Когда меня не стало

Анна Данилова

Чудом оставшаяся после взрыва машины вдова погибшего адвоката Изабелла пытается вычислить таинственного убийцу мужа. Неведомая рука убирает — одного за другим — возможных свидетелей, бывших клиентов адвоката. Буквально на полшага опережает Изабеллу безжалостный преступник. Удастся ли ей распутать этот кровавый клубок ненависти, ревности и предательства?

Глава 4

19 июля

В половине первого они подъехали на машине к воротам кладбища. И, как оказалось, вовремя. Провожающие в последний путь Макса Лермана и его супругу Изабеллу высыпали из микроавтобусов и столпились возле большой могилы, куда Марк Фишер и Давид Парсамян с помощью еще нескольких мужчин несли два больших полированных деревянных гроба с массивными витыми ручками.

— В одном из них, должно быть, лежу я.

— Не надо говорить об этом. Постарайся абстрагироваться от происходящего. В конце концов, вполне могло случиться, что в момент взрыва рядом с машиной, куда намеревался сесть твой муж, находилась какая-нибудь женщина. Я слышал, что пожар был сильный, поэтому неудивительно, что на месте взрыва нашли женские останки. И если ты не хочешь объявляться — это твое личное дело. Ты наверняка начиталась бульварной литературы, и теперь, по законам жанра, ты будешь мстить. Это понятно.

— А вы мерзавец. — Она повернулась и больно ущипнула сидящего по левую сторону от нее Григория Александровича за руку. Он даже ахнул.

— Перестань хулиганить. И вообще, ты — сейчас, во всяком случае, — должна вести себя подобающим моменту образом: сидеть смирно и проникаться всеми соответствующими чувствами…

— Вы циник. Я не вижу Макса, и мне трудно представить себе, что в одном из этих шикарных ящиков действительно лежит Макс. Я должна выйти из машины и заглянуть в окошко. Там же есть прозрачное окно? Скажите, есть? Давайте подъедем поближе, встанем в сторонке, но так, чтобы я могла хоть что-нибудь увидеть… Вы не ответили, там есть окошко?

— Есть, конечно. Но не советую тебе смотреть на пригоршню обгоревших костей. Это неэстетично. Даже если кости покоятся на белом атласе. Пусть Макс останется в твоей памяти красивым молодым человеком, таким, каким он выглядел на вечеринке в «Европе».

— Согласна. Но если я захочу выйти, не останавливайте меня…

Они подъехали поближе, и, конечно же, появление черного «Мерседеса» рядом с процессией не могло не обратить на себя внимание. На них оборачивались, но за тонированными стеклами все равно никто ничего бы не увидел.

— Стоит тебе сейчас выйти, как у тебя начнутся сложности, я просто предупреждаю.

— Вы хотите сказать, что меня попробуют убить, чтобы уничтожить последнего представителя семьи Лерманов?

— Ты еврейка?

— Я — интернатка. Это моя настоящая национальность. Вы можете мне не поверить, но и Макс тоже из детдома. Просто он был очень красивым мальчиком, и его взяла на воспитание одна еврейская семья из Львова.

— Как ты думаешь, кто-нибудь сообщил родителям о его смерти?

— Не думаю. У них нет адреса. К тому же Марк и Давид неспособны на такие подвиги. Они слишком занятые люди, чтобы заниматься подобными мелочами. Я ненавижу их.

— И как давно?

— Что?

— Как давно ты их ненавидишь? Ведь еще совсем недавно ты была с ними дружна…

— А я отвечу. Причем довольно конкретно. С 15 июля.

— Понятно.

Гробы поднесли к могиле, Марк, высокий полноватый мужчина, принялся что-то говорить.

— Я ничего не слышу, — простонала Зу-Зу. — А ведь он говорит о том, какими мы были хорошими. Какая же мерзость — притащиться на собственные похороны! Поедем отсюда.

Но в последний момент она вдруг больно ухватила Григория Александровича за все ту же руку, которую недавно щипала, и, почти прижав лицо к прозрачному тонированному стеклу, устремила взгляд покрасневших от слез глаз в пространство.

