Соларис. Осколки душ

Анна Панкратова, 2022

Соларис после великого пожара лишился закона. Хранители душ, оберегающие покой в Подземном царстве, истребляют выживших хранителей жизни. В стране царит разруха, каждый теперь сам за себя.А мойра готовится к выходу на сцену… Весь мир – ее пьеса. А мы – ее актеры. Вот только забыли все реплики и ломаем судьбы, что она предрешила. А потому режиссёру наших жизней самой пора вернуть всех на места:Слепую провидицу, которую бросили в лесу умирать. Но ее спас изгнанный король Подземного царства.Сбежавшую королеву, спрятавшую крылья. Но она готова вернуть трон и саму себя.Стихийницу земли, что хранит ящик Тьмы, от которого зависит судьба Солариса. Но она знает, что любовь – это слабость.Книга содержит иллюстрации от автора.

Глава 4. Прошлое догоняет

1

24 апреля

Дафна Грей вышла из теплицы и зашагала к озеру. Прохладный ветер трепал выбившиеся прядки из высокого хвоста, а шелковая блузка не помогала согреться. Она накинула кофту и сложила руки на груди.

После последней стычки с хранителем душ прошло почти три недели. Дафна благополучно вернулась в Мортус, а жизнь вернулась в прежнее русло. Она вновь наслаждалась одиночеством в небольшой комнатке, заставленной цветами и растениями в горшках, что снимала у милой бабули. По вечерам после работы она отдыхала на мягком диване, заваленном подушками и пледом, слушала музыку и читала книги. Полночи она пыталась уснуть, но лишь глядела в окно на звездное небо, вспоминала все произошедшее, а сердце начинало биться быстрее. Тогда она зажигала свечи, ведь огонь всегда ее успокаивал, в отличии от электрических светильник. Она забиралась на подоконник, грела руки об огонек и наблюдала за пустынной улицей — чтобы знать, если к дому подойдет хранитель душ.

Дафна все пыталась понять, что делать, как избавиться от преследования и просто жить. Она догадывалась, что рано или поздно душнилы найдут ее, и тогда ей придется покинуть дом, любимую комнату, к которой она так прикипела, но не видела выхода из ситуации. Ящик Тьмы невозможно уничтожить, а единственное, что могло бы защитить мир от уничтожения Врат — смерть Дафны. Если хранитель ящика Тьмы умрет — то эта ноша перейдет ближайшему кровному родственнику. Вот только Дафна была последней из Греев, все остальные погибли во время Великого пожара. Но Дафна хотела жить, путешествовать, наслаждаться приключениями, а не умирать ради спасения мира. Да и не была уверена, что смерть поможет. Что, если тогда ящик просто сможет взять каждый?

А потому она продолжала делать то, что делала и раньше, — жила, стараясь не думать о том, как долго ей осталось. Ходила на работу, много читала, занималась растениями дома, проводила выходные в лесу.

Но кое-что в ее жизни все же изменилось. У нее появился друг.

Дафна пока не решила, как относиться к Джошу, но одно уже поняла: ее душа определенно к нему тянулась. Она привыкла к его теплой улыбке, немного безумным огонькам в темно-карих глазах, шуткам и флирту.

Вот и сейчас она заметила Джоша, сидящего у озера Сожалений, и ее сердце забилось чуть быстрее. Его волосы трепал ветер, рубашка наполовину оголяла грудь, льняные брюки помялись.

— Не холодно? — Она села рядом и невольно улыбнулась.

Джош игриво вздернул брови.

— Переживаешь, что простужусь, мышонок? Что ж, может и стоит заболеть, чтобы ты за мной поухаживала.

Дафна толкнула его в плечо, но на душе потеплело. Впервые за много лет она была не одна.

— Как проходит день? — Джош подал ей контейнер с купленным в ближайшей кафешке запеченным на гриле лососем.

— Наконец обед! Я такая голодная! — Дафна вдохнула аромат еды и довольно облизала губы. — Сегодня в паре с противной теткой. Может, водой она и неплохо управляет, но такая щепетильная. Я ей все объясняю, что картошку еще рано выкапывать. Как бы я не старалась, быстрее, чем за неделю, ее не вырастить, а она упирается, мол, надо ускоряться.

— И ты ее даже колючками не закидала? — изумился Джош, притворно охая.

— Не смешно! Знаешь как сложно весь день с ней общаться? — Дафна попробовала рыбу и злость отпустила ее, а колючки, что оплели пальцы, исчезли. — Как твой день? Все тихо?

Джош, сразу как проводил Дафну до дома, заявил, что остается в Мортусе. Конечно, он желал сразу поселиться в ее комнате, но пришлось искать другое жилье. А чтобы быть поблизости, он устроился работать в патруль. Большую часть дня он проводил на улице, ходя от одной теплицы к другой вдоль озера, чтобы, в случае чего, предупредить работников о появлении пустот. Город только обрадовался приезду нового некроманта, что мог защитить от опасности. В пару ему ставили стихийников воздуха, что ежедневно подправляли экран, созданный у озера, чтобы тормозить пустоты.

— Тихо все, мышонок. Даже скучно.

— Тебе бы только подраться с кем-нибудь, — заявила Дафна, а потом отложила обед и повернулась к Джошу. Тот лишь поднял брови, видя, как она собиралась с духом. — Где ты раньше жил?

Джош воткнул вилку в рыбу и устало вздохнул, опустив глаза.

— Снова ищешь подвох, чтобы не доверять мне?

— Просто хочу узнать тебя. — Дафна несмело дотронулась до выбритого подбородка Джоша, заставила его повернутся к ней, чтобы они встретились взглядами. — Раз уж я все равно от тебя не отделаюсь, надо хоть знать, кто ко мне подкатывает вот уже три недели.

Джош улыбнулся, щелкнул ее по носу.

— Я странствую, не люблю сидеть на одном месте. Это скучно.

— Где был до Мортуса?

— В город мертвых забрел. Не лучшая идея, скажу я тебе.

Дафна сжалась в комок, услышав одно лишь название. Она никогда не была в городе мертвых, но много слышала про город-призрак, который захватили пустоты. А многие путники, что шли туда, ища приключения и дозу адреналина, не находили путь домой.

— С ума сошел туда ходить, — пробормотала Дафна, складывая руки на груди и дрожа от холода.

— Переживаешь за меня? — Джош притянул ее к себе, обнимая за плечи, а Дафна едва смогла вздохнуть, пытаясь понять, почему позволила ему это сделать. Кажется, она успела привыкнуть к нему и его касаниям куда сильнее, чем могла представить. — Не бойся, я не пропаду.

Дафна кивнула, пытаясь понять, что чувствовала. Сердце рвалось к Джошу, но мозг не уставал напоминать, что ей нельзя быть слабой, что люди не достойны доверия. Но почему-то Джошу она хотела доверять. Не все же плохие? Иногда нужно рискнуть и получить либо все, либо ничего. Кто знает, вдруг Джош — ее судьба?

— Надолго здесь? — спросила Дафна, ощущая, как пальцы сжимали ее плечо.

— Надеюсь, что да, мышонок. Но все зависит от тебя.

Дафна тяжело вздохнула, понимая, что все зависело вовсе не от нее, а от принца Подземного царства.

— Ладно, пора работать, Джош.

Дафна поднялась, а Джош широко улыбнулся ей, вздернув брови.

— Ну что?

— Ты впервые назвала меня по имени, мышонок. И это звучит безумно приятно из твоих уст, должен признать.

— Из твоих уст тоже приятно бы звучало мое имя, а не «мышонок».

