Сейф за картиной Коровина

Анна Князева, 2014

Дайнеке уже не первый раз снился этот сон: женщина в красном платье пытается скрыться от убийцы, но он все же настигает ее… Приняв сон за предостережение, она решила узнать, у кого из ее родных и друзей есть красное платье, и увидела его на своей подруге Нине… Войдя в подъезд, Дайнека заметила: в прихожей соседней квартиры, где жила Нина, горит яркий свет. Дайнека распахнула дверь и наткнулась на подругу, лежащую у порога. Вокруг нее растекалась красная лужа, похожая на вино… Когдато Нина рассказывала о сокровищах, доставшихся ей от предка – владельца золотых приисков. Кожаная коробка была наполнена драгоценностями больше чем наполовину: старинные колье, браслеты, украшенные изумрудами и сапфирами, кольца, жемчуг. Сейчас сейф, в котором хранилась коробка, оказался пуст…

Глава 3

Роковое предчувствие

Переступив порог квартиры, Дайнека швырнула сумку в угол прихожей и направилась в комнату. Непреодолимое чувство тревоги преследовало ее. Она подошла к телефону и набрала номер.

— Слушаю, — прозвучал в трубке женский голос.

— Здравствуйте, Аэлита Витальевна. Я бы хотела поговорить с Ниной.

— Здравствуй, Людочка. А ты разве не знаешь, что Нина вернулась в свою квартиру? Неужели к тебе не забегала? Поверить не могу…

— Наверняка забегала, но я на даче была. Давно она переехала?

— Позавчера… повздорила с Семен Семенычем… — Аэлита Витальевна заговорила низким голосом: — Людочка, она говорила ужасные вещи, сказала, что не вернется, обвинила меня во всех смертных грехах. — Женщина расплакалась.

Дайнека молчала. Она знала, что Нина не ладила с отчимом, но ее мать старательно укрепляла «семью», которой никогда и не существовало. Всю свою жизнь Нина прожила у бабушки, в соседней квартире, на одной лестничной площадке с Дайнекой. Когда старушка умерла, Аэлита Витальевна перевезла дочь к себе. И, как показала жизнь, ничем хорошим это не кончилось.

— Людочка, — жалобно всхлипывала Аэлита Витальевна, — поговори с ней, ты же ее подруга, Нина тебя послушает…

— И что же мне ей сказать?

— Что я ее мать и желаю только добра, что она слишком молода…

— Аэлита Витальевна, — мягко возразила Дайнека, — Нине уже двадцать четыре.

— Для меня она всегда будет ребенком… — Неожиданно голос женщины изменился, и она вскрикнула: — Сема, положи трубку! Опять подслушиваешь? Да что же это такое!

Прозвучали гудки отбоя, и Дайнека тоже положила трубку. Однако тут же перезвонила:

— Простите, Аэлита Витальевна, забыла у вас спросить…

— О чем, Людочка?

— У Нины есть красное платье?

— Красное? — переспросила Аэлита Витальевна.

— Пожалуйста, вспомните, для меня это очень важно.

— Я не знаю, может, и есть… С ней ничего не случилось?

— Нет-нет, не волнуйтесь, ничего не случилось! Я сама у нее спрошу.

Повесив трубку, Дайнека осталась недовольна собой: не следовало ее тревожить.

Она набрала другой номер. В соседней квартире никого не было. Сообразив, что Нина еще на работе, Дайнека сбегала в прихожую за сумкой и, достав записную книжку, нашла ее рабочий телефон.

— А-а-а-ало-о-о… — Женский голос ответил с типичным московским вывертом.

— Здравствуйте. Могу я услышать Карташову Нину Анатольевну?

— Она полгода у нас не работает.

— Простите…

«Интересно, — подумала Дайнека, — почему все женщины Москвы по телефону говорят одинаковыми голосами, с одной и той же интонацией?»

Несмотря на десять лет, прожитых в Москве, она категорически не чувствовала себя москвичкой. То есть по статусу — конечно, но по состоянию души — нет. Дайнека с остервенением отскребала от себя слова-липучки и московский распевный, акающий говор.

