Принцесса для киллера

Анна Гур, 2022

Я – дочь одного из самых богатых и влиятельных криминальных авторитетов страны. ОН – монстр с изуродованным лицом и душой. Огненный. Яростный. Безбашенный. Дерзкий. Пробивающий себе путь к вершине с самых низов. Я оказалась в безвыходном положении и совершила ошибку, попросив о помощи ЕГО. Теперь я должница киллера, который вправе стребовать с меня долг любым способом… Книга содержит нецензурную брань.

Глава 17

Мэри Кац

Никак не могу выбросить из головы ледяной взгляд киллера. Меня сильно оскорбило безразличие в его глазах.

Мне казалось, что они пылали от голода, а оказалось, что он просто надо мной насмехался.

Обида поднимает голову и становится до жути стыдно.

Прохожу в глубь комнаты и что есть сил пинаю все, что попадает в зону поражения. Бью ногой по несчастному креслу.

— Ай, — всхлипываю и поджимаю правую ногу от вспыхнувшей боли, прыгаю на левой. — Наглый! Неотесанный! Ненавижу!

Рычу от бессильной злобы. От обиды, потому что брата моего сильно напомнил. Мит тоже любитель приколоться! То же тесто…

Внезапно ловлю свое отражение в зеркальной двери гардеробной.

На меня смотрит дикая, рыжая фурия с растрепанными волосами, горящими глазами и пылающими щеками.

Рычу и бегу в ванную, откидываю шелковую сорочку и встаю под душ.

— Ой, — ору и выскакиваю из-под ледяных струй. — Не тот кран крутанула, дура!

Прикладываю руки к пылающим щекам.

— Что же ты со мной делаешь, Джокер?!

Выдыхаю, собираюсь. Вода теплеет и помогает вернуть контроль над мозгами. Беру гель, душистый аромат ванили и шоколада успокаивает, но стоит поднести губку и мазнуть по воспаленной плоти, как меня пробивает на стон. Кожа болезненно чувствительна и грудь потяжелела.

Прикрываю глаза и провожу пальцами по изгибам, размазывая пенку, а перед мысленным взором наглый серебряный взгляд и кривая ухмылка на чувственных губах.

Внутри все кипит и пульсирует, коленки дрожат и ноги подгибаются. Хочется, чтобы оказался рядом, успокоил болезненно пульсирующее тело.

— Очнись, идиотка! Ты что творишь?! — отбрасываю мочалку и резко выкручиваю кран. Вылетаю из кабинки.

Даже не высушиваю волосы, накидываю одежду, не прекращая чертыхаться.

— Хам. Боже, какой же он грубый… — закусываю губу. В Филе Гринвуде собрано все, от чего я стремлюсь убежать всю сознательную жизнь. Он просто редчайший букет наглости, хамства, упертости, силы и властности.

— С этим нужно что-то делать… — шепчу слова и пытаюсь убедить себя в том, что мне этот мужчина безразличен.

Но разве тело реагирует так на того, кто неприятен? Я вся горю и мне безумно хочется опять почувствовать губы со шрамом на своих губах, на своем теле. Почувствовать, как прижимает к стальным мускулам, услышать неровное биение сердца и упасть в водоворот его бешенной страсти.

Прячу лицо в ладонях и понимаю, что опять плачу. Утираю слезы и немного привожу себя в порядок.

Часы показывают почти девять.

Вылетаю в коридор и бегу к лестницам. Отец не прощает опозданий. Маниакальная пунктуальность, которая даже затрагивает распорядок в доме.

— Нельзя опаздывать на завтрак, — говорю самой себе и выхожу на лестницу, ведущую в холл из моего крыла.

Стоит немного спуститься по мраморным ступеням, как начинаю слышать обрывки фраз и понимаю, кому именно принадлежит голос.

Чем больше приближаюсь, тем отчетливее слышу Джокера, а затем вижу мощную спину отца и светлые волосы, аккуратно зачесанные назад в модельной стрижке. Папа сидит ко мне спиной. Стол уже сервирован для завтрака. Подмечаю серебро и хрусталь, фарфор нежно-голубого оттенка. Мама любит бирюзу.