Дафна зашагала к теплице, прикусывая губу, чтобы не улыбнуться.

— Не-е, Дафна, тебе идет «мышонок». Не дождешься.

Она лишь покачала головой, но все же улыбнулась.

Вечером Дафна упала на диван, едва ощущая ноги. Напарница весь день не давала ей присесть, заставляя выращивать все новые и новые побеги, торопясь сделать недельную норму за один день. Пока Дафна колдовала, она призывала воду, чтобы полить ростки, заставляя жидкость проникать в самые корни.

Дафна устала так сильно, что даже не включила музыку. Книга валялась рядом, но она не могла пошевелить пальцем, чтобы открыть ее, а глаза отказывались фокусироваться на буквах. Дафна обняла подушку, моля затуманенный мозг все же отключиться и позволить ей поспать. В комнате горела лишь свеча, тускло освещая ее уставшее лицо, а сквозь открытое окно проникал прохладный ветер.

Перед глазами стояло лицо Джоша, его улыбка и смешинки в глазах. Он проводил ее до дома, как и всегда просился зайти, но она отказала, понимая вдруг, что скоро все же согласится пойти с ним на свидание, а потом и пустить к себе в дом. И сердце трепыхало в груди от этой мысли, едва она представляла, что и правда дорога ему.

Дафна почти уснула, как услышала голоса на улице и резко села. В такое время обычно маленький город окутывала тишина, ведь в будни жители предпочитали ложиться пораньше, прятаться в домах, чтобы не привлекать пустоты. Но сегодня к шуршанию ив добавились грубые голоса. Едва дыша, Дафна встала на колени на диване, спрятавшись за штору, и аккуратно выглянула на улицу. Сердце ушло в пятки, едва она заметила двух мужчин, идущих мимо дома.

— Думаешь, она может быть тут? — спросил один из них, тот, что выше. — Не знаю…

— Его величество недоволен, надо бы скорее уже ее поймать. Мойров день! Юная девка, а мы гоняемся за ней по всей стране уже два года! Стыдоба…

— Ничего! Найдем скоро. Вот увидишь, именно мы ее найдем и получим премию. Но знаешь, в этом есть и плюсы — можно почаще выходить в мир.

— Зайдем сюда? Мож, она тут где прячется?

Дафна замерла, осела на диван, зажав рот ладошкой. Они здесь. Рядом. Нашли ее дом. Ей придется уйти. Даже если она сумеет сбежать — в ее комнатку ей не вернуться. Прощай дом, прощай работа, прощай спокойствие на душе и любимое место. Глаза заволокла пелена слез, а рыдания рвались из груди. Она закусила кулак, пытаясь не выдать себя, а потом услышала ругательства.

— Мойрова тень, нет ее тут. Дыра такая… думаю, она где-нибудь в большом городе скрывается, там проще затеряться, чем тут. Идем отсюда, нечего внимание привлекать городских, тут все друг друга знают.

— Как скажешь. Мне тоже лень проверять дома, по правде…

— Или мож она в каком брошенном городе прячется.

— Кто его знает…

Дальше Дафна не смогла расслышать диалог, ведь хранители ушли. Вернулась тишина ночи, прерываемая лишь шелестом листьев. Дафна прижала руки к груди и дала волю слезам, едва осознавая, что уже в безопасности, что может остаться дома. Но душа чуть не разрывалась, едва она осознавала, как близка была к беде. Задержись она в теплице — и они поймали бы ее на улице.

Дафна вытирала слезы с щек, но плакала лишь сильнее, не в состоянии справиться с эмоциями. Усталость душила ее, навалившись на хрупкие плечи. Постоянная опасность, преследование и чувство тревоги окружали ее, словно комары летней ночью у водоема. Едва осознавая, что делала, она начала выводить слова, касаясь пледа. Она закрыла глаза, представила лицо Джоша, ведь ему и была адресована записка. И она знала, что его руку уже оплетают ветки и листья, образуя фразу «приди, пожалуйста».

И он пришел. Десять минут спустя она повисла на его шее, едва открыла дверь, ведь не смогла сдержаться. Джош заметил ее слезы, покрасневшие глаза и нос, прижал к себе, позволяя выплакаться.

— Эй, мышонок, я рядом, — шептал он, пока Дафна сбивчиво пересказывала все, что услышала, признавалась, как испугалась и как устала бежать. — Я защищу тебя, ладно?

Дафна посмотрела в его глаза, а потом кивнула.

Они долго сидели в тишине, прижавшись друг к другу. Вскоре свечу задул ветер, а они погрузились во мрак. Они уснули на диване. И Дафна наконец крепко спала всю ночь, ощущая горячую грудь Джоша, к которой прижималась, и его сильные руки, что не выпускали ее. И она знала, что он рядом и что он защитит ее.

2

29 декабря

Пахло корицей, что еще осталась на губах после выпитого чая, и дровами. Аврора подошла к дивану, нащупала спинку и осторожно присела. Дом она знала еще плохо, а потому передвигалась медленно, постоянно на что-то натыкалась, во что-то (или кого-то) врезалась. Элайджа сначала порывался ей помогать, но она заявила, что так никогда не выучит обстановку, а потому ему оставалось лишь наблюдать, как она роняла стопки книг, и спасать ее от колющих и режущих предметов.

— Разжигаешь камин, да?

— У тебя хороший слух, — ответил Элайджа, а Аврора услышала шипение. — Это горелка. Так быстрее.

Аврора вытянула руки, ощущая тепло огня, что напомнило про летнее солнце. Душа загрустила, вспомнив, что она оказалась на болоте, где царили вечный туман и морось. Но едва Элайджа схватил ее за запястья, грусть ушла, а сердце радостно откликнулось на его горячие касания.

— Обожжешься.

— Не обожгусь. Я не так плохо справляюсь без глаз, как тебе кажется.

Элайджа хмыкнул, но выпустил ее запястья. Аврора села на пол, поближе к огню, наслаждаясь жаром, что окутывал тело, словно в кокон, согревая изнутри.

— Тебе, верно, одиноко здесь, — сказал Элайджа, садясь рядом. Их колени почти соприкоснулись, но Аврора не шевелилась. На ней была огромная футболка Элайджи, что казалась ей туникой, и его же штаны, которые пришлось стянуть ремнем, чтобы не падали.

— Ничего не изменилось.

— Скучаешь по дому?

— Не по дому…

Аврора замолчала, не в силах выговорить имя человека, что стал ей вторым отцом. Вспомнились металл на языке, мокрые пальцы и та пустота на душе, что накатила так резко, что выбила весь дух.

— Верно, тебе тут скучно.

— Мне нравится слушать тебя. А тебе не одиноко?

— Считай, что это моя пенсия. Здесь тихо, никого нет, никто не дергает. Я читаю, занимаюсь домом, осмысливаю жизнь, пытаясь сообразить, что сделал не так. Пару раз в неделю выхожу в Терравил. Наблюдаю за людьми, притворяюсь обычным. Иногда хожу в бары, общаюсь, узнаю, как живут обычные люди, что понятия не имеют, что скрывается за Вратами и в какой опасности они сейчас, когда хранители жизни исчезли, а хранители душ не желают что-либо делать с пустотами.

Аврора улыбнулась, слушая хриплый голос Элайджи. Почему-то хотелось ему доверять. Она знала, как это глупо и наивно, но не могла возродить в себе страх. Если бы он хотел ее обидеть — уже давно бы это сделал. А интуиция продолжала нашептывать, что он не врал.