— Что ты там увидела?

— Тсс… — Она махнула рукой, что означало: не мешайте мне, и сощурила глаза, пытаясь, очевидно, разглядеть кого-то в толпе. — Мне кажется, что я схожу с ума. Вы не поверите, но я только что видела Макса. Правда, он был постаревший лет на десять. Теперь, наверно, он будет мне мерещиться всюду. Бедный Макс… А ведь мы с ним решили сбежать с этого чертова дня рождения, чтобы просто побыть вдвоем…

Она отняла лицо от стекла, и Григорий Александрович увидел, что глаза ее полны слез.

— Ты бы поплакала по-настоящему. Иди ко мне… — Он обнял ее, прижал к себе, и ему стало легче, когда он почувствовал, как рыдания, которые она сдерживала с самого раннего утра, как только поднялась и начала готовиться к похоронам, прорвались наружу. Плечи Беллы вздрагивали, тело сотрясалось, а из горла ее вырывались глухие надсадные стоны со всхлипами. Она должна была давно дать волю своим чувствам.

Он гладил ее по голове и целовал в теплые, душистые волосы:

— Плачь, плачь…

И вдруг она резко подняла голову:

— А где же музыка? Почему никто не позаботился об оркестре? Неужели денег не нашлось? Мерзавцы! Ведь Макс так много для них сделал! Негодяи…

Она рвалась наружу, а он ее не пускал. Успокаивал как мог.

Более того, ему пришлось завести машину, чтобы отъехать немного подальше, чтобы крики и ругань Беллы не услышали присутствующие на похоронах люди.

— Взгляните вон на ту даму в черной шляпе с широкими полями и под вуалью, как в кино… Это не кто иная, как Вера Фишер. Мы дружили семьями. Ее муж Марк и Макс просто души друг в друге не чаяли. Но он оказался таким жмотом! Не пригласить музыкантов! А ведь мог бы нанять самых задрипанных трубачей из музыкального училища, ему бы это обошлось всего в пятьсот тысяч! Ненавижу… У Веры одна шляпка стоит нескольких таких оркестров… А я уверена, что, умри Марк, Макс бы отгрохал ему такие похороны… Он бы и гроб ему из хрусталя заказал… И симфонический оркестр с шопеновским маршем, все как положено… Негодяи…

— Откуда у Макса такие деньги?

— Он был хорошим адвокатом.

— Я бы не хотел, чтобы ты чрезмерно идеализировала своего Макса. У меня много знакомых адвокатов, но ни один из них не был в состоянии купить себе квартиру в том доме, в котором жили вы… Это очень дорогая квартира…

— Правильно. У Макса были связи. Это и ребенку ясно. Кроме того, существуют какие-то люди, которые работают с ЕГО акциями…

— Ты видела этих людей?

— Нет, конечно. Хотя Борисов их наверняка знает.

— Борисов, это друг Макса, на даче которого ты провела ТУ ночь?

— Да. Игорь как-то связан с теми людьми. Их любимые слова «биржа» и «прибыля…». Именно не прибылИ, а прибылЯ…

— Я понял. Ну что, ты немного успокоилась? Посмотри, гробы опускают в землю.

— Может, мне все же выйти из машины и кинуть в могилу горсть земли?

— Мы можем вернуться сюда вечером, и ты по-настоящему, по-своему простишься с Максом.

— Хорошо. Тогда поедемте отсюда… Или нет, подождите…

Машина стояла на достаточно большом расстоянии от могилы, но Белла, приоткрыв немного окно, все же прошептала, обращаясь в сторону процессии:

— Макс, прощай.

* * *

Обедать она отказалась. Лежала на диване с мокрой повязкой на голове и смотрела на потолок.

— Я не понимаю, у вас что, нет никаких дел? Вы что, пенсионер?

— Нет. Но я могу себе позволить побыть дома рядом с тобой, поскольку знаю, что есть люди, которые хорошо справятся с моей работой…

— Чем вы занимаетесь? У вас прекрасная квартира, машина, деньги… Вы случайно не мафиози?

— Как это ты догадалась?

— Я пошутила. Так кто вы на самом деле?