— Хорошо, Джокер, пока достаточно. Что конкретно предпринял?

— Все путем. Кого надо, поставили раком. Теперь будут меньше трындеть и больше работать. Пули сберег, в ход не пустил.

Замираю на ступенях.

Словно почувствовав мое появление, графитовые глаза равнодушно стреляют в мою сторону. Ни мускул не дрогнул на наглющем лице.

Продолжает разговор, как ни в чем не бывало.

Не выдерживаю и показываю язык. Да, по-детски как-то, но вот бесит! Глаза прикрывает и зубы сцепляет с такой силой, что желваки ходуном ходят.

— Продолжай слежку. Все документы лично ко мне на стол. Мне не нравится, что в разных сферах у нас идут накладки. Пока это попахивает совпадениями, но я уже давно не верю в рок.

— Вчера еще сгорела точка. Мелкий клуб. Днем. Убытка не так, чтобы очень. Но меня это напрягло.

— Проверь. Лично.

Кивает в ответ отцу.

Продолжаю спускаться, как вдруг меня осеняет.

Вот оно, что меня так раздражает. В Джокере нет привычного слуху подчинения. Даже с отцом, когда говорит, впечатление такое, что на равных…

Опять упираю взгляд в Фила. И этим бесит. Похож на мужскую часть моего семейства. Все черты, которые терпеть не могу, в себе объединил.

Киплю. Не знаю, почему, но он меня выводит одним только своим видом. А еще равнодушие его никак не могу забыть. И поцелуй… Губы горят от его взгляда.

Всю ночь меня мучил. Я даже зубы пять раз почистила и прополоскала, а его горький безумный вкус все равно со мной.

Клеймил меня! А теперь не замечает.

Наконец, оказываюсь в холле.

Отец при моем приближении слегка поворачивает ко мне голову. Иван Кац красивый, властный и чересчур жестокий мужчина, заточенный жизнью в тех кругах, в которых слабые не выживают.

Димитрий на него очень похож, унаследовал черты, правда, глаза у нас мамины. Зеленые. У Мита темные, насыщенные, мои чуть светлее.

Чмокаю колючую щеку и сажусь на свой стул. Бросаю косой взгляд на киллера.

— Пап, я позавтракать хочу, а при виде твоей шестерки кусок в горло не лезет! — бросаю колкость, словно гранату с вырванной чекой.

Только вот взрыва не слышу. Странная тишина накрывает оглушительным коконом, и я понимаю, что перегнула. Ассасин такого не спустит.

Молчу, опустив глаза в тарелку, и играю накрахмаленной салфеткой. Ощущаю, как две пары глаз буквально прожигают меня насквозь.

Язык мой — враг мой. Палюсь, как малолетка, демонстрируя, что не выношу этого напыщенного хама.

Не выдерживаю и все-таки отрываю взгляд от голубой тарелки с ромбообразным орнаментом и ловлю бешеный взгляд Гринвуда.

В серебристых глазах вспыхивают молнии, обещающие мне расправу.

Сглатываю. Отгоняю страх и поджимаю губы. Небрежно бросаю салфетку на колени. Показательно не реагирую на киллера.

И вообще, чем дальше от меня будет держаться, тем лучше.

Отец отпивает воды из бокала. Реагирует спокойно на мой выпад, разве что немного прищуривается. Привык, что мы с Димитрием вечно препирались.

— Ты за базаром-то следи! — раздается глубокий, чуть хрипловатый голос, и я вскидываю изумленный взгляд на Джокера. — А то и я могу невоспитанной назвать.

Шок! Нет, не так. ШОК!

Я смотрю в наглющую морду подручного пса, потом перевожу ошарашенный взгляд на отца, который с каменным лицом наблюдает за нашей перепалкой.

Как-будто в прошлое вернулась, когда так же с братом цапались…

Раньше Димитрия за малейшее неповиновение наказывали со всей жестокостью, но, к слову сказать, ничего отец не добился с братцем. Таким макаром только еще больше разъярил наследника и настроил против.

Брат — копия отца, только более усовершенствованная версия, закаленная в вечных схватках с предком.

Соскучилась… Хотя, как увижу, сразу расхочется язвительную морду лицезреть.

