Любовь в 33 года

Анна Музыка, 2020

Что делает разумная молодая женщина, когда сталкивается с предательством любимого человека? Конечно сбегает в уютный приморский городок, чтобы отдышаться, собраться с мыслями и решить, как жить дальше. Однако под пьянящими лучами солнца девушке придется отвечать и на другие вопросы – может ли она противостоять давлению общества, как сильно страшит ее одиночество, и, наконец, способна ли она влюбиться вновь?

Глава 2. Парк

Жизнь в этом тихом местечке текла всегда своим чередом, только летом чуть ускорялась, когда кажется, будто часы отдыха будут долгими и наполненными, а они ускользают незамеченными, потому что наконец мы заняты тем, что приносит настоящее удовольствие.

Старшие мужчины часто ходили рыбачить. Они наряжались в самые поношенные костюмы, собирали множественный инвентарь, который в пересчете на рубли мог обеспечить закупку рыбы наивысшего качества, но это, разумеется, совсем «не то», брали с собой воду, хлеб и сосиски, и спускались пятнадцать минут широкой обходной дорогой на волнорезы.

Там Аркадий обыкновенно присоединялся к группе местных рыбаков, а Дмитрий Евгеньевич спустя каких-нибудь несколько минут такого общения удалялся на дальний конец пляжа, на камни, под предлогом лучшего клева в диких местах. Ему никто не верил, да и местным прекрасно было известно, какие места были более рыбными. Рыбаки хмыкали, перегоняя из одного угла губ в другую бесконечную сигарету, но принимали его право на одиночество. Ведь каждому нужна своя медитация.

Дмитрий сидел на камнях, иногда забывая забросить удочку, смотрел на слияние небесно-голубого, чувствовал за своей спиной надежную силу высоких гор, вдыхал мягкий соленый воздух, слушал пену воды и старался не думать. В редкие секунды ему удавалось поистине счастливое — он переставал умственно осознавать свое «я», и был по-настоящему: глаза поглощали цвет воды, уши — крик чаек, кожу трогал воздух, нагретый лучами солнца. Он становился частью настоящего, не интерпретированного нейронными соединениями. Но мозг быстро перехватывал инициативу, искал причину для анализа, не находя вовне он спускался в самое себя и вызывал тревогу в мужчине. Тогда он начинал думать о чем-то привычном, бесконечном, нерешенном и не решаемом. О правильности прошлого, о планах на будущее, научной работе, о всевозможных «если бы», на которые ему никогда не хватало духу…

*

Домом и садом в основном занимались женщины. Пару раз в неделю заходила соседка — та самая Тимофевна. Она помогала с крупной уборкой, стиркой, готовкой. Вообще женщину звали Елизавета, но в какой-то момент имя стерлось, с языков все чаще стало слетать «тимофевна», и никто не мог даже с уверенностью сказать от фамилии пошло это слово или от отчества. Она не обижалась, может быть даже сама начала эту моду, стесняясь своего настоящего, величественного, словно царского, имени. Тимофевна была не старая еще женщина, добродушная и сердечная, всю жизнь всего и всех боявшаяся. Она подрабатывала так во многих домах, везде ее принимали хорошо, отзывались о ней только приятными словами. Своей семьи у нее не было. Возможно, работой она заполняла потребность в теплом близком кругу без риска быть брошенной или оставленной детьми, без опасения измены или неожиданной смерти родного человека.

Для каждого члена семьи или гостя находилось какое-нибудь дело, а поскольку людей всегда было больше, чем задач, то и свободного времени оставалось достаточно. Светлана регулярно занималась гимнастикой, делала дыхательные упражнения и зарядку на свежем воздухе. Ей нравилось ощущение полного дома, среди родных и близких людей она приближалась к максимально гармоничному для себя состоянию.

Наталья Николаевна спорту предпочитала искусство. Умиротворяющие виды густо-зеленого сада или сверкающего на солнце моря будили в ней давно забытые художественные амбиции. Она скупила в местном магазинчике всю необходимую утварь и самозабвенно часами напролет воспроизводила окружающие пейзажи, пачкая руки красками и распространяя вокруг себя сигаретный дым. Еще одна забытая привычка прошлого, которая шла в комплекте с творческой реализацией.

Младшие Карпенко постоянно возились в небольшом сарайчике, откуда доносился периодически скрип пилы, запах расплавленного припоя или глухие удары барабана вместе с визгом электрогитары.