— У меня газ.

— Понятно. Газ — это деньги. Так говорил Макс.

— Он правильно говорил. Что ты намерена предпринять в ближайшее время?

— Оплакивать горячо любимого мужа. Я не знаю, если честно, с чего начать… Дело в том, что, пока я не встретила вас, у меня был разработан план. Не Бог весть какой, но все же план. И заключался он в том, чтобы нагрянуть в адвокатскую контору «Алиби», которую возглавлял Макс, и забрать из его сейфа документы… Понимаете, все дело в его клиентах, как мне кажется. Вера говорила кому-то на вечеринке (а я невольно подслушала), что он не выполнил какие-то обязательства перед кем-то… Видите, какая простая схема. Якобы не передал взятку судье, и та (или тот) вкатили кому-то срок, а то и вовсе приговорили к вышке. Насчет срока и вышки это я додумала сама, но насчет невыполненных обязательств — я слышала. Поэтому вполне логично было бы составить список его клиентов, проанализировать, с кем из них Макс (по словам Веры) обошелся несправедливо и кто, соответственно, мог его наказать таким страшным образом. Кроме того, мне просто необходимо найти человека, который имел бы доступ к информации по делу Макса… Ведь в прокуратуре наверняка заведено уголовное дело в отношении убийства… Сейчас экспертиза работает над остатками взрывчатки, анализирует, словом, все как положено…

— Я не уверен в этом…

— Это еще почему?

— Я не хотел тебе говорить, но, по слухам, твой муж работал на губернатора Володарского… Тебе об этом что-нибудь известно?

— Макс работал на Петра Филипповича? Я впервые об этом слышу.

— Якобы твой муж помогал ему переправлять деньги в Швейцарию.

— Это было бы прекрасно. Во всяком случае, это многое бы объясняло. Деньги, например…

— Вот ты и начинаешь просыпаться.

— Вы хотите сказать, что это сам Володарский помог Максу отправиться на тот свет? Потому что тот слишком много знал?

— Может быть, и так. Это все слухи. И мне понадобится много времени, чтобы проверить их.

— Слишком уж просто. Проще даже, чем месть клиента.

— Все крупные преступления весьма просты в своем принципе. Ведь речь идет об огромных суммах, а это может быть связано либо с такими аферами, как губернаторские, либо с бриллиантами или золотом, либо с антиквариатом (но это слишком хлопотно), либо…

–… знаю, с наркотиками.

— Правильно.

— А как же сильные чувства, такие, как страх, ревность, месть?..

— Про месть мы уже говорили. Ему могли действительно отомстить клиенты, которым он пообещал, предположим, свободу, но сам своих обязательств не выполнил, а человека посадили в тюрьму или же дали ему большой срок. Вместо обещанного маленького. Что касается страха… то здесь надо подумать. И если говорить о ревности, то речь, очевидно, идет о тебе самой? Это не ты, случаем, заложила бомбу в машину, а потом отправила туда Макса?

— Нет, это не я. Даже если бы я узнала о том, что он изменяет мне, я все равно не стала бы убивать его. Таких, как Макс, — единицы.

— Что ты имеешь в виду?

— Все.

— Ты себя нормально чувствуешь?

— Не знаю. Мне как будто бы хочется спать, но почему-то не засыпаю. Кстати, я вспомнила, что забыла купить пижаму.

Григорий Александрович встал с дивана, на котором сидел рядом с Беллой, отошел чуть в сторону и залюбовался. Она сложилась почти пополам, поджав ноги и едва не касаясь острыми коленками подбородка. Волосы ее слегка растрепались и влажными завитками прилипли к виску. Кончик маленького аккуратного носа порозовел, а под глазами цвета изумрудов залегли сиреневые круги. Она была так нежна, так беззащитна, что он едва сдерживался, чтобы не вернуться к ней.

— Ой, вот только не надо смотреть на меня так!.. Вы прямо раздеваете меня своими бесстыжими глазами. — Но она говорила это не зло, а скорее иронично и даже как-то по-доброму, словно мягко журила его за вспыхнувшие в нем желания. — Сколько вам лет?