Жаркий августовский день сменился не менее душным вечером. Дайнека остановилась у окна и бесцельно обвела взглядом двор, затем фасад дома напротив. Двор был безлюден. Сквозь тюль окна во втором этаже было видно, как в комнату вошла уже знакомая женщина в розовом и приблизилась к плечистому здоровяку, сидящему за компьютером. Тот не сразу заметил ее, а когда понял, что она стоит за его спиной, в бешенстве смахнул со стола бумаги и вскочил на ноги.

Белые листы закружили по комнате, падая каждый сам по себе ломаными, фантастическими траекториями. Метнувшись, женщина начала хватать листы в воздухе, потом опустилась на колени и стала подбирать их с ковра. Мужчина что-то крикнул. Не поднимаясь с колен, женщина сжалась, словно в ожидании удара, потом встала и покорно ушла.

— Свинья, — сказала Дайнека, глядя на мужчину. Отвернулась от окна и опять повторила: — Свинья…

Потом легла на диван. Чувство отрешенности овладело сознанием, и она с удовольствием погрузилась в полное забвение…

Женщина возникла в дверном проеме неожиданно, как будто материализовалась из воздуха. На ней было облегающее красное платье. Каштановые волосы, убранные в замысловатый пучок, гладко зачесаны у висков. Лица ее было не разглядеть.

Что-то все время ускользало от взгляда, и Дайнека никак не могла определить, что именно. Пыталась и не могла.

Позади женщины появился мужской силуэт.

— Дыня, — тихо сказала незнакомка, — мне страшно…

Силуэт за ее спиной растаял в вечернем свете.

Дайнека перевернулась на другой бок и неожиданно скатилась на пол. Сама не заметила, как уснула, уткнувшись носом в складчатую подушку дивана.

И тут раздался дверной звонок.

Потом залился снова, еще настойчивей, дольше. Дайнека рванулась в прихожую и распахнула дверь, даже не заглянув в глазок. При виде Нины застыла.

Та удивленно смотрела на подругу, пытаясь угадать причину ее потрясения. Наконец спросила:

— Тебе не нравится мое платье?

Она угадала, что именно занимало Дайнекины мысли. На Нине было красное облегающее платье. Каштановые волосы, зачесанные назад, свивались в замысловатый пучок на ее затылке. Она выглядела старше своего возраста и была похожа на женщину из другой жизни.

Несколько секунд Дайнека не могла выдавить из себя ни звука. Затем отступила в сторону, пропуская подругу в дом. Прошла в гостиную, уселась на диван и подняла глаза. Нина остановилась в центре комнаты.

— Гуляем!

Широким жестом она вынула из-за спины руку, в которой держала бутылку красного вина. Еще один взмах — и на стол упала коробка конфет. Доставая из серванта синие с позолотой фужеры, сказала:

— Смотри-ка, только два и осталось. Господи, сколько же мы их перебили!

Увидев сияющее лицо подруги, Дайнека прогнала тревожные мысли прочь.

Нина была высокой стройной девушкой. Каштановые волосы подчеркивали нежный цвет лица и бездонную синеву глаз. На мужчин ее роковая красота действовала сокрушительно. А на женщин… У большинства из них резко портилось настроение.

— Что-то случилось?

— Нет. — Дайнека встряхнула головой.

— Мне показалось, ты как-то странно на меня смотрела.

Спустив ноги на пол, Дайнека протянула руку к коробке. Взяла конфету и надкусила ее скорее для того, чтобы чем-то себя занять.

— За что гуляем?

— А разве нужен повод? — Нина улыбнулась. — Лето, солнце. Я — в этой комнате, рядом с тобой. Видишь, сколько у нас причин?

Она откупорила бутылку и налила в фужеры вина.

— Где ты была эти два дня?

— На даче.

— Как там Настена?

— Как корова на лугу. Пасется.

— Понятно. Ты уже успокоилась на ее счет.

— Давным-давно, — усмехнулась Дайнека. — Просто мы с тобой долго не виделись. В последний раз — полгода назад, после смерти Эльзы Тимофеевны. Потом ты уехала к матери.