— Помню, как отец ругался на хранителей жизни после Великого пожара… радовался, что они сами себя истребили, верил, что жизнь станет лучше. А в итоге…

Элайджа тяжело вздохнул.

— Все совершают ошибки. Ну а ты, что ты любила делать, пока не попала ко мне?

Аврора тряхнула плечами, облизала губы, вспоминая прежнюю жизнь и Августа.

— Я любила… слушать музыку. У нас был такой старенький магнитофон, что читал кассеты, принесенные из Терравила. Настолько маломощный, что даже стихийники не мешали ему работать. У меня была целая коллекция кассет с песнями Queen.

— Знаю таких. Хорошая музыка. У меня есть коллекция пластинок и проигрыватель.

— А еще я любила выходить на опушку леса и подолгу сидела на траве. Грелась на солнце, подставляла щеки под нежный ветер… Там было так спокойно и тихо… И никто не пугался меня.

— Здесь не бывает солнца.

— Ничего. Привыкну… А еще я любила слушать истории мельника, что приютил меня, Августа, он рассказывал всякие небылицы. Не знаю, сам выдумывал или нахватался где… Но его голос всегда дарил спокойствие. Я помогала ему: готовила, мыла посуду, стирала. Пыталась помогать ему на мельнице, но он никогда не позволял. Говорил, что это место не для юной девушки… Видно, боялся, что поранюсь. Он… был мне как отец. Ближе, чем отец.

— Надо было убить их, — холодно заявил Элайджа, и Аврора поняла, что он говорил серьезно. Убил бы и глазом не моргнул. Ради нее? Ради справедливости? Какая грань у бывшего короля хранителя душ?

— Ты не знал. К тому же… — Аврора замолчала, не понимая, что чувствовала. Она хотела, чтобы они умерли за то, что сделали? Или она хотела, чтобы им стало так же больно, как и ей, едва ее пальцы угодили в кровь Августа? — Что там дальше?

— Хочешь узнать, будут ли они мучаться?

— Наверно. Не знаю.

— Грешники создают мучения себе сами.

— Кто такие грешники?

— Люди без магии сочинили себе религию, согласно которой у них есть один бог, который всегда за ними наблюдает. Он их создал, а теперь карает за грехи — все плохое, что они делают при жизни. У них есть заповеди. Например, не убей. Нарушишь — не попадешь в райский сад, что называют раем, а будешь сослан в ад, где тебя встретит дьявол и будет варить в котле до скончания веков.

— В ад попадают грешники?

— Именно. Следуя этой религии, я — и есть тот самый дьявол.

— Ты не дьявол.

Элайджа хмыкнул, положил руку на плечо, ласково коснулся ее щеки.

— И ведь правда уверена, что я хороший. Почему? Всего минуту назад я предлагал убить тех нелюдей.

— Не знаю, — честно ответила Аврора, пожав плечами. — Просто… не знаю. Ты добр ко мне.

— К тебе — да.

— Почему?

Элайджа задумался. Аврора услышала его тяжелый вздох и вдруг поняла, как сильно хотела его увидеть. Его глаза, губы, чтобы понять, что он чувствовал, думал, как относился к ней. Но не могла. И никогда уже не сможет. Все, что осталось, — звуки и осязание. Словно прочитав мысли, Элайджа коснулся ее руки, они переплели пальцы.

— Жутко осознавать, что ты знаешь все, что я чувствую.

— Ты мне нравишься, Аврора. Ты даришь мне тепло, о котором я забыл, едва стал королем Подземного царства.

— Почему тебя изгнали?

Элайджа молчал, лишь его пальцы напряглись. Не желая, чтобы он отпускал ее руку, Аврора вновь заговорила:

— Ты так и не ответил, что там дальше.

— Осмысление и анализ прожитой жизни. Там нет эмоций, чувств. Лишь душевный рост. Едва осознаешь грехи — будешь готов к новой жизни. Узнаешь судьбу и заново родишься. И никакого тебе ада и рая. Все варятся в одном котле.

— Значит, я выбрала эту судьбу?

— Не то чтобы у тебя был выбор. Но ты знала, что тебя ждет.

— Значит, я знала, что ослепну… и что встречу тебя.

— Ничего не бывает просто так, Аврора, ничего не бывает просто так… Помни об этом. И, по правде, наша встреча не планировалась.

— Наша встреча ломает мою судьбу? Может, я должна была умереть тогда?

— Может, — согласился Элайджа, покрепче сжимая ее ладонь. — Но я рад, что ты оказалась здесь.

— Но почему?

— Почему, почему… — рассмеялся Элайджа, а его хриплый смех оплел ее душу, согревая теплом. — Разве есть такому объяснение? А ты слишком много думаешь. Просто живи. Следуй за своими эмоциями.

Аврора нервно дернула плечами. Жила — и это привело ее к слепоте.

— Жалею лишь об одном сейчас — что не могу тебя увидеть.

— Раздобуду зеркало в следующий раз.

Аврора покрепче сжала его ладонь, уши ласкало потрескивание бревен, а телу было так тепло, что забылись все проблемы.

— Знаешь, а ведь тот самый дьявол, что руководит адом, не может быть плохим.

— Интересный поворот, — рассмеялся Элайджа. — Люди очень боятся встречи с ним.

— Но ведь… если он руководит адом и занимается тем, что наказывает грешников, значит, он на стороне добра. Будь он злодеем, он бы поощрял то, что они натворили, и они бы наоборот жили, как короли, наслаждаясь адом. Значит, дьявол — скорее мученик, который выбрал жизнь в аду, чтобы вершить справедливость.

— Интересно. Надо будет сказать людям, что их религия неверна и настоящий мойров сын — бог.

Аврора улыбнулась, убрала за ухо прядь, что выбилась из длинной косы.

— И кто же я, следуя твоей логике?

— Пока не знаю, — пожала плечами Аврора. — Но знаю, что ты не злодей. В деревне о тебе ходят страшные слухи.

— Дай угадаю, детей варю заживо и пью кровь девственниц?

— Вроде того, — рассмеялась Аврора, вспоминая, как Август рассказывал ей про опасные болота, на которых жило само зло. Мол каждый, кто туда забредал, потом не мог и слова вымолвить от страха. — Зря ты всех отталкиваешь.

— У меня пенсия. Заслужил тихую старость, разве нет?

— Думала, вы можете жить вечно.

— Вечно никто не живет. Но хранители живут… чуть дольше. В зависимости от родословной. Те, кто пошли от самой Ненависти, могут прожить тысячи три или даже пять. Мне вот уже тысяча. Пора задуматься о тихом и спокойном месте, где можно уединиться с природой.

— Болота?

— Зато чужаки не так часто заходят.

— Не лучший выбор местности, — улыбнулась Аврора. — Когда ты начнешь со мной заниматься?

— Уже.

Аврора недоуменно вздернула брови.

— Ты изучаешься мой дом, пытаешься понять, кто я, стоит ли мне доверять, тем самым развивая свою интуицию. А интуиция — твоя величайшая сила.

— Интуиция?

— Что ты знаешь о провидицах?

Аврора лишь тряхнула плечами. Не признаваться же, что единственный человек, у которого были ответы на ее вопросы, умер, когда ей едва исполнилось пять.

— Как ты делала свои предсказания? — мягко спросил Элайджа.

— Пересказывала свои сны.

— Делала несчастными жителей деревни с помощью снов, а?

Аврора услышала нотки иронии в голосе Элайджи, слабо улыбнулась.

— Я видела не только плохое. Просто… плохое всегда запоминалось лучше, ведь было… интереснее.

