Смертельная «бабочка»

Анна Летягина, 2023

Мы чувствуем пульс асфальта острее, чем свой собственный. В считанные мгновения делаем десятки сложнейших трюков один за другим – иногда ценой нечеловеческих усилий. Большую часть времени мы не ходим по земле, а парим над ней или несёмся, обгоняя ветер. Мы – роллеры-фристайлеры.Кажется, для нас нет почти ничего невозможного. Но однажды нам, "вольным летунам", приходится вспомнить, что мы всё же земные, а не небесные создания – со всеми свойственными им несовершенствами. Когда наша дружная стая начинает распадаться. Когда высокий полёт одного из нас внезапно прерывается. Когда любовь и сострадание из естественного порыва сердца превращаются в невыполнимый смертельный трюк.Сможем ли мы снова взлететь, несмотря ни на что, или навсегда потеряем наш бесценный дар?*Обложка создана с помощью нейросети Wonder.

Глава 2

Вечером того же дня Настя так и не вышла на связь. Наутро, в воскресенье, от неё по-прежнему не было никаких вестей. За всё это время я отправил ей только одно сообщение во все мессенджеры и соц. сети: «Как ты? Всё в порядке?». Вчера она ни разу не появилась онлайн, а сегодня прочитала сообщение в ВК, но не ответила на него. Поначалу я не пытался пробить стену её молчания, догадываясь, что ничего хорошего из этого не выйдет. Я помнил о Настиной просьбе не трогать её и понимал, что своей настойчивостью только разъярю её ещё больше. Она и так почему-то была озлоблена на меня. Может, ей и вправду нужно было немного времени, чтобы побыть в одиночестве и привести мысли в порядок. Неизвестность и бесплодное ожидание навалились на меня тяжёлым грузом и придавили так сильно, что у меня возникло ощущение, будто на мне — огромная каменная плита. Я неподвижно лежал пластом на диване и смотрел в потолок, но когда тот вдруг стал живым и подвижным и начал медленно опускаться вниз, я, вздрогнув, тут же зажмурился.

Открыв глаза, я увидел, как из темноты углов на меня насмешливо таращатся призраки воспоминаний о времени, проведённом здесь с Настей. Секунды спонтанных прикосновений друг к другу. Минуты радостного беззаботного смеха. Часы совместно просмотренных старых чёрно-белых фильмов, советских и диснеевских мультиков. Все они толпились гурьбой поблизости и одновременно — бесконечно далеко. Мне показалось, что всё это было уже недостижимым и больше мне не принадлежало. За стеной пронзительно пиликала Лилькина скрипка. Вообще-то она замечательно играет — я всегда гордился своей младшей сестрёнкой и нередко расхваливал её талант друзьям и случайным знакомым. Иногда я даже включал им записи её выступлений, чтобы они убедились в том, что в моих словах не было никакого преувеличения, ни грамма предвзятости. Но порой её игра казалась мне раздражителем, хоть это и случалось нечасто: когда нужно было сосредоточиться на своих мыслях, или когда меня сильно тревожило что-то. Сейчас, например, каждый проезд Лилькиного смычка по струнам ощущался мной как агрессивная атака, как варварское вторжение в хрупкое убежище моего уединения. А тут ещё за окном, как назло, начали ржаво и заунывно скрипеть качели. Из-за всего этого я почувствовал себя чужаком в собственной комнате — случайным гостем, которому не терпится поскорее покинуть это неприятное место, где ему так неуютно. В какой-то момент я настолько уверился, будто это не мой дом вовсе, что даже собрался встать и уйти. Уйти туда, где находился мой настоящий дом. И тут я вдруг заметил, как стены начали размягчаться, плавиться и, в конце концов, превратились в воду чёрного цвета, которая стала подниматься вверх — всё выше и выше, и приняла облик цунами. Оно нависло надо мной: чёрное чудовище-цунами, и оскалилось в ужасающей улыбке, грозясь вот-вот обрушиться на меня. Мне показалось, что где-то в недрах его бездонной пасти уже барахтается моя Настька. Я вскрикнул и вскочил с дивана, чтобы бежать от цунами. Открыв глаза и осмотревшись, я понял, что всё ещё лежу, и стрелка на часах передвинулась всего лишь на полчаса вперёд — таким коротким был мой кошмар. Лилька всё ещё «мучила» свою скрипку.