Чувствую, что не права, но педаль газа уже вдавлена в пол и мне остается лишь держать лицо кирпичом.

Джокер смотрит безотрывно. Взглядом дыру прожигает во мне, и кажется, что по его лицу ходят тени. Страшный. Леденящий душу своей изморозью. Вот сейчас я вижу настоящий облик профессионального киллера. Именно с таким бесстрастным выражением нажимают на курок.

На языке вертится очередная подколка…

Обезьянка получила гранату, грех не воспользоваться. Но меня останавливает громыхнувший и вспыхнувший молниями голос отца:

— Молчать! — рявкает так, что я слышу звон хрусталя. — Джокер, свободен. Об исполнении доложить.

Гринвуд резко разворачивается на пятках и вышагивает к двери. Спина напряжена так, что я вижу игру бугрящихся мышц, натягивающих материю и прорисовывающих всю силу ассасина.

Стоит Джокеру скрыться за дверью, как Иван ввинчивает в меня ледяной взгляд.

— Что это было, Мария?

— Прости, отец, — отвечаю обреченно. Я знаю, что неправа, но с этим парнем мне постоянно хочется кусаться и царапаться. Защищаю себя, как умею. Знаю, что глупо, но инстинкты вопят и я не могу ничего с собой поделать.

Папа прищуривается еще больше, и мне как-то разом воздух перекрывает. Иван Кац знает толк в наказаниях и способен выбивать дурь одним словом.

Жестокий. Умеющий нащупывать на теле определенные точки, нажав на которые он может погрузить человека в агонию. На мне он этого умения не демонстрировал, но Димитрия однажды подобным способом заставил успокоиться.

— Маша. Заруби на носу. Запиши в ежедневник. Короче, запоминай. Еще раз заговоришь с ассасином не по делу и в подобной форме — накажу.

Холодею и прирастаю к стулу. Знаю, насколько жестким может быть.

— Этот солдат вообще без тормозов и выводить из себя, провоцировать не советую. Тебе шалость — ему голова с плеч. Ты поняла меня?

Ничего себе… А вот это что-то новенькое. И чем же этот бугай так отличился, что завоевал уважение Вани Кровавого?!

— Я поняла, отец… — отвечаю тихо.

— Что я пропустила?! — раздается звонкий голос мамы. Зеленоглазая блондинка элегантно присаживается на свое место подле отца. Бросает взгляд в сторону супруга и почему-то краснеет, как школьница.

— Ты сегодня припозднилась к завтраку, — пользуюсь моментом и перевожу стрелки на мать.

Опять очаровательно улыбается и поясняет:

— Бессонница замучила, уснула под утро и не смогла соскрести себя с кровати. Контрастный душ и вот я наконец-то в форме.

Слабая отмазка. Делаю вид, что не замечаю хищного блеска в глазах Вани Кровавого.

Понятное дело, какая там бессонница была у молодой и привлекательной женщины. И почему-то под красивой перевязью банта на шее мне виднеются отметины и засосы.

Тактично молчу и наливаю себе душистого чая, беру пирожное, вызвав очередное легкое неодобрение со стороны матери.

— Мамуль, выпечка сегодня дивная, тебе положить?

Аврора прикусывает губу и фыркает.

— Не будешь?! — наивно хлопаю глазами и хорошенько откусываю, испачкавшись в креме.

— Ешь на здоровье, Ри, — отвечает Аврора и отпивает воды из хрустального бокала.

Сдержанная до невозможности, доброжелательная и владеющая собой. С повадками прирожденной герцогини, хотя у мамы жизнь была не сахар. Я знаю. Она у меня боец.

Подмигивает мне и я улыбаюсь.

Эх… вот бы мне хоть капелюшечку маминого характера. Но нет. Я неисправимая заноза в заднице. Гены. Вот что ты будешь делать?! Сперва ляпаю, потом предпочитаю думать.

Что с меня взять?! Рыжее недоразумение. Димка меня в детстве вообще кляксой обзывал. Не могу не играть на нервах. Буйный нрав требует выхода.

Если у мужской половины нашей семьи это разборки со спаррингами на ринге, то мне остается просто кусаться и провоцировать…