— Напомни почитать тебе Стивена Кинга.

— А еще я хотела помочь. Предупредить… Кто такой Стивен Кинг?

— Писатель. Ужасы пишет.

— Ужасы… — вздохнула Аврора. — По правде, ничего я не знаю. Некому было рассказать.

Элайджа взял ее за запястье и провел по метке.

— Это были не сны. Вот этот символ, — Элайджа очертил круг в окружении стрел, — означает Подземное царство. Во сне провидицы могут пересекать границу, ваша душа оказывается в мире мертвых. А мертвые существуют вне времени, у них нет чувств и эмоций. Они знают прошлое и будущее. Они тебе показывают, что произойдет, рассказывают, предупреждают. Поэтому ваши видения почти всегда про плохое — мертвые предупреждают тебя.

— Это можно контролировать?

— Частично. Развив интуицию, ты сможешь находить путь в мир мертвых по ночам, пока спишь. И тогда мертвые тебе покажут правду.

— Но я не могу видеть. Я больше не вижу сны.

— Но ты можешь слышать.

— Допустим. — Аврора не верила, что сможет вернуть дар, но решила не спорить. — Но как же сеансы? Я слышала, некоторые провидицы предсказывают будущее и так.

— Чтобы увидеть обрывки судьбы человека, тебе нужно кое-что. Нити судьбы мойр. Вещица редкая, ведь, чтобы заполучить, ее надо спуститься в Подземное царство. А потому и забылась со временем.

— Может, у тебя завалялась где дома?

— К сожалению. Но есть у меня одна богиня, который достанет для меня все, что угодно.

— И она найдет эти нити? — с сомнением спросила Аврора, начиная сомневаться в успехе всей затеи. Она никогда не встречала богов и богинь, но много слышала про их дурной нрав и самомнение. А ее отец и вовсе постоянно делал подношения Коре, богине леса, у которого они жили.

— Для меня — конечно. А пока она их ищет, мы будем развивать твою интуицию.

— Как?

— Есть у меня несколько идей. — Элайджа провел пальцем выше и задумчиво вздохнул. — Меня больше волнуют эти крылья на твоей метке. Похожи на феникса… всегда тут были?

— Крылья? Всегда. Не должно быть?

— Обычно — нет. Наши метки — наше прямое отражение. Они меняются вместе с нами, показывая всю подноготную. Ладно, подумаю об этом потом, а пока займемся интуицией.

Аврора ощутила его горячее дыхание на своей щеке. Кожа покрылась мурашками, но в этот раз не от страха. За те дни, что провела в доме Элайджи, она поняла, что боятся нечего, ведь Элайджа был лишь нежен с ней. Он защищал ее от вилок и ножей, углов, придерживал за руку, пока она изучала дом, читал ей, помогая сбежать от дурных воспоминаний и вкуса крови Августа, что словно бы осталась на языке.

— Не нужна интуиция, чтобы понять, как близко ты от меня, — едва проговорила Аврора, а потом ощутила, как Элайджа коснулся ее щеки. Осторожно, словно боялся спугнуть.

— Могу прекратить, если хочешь, — сказал Элайджа, но Аврора помотала головой. — Время не только пожирает, но и лечит, Аврора. А Августу уже все равно.

Аврора закусила губу, сдерживая всхлипы, кивнула.

— Не жалей мертвых, жалей живых. Его жизнь закончилась, он готовится к переходу в следующую. Он больше не испытывает эмоций. Ему… никак. Отпусти его.

— Не хочу отпускать… Но постараюсь, — прошептала Аврора, схватив Элайджу за руку. — Спасибо.

3

15 мая

— Мертвые угодники! — ругалась Дени, вдавливая педаль газа. Тревога росла в груди, пальцы едва слушались, но она знала, куда направлялась сестра, а значит, успеет ее перехватить. Джейкоб недовольно вздыхал рядом, ведь сам порывался сесть за руль, но Дени не пустила. — Мойрова тень!

— Дени, мы найдем ее. Она пешком идет в дождь. У нас преимущество!

Дени вырулила на дорогу со стоянки мотеля и поехала в сторону города. Сердце стучало, а ладошки вспотели.

— Она могла взять такси. Поймать попутку!

— Тогда мы перехватим ее у Врат! Все будет хорошо. Послушай меня! — Джейкоб положил руку на ее плечо, сжал, пытаясь ободрить, а его ласковый тон немного успокаивал пожар, будущий внутри. — Я обещаю тебе, что с твоей сестрой все будет хорошо.

Дени кивнула, вглядываясь вдаль. Приходилось напрягать зрение, голова уже начинала болеть, а дворники мельтешили, мешая видеть, стараясь успеть избавить стекло от дождя, что лил словно из душа. Джейкоб тяжело вздыхал, стучал ногой по полу, выглядывая Эйрин, надеясь, что она пошла пешком.

— Я проверил: свободных машин нет. В такой дождь вызвать такси не так просто.

— Все еще можно поймать попутку…

— Стой!

Дени вгляделась, куда указывал Джейкоб, заметила две светлые косы, что скрылись за деревьями.

— Заметила нас и убежала в лес, — сказал Джейкоб, вскакивая.

Дени остановилась на обочине, схватила кофту Эйрин и дала ее понюхать Локи.

— Скажи мне, что ты поисковый пес! Пожалуйста! Ищи Эйрин! Ищи!

Она распахнула дверь, и Локи вылетел в ночь. Дени бежала следом, слыша тяжелые шаги Джейкоба позади. Дождь хлестал по лицу, холод пронизывал до самой души, а ноги чавкали в грязи. В груди начало колоть, дыхание сбилось, но Дени продолжала бежать вслед за Локи, который, казалось, знал, что делал. Страх пытался парализовать ее, но она не позволяла, разжигая огонь внутри, что отгонял панику.

Дени запнулась о ветку, едва не упала, но ее подхватил Джейкоб, схватив за локоть. А впереди залаял Локи. В глазах начало темнеть, мышцы ныли, а мокрые волосы облепили лицо. Они пошли на шум, а Дени лишь радовалась, что Джейкоб крепко сжимал ладонь — без него она бы просто упала от усталости и страха.

Эйрин стояла за деревьями, испугано глядя на Локи, который лаял на нее и не позволял сделать и шага.

— Локи, ко мне, мальчик, — прохрипела Дени, а потом погладила пса, едва тот подошел к ней, и перевела взгляд на Эйрин. — С ума сошла?! Пешком?! В такой дождь?

Эйрин опустила глаза, трясясь от холода и страха.

— Я должна попасть домой, понимаешь? Я не понимаю, кто я. Не понимаю, что делать и как жить! Я помню… помню огонь, страх, но больше ничего. А я… должна узнать, что произошло! Я должна увидеть тот мир, в котором родилась.

Дени выпустила Джейкоба, подошла к Эйрин и схватила за подбородок, заставляя посмотреть на себя.

— Я понимаю тебя. Но там опасно.

— А здесь не опасно? Можно умереть и по дороге в школу, между прочим! Но я должна узнать, откуда я. Я просыпаюсь по ночам в слезах, потому что мне снится тот день.

— Эйрин…

— И ты бросила меня! Никто ничего мне не говорит, считая ребенком! А бабуля… только командует, пытаясь слепить из меня себя. Сама-то сбежала от нее! А меня оставила!

— Эйрин…

— Не могу я больше так жить. Готовиться к поступлению на юриста, как хочет бабушка, готовиться к поступлению на художника, потому что так я хочу… но больше всего я хочу понять, почему ты ушла. И почему мы здесь!