Не поднимаясь с дивана, я взял со стола «Дом, построенный для нас» Дмитрия Ольховского — моего любимого писателя, гения из прошлого, который почему-то был малоизвестен в своё время, а в наше — незаслуженно забыт. И сразу каким-то волшебным образом все раздражители и кошмары окружающей реальности исчезли, как если бы вокруг меня вдруг снова выросли надёжные, звуконепроницаемые стены, чтобы хранить и защищать мой покой. Я ещё не дочитал роман, но уже сейчас был уверен в том, что он займёт почётную верхнюю строчку в списке моих любимых книг. Тягучая тоска этой истории, в которой вязли пальцы, переворачивая страницы, пахла горькой смолой отчаяния и безысходностью. «Вот теперь я наконец-то по-настоящему дома», — подумал я с облегчением. Я надеялся, что книга хотя бы ненадолго отвлечёт меня от гнетущих мыслей и ужасающих предположений о причинах Настиного состояния, которые так и лезли мне в голову. И тогда мне будет несложно сдержать своё неуёмное, жгущее меня изнутри желание писать Насте одно сообщение за другим во все соц. сети и мессенджеры, пока она наконец-то не ответит, что с ней всё в порядке. Едва эти утешительные мысли мелькнули в моём сознании, как перед глазами появилась строчка в книге:

«Её апельсиновые волосы топорщились во все стороны, создавая над её головой огненный ореол, как у ангелоподобного существа».

Моё воображение стало снова настойчиво рисовать образ кружащейся на роликах Насти, особенно ярким цветовым акцентом выделяя её растрёпанные ветром пряди, которые она вчера даже не пыталась пригладить и привести в порядок, как делает обычно. Они и вправду были похожи в тот момент на извивающийся медно-красными всполохами огненный ореол. Что разожгло в ней это лихорадочное, неистовое пламя? Мне стало ясно: пока я не пойму, что происходит с Настей, бесполезно пытаться обманывать себя, будто я способен выдержать пытку ожиданием и неизвестностью, а тем временем легко переключаться на какое угодно занятие и продолжать жить как всегда, как ни в чём не бывало. Мне даже показалось, что это было бы предательством по отношению к Насте.

С чего всё началось? С загадочных сообщений, встревоживших Настю не на шутку? Или со смены песни для выступления на соревнованиях? Новая песня. Я сел к компьютеру и вбил в поисковик «Никто, никогда, никому». Включив эту песню, я параллельно начал читать статью о вокалисте группы «Светотени» — Святославе. Он и вправду покончил с собой три года назад. Меня этот факт его биографии почему-то вдруг очень сильно насторожил, как и депрессивная меланхоличность первых аккордов вступления. Хотя, казалось бы: какие подводные камни могли таиться в выборе новой композиции для соревнования? Ну, понравился Насте этот мотив больше, чем мелодия «Мы летаем выше всех», или показался более подходящим музыкальным сопровождением для её номера — и что? Только вот я слишком хорошо знал Настю: она никогда не совершала случайных поступков. И песню эту она точно выбрала не просто так. Смысл текста песни, звучавшей из колонок, был предельно ясен. Желание заменить чувствительность к боли толстокожестью; секрет, хранимый глубоко внутри; никому не видные раны — всё это ворвалось в моё сознание безудержным вихрем, сметая на своём пути остатки утешительного самообмана. Вскоре от иллюзии спокойствия не осталось ни отблеска света, ни следа тени. В голове теперь пульсировала одна-единственная мысль: Настя — на грани отчаяния, и, возможно, ей даже угрожала опасность. Это подтверждало и моё недавнее видение: чудовище-цунами, которое сожрало Настю и грозило уничтожить и меня. Надо было срочно что-то предпринять, но всё-таки осторожно: так, чтобы нечаянно не подтолкнуть Настю ещё ближе к краю.

