Тройная метка. Право на отцовство

Анна Сафина, 2023

В нашем мире отцы продают дочерей-полукровок чистокровным волкам. Не понравишься – тебя перепродадут другому. И повезет той, что окажется избранницей, с ней сочетаются высшим браком. А других ждет участь принадлежать множеству…Меня не продавали, я отдалась сама.И сделала неверный выбор. Теперь я беременна. Но кто из двоих отец? И что мне делать с третьим? Тем, кто называет меня своей истинной парой.

Глава 9. Волчья метка

Мы ехали по лесной тропинке медленно, неспеша. Молчание не казалось мне проблемой, лишь дарило странное ощущение единения, о котором мне не хотелось думать.

— Так не пойдет, — вдруг произнес Гром и остановил мобиль. — Я должен тебя пометить.

— Что? — повернула к нему голову, но взгляд его словить не смогла.

Мужчина вышел, хлопнул дверцей, а затем очутился с моей стороны.

— Выходи, — мягким баритоном обратился ко мне и протянул ладонь.

— Нет! — возразила слишком громко и резко, от высокого тона запершило в горле, но всё, что меня волновало — требовательный взгляд самца снаружи.

— Хочешь заняться любовью в салоне? — наклонился и залез туловищем внутрь, нависая надо мной и касаясь ладонью моего бедра аккурат около пульсирующего лона.

Уговаривала себя, что трясусь от страха и испуга, но на самом деле всё мое тело трепетало от предвкушения неизведанного.

— Я… Я выйду… — потерянно ответила, не зная, как реагировать на происходящее.

Пульс мой участился, тело обдало жаром, но я вложила свои пальцы в его руку, чувствуя шершавость мужской кожи. Вынужденно ступила на тропинку, очутившись напротив черноволосого, который не отрывал своего взгляда от меня. Его зрачки расширились, выдавая возбуждение и нетерпение, которое разрывало его на части. В этот момент он напоминал мне зверя, вышедшего на след добычи, которую выслеживал долгие дни и ночи, не жалея ни сил, ни ресурсов.

— От тебя пахнет Ранилем, — оскалился Гром, лицо его стало терять человеческие черты, заостряясь и принимая дикий животный вид.

— Так и должно быть, — сглотнула и отодвинулась, желая выйти из зоны его флюидов.

Несмотря на источаемую им угрозу, я знала, что направлена она не на меня. По коже прошлись мурашки, вдоль позвоночника дыбом встали волоски, выдавая во мне отголоски волчьей крови.

— Нет, персик, это очень плохо, — сделал шаг ко мне Громила и наклонился, раздувая ноздри и закатывая глаза, словно лично мой аромат приносил ему удовольствие. — Никто не должен знать, что он всё еще имеет на тебя виды. Отныне для всех ты моя самочка, Алайна.

В какой-то момент нос его сморщился, а сам он ощерился, в недовольстве стискивая челюсти.

— Это неправда, — покачала головой. — Успокойся, Гром, мы же просто едем в город прогу…

Мужские ладони с силой ударили по металлу мобиля по бокам от меня, заставив замолчать, зажмуриться и застыть в ожидании нового всплеска агрессии.

— Все должны считать тебя моей женщиной, Алайна, — грубый мужской голос отдавал хрипотцой, затрагивая глубинные инстинкты самки в моем теле. — Ведь это так и есть. Чистая правда, персик.

Я вся покрылась потом, изнутри стал усиливаться жар, заставляя меня подрагивать и часто дышать из-за нехватки воздуха. Ресницы подрагивали, пульс с каждой секундой учащался, и, наконец, я решилась открыть глаза. Но когда наши взгляды встретились, в его я увидела приговор.

— Гром, нет… — просипела, вытягивая ладонь в попытке его остановить, вот только рука легла на его раздавшуюся вширь стальную грудную клетку, и это послужило спусковым крючком для его зверя.

По лесу разнесся агрессивный самцовый рев, а затем меня резко приподняли над землей, прижимая к возбужденному мужскому телу. Мои ноги разъехались, обхватывая мужчину за талию, а руки машинально коснулись его плеч.

— Разве ты не чувствуешь, персик? — прорычал Гром, с напряжением и неясной мне тоской всматриваясь в мои глаза.

— Не чувствую чего? — выдохнула, ощущая между ног бугор, выпирающий через его брюки. Его слова туго доходили до моего разума, не задерживаясь там из-за всплеска адреналина.