— Недолго я продержалась. Поначалу было ничего, но вскоре стало невыносимо. Только бы попозже вернуться с работы и побыстрее заснуть. Понимаю, мать хочет, как лучше. Семья и все такое… Но какая он мне семья, Дыня? Папа Сема, он и есть папа Сема… Буду жить в своей квартире. В конце концов, я совершеннолетняя, если не сказать больше.

— Перестарок, — поддакнула Дайнека.

— Умеешь ты меня поддержать, — улыбнулась Нина и протянула Дайнеке мобильник: — Дай-ка ты мне номер твоего телефончика, сохраню его в памяти под нежным именем Дыня.

— Аппаратик-то новенький… Откуда такие деньги? Он ведь не меньше тридцати тысяч стоит.

— Догадайся.

— Подарок?

Нина кивнула.

— Леха? — спросила Дайнека.

— Я тебя умоляю…

— Расстались?

Нина снова кивнула.

— Наконец-то… — Дайнека покрутила в руках телефон: — Я такой в рекламе сегодня видела.

— А у меня уже свой есть. Иди сюда, мой сладенький…

Нина протянула руки. Склоняясь над столом, она случайно задела бутылку и от неожиданности выронила аппарат.

Потом они наблюдали за тем, как падает телефон, как криво катится по столу бутылка, как, пульсируя, выплескивается на пол вино, образуя кровавую лужу. Фужеры падали медленно, и было ясно — они обречены. Все случилось за считаные секунды, но казалось, зрелище длилось и длилось…

Очнувшись первой, Дайнека одной рукой схватила бутылку, из которой все еще вытекало вино, а другой подняла телефон. По его наружной панели пролегла извилистая трещинка, напоминающая латинскую букву «V».

Нина сидела на корточках, и вид у нее был такой, будто она вот-вот зарыдает во весь голос. Глядя на синие осколки, Нина пробормотала:

— Последние были… Видно, не пить нам с тобой больше, Дыня…

Выражение обреченности на лице подруги вернуло Дайнеку в состояние тревоги, но она не была готова к разговору на неприятную тему.

— Брось, всего-то фужеры, — сказала Дайнека и сама поверила в это.

Нина будто очнулась.

— Надеюсь, — сказала она и села в кресло. — Не буду пока рассказывать, не хочу сглазить, но скоро, очень скоро у меня все переменится. Ты даже не представляешь, насколько. Только не обижайся, но сейчас правда ничего не могу сказать. Есть одна проблемка. Но как только все образуется, обещаю, ты узнаешь первой. Кстати, я завела собаку. Привязалась дворняга у метро, я ее покормила, а уходить она отказалась. Вот и живет теперь у меня Тишотка.

— Кто? — переспросила Дайнека.

— Тишоткой ее назвала. Смешная очень.

— Хорошо, решай свои проблемки, стратег. Нужно достать другие фужеры…

Она пошла к серванту. По пути кинула на стол сигареты.

— Кури…

— Я больше не ку-рю-ю-ю, — пропела Нина.

Дайнека остановилась и спиной почувствовала: за этим что-то последует.

— У меня будет ребенок.

— Как ты могла забеременеть?

— Как все.

Дайнека повернулась и посмотрела в глаза подруге:

— От всех тебя отличает одно печальное обстоятельство — ты не умеешь выбирать мужчин, — раздельно, почти по слогам, проговорила она.

Нина неловко поднялась с кресла.

— Господи, Дыня, уже восемь! Я побежала, прости. Заскочу позже, после двенадцати. О’кей?

Последние слова она выкрикивала уже из коридора.

— О’кей.

Дайнека закрыла дверь и побрела в ванную за тряпкой.

Пока вытирала пол, ощущение беспокойства усилилось.

— Тишотка, — тихо прошептала Дайнека. И повторила: — Тишоточка…

Выбросила осколки в мусорную корзину и вернулась в комнату. Раздраженная, хлопнулась на диван, стараясь не думать о том, что, ощущая себя маленькой старушонкой, на самом деле она изнывала без приключений, без опасных глупостей, без романтики. Она изнывала без любви.

— Если сегодня вечером останусь дома — задницей врасту в этот диван.

Выбора не было. Дайнека пошла рисовать глаза — ее ожидал вечерний город.

Москва замерла в ожидании сча-а-а-стья-я-я!