Проверив мессенджеры и соц. сети и убедившись в том, что Настя всё ещё не ответила на моё единственное сообщение, хотя была онлайн, я набрал её номер. Теперь мне было всё равно, что я дал ей обещание не беспокоить её, — ведь сейчас я уже не сомневался в том, что на кону могло стоять её душевное здоровье и даже жизнь. В такой ситуации не до галантности и долгих раздумий. Прослушав череду длинных гудков и так и не дождавшись ответа, я положил телефон в карман, молниеносно оделся и, схватив рюкзак, вышел на улицу. По дороге к Настиному дому я обдумал план действий. Просто так позвонить в дверь её квартиры и спросить того, кто откроет, дома ли Настя, не получится — её мать и отчим меня терпеть не могли и уж точно будут совсем не рады видеть. Родители ежедневно отчитывали её за то, что «из-за какого-то роллера-недомерка» она занималась совсем не тем, чем должна, «чтобы добиться хоть чего-нибудь в жизни». Можно подумать, что первые места на всех соревнованиях по фристайл-слалому — вовсе не достижение. Не то, которое именно они от неё ждали, — возможно. Оба они постоянно вбивали ей в голову мысль о том, что ей со мной нужно порвать — якобы это в её же интересах. Правда, до сих пор все их нравоучения и наставления не находили отклика в Насте, а только вызывали раздражение или равнодушную ухмылку. Но, может, она к ним наконец-то прислушалась, и в этом причина её внезапной вчерашней озлобленности на меня? Ладно, пусть даже и так, — я в любом случае просто обязан был достучаться до неё и всё выяснить. Только получится ли это у меня?

С Настей жил ещё один неприятный мне персонаж — её старший брат Миха. Она рассказывала, что у них никогда не было тёплых, доверительных отношений. На их кровное родство указывало только внешнее сходство: оба — веснушчатые, голубоглазые, и когда-то были ещё и одинаково огненно-рыжими — сейчас Миха постоянно брился наголо. Мне было известно, что Настя с Михой не ладили совсем не из-за разницы в возрасте: пять лет — не так уж много, в конце концов. Всё дело было в скверном характере Михи, о котором я знал не понаслышке. Братцу Насти, в отличие от её родителей, уж точно было совершенно плевать, с кем она общалась и чем занималась. Но он не упускал возможности зацепить и сестру, и меня каким-нибудь острым словцом при каждом удобном случае. А Настю он не раз задевал ещё и физически. Правда, это было давно — в детстве. Родители делали вид, что ничего не замечают, потому что Миха всегда был их «главной гордостью, надеждой и опорой», и они до сих пор не хотели расставаться с этой иллюзией. Настя говорила, что когда Михе исполнилось семнадцать, он перестал её пинать. Но это вовсе не потому, что он вдруг стал хорошим и любящим братом, — просто заделался в скинхеды, и они всей тусовкой стали регулярно охотиться на «чужих». Так что ему было на ком свои удары отрабатывать — вот он и отстал от Насти. Родители считали, что он — настоящий патриот, и относились к его скинхедовским выходкам чуть ли не как к героическим подвигам. Я всегда сочувствовал Насте, понимая, как тяжело ей приходится с таким братцем. Внезапно меня осенила жуткая догадка: а что если Миха снова взялся за старое и доканывал Настю, и это и довело её до такого депрессивного состояния? Она говорила, что пока не станет ничего рассказывать, — может, из-за страха перед ним?

Дойдя до Настиного подъезда, я остановился в нерешительности. Через несколько минут из задумчивости меня вывел звук тяжёлых шагов кого-то, спускавшегося по лестнице. Вскоре из-за открывшейся двери появился бритоголовый Миха в кожаной косухе и огромных чёрных бутсах.

— О! Это же Кирюша собственной персоной. Какими судьбами? А твоя Настька уже укатила. Что, не позвала тебя с собой сегодня? Киданула, значит? Печалька.

Сказав это, он разразился противным клокочущим гоготом. Глядя на него, я всё больше убеждался в том, что моё предположение могло оказаться правдой. Миха вполне мог вернуться к любимому им когда-то развлечению: пинанию и унижению Насти. Вот она и уехала, в спешке не позвав с собой меня, потому что находиться рядом с Михой ей было уже невыносимо. Но, скорее всего, она на самом деле была сейчас дома, а её братец врал, чтобы вывести меня из себя и поглумиться надо мной.

