Пасечник

Анна Лебедева, 2023

Обычный советский парень Егор, вернувшийся со службы в армии, не был готов к тому, что вместо СССР его встретит новая страна и новые порядки. И еще он не знал, что станет разменной монетой в руках бывшего друга Лехи по прозвищу «Пасечник». Бандитские разборки? Или вечное противостояние Добра и Зла – между страшными Выродками и светлыми Бессмертными? Повесть охватывает широкие временные рамки: период жизни кровавой графини Батори, годы правления царя Петра Алексеевича, время революции 1917 года, тяжелые годы Великой Отечественной Войны, эпоху СССР. Сможет ли выстоять Егор в этой кровавой схватке? И так ли черна душа Пасечника? Кто же настоящий враг?

Глава 7

Стол был шикарен. Пчелин вел себя как радушный помещик, добродушный и ленивый. Но Егор нутром чувствовал: добродушие и леность дружка — показные. Этакий волчара в пушистой овечьей шкурке. Все гости, восседавшие за «скромной» трапезой, не выглядели добрыми приятелями. Это были бойцы: серьезные, натянутые, как струны. Скажи им «Фас», сразу же дернутся в атаку и безмолвно сомкнут железные челюсти на шее жертвы.

Егор поковырял вилкой мякоть камчатского краба, попробовал устриц с лимоном и чуть не переплевался — гадость несусветная. Улитки ему тоже не понравились. Пчелин ухмыльнулся и приказал подать шашлык. Мясо, только что с мангала, щедро украшенное зеленью, торжественно принесли на огромном блюде. Рядом поставили резной поднос с горячим лавашом. Баранина, сочная, ароматная, мягкая, нанизана на шампуры крупными кусками.

— Нравится, привереда? — улыбнулся Леха.

— Пойдет, — Егор жевал баранину с удовольствием.

— Угодил, угодил, — протянул Пчелин, — а то, смотрю, не в коня корм. Не купишь наших пацанов заморскими яствами. Правильно, братва?

Сидящие за столом доберманы с квадратными челюстями молча закивали в ответ. Пчелин встал и жестами указал своим дуболомам: мол, сидите, кушайте, не беспокойтесь ни о чем, ребятки. А Егора, наоборот, пригласил последовать за ним.

Они прошли сквозь анфиладу многочисленных комнат, и Егор таращил удивленные глаза: ни дать, ни взять, Эрмитаж.

— Нравится обстановочка? — спросил его Пасечник.

— Странный контраст с жизнью обычных граждан поражает воображение, конечно, — вздохнул Егор, — только, вот честно, нафига тебе все это?

— Узнаешь потом, — ответил Пчелин.

Они оказались в очень странном помещении: небольшая комнатка с лифтом. Настоящим лифтом, коих предостаточно в каждом многоэтажном доме. Пчелин нажал кнопку вызова, и двери бесшумно открылись. Оба вошли в кабину, где Леха опять прикоснулся к единственной красной кнопке, одиноко расположенной на гладкой панели. Лифт послушно загудел. Только непонятно было, куда двигалась кабина — вверх или вниз. Три этажа, к чему такая роскошь, вроде инвалидов здесь нет. Егор решил не удивляться ничему. У Новых Русских свои секреты.

Поднимались (или опускались) достаточно долго. Егор начинал нехорошо беспокоиться. Леха все это время молчал и только улыбался, гаденько так, уголками губ. А у Егора просто руки зачесались. Может, и правда, по роже ему дать? Быков тут нет, не заступятся за хозяина. (Хозяина. Почему он так подумал? Где он это уже слышал?)

Наконец-то двери лифта открылись. Егор и Леха вышли в огромный (что?) зал? Оранжерея? Райский сад? Перед Егором открылся вид на берег моря, окруженный буйной зеленью. Вокруг распускались экзотические цветы. Над головой возвышались настоящие кокосовые пальмы, грозившие скинуть на гостей свои тяжелые плоды. Егор ступил на белый песок и удивленно уставился на Леху.

— Что за?

— Не обращай внимания. Декорация, и только, — ответил Пчелин.

«Декорация», действительно, поражала воображение. Синее небо, яркое солнце, крики чаек можно как-нибудь нарисовать, записать на пленку. Но откуда натуральный свежий морской воздух? И легкий бриз?