— Сорок пять. Много?

— Если честно, то я совершенно не умею определять возраст мужчин. Но когда я увидела вас впервые, то подумала, что вы годитесь мне в дедушки.

— В отцы, это еще понятно, но в дедушки… неужели я так старо выгляжу?

— Нет, конечно.

В этот момент в дверь позвонили.

— Кто это? — Белла испуганно посмотрела в сторону прихожей. — Вы ведь никому не говорили про меня?

— Успокойся. Это ко мне.

— Женщина, которая убирает у вас?

— Нет, это, наверно, Руфь.

— Руфь? Какое странное имя.

— Ничего странного. Лежи спокойно и ни на что не обращай внимания. Просто я совершенно забыл, что она должна ко мне прийти…

— Она ваша подруга?

— Любовница, если быть точнее.

— Она замужем?

Звонок повторился.

— Да, разумеется…

Она собиралась сказать ему что-то еще, но он, извиняясь взглядом и разводя руками, пошел открывать.

Руфь — невысокая, рыженькая, в пестром шелковом широком платье, залетев в гостиную и увидев Беллу, лежащую на диване, отпрянула назад и сразу же оказалась в объятиях Григория Александровича.

— Успокойся, Руфиночка, это моя племянница, приехала погостить и узнать насчет поступления в университет.

Белла, прикрытая большим пледом, еще глубже зарылась в него и замерла, незаметно наблюдая за Руфиной.

— Ну что, пойдем? — мягко проговорил Григорий Александрович, уводя гостью в прихожую, и Белла услышала, как за ними захлопнулась дверь спальни.

А что бы она хотела? Чтобы он жил в заточении лишь потому, что в его квартире прячется полусумасшедшая девица, которая считается умершей и которая заранее объявила о том, что не намерена спать с ним? Это же глупо. Но и поступать так, как поступил сейчас Григорий Александрович, тоже было не менее глупо. Как вообще можно заниматься такими делами, когда в квартире находится посторонний человек?

Макс говорил, что мужчины устроены иначе, чем женщины. Он мог заниматься этим при каких угодно обстоятельствах. Но то был Макс, ему было всего лишь тридцать семь, а Григорию Александровичу сорок пять.

Зу-Зу попыталась представить себе, как выглядит ее благодетель в раздетом виде, и решила, что, пожалуй, очень даже ничего… Она могла, конечно, ошибаться, но у него, по ее представлению, было стройное, хотя и немного суховатое тело, впалый живот и наверняка покрытая курчавой серебристо-черной шерстью грудь. Как на голове. А тон кожи — смугловатый.

Она тряхнула головой, отгоняя от себя непотребные мысли. «Макс, я просто постаралась быть объективной».

Она уснула. А когда проснулась, часы на стене показывали уже половину восьмого вечера. Она услышала голоса, раздававшиеся со стороны прихожей.

Зу-Зу встала, вышла из гостиной, прошла несколько шагов и остановилась перед дверью спальни. Она разозлилась на то, что люди, которые сейчас там разговаривали, даже не потрудились прикрыть за собой дверь. И, конечно же, она заглянула туда.

Она увидела кровать, а на ней голую Руфину, которая о чем-то увлеченно рассказывала Григорию Александровичу, который был в синем длинном халате, полностью скрывающем его тело. Однако, слушая женщину, он машинально водил рукой по ее животу, доставляя ей, наверно, неслыханное удовольствие.

Зу-Зу вернулась в гостиную и снова легла на диван. Ей было стыдно признаться в том, что именно сейчас, когда она выспалась, ей вдруг захотелось оказаться на месте этой рыжей кошки — Руфины. И пусть это будет даже с сорокапятилетним Гришей.

Потом раздался звук захлопывающейся двери: ОНА ушла.

— Извини. — Григорий Александрович в домашних брюках и черной рубашке навыпуск показался в проеме двери. Он выглядел немного усталым и виновато улыбался. — Но ведь ты спала?

— Да, я спала. Сначала. А потом проснулась и захотела вернуться к Борисову на дачу. У вас своя жизнь, а у меня своя. Я не могу так.

— Как?