Костя ежедневно увлекался новыми идеями, мечтал изобрести «что-то такое, чего еще не было и что было бы крайне полезным», изгалялся над своими инженерными познаниями и умениями, изобретал, изобретал и изобретал без конца, забрасывая предыдущие начинания так же легко, как новые идеи захватывали его воображение. Одним наиболее постоянным его хобби была музыка. Он в равной степени мечтал стать известным изобретателем и популярным рок-музыкантом. Юра везде хвостом ходил за старшим братом, и они как два сообщника не нуждались в ином обществе.

Сын Ставрасовых не вливался в компанию молодежи и больше стремился к уединению. Он предпочитал одиночные пешие или велосипедные прогулки, чтение, иногда его можно было встретить за мольбертом или со скетч-буком у моря. Так ли он был увлечен литературой, размышлениями и художественным искусством, или хотел привлечь к себе внимание, казаться взрослее и серьезнее — было не понятно. Среди молодежи он не был душой компании, среди взрослых еще не был равным. И хотя часто его принимали дружелюбно, было понятно, что одному ему комфортнее.

Ира немного его побаивалась, он казался грубым и неприступным, за те пару дней после ее приезда он ни разу не показал готовность к общению, скорее наоборот, будто избегал ее. Это несколько тяготило, потому что для общего домашнего уюта ей казалось важным, чтобы со всеми складывались хорошие отношения. Но с этим мальчиком оставалось только напряжение и неловкость.

Часто приходили гости на ужин, реже всей компанией выбирались к друзьям или в горы. Для всех в этой семье находилось место в компании и наедине с собой.

И, наконец, Ира, племянница хозяев, которая только приехала и не влилась еще в общий быт, не знала пока, куда себя деть и искала сама не понимала, чего — то ли веселой компании, новых знакомств и впечатлений, то ли одиночества. Она находилась в тщетных попытках убежать от самой себя и своих мыслей.

Так понемногу проходили дни до приезда Иры, так должны были проходить и далее. Похожие друг на друга, и все-таки самобытные.

*

Спустя пару дней после приезда, очередным солнечным утром Ира вышла к завтраку последней. Она выспалась и была на удивление в очень приятном расположении духа. Подходя к свободному месту, она неожиданным порывом пробежала кончиками пальцев по гладко уложенной шевелюре младшего Ставрасова, немного взъерошив его волосы. Он резко и с неудовольствием одернул голову. А у Иры моментально испортилось настроение от этого мимолетного инцидента. Она поняла, что вторглась без спроса в его личное пространство, и, хотя для нее жест был скорее дружелюбным, неосознанным желанием познакомиться, подружиться, показать расположение, но для молодого человека он мог быть попросту неприятным. Она этого не учла. Девушка перекинулась взглядами с его матерью, задаваясь немым вопросом — что она сделала не так, но Наталья только примирительно пожала плечами, как бы говоря «мальчишки, что с них взять». Ира принялась намазывать свежий, еще теплый хлеб маслом, и сказала немного принужденно весело:

— Слушайте, такая, конечно, тут классная погода. Я так рада, что смогла вырваться и приехать!

— Да, сейчас лучшее время, — отозвалась тетя Света. — Клубники, правда, с черешней уже почти нет, зато абрикосы… ммм, закачаешься, инжир, персики, у нас вон слива вся обсыпана, собирать некому, — она бросила полушутливый укоризненный взгляд на мужа.

— А я так давно у вас не была, как вы развлекаетесь? Кроме моря и фруктов, конечно.

— Уж скучать некогда, — со смехом сказал Аркадий. — Барабуля пошла, так я купил себе лодку, представляешь? Да, высший класс, я тебе покажу. Я на нее, и рыбачить…

— К чему ей твоя рыбалка, — перебила его тетя. — У нас Сорокинский парк работает, на центральной площади новые кафе открыли. Но мы редко туда выбираемся, в основном только на море. У нас вот с девочками йога, сейчас еще дыхательные практики начали осваивать.

— Значит про рыбалку ей не интересно, а про йогу вашу — очень? — парировал Аркадий.

— Да ну тебя, — она отмахнулась. — В общем, есть где провести время, не переживай, только надо тебе компанию найти…

— Я могу все показать, — раздался хрипловатый голос Жени, он прокашлялся, поднял на секунду голову, и снова будто погрузившись в раздумья, добавил. — Я все равно там часто бываю.

— Отлично! — одобрительно кивнула тетя Света.

— Спасибо, — ответила Ира, а сама задумалась, насколько комфортна будет ей такая компания.