Молча дождавшись, пока Миха нахохочется вволю и уйдёт наконец-то по своим делам, я поднялся на третий этаж. Вместо того, чтобы нажать кнопку звонка, я прислонился ухом к двери. Изнутри до меня донеслись приглушённые голоса. Постепенно они становились всё громче и яростнее. На их фоне вдруг раздался звон разбитой посуды. Я вздрогнул от неожиданности и кольнувшего меня страха за Настю. Если она сейчас была там, то… Взрослый женский голос тем временем истерично выкрикивал гневные слова: «тварь», «ничтожество», «неблагодарная скотина», «почему я должна терпеть и мучиться?» Это, кажется, была Настина мама. Хриплый мужской бас рявкал в ответ, что его «уже задрали тупые бабские выходки», а потом выдал несколько смачных ругательств. Настин отчим, находившийся сейчас на таком опасно близком расстоянии, произвёл на меня ещё более пугающее впечатление, чем в те моменты, когда я рисовал его в своём воображении по редким и коротким рассказам Насти. Да, Настя мало говорила о своих родителях. Даже в издевательствах Михи призналась когда-то мне лишь потому, что я из неё буквально вытянул те признания. Она вообще не любила жаловаться. «Не хочу превращать тебя в свою жилетку для нытья», — объясняла она мне своё нежелание откровенничать на эту и другие темы. Поэтому о многом мне приходилось догадываться самому.

Я снова крепко прижал ухо к двери и прислушался, но голоса внезапно стихли, и от наступившей зловещей тишины стало ещё страшнее, чем от недавнего громкого скандала. В следующую минуту я инстинктивно отшатнулся и сделал несколько шагов назад, услышав хлёсткие звуки, похожие на удары. Вскоре за ними последовал пронзительный женский крик. Это снова была Настина мама? Или уже сама Настя?!

— Вот вернутся Настька с Мишей, и мы сразу соберём чемоданы и уйдём отсюда! — кричала, захлёбываясь от слёз, Настина мама.

— Да валите к чёрту! Можешь уже сейчас начинать паковать вещички. Свои и Настюхины. А Миху я тебе не отдам — даже не мечтай! — рычал Настин отчим.

— Он сам от тебя сбежит! Сначала даст пару оплеух за то, что ты издеваешься надо мной, а потом сбежит! Дождался, пока он уйдёт, чтобы опять взяться за своё? Какой же ты хитрый мерзавец!

Я выдохнул с облегчением. Получается, Насти и вправду не было дома, — Миха, как ни странно, не соврал, — и отчим ударил не её. Но значило ли это, что он не бил её, когда она находилась с ним на одной территории — там, за этой дверью? Мне снова стало не по себе. Я был готов превратиться в Настину «жилетку для нытья» — лишь бы она не молчала о том, что причиняло ей боль! И о тех, кто был жесток к ней. Я смогу ей как-то помочь только если буду знать, что происходит в её жизни, когда мы не вместе. Надо будет при первой же возможности сказать ей обо всём этом. А сейчас пора было отправляться на её дальнейшие поиски, не теряя времени.

Я решил пойти в сквер Кафедрального собора, чтобы поискать Настю там. Даже если не получится найти её, можно будет что-нибудь разузнать у ребят, которые наверняка уже вовсю тренировались на площадке перед собором, — ведь соревнования совсем скоро. Но сначала я вернулся домой за роликами. Мне показалось, что если явиться в сквер без них и начать расспрашивать всех про Настю, это вызовет подозрения и много встречных вопросов, на которые я пока не хотел и не мог ответить.

Дома мама, услышав, что я только вернулся и уже собрался уходить, крикнула мне из кухни:

— Едете с Настенькой на прогулку?

