Глава 14 Оля
— В общем так, Даш… — Дашка разливает по чашкам ароматный чай. У Даши есть секретный ящик, из которого через крохотную щель в кабинет просачивается и разливается дивный аромат. Он переливается оттенками, как монетка на солнце: царапает небе горечью, и щекочет язык сладким запахом цветов и фруктов, и будоражит, разгоняет кровь острым чуждым ароматом специй. Все это чай. Дашка — профессиональный чаеман. Но все это пахнет чай дешевый — жалкий сор чайных листьев, расфасованный по пакетикам, надушенный и сдобренный красителями. Такой чай Дашка льет детям на их исповедях — все равно не поймут.
А Оле она заваривает другой.
Повязав шарф как чалму и зачем-то нарисовав на лбу красную точку, Даша достает крошечные круглые чашечки без ручек. Они серые в крапинку, шершавые и какие-то подлинно натуральные. К чашечкам прилагается сливник, заварник с крышкой, два блюдца и еще сосуд размером с наперсток — все гладкое, без ручек, и из чистой глины. Оля смеется — чай китайский, чашки тоже, а Дашка зачем-то рисует третий глаз.
Но Дарья Александровна невозмутимо кипятит воду — не больше 80 градусов — омывает крошку-заварник с щепоткой чайных листьев внутри, сливает воду и наливает по новой, на этот раз дает постоять — засекает время в дыханиях. Продышав положенное количество раз, Даша наливает чай себе в кружечку, а Оле в наперсток, и накрывает его блюдцем.
— Сейчас запах впитается, — поясняет она.
И почти сразу выливает чай из наперстка Оле в чашку, а наперсток сует ей под нос:
— Нюхай.
Оля втягивает воздух.
— Ну, вкусно? Чем пахнет?
Оле пахнет травой, горько и неприятно, но она кривит губы в улыбку и кивает.
— Вкусно пахнет, деревом.
— Во-от, — довольно говорит Дашка, — это чай особый. Он дает энергию и расширяет сознание.
Оля смотрит в окно — ранние зимние сумерки затопили улицы синими чернилами.
— Не поздно мы с тобой сознание расширять собрались?
— Для такого дела, — серьезно замечает Дашка, — никогда не поздно. Ты пей-пей, остынет.
Оля любит чай с молоком и сахаром, но послушно пьет горькую и какую-то маслянистую жидкость.
Дашка вздрагивает всем телом, словно от кончиков пальцев на ногах до самой макушки ее пробрало мурашками.
— Бр-р, пошло! — восклицает она и снова наполняет заварник кипятком.
— Так что ты посоветуешь? — спрашивает Оля.
— На счет Парфенова? Да ничего не посоветую. Директор брать ответственность отказался, родителям все равно, а мы с тобой, Оль, кто такие, чтобы в это дело лезть?
— Ну как кто, мы с тобой учителя на секундочку, — Оля одним глотком осушает маленькую чашечку и проглатывает сразу же, чтобы не чувствовать вкуса, — ответственные, небезразличные люди.
— Мы-то не безразличные, но, когда обществу безразлично, что такое два человека? Оль, — устало вздыхает Даша, — ты ведь не маленькая уже, хорошо должна знать — благие поступки ой как аукаются.
— Значит, ты можешь просто смотреть и бездействовать?
Дашка фыркает так, что чай золотыми капельками летит изо рта, и заливается хохотом:
— Оля! Сидеть и бездействовать это вообще-то моя работа, я на это 6 лет училась, и мне сейчас за это деньги платят!
Оля качает головой, ставит чашку на стол.
— Оль, — говорит Дашка примирительно, — мы же не в социализме живем, сейчас каждый сам за себя. Ты у нас добрая, но глупая, ты попыталась? — Оля кивает. — Все, что могла, сделала? — снова кивок. — Ну и чего ты еще от себя хочешь? Пойдешь гаишникам номера светить? Оль, успокойся, выпей еще чайку, а домой придешь — прими ванну: с пеной, с маслами, со свечами — все, что есть, в эту ванну бросай. Если есть дома цветы — обдирай лепестки и туда же! Музыку хорошую послушай, книжку почитай, маску из огурчиков сделай. Это я тебе как психолог сейчас говорю.
Оля вздыхает. Смотреть на Дашу почему-то тяжело и стыдно.
— Не могу я так, — честно говори она, — вот откуда, откуда этот треклятый мерседес взялся? Ну не родители его купили, а где мальчишка такие деньжищи взял? Даш, он же может…
— Так, стоп! — обрывает Даша Олю на полуслове. — Что он там может, а чего не может одному Богу известно. И не надо сразу думать о самом плохом. Может у него дед с бабкой богатые, дети непутевые, вот они во внука единственного и вкладывают. Вариантов, Оля масса, ты вот только себе не придумывай.
Олю Даша не убедила. Даша знает. По Олиному сердобольному лицу сразу видно — она не отступится. Даша вздыхает, отставляет заварничек, листья все рано свое уже отдали.
— Будь он наркоманом, например, ты бы, Оль, сразу поняла. У Никиты поведение ровное, характер не менялся, привычки тоже. Школу он не прогуливает, одноклассников не избегает, и они его тоже. Очень мало шансов, что он употребляет или торгует. На счет этого, Оль, можешь не беспокоится.
— Тогда откуда?
— Вот у него и спроси, — устало отрезает Даша, — я его к себе в кабинет за шкирку не потащу, это так не работает, он сам должен прийти. А пока не пришел — я бессильна. И ты тоже. Пусть ездит, пока не поймают.
— Или до первого ДТП, — заканчивает мысль Оля.