После завтрака она не спешила напоминать про обещание Жени показать ей развлечения городка, но он подошел сам и предложил пойти прямо сейчас, пока солнце не вошло в ту приятную стадию, когда ты буквально физически ощущаешь, как поджаривается твоя кожа. Ира не нашлась, как отказать, учитывая, что сама напросилась, и они вышли.

Минут десять они шли молча вдоль пустынной дороги, которая словно пыльная веревка зигзагами петляла в зелени. По правую сторону под ними расплескалось море, прекрасное, освежающее прозрачной голубизной. Они шли по горному каскаду, на широких ступенях по обеим сторонам располагались дома и прилегающие участки. Высоко слева, как надежное любящее плечо, высилась гора, укрывающая эту местность от холодных назойливых ветров. Одна только природа позволяла этому месту называться красивым и приятным. Дорога была плоха и давно не знала ремонта, каменное ограждение во многих местах было сломано, попадался мусор, пустые бутылки, со всех сторон на них озирались осиротевшие коты и собаки. Складывалось впечатление, что местные жители настолько опьянены морем, свежим воздухом, горами и ароматными растениями, что просто не замечали, во что превращают подаренный природой уютный уголок. Отдельного тротуара, кстати, тоже не было. От проезжающих машин приходилось прижиматься к ограждениям, глотать выхлопные газы и благодарить вечные зигзаги дорог, которые не позволяли водителям разгоняться.

— А ты чем, вообще, занимаешься? — спросил Женя.

— Кхм, — Ира кашлянула. — Я дизайнер. А ты?

— Я еще учусь, — он замолчал.

— А где?

— В Меде.

— Здорово.

Это был один из самых неловких и коротких диалогов в ее жизни. Но он внезапно продолжил:

— Ты надолго приехала?

— Наверное на все лето, пока не знаю.

— А как же работа?

— Мне нужен перерыв. Решила устроить себе затяжной отпуск.

— Круто.

— А тебе как здесь отдыхается?

— Нормально, — он пожал плечами. — Мы раньше тут постоянно жили. Потом уехали в город, когда я в универ пошел. Теперь это вроде традиция у нас, мы каждый год приезжаем. У нас же свой дом, но сейчас там ремонт, а мы напросились к дяде Аркаде.

— Аркаде?

— Да, — он усмехнулся. — Я его в детстве так звал, прижилось.

— Забавно, — Ира тоже улыбнулась. — И чем ты здесь занимаешься?

— Отдыхаю, купаюсь, читаю, рисую иногда. В лес на велике выбираюсь или вот как раз в парк. А ты катаешься?

— На чем? На велосипеде? Нет-нет-нет, — она замахала руками.

— Почему?

— Я не доверяю этому транспорту. У меня был только неудачный опыт, с меня достаточно.

— Тебя что, в детстве не научили?

— Нет.

— Если захочешь, я научу, — он запнулся и еле слышно выругался.

— Если решу когда-нибудь, что пора прощаться с жизнью, то обязательно. Но большое спасибо за предложение, — и девушка спонтанным жестом слегка провела по его плечу в знак благодарности.

— А тебя назвали в честь дедушки? — Ира сменила тему.

— Ага. Не понимаю, зачем, как будто других имен нет.

— Что-то не так с дедушкой или с именем?

— Та нет, — он задумался. — Дедушка тоже был врачом. Кардиохирургом, вообще-то. Очень крутым. Я просто боюсь, что меня с ним будут сравнивать и ожидать как минимум таких же результатов. Даже имя такое же дали. Это напрягает.

— Согласна, такая ответственность. Но имя хорошее. Ев-ге-ний, — протянула она со вкусом. — Есть в нем что-то внушительное.

Парень зарделся и промолчал. Они уже подходили к высокому зеленому забору, и он приоткрыл калитку, пропуская Иру вперед.

Возможно, примерно такая картина открывается, когда распахивают ворота рая. Буйство цвета, множество вариаций на тему зеленого, фантазийно раскиданные яркие бусины-бутоны. С одной стороны живая изгородь, за которой простирается акварель от салатового до фисташкового оттенков, с другой ковры деревьев, кустов, пальм, цветов, по-царски раскатанных прямо к подножию величественной бирюзы.

