Против себя

Анна Симпсон, 2019

Как жить с депрессией, если ее никто не воспринимает всерьез? Что делать, если тебя преследует маниакальное желание похудеть? И как быть, если в твоей голове неожиданно поселяются чужие голоса? Основанная на реальных событиях история молодой девушки о жизни с клинической депрессией, расстройствами пищевого поведения и бесконечной борьбе с собственным телом. Героиня с юмором переосмысляет происходившие с ней события, чтобы в конце осознать, что именно нужно сделать, чтобы поменять жизнь.

Dear diary, у меня все хорошо

Она вошла в мою жизнь неожиданно. Тихонько подкралась и, даже не постучав, проскользнула в дверь. Сначала я не поняла, что происходит. Пройдет еще несколько лет, пока я наконец смогу отчетливо разглядеть ее черный силуэт в темноте и понять, кто передо мной. Жить с тенью весьма страшно и непонятно, особенно когда тебе едва исполнилось четырнадцать. До этого были первые знаки, на которые никому не пришло бы в голову обратить внимание, даже мне. Лет с двенадцати я иногда чувствовала упадок энергии и настроения, как будто кто-то выключал внутри меня свет и все вдруг теряло смысл. В такие моменты я говорила маме, что мне «вдруг что-то стало невесело», на что она изумленно смеялась и отвечала, что это нормальное состояние любого человека и никто не обязан меня развлекать. Якобы никому не бывает постоянно весело. Смирись. Я смирялась и думала, что так и должно быть, но где-то глубоко внутри меня уже начинал одолевать червячок сомнения: если это нормальное состояние, как люди с этим живут и зачем? Но до глубокой рефлексии еще было очень далеко, и эти кратковременные эпизоды резкой смены настроения забывались мной так же быстро, как и проходили сами, поэтому я не придавала им никакого значения.

Спустя пару лет все резко началось в один день. 11 ноября 2003 года я лежала на полу в своей комнате и листала модный журнал. У меня была типичная комната счастливого подростка: вся мебель и шторы в сине-фиолетовых цветах, много девичьих украшений, пушистый ковер, большое надувное кресло, на стенах висят плакаты красивых моделей и поп-звезд. Я считала себя очень модной и безумно красивой, у меня было много друзей и ни одной проблемы. Вдруг мой взгляд зацепился за фотографию Анжелины Джоли, и внутри что-то щелкнуло. «Она идеальна», — подумала я. Несколько минут я разглядывала ее изображение, в особенности губы. Это были необычайной красоты пухлые губы, абсолютно симметричные и идеально вписывающиеся в архитектуру ее лица. Полная противоположность моим тонким и несимметричным.

Почему-то на глаза начали наворачиваться слезы. Я вскочила и подбежала к зеркалу. Долго рассматривала свое лицо, которое в моем воображении начало ужасно деформироваться и приобретать совершенно гротескный вид, словно персонаж из картины «Едоки картофеля» Ван Гога. Годы спустя, стоя в музее перед этой картиной, я почувствовала все давно позабытые эмоции ненависти к себе и своему несовершенству, даже не отдавая себе отчета в том, что происходит.

Вернемся к несчастной фотографии Джоли. Ни в чем не повинная актриса спровоцировала такую мощную волну ненависти к себе, что я расплакалась и впервые отчетливо осознала: я несовершенна. Я уродлива, и мне никогда не стать красивой. А раз я несовершенна в своем внешнем виде, значит, я несовершенна в принципе, а значит, недостойна того, чтобы жить. Все резко потеряло значение, и я впервые почувствовала бессмысленность продолжения жизни.

Следующие несколько дней я провела в эмоциональном раздрае. Это были настолько новые и неожиданные для меня переживания, что даже собственная внешность и сравнения с Джоли (будь она трижды проклята с ее идеальными губами!) отошли на второй план, а вскоре и вовсе забылись. Осталось лишь чувство опустошенности, а в голове прочно поселилась мысль о бессмысленности бытия. Зачем все? Зачем жить? Моя бедная неокрепшая психика подростка оказалась совершенно не готова к такому повороту, и я не знала, чем себе помочь. Я постоянно плакала. Мне ничего не хотелось. Я начала слушать грустную музыку и одеваться во все черное.