Выдав механическое и лживое «да», я пулей вылетел за дверь и, со скоростью метеора преодолев ступеньки, в считанные секунды оказался на улице. Настроение портилось всё больше — теперь оно стало хуже некуда. Доехав до парка, я увидел там много знакомых и не очень ребят: кто-то отрабатывал элементы возле фишек, некоторые теснились на лавочках и оживлённо о чём-то беседовали. Наши с Настей друзья-роллеры тоже были здесь: Даня, Алиса, Инка. Они, как всегда, катались в стороне от всех, возле своих фишек, расставленных в тени небольшой тополиной аллеи. Увидев меня, все трое сразу подъехали ко мне.

— Здорово, Кир! — радостно поприветствовал меня Даня.

Я молча кивнул в ответ.

— На треньку приехал всё-таки? Можешь прямо сейчас начинать — мы с девчонками уже откатали своё: и тут, и на роллердроме. Так что теперь наши фишки полностью в вашем распоряжении, роллер-мастер Кир, если неохота свои выставлять. Я тебе, кстати, звякнул пару раз, чтоб сказать, во сколько мы собираемся сегодня. Но абонент был вне досягаемости.

Вытащив телефон из кармана, я и вправду обнаружил там несколько пропущенных звонков от Дани. Видимо, я так ждал хоть какого-то сигнала именно от Насти, что все остальные мой слух и мозг просто отказывались воспринимать.

— Да на меня дома столько навалилось. Генеральная уборка и всё такое. Наверное, не услышал из-за пылесоса. А потом сразу метнулся сюда и так и не успел просмотреть уведомления.

— Ого! Неслабо так тебя припахали. А Лилька помогала хоть? Или снова на своей скрипке пиликала?

— Ага, пиликала. Но ей простительно — у неё экзамен скоро.

«Хоть в чём-то не соврал», — подумал я, удивляясь, как легко и убедительно у меня получалось сегодня обманывать близких людей. Зачем я это делал? Неужели нельзя было просто рассказать им обо всём и признаться, для чего я на самом деле приехал сюда?

— А почему ты сегодня один? Где Настька? Позже подъедет? — спросила Инка. Мне показалось, что сейчас трое моих друзей особенно внимательно смотрели на меня, с нетерпением и слишком навязчивым, раздражающим предвкушением ожидая моего ответа.

Это окончательно вывело меня из равновесия. Я почувствовал, как что-то внутри меня резко оборвалось и тяжело упало вниз. Значит, тут Настя не появлялась. Куда же она могла поехать одна в том жутком подавленном состоянии, которое я до сих пор не мог себе объяснить? Но что бы там ни было, их всех это не касалось, и потому я не стал им ничего рассказывать. Никому, кроме меня, не должно быть дела до всего, что происходило между мной и Настей и с самой Настей. Я уже узнал то, для чего ринулся сюда из дома, и теперь можно было просто уехать. До меня вдруг дошла причина и моего сегодняшнего вранья, и раздражения, которое вызвал у меня Инкин вопрос. Я испугался, что наш с Настей имидж «фантастически идеальной пары» рухнет у всех на глазах прямо сейчас с оглушительным грохотом, и ребята увидят не идеальную, а совсем неприглядную картину. Да что там ребята… я и перед собой последние два дня продолжал разыгрывать фантастически идеального парня, который искренне недоумевал, как его девушке могло быть плохо с ним или из-за него. Никакой я не «мастер-роллер», как меня назвал Даня. На самом деле я — мастер лжи и самообмана. Никогда я не был так противен сам себе и не испытывал такого жгучего стыда. Поскорее разыскать бы Настю, поговорить с ней по душам, — нам ведь всегда отлично удавались такие разговоры! — и покончить со всем этим недоразумением.

— Настя… у неё… у нас другие дела сегодня, она не приедет. И мне уже пора. Я к вам только так, ненадолго заглянул. Увидимся в другой раз. Может, завтра.

— Понятно, какие у вас там дела: чемпионские, — подмигнув мне, весело сказал Даня.

