Персиковый мед Матильды

Анна Данилова

Если вначале поездка в Германию и пребывание в качестве гостей-туристов в немецком замке Зоммерберг и приносило новобрачной Кате Миллер удовольствие, то вскоре все неуловимо изменилось. И замок теперь кажется Кате местом скопления готических кошмаров. Катя винит во всем своего молодого мужа Cашу – похоже, он напрочь забыл, что они поженились, хотя на словах по-прежнему страстно в нее влюблен. Но тогда зачем он оказывает знаки внимания русской горничной Татьяне – женщине, намного старше его? И что нужно Саше от замкнутой, холодной немки Луизы Бор, владелицы замка? А вскоре до обитателей замка доходят слухи из соседнего городка Раушенберга: там обнаружено тело давно пропавшей Матильды Эш…

4. Раушенбург

День был солнечным и теплым, воздух казался наполненным янтарной пылью, а лес, такой прежде мирный, тихий и всегда готовый поделиться своей прохладой, в ту минуту, когда Кристина Эш выходила из машины с Йоханом, показался ей мрачным, полным тайных захоронений, а сухие и блестящие хвойные иголки под ее ногами — оранжевыми от подсохшей крови.

— Я многое бы отдал, окажись все простым кошмаром, а платье Матильды мне приснилось, — прошептал Йохан, беря мать под руку и подводя ее к тропинке, ведущей в лес. — Ну что, идем?

Кристина оперлась на руку сына и двинулась вперед, с трудом передвигая непослушными ногами. Они все шли, шли, и хотя она умом понимала, что путь короткий, но почему-то он давался ей с великим трудом. Ей показалось, что они прошли уже через весь лес — настолько она утомилась, впору было сесть на землю, отдохнуть. Солнце заигрывало с ними, дробясь на яркие лучи среди розоватых стволов елей, ослепляя, исчезая и появляясь вновь, чтобы позолотить пышные зеленые ветви, согреть вошедших в лес людей своим теплом, может быть, успокоить их.

— Мама, это здесь, — вдруг напряженным, высоким, каким-то не своим голосом произнес Йохан. — Постарайся взять себя в руки.

Кристина подошла к сыну сзади, крепко схватив его за руку, встала слева от него и увидела ель, на ветвях которой висело полуистлевшее платье Матильды. Да, это точно было ее платье. Белое в розочках.

— Осенью шли дожди, потом была зима. Бедное платье! Бедная Мати! — прошептала Кристина, глотая слезы. — Что будем делать, Йохан?

— Не знаю. Я только одного никак не пойму: как могло случиться, что это платье никто прежде не заметил? Ведь Мати знали все в Раушенбурге, ее наряды примелькались… Во всяком случае, молодые девушки, знакомые Матильды, знали это платье, они не раз бывали здесь на машинах со своими дружками. Да в лесу столько пикников устраивалось! Почему никто не заметил? Тем более все отлично знают, что Мати пропала.

— Не знаю. Может, место такое глухое. Никто тут не был, да и на машине в чащу не проберешься.

— Неподалеку отсюда еще одна дорога проходит, совсем рядом, если ехать со стороны замка. Так что удивительно…

— Йохан, какая разница, видел кто-то платье или нет, главное — мы увидели. Я понимаю: с Мати стряслась беда, и все это произошло здесь. И моей дочери, — лицо Кристины застыло, по щекам покатились крупные слезы, — уже, наверное, нет в живых. Мы не можем вернуть ее к жизни. Но раз она погибла здесь, раз ее здесь… убили… В память о нашей Мати мы должны найти тело и похоронить ее как положено. А того, кто надругался над ней и убил, надо наказать.

— Значит, мы все-таки обратимся в полицию?

— Сами мы ничего не сможем.

Кристина присела и провела ладонью по прохладным, потемневшим в тени, густо рассыпанным хвойным иголкам, словно ее материнская ладонь могла почувствовать, где именно зарыто тело дочери. Но внезапно пальцы ее нащупали что-то упругое и нежное. Она разрыла верхний слой хвои и влажной земли и увидела оранжевый свежий рыжик.

— Господи, Йохан! Смотри — грибы.

Она подняла голову и увидела сына, прислонившегося к стволу ели. Лицо его было белым.

— Что с тобой, Йохан? Тебе плохо?

И тут она заметила в его руках что-то светлое.

Это была туфля Матильды. Бело-розовая, перепачканная землей. Сильно подпорченная влагой, покрытая плесенью.

— Мама! Я звоню в полицию!

— Подожди. Я думаю… — Кристина судорожно размяла пахучий рыжик и швырнула грибные комки на землю. — Главное — ничего не трогать. Вернемся домой и все обсудим. Решим, как действовать дальше.