Сразу у входа они встретили любопытное дерево, будто замершее в приветственном поклоне, почтительно приподняв крону-шляпку. Первым желанием Иры от увиденной красоты было поклониться в ответ. Она почти остановилась, с восхищением осматривая открывшиеся виды, и тут же захотелось сорваться с места, разогнаться, и бежать, бежать в самый дальний конец парка, охватить его весь, раскрыть для себя каждое создание щедрой земли.

Женя шел рядом, поглядывая на ее реакцию, и подстраиваясь под ее темп.

— Ты что, впервые здесь? — спросил он.

— Ну да. Раньше же наши жили в другом городке, а здесь я у них еще ни разу не была.

— Знаешь, а вот это бересклет, например, — сказал вдруг Женя.

— Где?

— Вот эта изгородь, — он кивнул в сторону ровно постриженного плотного кустарника, с яркими упругими листьями. — Из него делают практически все фигурные кусты, потому что он очень хорошо держит форму.

— Надо же, я не знала, очень интересно.

— Да, здесь вообще очень много интересного, — парень неловко почесал затылок, будто стесняясь, что знает про парк какие-то подробности. — Этот сад собирали из самых разнообразных экзотических растений, и использовали необычные методы, чтобы они прижились. Говорят даже, что некоторые из них поливали кровью быков. Но я не уверен, что это правда. А чтобы быть садовником, нужно было учиться лет пятнадцать, очень трепетно подходили люди к профессии.

— Удивительно только, что до сих пор удается поддерживать сад в хорошем состоянии.

— Хочешь, я тебе покажу парочку самых интересных мест?

— Конечно.

Глаза у Жени пришли в необычайное возбуждение, как будто он мысленно сканировал парк и прикидывал лучшие экспонаты. Теперь уже он взял маршрут в свои руки. Они спустились сначала на ярус ниже, к секвойе, потом через аллею с пальмами и папоротником прошли к главному корпусу дворца. Неоднородный, как выцветшая оливка фасад здания, украшенный мятными арками, расписной сетью, уходящей под открытый купол, с крошечными резными балкончиками, эффектно выделялся на фоне гор.

Ира отметила про себя, что резная арка купола словно раскрытая акулья пасть принимала вид более устрашающий, чем мраморные львы у подножия, больше похожие на ленивых котиков, чем на яростных защитников.

Женя сопровождал свое путешествие различными фактами о том или ином растении, об истории дворца и его владельцев, а Ира все недоумевала, как ей могло показаться, что он такой надменный и нелюдимый. Теперь ей даже нравились его прямые, острые, честные черты лица. Строгий нос, скулы, подбородок. Все в нем имело некоторую геометрическую завершенность. Но где-то за неумеренной напускной жесткостью обнаружилась детская непосредственность, искренность в любви к саду и его обитателям, живой интерес и желание бескорыстно поделиться своими знаниями и наблюдениями, по неизвестным причинам запертое до этих пор.

Солнце уже поднялось достаточно высоко и становилось горячо, как на раскаленной печке. Ребята обогнули прекрасное творение руки человеческой, и пошли вверх к тенистой аллее. Асфальт сменился мелкими камушками, разглядывая окрестности и не следя за дорогой, Ира оступилась, неуклюже подвернула ногу и потеряла равновесие, но Женя вовремя подхватил ее правую ладонь и помог удержаться.

— Спасибо, — выдохнула она от неожиданности, все еще оставляя свою руку в его. И он не спешил отпускать. Крупная, такая же ровная, как все его тело, словно вытесанная из камня рука, с длинными пальцами, продолжала с напором удерживать хрупкую Ирину кисть, будто опасность падения по-прежнему не миновала.

Он повернул ее руку ладонью к себе, и сказал, как бы самому себе:

— Ты замужем.

Только вот Ира не слушала его полушепот, единственной мыслью в ее голове запульсировало: «Интересно, его руки так же крепко сжали бы меня? А если бы он меня поцеловал?». Сердце ее подкосилось, упало куда-то вглубь, а через секунду она испугалась наваждения, которое заставило ее с внезапным желанием подумать про юношу, и глупое сердце взмыло вверх, и забилось часто-часто.

В это мгновение рука ее обрела свободу, а в глаза Жени вернулся холод морской ночи.

Его шаги стали порывистыми, будто ему стала жутко неудобна его обувь, и его одежда, и даже сад стал слишком тесен и немного колюч. Он невнимательным взглядом огляделся, снова почесал голову, посмотрел на Иру и сказал:

— Наверное, лучше возвращаться, сейчас будет слишком жарко.

— Хорошо, — коротко отрезала Ира, еще не решив, как относиться к своим мыслям и чем оправдать резкую смену его настроения.