Дени взяла сестру за руки, вдруг понимая ее.

— Мы здесь, потому что так безопасно.

— Я хочу знать, кто я и откуда я. И я хочу остаться с тобой! Прошу! Не возвращай меня бабушке… Дени!

— Ты права. Я испугалась ответственности за тебя, а потому ушла. Я… Фейт душит своей заботой, словно вампир энергию высасывает… — Дени закрыла глаза, дождь намочил ее лицо, словно слезы. — Я должна была вернуться за тобой. Но ты же видишь, как я живу! У меня вместо дома автодом, работы нет, деньги скоро кончатся. Что я могу тебе дать? Я — недоразумение.

— Так давай вернемся домой. И начнем все сначала.

Джейкоб положил руку на плечо Дени, а потом обнял сзади, прижимая к себе.

— Я обещаю быть рядом в этот раз. Что бы ты не решила.

Дени закрыла глаза, дрожа от холода, живот скрутило от волнения — вот оно, то решение, от которого зависит ее судьба. Свернешь налево — проживешь короткую жизнь в безопасности в мире, где нет магии. Найдешь нелюбимую работу, будешь зарабатывать на жизнь, которую не любишь. Свернешь направо — вернешься домой, вспомнишь про пламя и сможешь вновь летать… а может, станешь королевой и будешь восстанавливать целую страну. Но можно пойти прямо — вернуться домой, но никогда не вспоминать про крылья и прошлое. И начать все сначала. Она, сестра и… Джейкоб.

— Хорошо. Я отведу тебя домой. Но мы сделаем это вместе.

— Спасибо! — Эйрин не выдержала и зарыдала, а Дени обняла ее. — Спасибо…

— Но ты обещаешь меня слушаться, поняла? И больше никаких побегов под дождем!

— Обещаю.

Они возвращались к автодому под проливным дождем. Дени крепко сжимала руку сестры, боясь отпустить, хоть и знала, что она больше не уйдет. Локи бежал впереди, указывая путь. А Джейкоб шел рядом.

Первым делом они сменили мокрую одежду, Дени отмыла Локи от грязи, а Джейкоб налил всем чаю. По крыше продолжал барабанить дождь, но внутри автодома было тепло и уютно от тусклого света. Они оставили следы из грязи, но никто не спешил мыть пол. Из кружек шел дым, пахло мелиссой.

— Я уже согрелась, — улыбнулась Дени, едва Джейкоб укрыл ее, но плед не скинула.

— Ребят… сегодня же, да? — Эйрин грела руки о чашку, с мокрых кос капала вода, а в глазах зияла пустота. Она наблюдала, как Дени бережно обтирала Локи полотенцем, как она нежно поглядывала на Джейкоба, не понимая, почему так боялась возвращаться домой. Так хотела этого, так стремилась, но теперь вдруг не могла пошевелиться.

Джейкоб кивнул, а Дени резко обернулась, взяла сестру за руку.

— Двенадцать лет назад мир сошел с ума. Да, ты права.

Эйрин опустила глаза в чашку, словно горячий чай мог согреть не только тело, но и душу.

— Я помню… Обрывки. Бабушка плакала. Дени пыталась вобрать в себя огонь, но не могла. Кричала. Потом… звон стекла. А потом… пустота. Ничего.

— Джейкоб выбил стекло и вытащил нас на улицу. А потом помог дойти до Врат.

Эйрин посмотрела на Джейкоба, в ее глазах замерцали слезы.

— От нашего дома что-то осталось?

Дени взглянула на Джейкоба, тот пожал плечами.

— Я не был в Лостхилле, когда вернулся год назад. Обошел города да деревни недалеко от Врат. Поэтому… я не знаю. Слышал лишь, что город пуст и разрушен.

Эйрин кивнула, допила чай и устало откинулась на спинку дивана. Дождь продолжал бить по крыше, словно решил затопить мир.

— Давайте спать, — сказала Дени, а потом посмотрела на Джейкоба. — Не будешь приставать — пущу к себе в кровать.

— Это значит, что ты меня простила?

— Это значит, что я слишком добрая. Кровать большая. Нам вполне хватит места. Разделим пополам. Нет! 70/30. Еще Локи же.

— Понял. Ютиться с краю буду… спасибо и на том.

Отогревшись под душем, Дени нырнула под одеяло и довольно вздохнула. Локи тут же свернулся у нее в ногах, все еще мокрый, но хотя бы не трясся от холода. Джейкоб осторожно прилег рядом, старался не касаться ее, чтобы не злить, но в душе Дени хотела оказаться в его объятиях.

Она пыталась уснуть, но мешал шум дождя. А хуже всего были мысли в голове. Она все вспоминала слова Эйрин, понимая, что не честно скрывать правду.

Вконец устав, Дени повернулась к Джейкобу, а потом не выдержала и пододвинулась. Она несмело положила голову ему на грудь, а потом ощутила, как он ее обнял.

— Но я еще не простила тебя, — прошептала Дени.

— Уже почти, — ответил Джейкоб, улыбаясь. — Спи, принцесса, я посторожу твой сон.

Дени хотела ответить, но провалилась в сон, утопая в тепле, что дарили ей объятья Джейкоба.

4

31 декабря

Элайджа Блэк всегда знал, когда на его территорию забредали чужаки. Каждого он отпугивал, не желая вдаваться в подробности. Кто, зачем, почему — все это не интересовало бывшего короля Подземного царства, который устроил себе пенсию и жил в доме на болоте.

Скрываться ему помогала богиня этого леса Кора. Особа вспыльчивая, слегка озабоченная, но его она любила, а потому исправно сообщала, едва кто-то подходил слишком близко. Элайджа не сильно ее жаловал, но держал при себе — охрана, да и просто собеседник, ему была нужна.

Но отгонял незваных гостей Элайджа всегда сам, наслаждаясь эффектом, который производил на людей. Он знал, что его называли монстром. Знал, что эту чащу называли проклятой. Из-за него.

Так было бы и в этот раз, если бы он не поддался искушению.

Когда он нашел чужаков, два паренька рьяно спорили, кто убьет девушку.

— Нам заплатили, чтобы мы ее убили и спрятали тело! Давай! — кипел высокий худой паренек.

— Мойрова тень! Почему я? Сам давай! Я тащил ее досюда! — парировал второй, коренастый и рыжий.

— Не хочу я руки марать… Слушай, мож, так оставим? Неужто слепая девка сама не подохнет в лесу?

— Ну, не знаю… Нам заплатили…

Элайджа покачал головой — к нему забрели алчные дураки. Злость разгоралась, он едва сдерживал порыв убить на месте — но нельзя. Он поклялся себе, что не будет вмешиваться в людские судьбы, чтобы не привлекать внимание. По Соларису и так ходили слухи, что изгнанный король поселился на болотах, но Кора держала слово и не пускала чужаков на эти земли. Даже хранители душ не могли пройти мимо богини этого леса.

Спор затих, едва Элайджа вышел из-за дерева и сложил руки на груди. Пареньки обернулись к нему. Один, что повыше, пискнул. Элайджа уловил запах перегара и скривился.

— Обижаем слабых? Как же низко вы пали.

Парни переглянулись, второй вытащил нож и направил его на Элайджу. Но тот лишь тряхнул темными волосами, что доставали до плеч, и рассмеялся. Карие глаза пылали, казалось, в его зрачках зажегся огонь, что хотел спалить все вокруг; а шрам от улыбки стал еще заметнее — он начинался на веке над правым глазом и безобразной полосой уходил на щеку. Элайджа выглядел лет на сорок, морщинки начали появляться вокруг глаз и на лбу.

