верю. И сразу вижу, от кого мне достался такой высокий лоб. Почему же отчество мне досталось не от него?

Мам, почему? Почему ты не сказала ему?! У нас могла бы быть нормальная семья. Ты хоть знаешь, сколько раз меня в саду и в школе спрашивали об отце? А я только по чужим рассказам и знала, как это — жить с отцом. Как помогают с математикой, ходят вместе на лыжах в лес, берут с собой в гараж чинить машину. Я всё детство мечтала, что он когда-нибудь приедет, найдёт меня. Только я рассчитывала, что это случится раньше. Да, раньше! Лет на двадцать.

Ты что, ты тоже верила в этот дурацкий венец безбрачия? Как бабушка и прабабушка? Что судьбу не изменить, на мужа рассчитывать не стоит? А ребёнок да, это можно. Поэтому отцу ничего не сказала? Но это же глупо! Это же просто совпадение!

Или он тебе совсем не нравился? Тогда зачем ты с ним встречалась? Как у вас там всё было? И спросить-то мне некого, мам. Где мне подругу твою встретить?

Мам, посмотри на меня! Ты же видишь оттуда, правда? Мне уже 35. Когда тебе было 35, я оканчивала школу. А я? Единственный человек, который захотел быть со мной, вот-вот меня бросит, потому что я ни на что не могу решиться. Это ты виновата, мама! Ты, ты, это из-за тебя у меня такие проблемы!

Приехала Светка. Я выдаю ей подушку, одеяло и два полотенца и исподтишка наблюдаю за тем, как она раскладывает мамин диван. Не знаю, чего я жду. Что сложится диван и съест её? Что её унесёт на улицу через открытую створку окна? Что комната захлопнется, как ловушка? Похоже, на Светку всё это не действует.

Зато она долго рассматривает фотографии в рамках над маминым столом. Я уже забыла, как много их, цветных и чёрно-белых. Вот бабушка, мама и я между ними. Мы сидим в фотомастерской, я вцепилась в своего игрушечного медведя и так глаза раскрыла, вот-вот выскочат. На всех остальных фотографиях мы с мамой вдвоём. Перед торжественной линейкой в первом классе, в зоопарке, в ГУМе у фонтана, по колено в Средиземном море… А вот выпускной, а рядом — вручение дипломов. Мама не меняется — не полнеет, носит одну и ту же короткую стрижку. Светка знала мою маму. Она поворачивается ко мне, что-то хочет спросить, но у меня вдруг очень горячо становится в глазах, и я прячусь в кухне. Здесь всегда есть что помыть.

Я пишу отцу, что буду рада познакомиться, и приглашаю приходить завтра к 20.00. Пишу сообщение Лёне: «Случилось удивительное: меня нашёл мой отец. Завтра он придёт в гости к 20.00. Пожалуйста, тоже приходи». Через несколько минут высвечивается ответ: «А твоя квартира не маловата для всех? Подруга, которая поссорилась с мужем, отец, который знать тебя не хотел… Зачем ещё и я?»

Я не знаю, как реагировать. У меня нет опыта в таких разговорах, и трудно понять, что он имеет в виду. Он обижен? Расстроен? Может, он уже расстался со мной? Кажется, я должна бороться за своё счастье. Я бы и хотела бороться, но с кем?

Хорошо, что пару дней назад я постирала и погладила все шесть комплектов постельного белья. Я меняю простыню, пододеяльник и наволочку, стою под горячим душем, вытираюсь и заворачиваюсь в одеяло, подоткнув его со всех сторон и наслаждаясь тем, как прохладная ткань прикасается к коже. На несколько минут кажется, что у меня всё как раньше. Даже мама.

Следующим вечером я знакомлюсь с отцом. У Светки аж лицо вытягивается, когда она его видит. Приходится пригласить к столу, чтобы её не разорвало от любопытства. Отец принёс шампанское, и пока он аккуратно его разливает, я представляю их друг другу: Алексей — Светлана.

Мы не успеваем опустить бокалы на стол, как дверной звонок начинает биться в истерике. Муж Светки. Я не хочу пускать его в квартиру, но он видит Светку и бухается на колени прямо на пороге. В разгар этой нелепой сцены в дверях показывается Лёня. Он открывает рот, закрывает, так ничего и не сказав, швыряет букет, резко разворачивается и уходит.

Я выбегаю в подъезд и, прыгая в шлёпанцах через ступеньки, пытаюсь его догнать и объяснить, что происходит, но на площадке между 4 и 3 этажом правый шлёпанец соскальзывает, я спотыкаюсь и падаю. Сдираю кожу на ладонях и больно ушибаю коленку, но рыдаю не из-за этого.

Не знаю, сколько я сижу на ступеньках. Я хочу, чтобы за мной кто-нибудь пришёл. Кто-нибудь из тех людей, которые, кажется, у меня есть. Иначе зачем они?

Когда я поднимаюсь в квартиру, Светки и её ненормального мужа уже нет. Отец стоит у раковины и, закатав до локтя рукава белоснежной рубашки и перекинув галстук через плечо, обрезает под струёй воды длинные стебли роз. Его пиджак висит на спинке стула. Вазу он тоже уже приготовил — достал с верхней полки. Он оборачивается ко мне, улыбается:

— Я подумал: цветы-то причём. А парней вокруг полно, другой найдётся.

Так вот почему, да, мам?