Молча крупными шагами они вернулись ко входу в парк, где Женя слишком поспешно бросил на ходу:

— Мне сейчас надо по делам в другое место, обратно без меня, ладно?

— Конечно, — ответила Ира, и на последнем слоге уже видела его спину.

«Это теперь вся молодежь такая, или мне попался уникальный представитель?» — думала Ира, нехотя ступая по раскаленному асфальту в сторону дома, предвкушая подъем в горку и одиночное путешествие по все той же пыльной дороге.

Чтобы унять дрожь, сменить ход мыслей и поднять себе настроение она купила в ларьке мягкое мороженое, еще раз нахмурившись посмотрела в ту сторону, куда ушел Женя, и заставила себя идти дальше.

***

В это время внутри Жени злость отбирала бразды правления над разумом. Ему хотелось произвести впечатление, чтобы новая гостья заметила в нем не только ребенка знакомых ее родственников. То, как внимательно она его слушала, и как посмотрела, когда он к ней прикоснулся… Но почему она не сказала, что занята? Значит, она совсем не воспринимала его, даже ни на секунду не увидела в нем молодого мужчину!

Ему срочно было необходимо быстрое утешение. Все еще не уверенный, где можно было его раздобыть, он все-таки шел наугад, словно подчиняясь физической памяти.

Он почти на автомате долетел до знакомого дома. Практически не изменился. Бежевый фасад из ракушечника, балкон, полностью заросший вьюнком, даже инициалы «ЖМ», нацарапанные ключом и зашарканные от времени, все еще красовались слева от двери. Будто очнувшись, Женя поднял руку к звонку, но замер и не нажимал. В этот момент дверь сама распахнулась.

— Ой, Господи! — знакомая ему женщина схватилась за сердце. — Молодой человек, нельзя же так пугать людей!

— Извините, Наталья Александровна. А вы меня не помните?

Женщина прищурила глаза и с сомнением оглядела его.

— Евгеша? Ставрасов? — она резко откинула голову и крикнула в комнату. — Маринка! Тут Женя! — и уже ему, забыв, очевидно, зачем хотела выйти из дома. — Да ты проходи, проходи, щас она прибежит.

— Спасибо большое, но я бы здесь подождал. Пусть выйдет на минутку, пожалуйста.

— Да хоть на минутку, хоть на две, — затараторила женщина. — Ты посмотри, какой ты стал. А что не заходишь? Давно тебя не видала. Похорошел…

— Мам, отстань от человека, — заворчала в дверях ее дочь. — И правда он, гляди-ка, — девушка остановилась у порога и скрестила на груди руки. — Что надо?

— Выйдешь? — он спросил.

Девушка поджала губы, преувеличенно медленно прикрыла дверь, бросив матери «я скоро». Они отошли на пару шагов к стоящим неподалеку кипарисам, и она повторила:

— Так что ты хотел?

Уверенность Жени в том, чего он хотел, начала рассеиваться, а потому он начал издалека:

— Как ты вообще? Как дела?

— Серьезно? Как дела? — девушка ужалила его недовольным взглядом крупных, кукольных глаз.

— Да ладно, давай не будем больше о прошлом. Я не мог остаться, ты же знаешь. Ну, — губы его стали мягче, чуть игривее, он обхватил ладонями ее маленькие ручки. — Сейчас же я здесь.

Девушка не выпускала рук, она хотела казаться строгой и неприступной, и подольше держать его на расстоянии, но была безуспешна.

— Нормально у меня дела, — с деланной неохотой отозвалась Марина. — Живу, как видишь.

— Не хочешь сегодня вечером встретиться, куда-нибудь сходить?

— А ты не церемонишься.

— Лето короткое, зачем тратить время? Так что?

— Ну не знаю… может…

— Я зайду за тобой в семь, идет?

— Идет, — она кокетливо смахнула с плеча копну длинных русых волос и, не позволив парню поцеловать себя в щечку, порхнула к дому, на секунду повернулась к нему, одарила взмахом ресниц, и скрылась за дверью.

Он самодовольно усмехнулся ей вслед. Достал из кармана смятую пачку, подумал, что сейчас не лучшее время расставаться с этой привычкой, и с трудом прикурил изогнутую сигарету. Неспешно, непроизвольно ссутулившись, он пошел в сторону моря, прогоняя навязчивое ощущение неправильности происходящего, и с надеждой растворить это чувство в соленой воде.