— Притяжения истинной пары, — ощерился мужчина и уткнулся носом мне в выемку между шеей и ключицей.

Бешеный стук сердца, прикосновения кожи к коже, тяжелое учащенное мужское дыхание, мягкие поцелуи-укусы и движения его бедер между моих ног — всё это смешалось и заставляло терять остатки разума.

— Хватит, — нашла в себе силы и вцепилась пальцами в его шевелюру, пытаясь оттянуть голову от своей шеи, — нам нельзя, Гро-о-ом.

Мой жалобный стон не действовал на него, скорее, возбуждал и толкал на непотребства, от которых сносило голову. В этот момент он врезался бедрами в мое лоно резче и сильнее, имитируя жесткие фрикции.

— Пожа-а-алуйста… — протяжно застонала, сама не зная, о чем прошу его.

Вместо того, чтобы вслушаться в мои слова, он недовольно зарычал и своей лапищей обхватил меня за бедро, то стискивая, то поглаживая, словно не мог определиться, чего хочет больше — нежности или жесткого доминирования, но от каждого жеста веяло первобытным собственничеством.

— Отвечай! Чувствуешь? — прорычал, но вопреки логике не дождался моих слов и впился в мои губы грубым поцелуем.

Его язык нагло вторгся внутрь и прошелся по нёбу, словно помечая территорию, как свою. Я настолько потеряла разум, что не заметила, как его ладонь мастерски задрала платье, оголяя мои бедра и оставляя между нами лишь ткань его брюк и тонкую полоску моих трусиков.

— Не-е-ет! Гро-о-ом! Я замужем… — последнее пролепетала, и мой шепот растворился в нашем гулком дыхании.

Мое тело вдруг подбросило вверх, он сделал несколько шагов в сторону, а затем посадил меня на капот. Ноги дрожали, а руки ладонями уперлись в металл мобиля. Напротив стоял Гром, его грудь часто вздымалась, глаза блестели еле сдерживаемым возбуждением, и я потерялась, ощущая, как меня отрывает от земли, словно кто-то безжалостно и бесповоротно вынул мой дух, не оставляя мне иного выбора.

Его руки коснулись моих ног и раздвинули их, открывая доступ к моему пока еще прикрытому лону.

— Как же ты сладко пахнешь. Так бы и вылизывал тебя часами, но у нас мало времени, — оскалился, не то угрожая, не то давая обещание.

— Нам стоит прекратить, пока всё не зашло слишком далеко, — попыталась воззвать к его совести, но ее у него, видимо, не было.

— Не терпится увидеть на твоей шее метку от моих клыков, персик, — проигнорировал мои слова и предвкушающе улыбнулся, демонстрируя остроту резцов.

— Что… — непонимающе прохрипела, выдыхая и ощущая внутри себя пылающий жар.

— У меня гон, — произнес он таким тоном, словно это должно было всё объяснить.

Мысли ворочались медленно и нехотя, не давая мне сосредоточиться ни на его словах, ни на моих принципах, которые стремительно таяли. А после звякнула бляшка ремня.

— Но… Нет, я… — залепетала, чувствуя, как горят от стыда щеки.

Я была одета, но меня не покидало чувство, что именно сейчас я как никогда обнажена перед другим мужчиной, который смотрит на меня таким взглядом, словно боготворит во мне всё — от пепельной макушки до кончиков дрожащих пальцев.

— Я залип на тебе с первого вдоха, еще там, в лесу, — пророкотал Гром грудным голосом, разрывая когтями на себе одежду. — Твой нежный аромат забился мне в нос, туманя разум и напрягая чресла. Моя выдержка имеет границы, персик, но сдерживать себя я больше не желаю. Возьму свое по праву, дарованному мне предками.

Рычание вперемешку с жадными мужскими вдохами сбивали с толку, не давая ни на чем сосредоточиться. Перед моими глазами предстал обнаженный Гром, поражая мощью и размерами своего тела, казалось, раздавшегося еще сильнее. Его ноги и грудная клетка покрылись черными жесткими волосками, мышцы на руках взбугрились, демонстрируя голубые вены, а лицо напряглось, выдавая нестерпимую жажду. Странно было осознавать, что мучительную похоть вызывала в мужчине именно я. Полукровка Алайна Волчек.