— Будто вы ничего не понимаете. Разве можно заниматься такими вещами в присутствии чужого человека?

— Но ведь мы были в другой комнате, к тому же ты спала… Я не понимаю твои претензии.

— Это ваше право. Но у меня свое мнение на этот счет.

— Она соскучилась и прибежала ко мне. Не мог же я отказать ей…

— Как у вас, у мужчин, все просто…

— Мы можем заняться делом.

— Каким еще делом? — Она почувствовала, как по спине ее пробежали мурашки. Она вспомнила мужскую руку, поглаживающую живот женщины…

— Составить план дальнейших действий.

— Отлично. Тогда пишите.

— Ты уже все решила?

— Да. Я раздумала идти в «Алиби». Я и так знаю практически всех клиентов Макса. Берите ручку и записывайте. Клиент номер один: Родион Исханов — директор кондитерской фабрики.

— Мы будем соблюдать хронологию?

— Нет, с этим ничего не получится. Я знаю, что он обратился к Максу недавно, причем с каким-то совершенно мелким вопросом. Речь шла о превышении полномочий его зама, фамилию которого я не знаю. Якобы он, этот зам, за спиной своего шефа, Исханова, продавал в соседний магазин и находящуюся неподалеку от фабрики пекарню сливочное масло, арахис и ваниль. А деньги, понятное дело, прикарманивал. Написали?

— Разумеется.

— Номер два: Снегин, инициалов не знаю. Директор химического комбината. Приходил его сын, Снегин-младший, просил Макса помочь изменить отцу меру пресечения и вернуть его до суда домой. Его отец обвиняется во взятке.

— Он взял или дал?

— Одну взял, другую дал. Нити ведут в администрацию. Им нужна была «галочка», это как-то связано с чисткой рядов… Понимаете, Снегин оказался крайним…

— Понятно: показательное выступление прокуратуры под грифом «Борьба с коррупцией».

— Совершенно верно. Я вижу, несколько часов, проведенных с этой рыжей, пошли вам на пользу…

— Не хами.

— Хорошо, не буду. Третий номер: Инга Сосновская. Стерва. Взяла из нашего Томилинского интерната двенадцатилетнюю девочку на воспитание. И, что самое удивительное, взяла совершенно спокойно, без проволочек, и это при том, что она: а) не замужем; б) у нее уже есть один внебрачный ребенок, мальчик шести лет; в) она живет в однокомнатной квартире; г) к тому же является безработной. Как, скажите, ей могли отдать девочку?

— Ты хочешь сказать, что она ее удочерила?

— Именно. Она наняла Макса, чтобы он помог ей избежать тюрьмы: как выяснилось, эта Инга Сосновская в течение трех месяцев избивала девочку, держала ее впроголодь, запирала на целый день в ванной комнате или вообще привязывала на балконе… Девочка сбежала от Сосновской и вернулась в интернат. Она была в ужасном состоянии: у нее к тому времени уже было двустороннее воспаление легких, многочисленные ушибы и ссадины, следы побоев и к тому же еще травмированные половые органы, включая прямую кишку… Ее явно насиловали.

— Это тебе рассказал Макс?

— А кто же еще?

— И он согласился защищать Ингу?

— Он адвокат. Профессионал. Это его работа.

— Но какая-то чисто человеческая установка-то у него должна быть?

— Нет, он, как правило, просто констатировал факты.

— Понятно. Эта дама сейчас в тюрьме?

— Нет, конечно. Дома. Ее отпустили под залог.

— Кто следующий?

— Это вообще непонятная история. У Макса есть друг, сегодня вы его видели. Давид Парсамян. Так вот, его двоюродный брат обвиняется в изнасиловании несовершеннолетней. Давид просил Макса помочь изменить меру пресечения и отпустить Гарика под залог. Давид не верит в то, что его брат способен на такое. Макс обещал помочь.

— Он уже успел что-то предпринять?