Инка с Алисой помахали мне на прощание, и я торопливо выехал из парка. Погода сегодня была невероятно солнечная и не по-осеннему жаркая — создалось такое впечатление, будто лето, что-то забыв, вернулось на некоторое время. По дороге я едва окинул взглядом шумных, беззаботных, радостных, увлечённо катающихся роллеров: знакомых и чужих. На секунду меня пронзило чувство тоски и сожаления: ведь среди них сейчас могли бы быть и мы с Настей. Я совершенно не представлял, куда теперь ехать, но ролики помимо моей воли и контроля везли меня всё дальше и быстрее. Теперь они управляли мной, а не я — ими.

Я не сразу заметил ехавшего мне навстречу Сашу Шустрого — только когда он, остановившись, начал шутливо махать руками у меня перед лицом, как бы разгоняя туман, который застил мне глаза. Саша — наш с Настей общий знакомый, белобрысый светлокожий парень, с чьих губ почти никогда не сходила добродушная улыбка. Несмотря на свой мягкий характер, он был таким же неистовым роллером, как мы с Настей.

— Привет, Кир! Давно не виделись.

— Здорово, Шустрый. Извини, я тороплюсь. Потом поболтаем.

— Что-то ты медленно колёсами ворочаешь. Настька уже далеко укатила.

— Ты её видел? Куда она поехала?

— В сторону рынка. А вы разве не вместе едете? Ну, то есть… я думал, у вас сейчас совместный квест какой-то.

— Да не совсем. Мы… в общем, мы просто разминулись. А вообще — вместе, да.

Снова поймав себя на вранье, я почувствовал одновременно неловкость и отвращение к себе, но остановиться уже не мог. Уж слишком пугала меня перспектива рухнувшего имиджа «фантастически идеальной пары» — стоило мне лишь на мгновение представить себе её. «Они все сами будут виноваты в этом. В конце концов, нечего было клеить на нас этикетку с этим идиотским статусом», — подумал я, снова сместив фокус своего раздражения с себя на других.

Рынок был совсем недалеко от того места, где я находился. Но я всё равно так сильно разогнался, как если бы тот находился на другом краю света, а времени на розыски Насти оставалось бы всего ничего. Мне показалось, что сейчас нельзя было терять ни секунды даже на очередную попытку дозвониться до неё, иначе я опоздаю, и случится что-то непоправимое. Я нёсся с нечеловеческой скоростью, ловко объезжая встречавшихся мне на пути людей и столбы, как роллерские фишки. Только на этот раз я занимался откаткой не соревновательной, а совсем другой «программы», и на кону стояли не медаль и не кубок, а Настина безопасность — может, даже её жизнь.

На подъезде к рынку я заметил мелькнувший в плотной многоликой толпе у ворот салатовый батник Насти — к этому «маяку» я и устремился. Сейчас мне пришлось протискиваться — легко маневрировать в такой толкучке уже не вышло бы при всём моём желании и роллерском мастерстве. Настя тоже пробивала себе дорогу локтями, но это у неё получалось гораздо лучше, поэтому и продвигалась вперёд она быстрее. В какой-то момент я потерял её из виду. Я растерянно и суетливо огляделся, потоптался некоторое время на месте, и тут салатовое пятно волшебным образом снова возникло передо мной — причём на этот раз совсем рядом. Резко рванув вперёд и вызвав тем самым недовольный гул вокруг себя, я помчался к Насте, яростно рассекая руками волны людского потока.

— Настя! Подожди! — закричал я что есть силы, но мой зов потонул в окружающем гвалте, грохоте и лязганье.

Настя, не обернувшись, продвигалась дальше — к какой-то неизвестной мне цели. Она действительно не услышала меня или просто сделала вид? Мне начало казаться, что мы оба никогда отсюда не выберемся — нас засосёт эта живая трясина. Тела людей смыкались всё плотнее, воздуха становилось всё меньше. «Надо было снять ролики», — с раздражением подумал я, тяжело дыша.