— Ты принадлежишь мне, персик, — блеснул сталью глаз Гром, отсекая любые возражения. — Я помечу тебя своим семенем и запахом, утверждая волчьи права, и ты сама вскоре убедишься, что ты родилась, чтобы быть моей женщиной.

— Если всё так, — произнесла с осторожностью, наблюдая за тем, как он медленно приближается к капоту, на котором всё также было расхристанно в естественной красе распластано мое тело, — то почему я ничего не чувствую?

Дыхание у меня было прерывистым, неровным, но я старалась не выдавать собственное возбуждение. Вот только когда его ноздри затрепетали, зрачки расширились, а клыки выдвинулись вперед сильнее, поняла, что мои усилия напрасны, ведь запах, который источало мое лоно, невозможно было скрыть.

— Увер-р-рена? — полувопросительно рыкнул Гром, а затем схватил крупными ладонями мои лодыжки. — Разве не ты сейчас течешь, желая, чтобы я оказался внутри и заполнил твою пустоту? М?

Вопрос был провокационный и бил прямо в цель. Я промолчала, но ответа он будто и не ждал. Одну мою ногу отодвинул вбок, а вот вторую ступней положил себе на грудь. Острие шпильки вдавилось в кожу, и он застонал, закатывая глаза, словно любое касание приносило ему удовольствие. Я потеряла бдительность, с удивлением и истомой глядя на экстаз, которым он искрился, и не заметила, когда он схватил подол моего платья и двумя руками разорвал его снизу. Раздался треск — и ошметки ткани полетели в стороны, оголяя мои бедра его похотливому взору.

— Что ты наделал? — в потрясении приподнялась, опираясь ладонями о капот и чувствуя прохладу металла. — В чем я появлюсь в городе? У меня с собой…

— Тихо! — флегматично рявкнул, отчего я моментально заткнулась, будто потеряв дар речи. — Я дам тебе свою одежду, персик, чтобы ни у кого не возникло ни капли сомнений, кому отныне ты принадлежишь. Особенно Данаю.

Последнее он прошептал тише, но мой слух обострился, так что я всё услышала, но подумать об этом не смогла — его пальцы коснулись моей лодыжки и массирующими движениями прошлись по чувствительной коже.

— Останешься в туфлях, — пророкотал черноволосый, поднял мою ногу выше, закидывая ее себе на плечо, и наклонился, опираясь руками по бокам от меня.

Его жадный взор устремился мне между ног, а сам он громко вдохнул испускаемый мною аромат, даже не скрывая, как его ведет от моих флюидов.

— Всё это так неправильно, — захныкала, но внутри поддалась слабости, ощущая иррациональную тягу к этому самцу.

Умом я понимала, что у меня есть два мужа, пусть уже не по бумагам, но тело предавало с каждой секундой, словно чем больше я дышала, тем быстрее по венам текло возбуждение, вызванное физиологией, которой я была не в силах противостоять. Правильно говорил дядя Майрен, что самки изначально обладают слабой волей и неспособностью отказывать самцам. Стиснула челюсти при неприятных воспоминаниях, душу затопила горечь, но следующие слова мужчины заставили меня забыть о родственнике.

— Нет ничего неправильного в спаривании пары, — усмехнулся нагло Гром, казалось, читая мысли на моем слишком открытом лице, и вдруг неожиданно чувственно поцеловал внутреннюю часть моего бедра, аккурат у края увлажнившихся трусиков. — Тем более, истинной.

— Ты просто лжешь, признайся, — выдохнула, а сама без сил откинулась затылком на капот и закатила глаза, отдаваясь на волю телесных ощущений. — Это лишь похоть, ничего больше. Не знаю, как ты заставил меня себя хотеть, но…

— Меньше слов, персик, и больше дела, за это ты и будешь меня ценить, — прорычал собственное обещание, прерывая мой уязвленный монолог, а затем уткнулся носом мне в промежность, проводя им по складочкам сквозь тонкую полоску ткани.

Меня прострелило током удовольствия, которое растекалось вдоль тела снизу вверх, расслабляя напряженные мышцы и даря первый виток наслаждения. В какой-то момент раздался знакомый треск, но на этот раз я осталась без нижнего белья, ощущая, как лоно обдало прохладой. Только подняла голову, чтобы возмутиться подобной бесцеремонностью, как вдруг Гром подул на бугорок клитора, а затем коснулся его юрким языком — и все мысли окончательно вылетели из головы.