Говоря это, она вдруг поняла, что испытывает странное чувство облегчения от того, что теперь точно знает: ее дочь где-то здесь, пусть и мертвая. Теперь не придется по ночам вздрагивать от каждого звонка или стука в дверь в ожидании, что приедут и скажут: тело вашей дочери найдено. Она сама — так уж сложилось — нашла его. И хотя бы одну эту ночь она будет спать спокойно. Кристина понимала, что это спокойствие — просто передышка, а потом начнется настоящий кошмар. И это чувство, словно где-то внутри отпустило нечто, что прежде тянуло, ныло, причиняло ей чуть ли не физическую боль, тоже несет в себе печать душевной болезни. Она ведь должна сейчас плакать и рыдать, рвать на себе волосы, зная, что стоит на земле, пропитанной кровью ее дочери. Но, с другой стороны, кто знает, как именно, точнее сказать, насколько естественно повела бы себя любая другая мать, окажись она на ее месте? Где прописаны правила для подобной ситуации? Каждый ведет себя так, как чувствует. А она ощущает одно — желание вернуться домой и хорошенько выспаться. Главное, чтобы об этом не узнал Йохан. Он не поймет ее.

— Думаешь, я должен положить туфлю туда, где она была?

— Да. И едем домой. Я должна все обдумать. Вернее, я и так знаю, что надо делать. Просто мне кажется, что мой рассудок еще не принял весь этот кошмар. И я хочу понять, насколько плохо себя чувствую. Готова ли я к тому, чтобы разворошить это дело.

Она произнесла все это — и сама изумилась тому цинизму, который, как вирус, завладел ею. Да разве можно сомневаться в том, что следует немедленно обратиться в полицию?!

— Хорошо, мама, — покорно сказал Йохан, положил туфлю на землю, даже слегка присыпал ее землей, подставил локоть, чтобы мать могла опереться на него, и они вместе, поддерживая друг друга, вышли наконец из леса.

— Как холодно, — стуча зубами, произнесла Кристина.

Дома они пили горячий кофе и говорили о Матильде.

— Да, конечно, она была сумасбродной девочкой, любила выпить, погулять. Но не убивать же ее за это! Многие замужние женщины ведут себя еще хуже, приводят в дом, в семейную спальню, любовников, пока муж на работе.

Йохан слышал это от матери уже не первый раз. Да и что ей оставалось делать, как не защищать Матильду? Особенно теперь, когда ее не стало.

— Я понимаю, нехорошо так говорить, но образ жизни Мати… Разве она не понимала, чем могут кончиться ее похождения с малознакомыми мужчинами? Она говорила, что находится в поиске, не нашла пока еще мужчину своей мечты, и если будет вести себя слишком скромно, то как же она узнает мужчину — чего он стоит? Матильда позволяла себе такое… неудивительно, что она закончила свои дни именно так. — Йохан с горечью махнул рукой и закрыл лицо, чтобы мать не увидела выступившие на его глазах слезы. — Думаешь, раз я так говорю о ней, то мне ее не жалко? Я любил Мати, и она это отлично знала. Я всегда давал ей деньги, помогал во всем, даже позволял пользоваться своим телефоном, если она, к примеру, не могла дозвониться до какого-нибудь своего ухажера. Да что теперь вспоминать…

— Мужчина ее мечты… — произнесла Кристина задумчиво и тяжело вздохнула. — Разве могла она предположить, что это ее найдут? Мертвую! Что ты думаешь о том, как она погибла?

— Во всяком случае, ее никто не насиловал. — Йохан налил себе еще кофе. — Она была не их тех, кого надо долго уговаривать. Просто попался садист, вот и все. Мало ему было удовольствий… Скотина!

Он в сердцах швырнул попавшееся под руку кухонное полотенце и застонал.

— Ладно, сынок, звони в полицию. Чувствую, не успокоюсь до тех пор, пока не найдут убийцу Мати.

Кристина приняла наконец решение.

— Ты уверена, мама? — Йохан с тревогой посмотрел на нее. Жуткая картина разрытой земли и извлеченного оттуда разложившегося тела — вот что увидел он внутренним зрением, и ему показалось даже, что в кухне дурно запахло. — Ты выдержишь?

— Я понимаю, это будет тяжело, но, если мы этого не сделаем, Мати будет приходить ко мне во сне и просить похоронить ее. Люди говорят, что такие случаи бывали. Постараюсь взять себя в руки. У меня в аптечке полно разных таблеток, есть и очень сильные. Выпью и как-нибудь переживу весь этот кошмар.

Йохан подумал, что ни он, ни мать — никто не знает, что их ждет дальше и как будут развиваться события. Но мертвая Матильда — все равно их Матильда, и ее надо похоронить. Что же касается ее убийцы, то надо все хорошенько обдумать. Хотя разве не с Фридрихом, этим сумасшедшим бродягой, ее видели незадолго до исчезновения как раз в этом лесу? Только где искать этого проходимца, если он пропал почти одновременно с Мати? Да и полицейские, услышав о том, что Фридрих был последним, с кем видели Мати, лишь отмахнутся: все знают, что у Фридриха не все в порядке с головой, он не может подолгу жить в одном месте, мотается, как перекати-поле, ему нет смысла убивать Мати. А кому вообще был смысл ее убивать? Кому она помешала?

Йохан спустился вниз, чтобы мать его не слышала, и позвонил в полицию.

— Моя фамилия Эш. Йохан Эш. В прошлом году пропала моя сестра, Матильда Эш. Да, конечно, я знаю, вы помните. Так вот. В лесу, неподалеку от замка «Зоммерберг», я случайно обнаружил платье и туфлю своей сестры…