— Да, он присутствовал на первом заседании суда и потребовал представить ему результаты психолого-психиатрической экспертизы потерпевшей… Дело в том, что там довольно запутанная история. Когда мы будем заниматься этим, я расскажу поподробнее… Эта потерпевшая села в машину к Гарику в десять вечера в конце октября и была не прочь прокатиться с ним за город… Вам это о чем-то говорит? Гарик якобы изнасиловал ее. На следующее утро она обратилась к врачу, который и подтвердил факт изнасилования, но девочка была вся в засосах трехдневной давности… Кроме того, ее показания сильно отличаются друг от друга. А выглядит эта «потерпевшая» (я видела ее в коридоре суда, специально ездила, чтобы посмотреть ей в глаза, ну и из любопытства, конечно) как самая настоящая коровушка… Здоровенная девица, развитая не по годам, с похотливой мордахой…

— Суд был закрытый?

— Разумеется. Но я подслушивала от нечего делать.

— Кто еще?

— Некто Линев. У него сын — наркоман. Мальчику пятнадцать лет, но это уже конченая личность. Я его тоже видела. Макс еще сказал тогда, что тот долго не протянет.

— А что нужно было этому Линеву?

— Если честно, то он консультировался у Макса, что ему будет, если он… убьет собственного сына…

— Не может быть!

— Может. Еще и не такое может быть.

— И что же ему посоветовал Макс?

— Он сказал, что мальчик и сам скоро умрет…

— И что это за семья?

— Самое интересное, что семья положительная: отец, этот самый Линев, преподает в университете, а мать — в техникуме. Да и мальчик-то был хорошим, пока не сел на иглу.

— Это все?

— Это все, что касается гражданских лиц. Еще у Макса постоянно были какие-то арбитражные суды, но ими я, как правило, не интересовалась. Судились организации: кто-то кому-то был должен крупные суммы денег. Кроме того, Макс занимался еще и делами по банкротству. Оформлял какие-то акты, искал управляющих, консультировал их…

— Тебя послушать, у Макса был широкий профиль.

— Да, это верно. Но он работал с невероятной легкостью. Он все схватывал на лету, у него была прекрасная память, да и с людьми он ладил… с любыми… Часто шел на компромиссы, лишь бы люди, которым по закону полагалось быть, предположим, выселенными из их же собственных квартир, в конечном итоге выигрывали дела…

— Ты соображаешь, что говоришь?

— Прекрасно соображаю. Сколько у него было дел о ломбардах, которые, незаконным образом взяв в залог квартиру (в уставе этих ломбардов черным по белому написано, что они могут брать в залог многое, но только не квартиры), дожидаются окончания срока, а потом скрываются от клиентов под разными предлогами, чтобы те просрочили свои платежи. Схема работала безотказно. Человек приходит в ломбард, чтобы выплатить оставшуюся сумму, а ломбард встречает его амбарными замками. Он просто-напросто ЗАКРЫТ. Человек приходит на следующий день. Снова все закрыто. Потом следуют, предположим, праздники, Рождество, Новый год и прочее, а время-то идет… И тут открываются двери ломбарда, и на этого человека подают в суд за неуплату долга. Человек берет деньги, которые он приготовил для выплаты долга, и несет их адвокату. Начинаются суды: первый, второй… Жалобы… Заявления… В конечном результате людей просто выселяют на улицу. Причем, как правило, речь идет о квартирах, расположенных в центральной части города, которые котируются на риэлторском рынке…

— Белла, ты ли это?

— А в чем, собственно, дело?

— Никогда бы не подумал, что ты способна так уверенно рассуждать на подобные темы.

— Мы с Максом довольно часто разбирали его дела… Мне это нравилось…

— Он хотел, чтобы ты поступила в Академию права?

— Нет. Макс хотел, чтобы у нас были дети. Вот и все. Он говорил, что достаточно того, что его почти не бывает дома, а тех денег, которые он зарабатывал, нам хватило бы на содержание большой семьи… Он хотел иметь МНОГО детей.

— Ты случайно не беременна?

— Нет. У нас все шло по плану. Сначала он собирался показать мне мир. У нас даже были разработаны маршруты. Он заказал для нас пластиковые карточки, чтобы мы пользовались ими в Европе… У нас было очень много планов.

— А про Володарского он ничего не говорил?