— Ну, ребята, на страшного монстра пошли с одной зубочисткой?

— Я умею им пользоваться! — пискнул парень, а пьянчуга икнул от страха.

— А я умею выжигать души, — холодно сказал Элайджа, заставляя парней покрыться потом от ужаса. Его хриплый голос эхом разносился по лесу. В глазах — огонь. Но в словах лишь лед, который замораживал их души и кровь.

— Даю три секунды, потом — убью.

Повторять не было нужды. Ледяной тон, казалось, уже начал их убивать. Медленно. Но со вкусом. Словно от их сердец отрывали по крупице, заставляя кровоточить. Нож полетел в траву, а парень кинулся за деревья. Трава шуршала под его ногами, он спотыкался о коряги, но удерживался. Пьянчуга же взглянул на девушку, задумался, перевел взгляд на Элайджу.

— Не люблю руки пачкать, — заметил Элайджа, но начал закатывать рукава рубашки, открывая тату на правой руке. Губы изогнулись в усмешке, а зрачки в глазах окрасились в красный, они светились — даже горели! — в полумраке леса. И было в них столько холодной ярости, что начинали трястись коленки.

Пьянчуга выругался, запнулся о корень, упал, но потом пополз. Элайджа смеялся ему вслед.

— Вернешься — будешь умирать долго. В муках!

Едва парень скрылся, Элайджа подошел к девушке, присел и тяжело вздохнул. Вот и что ему с ней делать? Он ненавидел, когда обижали тех, кто этого не заслужил, особенно слабых, тех, кто не мог дать сдачу. Но и помогать никому не желал. Ему нравилась его тихая жизнь на «пенсии», и впускать в нее кого-либо он не планировал. Как не планировал и тратить дни на помощь невинным.

Элайджа аккуратно убрал прядку с лица девушки и резко выдохнул. Провел пальцем по алым шрамам, что покрывали ее веки и часть щек. Он знал эту магию. Темная, страшная, жестокая. Кто мог сотворить с ней такое?

— Надо бы помочь тебе… — пробормотал Элайджа и нашел нож в траве, задумчиво глянул на сталь. — Избавить от мучений…

Элайджа уже занес нож, но начал колебаться. Он обещал себе не вмешиваться. Но какая судьба ждет эту слепую? Долгая смерть в лесу. Парни правы — путь домой ей не найти. Да и если он ее проводит, какое будущее ей уготовано? Слепую и молодую девушку? Уж лучше скорее дать ей возможность перейти в следующую жизнь.

И едва Элайджа решился и почти опустил нож, ее ресницы задрожали, а изо рта вырвался стон. Он бесшумно отошел, наблюдая, как девушка зашевелилась, открыла белые и безжизненные глаза, а потом дотронулась до затылка, стоная от боли.

Девушка ощупала землю и траву, часто дыша. Позволила себе запаниковать, но потом сделала глубокий вздох и встала. Выставив руки, она медленно пошла вперед. Плащ цеплялся за корни и палки, ветки хлестали по щекам, но она шла. Врезалась в деревья, спотыкалась, падала, но каждый раз поднималась и шла дальше.

Элайджа бесшумно ступал следом, наблюдая за ней. Откуда в юной слепой девушке взялось столько воли к жизни? Она стянула с белых волос капюшон, и он разглядел ее уставшее и испуганное личико. Пушистые ресницы, но безжизненные глаза, красные шрамы, словно паутинки оплетали ее веки и щеки. Но она все равно была прекрасна. Губы, дрожащие от сдерживаемых слез, заостренное личико, пухлые щечки, несмотря на худобу тела.

Ну и что с ней теперь делать? Не оставлять же погибать в лесу… Он, может, и был тысячу лет королем хранителей душ, что честью никогда не обременяли себя, но сам старался быть справедливым.

Хотя, может, не так она и невинна, как кажется? Может, ее желтенькое платье, что выделялось на фоне серого и безжизненного леса, лишь отвлекало его внимание. Может, и ослепили ее за дело?

За тысячу лет Элайджа привык не верить внешности. Женщины, даже столь хрупкие и нежные создания, могут творить такое зло, что и не снилось хранителям душ.

И есть только один способ узнать — вмешаться в ее судьбу. Подойти к ней. Коснуться.

Не желая слишком пугать девушку, Элайджа наступил на ветку. Она вздрогнула, прислушиваясь. Он сделал к ней шаг, снова хрустнул, чтобы она знала, что он приближался.

«Смелая… или глупая», — подумал Элайджа, видя, как она выпрямляла спину, ожидая неизбежного.

— Я не наврежу тебе, — сказал он, опуская руки на ее хрупкие плечи.

Элайджа нахмурился — она готова к смерти, ведь слишком разочаровалась в жизни. Печально…

Аврора. Ее зовут Аврора, понял он.

Нежно, не желая пугать Аврору, он коснулся ее груди, чтобы считать душу и улыбнулся краешком губ. Провидица. Теперь-то ясно, за что ее ослепили столь темной магией.

— Как грубо, — прошептал Элайджа ей на ухо, ощущая, как напряглось ее тело, как быстро забилось сердце. — Бросить слепую невинную девушку в лесу…

— Может, я заслужила.

Элайджа лишь улыбнулся. Не заслужила. Он коснулся щеки, ощущая ее страх. Боится его. Надо бы отпустить ее, но он не мог. Ему нравилось чувствовать ее, трогать нежную кожу, играть эмоциями, ощущать смятение, переплетенное со страхом, наблюдать, как краснели щеки под его пальцами.

— Идем, дитя. Я защищу тебя.

— Я знаю, кто ты!

Аврора вырвалась, а Элайджа лишь сильнее заулыбался. Если до этого он хотел вывести ее из леса и оставить на волю судьбы, то теперь всерьез задумался, а не привести ли ее домой, чтобы получше узнать? Он давно не видел провидиц, так еще и душа девушки немало интересовала. Смелая, упертая, добрая, но сейчас хотела лишь мести. Хоть и не решится. Она не приторно чистая, она не из тех, кто подставит вторую щеку, едва ее ударят по первой. Нет, она даст сдачи. Найдет обидчика и не пожалеет ладошку, чтобы дать пощечину.

Но едва чуть позже она спросила, убьет ли он ее, Элайджа понял, что не сможет. Ее душа еще не готова перейти в Подземное царство, а он не готов отпустить ее, пока не получит ответы на вопросы, что появились, едва он коснулся ее. Она провидица, но есть в ней что-то еще. И это незнание будоражило аппетит. Так долго он прятался от мира, общался лишь со смертными, в мире, где не мог читать души, что не мог ее отпустить. Ее желтенькое платье напоминало о детстве, когда он еще мог выходить на поверхность и подолгу грелся на солнце. Аврора словно возвращала его в те времена, когда на душе было так тихо и спокойно.

— Ш-ш, идем со мной, — сказал Элайджа и взял ее на руки, коснулся вены на шее, чтобы Аврора уснула.

— Я тоже люблю корицу, — прошептала Аврора, крепко цепляясь за него, но потом ослабла и заснула, повинуясь магии.

А Элайджа покрепче прижал Аврору к себе, обещая, что не даст ее теперь в обиду. И обязательно поймет, на что она способна и почему вызывает в нем столь теплые чувства. Казалось бы, его сердце давно огрубело, разучилось привязываться к людям, но вот он несет Аврору к себе, а в душе просыпается надежда. Может, его пенсия будет не такой плохой, как он ожидал…

— Но я отпущу тебя, если захочешь, — пробормотал Элайджа, разглядывая шрамы на ее лице.