Егор когда-то, сто лет назад отдыхал с мамой на море, и на всю жизнь запомнил его запах: водоросли, соль, йод… Что за ерунда?

— Да не запаривайся так. Трехмерное изображение. А бриз, крики чаек — дело техники. Скоро и у нас в стране любой медицинский оздоровительный центр понастроит такие пляжи даже на Северном полюсе. Если руководство страны тупить не будет. — Леха подошел к пляжной душевой кабинке и коснулся стенки.

И вдруг пейзаж с морем, песком, небом и пальмами сдвинулся в сторону, словно дверь, оклеенная фотообоями. Взору Егора предстало квадратное помещение, похожее на лабораторию будущего. Белые гладкие стены, столики совершенно урбанистической формы, мониторы, зависшие в воздухе, прозрачные, будто сделанные из стекла, на которых бесконечным потоком бежали столбики непонятных символов и знаков.

— Не отставай, — Леха поманил Егора опять.

Он шагал мимо мониторов и множества другой, неизвестной аппаратуры, и вдруг опять прикоснулся к белой стене, которая тоже бесшумно отодвинулась в сторону.

Наконец, оба очутились в небольшой и уютной комнате. Обстановка комнаты не была похожа на предыдущую: дубовые панели, горящий камин, кресла, покрытые мягкими пледами, перед ним. Обилие красного дерева и милых глазу вещиц. Картины на стенах, блестящий кофейник на маленьком столике, буфет в завитушках, поблескивающий разноцветным стеклом. Светильники вокруг рассеивали приятный, не очень яркий свет.

— Присаживайся, — указал Леха на одно из кресел, — а я налью нам хорошего, доброго коньяка. Не волнуйся, я сейчас все расскажу. И прекрати делать такие глаза. Мы не в машине времени прокатились, не радуйся.

Он достал из буфета пузатую бутылку и такие-же пузатые бокальчики. Вкусно чмокнула пробка, и янтарная жидкость забулькала над бокальчиками. Пчелин подал один из них Егору, а сам выпил из своего.

Жидкось горячей лавой пролилась в горло, обжигая глотку и пищевод, но в груди потеплело, унялось сердце, бешено колотившееся, и в голове просветлело. Егор протянул Лехе пустой бокал: мол, налей еще. Леха повторил ритуал. После второго бокала стало легче, и Егор почувствовал, что готов выслушать этого странного человека, старавшегося всю жизнь казаться простым парнишкой.

— Готов?

Егор в ответ лишь кивнул головой.

— Ну так, граждане-пассажиры, пристегните ремни, мы взлетаем, — Пчелин вновь наполнил бокальчики.

— С самого моего детства я мечтал стать ученым, — начал он. А способствовал этой мечте мой героический дед. Ну, я тебе как-то рассказывал о нем.

У нас дома, в старой ленинградской квартире, дедовой, кстати, целый кабинет был ему отведен. Герой Труда, лауреат Сталинской Премии, короче, я все детство провел в лучах его славы. И корреспонденты Правды к нам хаживали не раз, и пионеры целыми отрядами чаи гоняли. Мама, помню, замучилась им всем чайник кипятить, бормоглотам.

В свое время дед участвовал в разработках по изготовлению атомной бомбы. До сих пор все засекречено, и наш старик до молчал об этом, как партизан.

В общем, и я так хотел. А потом, встав поумней, соображал по другому. Квартира — деду, машина — деду, личный водитель, путевки на море, спец-заказы — ему же. И деньги он получал нехилые. И почет ему, и уважение.

Правда, он нехилое образование имел, а у меня для этого мозгов не хватало. Усидчивости — ноль. Ну скучно мне в школе было, понимаешь? И тогда мой дедушка, чтобы не краснеть за меня, балбеса, рассказал одну очень интересную историю. Типа, мне, одному-единственному, любимому внучку! И больше — ни-ни! Государственная тайна, понимаешь. Я тогда уши развесил.

Оказывается, его институт трудился над важнейшей проблемой: создание идеального человека. Этот человек не испытывает страха и боли, не пьет и не курит, по бабам не бегает. Из его генома изъяты вредные гены, отвечающие за любовь к обжорству, за пристрастие к вредным привычкам. Такой человек не придаст и не продаст, потому что не ведает алчности и жадности. В общем, идеальный советский гражданин.