Как-то я ела шоколадку и поймала себя на мысли, что я совершенно не ощущаю ее вкуса. В тот день я записала в своем дневнике: «Зачем есть шоколад, если он на вкус ничем не отличается от морковки? Зачем вообще все?» Ответов у меня не было, а где их искать, я не знала. Я исписала множество тетрадок, старательно выливая все негативные эмоции на страницы дневника. Когда очередной дневник подходил к концу, мне было настолько неприятно его держать в руках и даже в комнате, что я сразу же его выбрасывала куда-то подальше от дома, чтобы никто его не смог найти и прочитать.

«Дорогой дневник, у меня все хорошо, но почему мне так плохо?» Я в упор не понимала причин навалившейся на меня вселенской печали. У меня ничего не произошло, в жизни все шло своим чередом, почему же мне так отчаянно не хотелось жить? Я испытывала самую настоящую физическую боль, настолько глубокими были мои душевные терзания. Но самое главное — я не понимала их причину и внезапное возникновение, поэтому понятия не имела, что с ними делать.

О явлении «депрессия» я узнала не сразу. Мне всегда казалось, что это нечто такое низкое, во что опускаются непременно после каких-то серьезнейших жизненных потрясений, после смерти родных или после того, как у тебя сгорел дом, рухнул бизнес, а жена ушла к лучшему другу. Что-то, что никак меня не касалось и не могло затронуть в моем уютном благополучном мирке. С другой стороны, среди моих друзей-подростков в то время часто можно было услышать, что кто-то «депрессует», потому что, например, у него прыщ на лице. Или мама накричала. Поэтому «депрессия» в моем окружении стала ходовым словом, обозначающим плохое настроение. Но мое состояние не вписывалось ни в одно из этих двух определений, поэтому я страдала молча.

Периодически я искала что-то в интернете или в книжном магазине, но единственное, что я нашла, была книга «Как справиться с горем после утраты». Утраты у меня не было, но было горе. Конечно, тогда я не могла описать свои чувства одним словом, мне просто было плохо. Мне было грустно, уныло, тоскливо, печально, не хотелось жить, но я не понимала почему. Ухудшало ситуацию чувство вины, которое постоянно накладывалось на мои страдания. Мне казалось, что я не имела права быть несчастной, ведь у меня все хорошо. В моей семье не было культуры обсуждения психического здоровья, а родители искренне считали, что если нет внешних причин для расстройства, то они не могут сами взяться ниоткуда. Соответственно, я просто не могу быть несчастна, ведь я живу в любящей семье, в достатке, у меня ведь все хорошо, и я просто выдумываю.

Я даже не могла сказать, что конкретно я чувствую. Это я поняла спустя несколько лет, в разговоре с папой. Многие годы я безрезультатно копалась в себе, выискивая то одно идеальное слово, которое бы все объяснило и расставило по своим местам, но тщетно. И вот как-то мы сидели в машине перед магазином, и я пыталась ему объяснить, что я чувствую. Тогда я спросила: «Что бы ты чувствовал, если бы вдруг вся твоя семья, все, что ты любишь, все — умерли?» Папа ненадолго задумался и ответил: «Горе». В ту же секунду все встало на свои места, и я поняла, что много лет подряд я испытываю именно горе. Тяжелое, темное, душащее горе, пожирающее меня на ментальном и физическом уровне, только без какой-либо причины. Это и есть депрессия для меня. Депрессия — это горе.

Этот груз я буду тащить на себе все последующие пятнадцать лет, с редкими передышками. Из тяжелого мешка с булыжниками моя депрессия постепенно трансформируется в теплое одеяло, куда можно спрятаться, завернувшись, словно в кокон. Внутри себя я часто сравнивала ее то с ночным океаном — черная холодная бездна, где я тону в кричащей тишине, пока меня накрывает черной волной; то с узким заброшенным колодцем — там так же темно, глухо и пусто; а я сижу в одиночестве без малейшей надежды выбраться на поверхность.

Впоследствии я открою для себя множество способов борьбы: от спорта и медитаций до таблеток и врачей. Буду поочередно то бороться с ней всеми силами, то отдаваться ей без остатка, своими же руками топя себя в черноте. Вместо дневников-тетрадок на смену придут электронные дневники, которые останутся со мной надолго, увековечивая мои страдания и стадии отношений с ней. Она станет настолько огромной частью моей жизни, что будет уже неотделима от меня. Я стану ею. Она станет моей реальностью. В какой-то момент надпись «Dear diary, у меня все хорошо» на заглавной странице моего личного блога изменится на «Dear depression, у меня все хорошо». Иногда после этого я мысленно добавляла: «А у тебя?»