И вот, десять дней спустя, он снова шел по лесу, оставив Аврору одну в доме. Переживал, что она поранится, удумает бежать и потеряется в лесу или еще хуже — что кто-нибудь отыщет его убежище. Но Элайджа знал, что та, кто и правда могла навредить, сейчас шла на встречу с ним.

— Кора! — воскликнул Элайджа, наблюдая, как от одного из деревьев отделялась девушка с темно-зелеными волосами почти до земли и коричневой, как кора, кожей.

— Элайджа, мой король. — Кора склонила голову, но на ее губах виднелась усмешка, а в глазах пылали смешинки. — Не ожидала, что ты явишься на нашу встречу. Думала, ты слишком занят своей новой игрушкой.

Кора подошла к Элайдже, игриво закусила губу. Ее тату — символы солнца и луны, ветра и воды, завитушки и линии, что покрывали лицо и уходили по шее вниз под зеленое платье, которое обтягивало ее худенькое тельце и выделяло упругую грудь, — замерцали пуще прежнего, считывая ее возбуждение. Элайджа лишь нахмурился, холодно глядя на нее в ответ. Казалось, Кору не смущала его прохлада.

— Это не твое дело, Кора. Ты знаешь, зачем я здесь.

— Неужто наш король влюбился? — елейно пробормотала Кора, взмахнув зелеными волосами. Личико исказилось от злости, но она протянула ему льняную сумку, наполненную вещами. — Зачем тебе слепая?

— Разве не ты привела меня к ней? — скучающе спросил Элайджа, оглядывая мельком содержимое и вешая сумку на плечо.

— Просто сообщила, что у твоего дома чужаки, — томно проговорила Кора, подходя к Элайдже. Она провела длинными, острыми, словно щепки, ногтями по его щеке. — Даже представить не могла, что ты ее потащишь к себе в дом.

Кора почти коснулась губами его щеки, но Элайджа лишь усмехнулся, гневно сверкая глазами. Кора лизнула его шрам и рассмеялась, едва Элайджа оттолкнул ее от себя.

— Напоминаю, что ты в моей власти. — Элайджа указал на браслет, что туго сидел на запястье. — Тронешь ее — убью.

— Убьешь меня, — прошелестела Кора, словно трава на ветру, — и этот лес погибнет вместе со мной.

— Плевать. Вырастет новый. Вы, божки, легко заменяетесь.

Кора прыснула, но отошла от Элайджи подальше, обиженно надула губки.

— Убьешь целый лес ради девки, что знаешь пять минут?

— Это не твое дело.

— Я думала, тебе просто стало жаль калеку.

Элайджа коснулся браслета на запястье, а Кора кашлянула, испуганно сверкнула глазами, а ее тату мигнули бордовым.

— Первое и последнее предупреждение, Кора. И я должен узнать, если кто-то будет ее искать.

— Деревня уверена, она умерла. Я проверила. Она в твоей власти. Что ты хочешь с ней сделать? — Уверенность возвращалась к Коре. Она подошла к Элайдже почти вплотную, поднялась на носочки, чтобы их лица оказались на одном уровне. Их дыхание смешалось, а губы почти соприкасались. — Что тебе может дать невинная и слепая девица? Тебе нужна я, не она.

— Мы обсуждали это. У нас взаимовыгодные отношения. Ты говоришь о чужаках, я не позволяю деревенским изгонять тебя. А сейчас ты найдешь мне нити судьбы.

Кора мотнула головой, отступила от Элайджи.

— И где же я их возьму? Мне ход в ваше царство закрыт.

— Предполагаю, кто может владеть подобным. Он живет на опушке леса, даже не запачкаешься. Справишься?

Кора усмехнулась, кивнула, потом махнула зелеными волосами и, не оглядываясь, побрела в чащу. Она ступала бесшумно, словно парила над землей.

— Найду. И я не трону ее. Пока точно. — Кора обернулась. — Но ты зря тратишь на нее время. Еще увидимся, ваше величество.

Не дожидаясь, когда Кора скроется из вида, Элайджа развернулся и пошел к дому. Но тут его остановил елейный голосок богини леса.

— Я, кстати, знаю ее отца. Противный такой тип… Мы как-то заключали с ним сделку.

Элайджа остановился, выдохнул, заставляя гнев, что разгорался внутри, погаснуть.

— Говори.

Элайджа развернулся и едва не коснулся носом Кору. Она схватила его за руку.

— Отдашь браслетик… — Кора подняла его руку, провела пальцами вокруг браслета, который не могла тронуть. — Расскажу. Там… много интересного. Тот еще мойров сын, по правде.

Элайджа усмехнулся и, не успела Кора сообразить, что происходило, прижал к себе. Спина богини казалась холодной, как и лес вокруг. Он схватил ее за горло и зашептал на ухо:

— Жаль, у тебя нет души. — От его ледяного тона затих лес, Кора замерла в его руках, не смея шевелиться. — Выжгу дыру в твоей жалкой груди, если еще раз посмеешь мне указывать.

Кора сжалась в его руках, перестала дышать, лишь ее тату почернели, а волосы поникли.

— Я убила ее мамашу по указу Ленга. Он… убил божка соседней чащи, чтобы я могла расширить свои владения, а я позаботилась о ее мамаше. Ленг узнал, что она провидица, только после рождения Авроры. Расстроился жутко… В гневе был. Он ненавидит этих чудиков.

— Аврора? Твоих рук дело? — прошипел Элайджа ей на ухо.

Кора молчала, лишь сжалась в комок. В лесу стало так тихо, словно вся живность вымерла.

— Не я. — Кора почувствовала, как горячие пальцы сжимаются на ее горле. — Клянусь! Ну же! Прочитай меня!

Элайджа, не выпуская горла Коры, дотронулся другой рукой до ее виска, часто дыша, подавляя в себе гнев. Еще немного — и от леса не останется и щепки, ведь он убьет его богиню, не сдержавшись.

— Допустим. Но ты знаешь, кто это сделал.

— Ленг заплатил местным пьянчугам, — прошептала Кора. — Раздобыл где-то зелье — не знаю где! — дал им, велел ослепить. Выгнал из дома… Думал, умрет где сама. Смелости не хватило, чтобы убить собственное дитя. Но ее мельник приютил.

— Полагаю, Ленг решил завершить начатое?

— Мельника он убил лично. А вот дочь… велел другим. Тем, кого ты видел.

— Откуда знаешь? — Элайджа еще сильнее прижал к себе Кору, держа ее горло с такой силой, что она едва дышала.

— Я сплю с ним, — прохрипела Кора. — Нравлюсь я ему… А мне выгодно, что он охраняет мой лес, а то давно бы деревню тут устроили да всех животных сожрали.

Кора закашлялась, схватившись за горло, едва Элайджа ее выпустил. Он же отряхнул руки, словно испачкался о богиню леса.

— Ну? — гневно крикнула Кора, хрипя. — Что теперь? Убьешь меня?

— Не сейчас, — холодно ответил Элайджа и зашагал прочь.

— И это все? А спасибо за информацию?

— Скажи спасибо, что не убил. И я жду нити судьбы, — бросил Элайджа и скрылся за поворотом, оставив Кору в одиночестве.

Элайджа приоткрыл дверь, держа охапку бревен, но, заметив плачущую Аврору, замер. Черствое сердце неприятно кольнуло: и что ему делать с девичьими слезами? Подойти и успокоить? Дать ей проплакаться и не мешать?