— Жить в губернском городе и не говорить о губернаторе, да к тому же еще когда ты адвокат, невозможно. Говорил, конечно.

— С симпатией?

— В общем, да.

— А политикой Макс не увлекался?

— Нет. Хотя и понимал, что это нужная штука.

— Он не собирался баллотироваться в депутаты городской думы или Государственной?..

— Нет. Он говорил, что один в поле не воин.

— А у него были еще друзья, кроме Давида и Марка?

— Были приятели. Но не друзья. Самым первым его другом была я.

— Я так и думал. Тогда на вот, взгляни на список.

Белла взяла в руки листок: «1. Исханов Родион. 2. Снегин-старший, Снегин-младший. 3. Сосновская Инга. 4. Парсамян Гарик, Давид. 5. Линев, сын наркоман. 6. Арбитражные суды. 7. Дела по банкротству. 8. Володарский (?)».

— Все правильно. Вот, следуя этому списку, мне и предстоит двигаться.

— Но как ты себе это представляешь?

— Очень просто. Частное расследование.

— Ты будешь нанимать частного детектива?

— Пока нет, а там видно будет. Но, как мне кажется, всю интересующую меня информацию можно собирать и неофициальным способом. Втереться в доверие, разнюхать, это же так просто.

— Это все понятно, конечно, но с твоей яркой и характерной внешностью, боюсь, у тебя ничего не получится. Люди, которые обращались к твоему мужу, могли видеть рядом с ним и тебя. Тем более что ты сама только что рассказывала, как присутствовала в судебных коридорах, да и на заседаниях, так?

— Да, вы правы. Но ведь я не могу сидеть без дела.

— Ты определилась, что тебе вообще надо?

— В смысле?

— Ты хочешь отомстить, или тебе нужно просто вернуть то, что у тебя отобрали: квартиру, доброе имя Макса, дачу, деньги, твое имя, наконец?..

— Да, мне нужно все: и отомстить за НАШУ смерть, и все вернуть. Но еще… Я не знаю, поймете вы меня или нет, но мне просто необходимо знать, КТО БЫЛ СПОСОБЕН НА ЭТО?! Как же нужно было ненавидеть Макса, чтобы взорвать его в собственной машине? Кому он помешал? Кому встал поперек дороги? И почему убийца (или убийцы) не ограничился гибелью одного Макса?

— Белла, а тебе не приходило в голову, что кто-то хотел убрать именно тебя?

— МЕНЯ? Вам, наверное, ударило кое-что в голову… Не хочется уточнять, что именно. Кому я нужна? Что я из себя такого представляю, чтобы кто-то хотел моей смерти?

— А не было ли в твоей жизни мужчины, которому ты отказала?

— Были. Целая пачка. Ну и что с того?

— Это Марк?

— Да, и Марк, и Давид, и еще куча мужиков. Если бы не сгорела моя квартира, я бы показала вам письма, которыми забросали меня поклонники… За мной и в интернате ухаживали преподаватели-мужчины, но тогда я была еще девчонкой… А Макс одевал меня, как куклу. Трудно пройти мимо килограмма золота и роскошных норковых манто, которых у меня было целых пять! Я лично именно этим объясняю патологическую тягу ко мне мужчин. Я не удивилась бы, если бы узнала, что они и в карты играли на меня…

— Как это?

— Как в казино или на скачках… Спорили, кто из них скорее приручит меня… Макс знал об этом и, как мне казалось, нервничал из-за этого, хотя, безусловно, ему это льстило…

— Белла, ты рассуждаешь как настоящая женщина. Ты просто уникум.

— Прекратите. Я обычная избалованная особа, которая, может быть, в отличие от других знает, что ей нужно от жизни. Но эта формулировка относится скорее к моему прошлому, нежели настоящему. Ведь теперь я живу за ваш счет. Я завишу от вас. Я должна вас бояться. Кстати, на борисовской даче до сих пор находится красный «Фольксваген», который я угнала позавчера. Как бы его вернуть владельцу?

— Мы с тобой можем поехать туда ночью и вывести машину на трассу. Там ее быстро найдут.

— Правильно. Так и сделаем.