Над созданием идеальных немецких граждан работал еще до войны совсем другой институт и оставил кучу материала. Наши идею подхватили, и даже ученых, которых за лженауку-генетику посадили в тридцатых, в сороковых выпустили на волю. В дедов институт перенаправили.

Вот такую пургу прогнал мне мой дедушка. А вдобавок припечатал:

— Ты, — говорит, — внучек, должен стать моим преемником, я на тебя надеюсь. Но для этого тебе надо хорошо учиться.

И я, дурак, поверил. И начал зубрить все, что нам в школе училки задавали. Все подряд, до буковки. Так мне хотелось дедушкиным преемником стать. И школу закончил с золотой медалью даже. И в институт собрался поступать, дед обещал поспособствовать.

— Поступил? — криво улыбнулся Егор.

— Как же, поступил. Кто мне дал?

— Я и думаю, как это студент, вроде тебя, в армии околачивается, — Егору начинала надоедать околесица, которую нес Леха. Он бы давно уже послал дружка куда подальше, но странная лаборатория не давала покоя.

— Поступить мне не позволил мой дорогой дедуня. Он, видите ли, собрался помирать.

Перед смертью, торжественно простившись с родственниками и коллегами, он подозвал меня к себе. И такое рассказал, что вся его байда про создание идеального человека показалась более, чем реальной.

— Вот что, Алексей. Приготовься слушать и запоминать, — сказал тогда он. — Работу в институте приостанавливают. Сам понимаешь, перестройка, бездарное руководство. Виноградники додумались губить — что им наш многолетний засекреченный труд.

Дед приказал своим соратникам уничтожить все важные документы, перед этим создав копии, поместившиеся в одном файле. Тебе, Егор, долго объяснять, что это такое. И вскоре институт превратился в захудалый НИИ, каких тысячи по стране. А мне признался, что буквально в последние дни ученым удалось добиться невозможных, невероятных результатов: идеальный человек обладает не только умом, неподкупностью, идеальным набором генов, но и способностью не стареть! Представляешь, насколько удивительным оказалось это их открытие! Но кто теперь должен был стать куратором института? КГБ? Или ЦРУ?

«Для борща» не хватало лишь одного ингредиента. Носителя редкой группы крови. Почему? Тоже сложно объяснить. Но ученым нужен был мужчина определенного возраста, национальности, роста, веса, группы крови, цвета кожи, в общем… тебя. Дед прошерстил всю страну и узнал, где ты, и что с тобой.

Оказалось, что тебя отправляют в Германию. Что он посчитал весьма странным. Вот тут-то и выяснилось, что немцы не собирались бросать свои труды, а весьма активно, вкупе с американцами, развивались. Получилась, своего рода, конкурирующая фирма. И все-таки, несмотря на миллиарды долларов, вкладываемые в науку, они не могли найти человека, соответствовавшему тебе. То есть, твоему уникальному геному.

И ты поехал в ГДР. Ничего странного в этом не было. Поехал, и поехал. А потом бы ты исчез странным образом из части. Вот и все. Подумаешь… Пришлось мне отправляться туда же. Я прибыл за неделю до тебя. Со своей легендой, конечно, чтобы ни деды, ни конкуренты ничего не заподозрили. Со своей историей. Я должен был вести тебя и оберегать. И я это очень успешно делал. Не спрашивай, как. Не скажу.

Потом, чтобы не вызывать подозрений, я ушел «на гражданку», а за тобой следили другие. Догадаешься сам?

— Пругло?

— Садись, два. Промазал.

Дверь комнаты бесшумно раздвинулась и в помещение вошел… Костя Березинский. Тот самый недотепа Костя…

Егор привстал, чтобы обняться с другом, но не нашел в себе сил.

— А, здравствуй. Я думал, что ты тупой, Костян, — Егор даже руку ему не подал.

— Легенда, — скромно потупясь, ответил Константин, — не сердись, брат, раскрываться нельзя было. У ученых из-за лужи интересы забавные. Кто знает, в какую лабораторную мышь они бы тебя превратили. И ты — хорош. Без выкрутасов никуда. Я чуть не поседел тогда. А не хотелось, парень. И так непривычно в армию в такие годы идти.

— В смысле, я не понял, пацаны, — у Егора начали закипать мозги.

— В смысле, в смысле, — покачал головой Пчелин, — Это тебе не мальчик, Егор. Познакомься, Константин Петрович Березинский, старший научный сотрудник и верный соратник моего покойного дедушки.