Аврора сидела на полу, прижавшись к дивану, белые волосы разметались по плечам и лицу, пряча шрамы. Она вздрагивала и всхлипывала, плача без слез и растирая покрасневший нос. А Элайджа тяжело вздохнул, понимая вдруг, как хотел, чтобы Аврора смогла найти счастье. Сулит ли ей это, если она останется с ним? Он думал, что нет. Но вместе с этим не был готов ее отпустить, ведь понимал, что идти ей некуда.

Элайджа уже было вышел за дверь, чтобы дать Авроре время поплакать, как она заговорила:

— Я слышу, что ты уже пришел.

Элайджа понял, что нет смысла скрываться, усмехнулся, качнув головой, и пошел к ней.

— У тебя хороший слух.

— Как иначе выжить… — пробормотала Аврора и хлюпнула носом. — Прости, что плачу.

Элайджа бросил дрова у камина, присел рядом с Авророй на полу.

— Любые эмоции важны, Аврора, — сказал Элайджа, вглядываясь в ее пустые и безжизненные глаза. — Хочешь плакать — готов подставить плечо. Хочешь кого-нибудь побить — вперед.

Аврора слабо улыбнулась, заправила волосы за уши. А Элайджа продолжал разглядывать ее. Да, шрамы страшные, но его они не пугали, а лицо все равно виделось прекрасным, как и ее душа. Он отвернулся, нахмурился. Слишком привязывается. Так нельзя.

— Никто не любит нытиков.

— Это не нытье. Ты имеешь право.

— Просто… — Аврора нашла его руку, несмело коснулась, но Элайджа переплел пальцы, ощущая ее боль и смятение, а еще наслаждение от его касаний. — Я так устала от жизни во тьме… Потеряла маму, отец выгнал, Августа убили. Все, кого я люблю, бросают меня. Люди сторонятся, боясь моих шрамов.

— Я считаю, что ты прекрасна, Аврора.

Она повернулась на его голос, от удивления даже перестала дышать.

— Так хочу увидеть тебя, — прошептала Аврора. — Но этот мрак… вечный мрак…

Элайджа провел по ее щеке, коснулся пальцем ее губ, но потом отдернул руку. Аврора резко выдохнула, тряхнула головой.

— Слышал, слепые люди видят… ничто, пустоту.

Аврора покачала головой.

— Я словно в темной пещере, в вечной темноте. И этот мрак душит… Так холодно и одиноко…

— Иди сюда, согрею.

Элайджа обхватил Аврору за плечи, а она прижалась к его груди. Он провел пальцем по нежной шее, считывая боль утраты, страх и смятение, а еще — наслаждение от объятий. Ну вот. Теперь и она слишком привязывается к нему.

«Зря привел ее сюда, — думал Элайджа. — Надо было отвести в деревню да забыть…»

И он знал, что надо бы закончить это все, пока еще не поздно. Но ощущал тепло Авроры, что уткнулась ему в грудь, и понимал, что уже поздно. Пути назад нет.

— Я приготовила праздничный ужин, кстати.

Элайджа улыбнулся — еще по запаху догадался, что его ждет запеченная в духовке картошка с мясом под толстым слоем сыра и майонеза, который так восхитил Аврору. В ее деревне не было супермаркетов и продуктов из Терравила, а потому только у Элайджи она выяснила, что есть такие потрясающие соусы.

— И сколько посуды разбила, пока готовила? — улыбнулся Элайджа. Аврора лишь поцокала.

— Ничего не разбила! — Она несмело провела рукой по его груди, прикусила губу, стараясь скрыть улыбку. — Только соль рассыпала. Слегка… Но я подмела! Идем уже.

Аврора первая вскочила и потянула за собой Элайджу. Он успел схватить ее за локоть, чтобы она не споткнулась о дрова, что он свалил у камина.

— Я, между прочим, с подарками. — Элайджа вложил в ее руку ручку от сумки, придерживая за дно, ведь она была тяжелой. Аврора несмело дотронулась до вещей. — Твоя одежда.

— Моя? — Аврора вытащила серебристое платье с рукавами-фонариками и шелковой юбкой, струящейся до пола. Она провела пальцами по белой вышивке на лифе и корсете и улыбнулась. — Мое любимое платье же! Ты был в Фриге?

— Отправил кое-кого, — отмахнулся Элайджа, вспоминая недовольное лицо Коры, едва та получила указания найти дом убитого мельника, чтобы забрать одежду Авроры. — Наденешь к празднику?

— Только если ты наденешь рубашку!

Полчаса спустя они сидели за столом, ели вкусный ужин и оба не могли поверить, что проводили день Любви в кругу друг друга. Элайджа периодически нежно касался Авроры, чтобы считать эмоции, и удивлялся все сильнее: она искренне наслаждалась вечером в его компании, хоть и начинала иногда грустить по дому. Ее серебряное платье выделяло ее талию и небольшую грудь, мерцало от света свечей, что стояли за праздничным столом, накрытым скатертью по такому случаю.

День Любви считался семейным праздником, что собирал семьи и подталкивал влюбленных к признаниям. Жители Солариса праздновали день, в который Любовь вышла из Хаоса, зародив жизнь на земле, делились теплотой друг с другом, веря, что так весь следующий год смогут прожить в гармонии и любви.

— Расскажи о себе, — попросила Аврора, найдя его руку на столе и трогая манжету рубашки. — Черная, наверно?

Элайджа улыбнулся, ощущая ее осторожные касания, а потом начал закатывать рукав. Ему нравилось ощущать ее смущение, интерес, эти несмелые, но такие теплые касания. Через нее он вспоминал о давно забытых чувствах, которых лишился еще столетия назад, едва занял трон Подземного царства.

— Белая. — Он взял Аврору за руку и провел ее пальцем по черным линиям, что покрывали его правую руку. На плече была морда дракона, а туловище и хвост заостренными завитками обвивали руку, уходя на кисть. — Здесь тату. Вот тут — морда дракона.

— Вся рука? — ахнула Аврора.

— Показать?

Аврора задумалась, кусая губу. Он знал, почему она всегда отказывалась, едва он предлагал показать ей что-то: так сложнее смиряться с тем, что без него она не может видеть. Но в этот раз она кивнула, не справившись с искушением.

— Только мне придется рубашку снять! — поддразнил Элайджа и щелкнул ее по носу. Щеки Авроры покраснели, но она уверенно кивнула, и не думая отступать. Он коснулся ее века и перевел взгляд на руку, чтобы она могла его глазами разглядеть тату. Аврора несмело провела по изогнутым линиям, задержалась на глазу дракона, пытаясь запомнить местоположение, а Элайджа ощутил ее восхищение. Он перевел взгляд на грудь, показывая ей планету, обрамленную сферой, она подняла было руку, но потом смущенно опустила ее, краснея еще сильнее. Элайджа улыбнулся, едва сдерживая порыв обнять ее, а потом отнял палец от века. — Есть еще на спине, но мне ее не показать, так как я и сам ее не вижу.

— Почему у тебя нет зеркал?

Элайджа вновь надел рубашку, но не застегнул, ведь, по правде, в доме для него стало жарко. Он топил камин сильнее, чем обычно, чтобы Аврора, что не была рождена в царстве холода и мрака, не мерзла. Это ему слабый мороз нипочем. Он и в минус пять может ходить в рубашке.

— Как-нибудь расскажу, — ответил он, нахмурившись. — Но не сегодня. Давай праздновать!

Аврора улыбнулась в ответ, и они вновь сели за стол.