Длинные параллельные ряды с многочисленными разномастными товарами наконец-то закончились, и людей вокруг стало гораздо меньше. Вскоре Настя, доехав до бетонных зданий павильонов, где продавались молочные продукты и мясо, неожиданно нырнула в узкий проход между двумя из них. Хотя людей здесь толпилось не так уж много, я именно в этот момент отстал из-за огромной скрипучей телеги с наваленными на неё мешками картошки, которая внезапно появилась, будто из ниоткуда, и едва не сбила с ног меня и ещё несколько человек. Я, не сдержавшись, громко выругался. Теперь я вместе с другими вынужден был стоять, как изваяние, и ждать, пока телега проедет, и можно будет двигаться дальше — объехать её здесь было никак нельзя. Мне казалось, что грузчик специально вёз её как можно медленнее, чтобы позлить меня и отнять драгоценное время. Пока я топтался тут беспомощно, нервно елозя роликами туда-сюда, Настя уже, наверное, уехала очень далеко! Как только дорога освободилась, я сорвался с места и устремился в проход, в котором недавно исчезла Настя. Оказавшись за павильонами, я обнаружил там лабиринт, образованный проулками между небольшими ангарами, будками, палатками. Людей там было совсем мало — и это, с одной стороны, принесло мне облегчение, потому что я успел порядком устать от рыночной толчеи, а с другой стороны, вызвало у меня нехорошее предчувствие: зачем Насте понадобилось ехать одной в это полузаброшенное место? Именно это заставило меня остановиться, снять ролики, положить их в рюкзак и переобуться в кроссовки: мне почудилось, что колёса слишком сильно шумели, и их грохот очень громко заявлял о моём присутствии, а мне сейчас надо было соблюдать особую осторожность. Я ни в коем случае не должен был спугнуть… кого? Настю? Или того неведомого, кто пока таился где-то, за каким-то очередным поворотом лабиринта, и не высовывался, поджидая её, меня или нас обоих? Может, это был даже и не человек вовсе, а та неизвестная опасность, которой я страшился уже некоторое время. И вот скоро, наверное, придётся встретиться с ней лицом к лицу. Я вдруг вспомнил недавно привидевшееся мне чудовище-цунами и невольно поёжился.

Настю я пока нигде не видел, но, к счастью, направление движения здесь возможно было только одно, поэтому я просто пошёл вперёд, постоянно оглядываясь по сторонам, чтобы случайно не упустить её из виду. Не таким уж витиеватым был этот лабиринт, как выяснилось. Здесь, в общем-то, сложно было заблудиться и потеряться. Я приблизился к плотному скоплению каких-то полузаброшенных будок, возле которых тут и там возвышались горы коробок: пустые они или полные — было непонятно. Вдруг я заметил салатовое пятно, мелькнувшее между двумя картонными башнями. Остановившись возле одной из будок, я решил затаиться за ней и выжидать. Вскоре я понял, что это точно была Настя: теперь мне удалось разглядеть её рюкзак, салатовый батник, оранжевые брюки. Она была не одна. Возле неё я заметил другую человеческую фигуру. Это был парень в спортивных штанах, чёрной куртке, под которой я разглядел серую толстовку — её капюшон незнакомец натянул на голову. Кроме нас троих здесь, судя по всему, больше никого не было. Только вот двое даже не догадывались о присутствии третьего неподалёку. Наблюдая за Настей и незнакомцем, я то и дело задерживал дыхание, будто боясь нарушить царившую кругом тишину и пока неизвестное мне таинство, происходившее между двумя людьми, не знавшими, что они тут были не одни и за ними следили. Когда Настя вплотную приблизилась к парню, я почувствовал, как сердце моё вообще перестало издавать какие-либо звуки. Неужели они там сейчас?.. Нет, ничего такого не могло быть. Я слишком хорошо знал свою Настю! Точнее, так было до недавних пор. Мог ли я всё это время так жестоко ошибаться в ней и быть настолько глупым, чтобы не замечать, что она вела двойную жизнь, встречаясь кроме меня ещё с кем-то? Настя с незнакомцем несколько секунд стояли, прижавшись друг к другу, а потом она резко отстранилась от него и, отойдя на несколько шагов, развернулась и уехала так быстро, будто опасалась, что парень бросится за нею следом, однако он не сдвинулся с места. Я успел заметить бумажный пакет из крафтовой бумаги, зажатый в Настиной левой руке, с нарисованными на нём окорочками — логотипом ресторана быстрого питания. Но внутри него наверняка была не еда, — я это понимал совершенно отчётливо.