Foxtrot втроем не танцуют. Приключения русских артистов в Англии

Анна Гранатова, 2020

Курортный город на берегу Ирландского моря, словно в капле воды, отразил «эпоху перемен», взорвавшую консерватизм островного государства. Огнедышащий китайский дракон вступил в агрессивную борьбу с британским львом, сметая золотым хвостом незыблемые традиции Соединенного Королевства, – даже букингемские чайные сервизы теперь изготавливаются в Пекине. Британские снобы, впрочем, убеждены, что «быть англичанином – значит входить в элитный клуб мира». А как себя в Англии чувствуют русские артисты? Почти столетие курортный городок на побережье Ирландского моря весной превращается в мекку для артистов спортивного бального танца. Участники легендарного «Blackpool dance festival» владеют «секретами успеха» не только на паркете, но и в жизни. На зависть коренным британцам, уроженцы «страны бурых медведей» демонстрируют успешный гостиничный и прочий бизнес на земле Туманного Альбиона. Танцевальные дуэты нередко становятся семейными союзами. Вместе с чемпионами Блэкпула мы анализируем концепт Семьи Будущего. Рушится ли патриархальная модель? Грядет ли эра феминизма? Как выбирать жену или мужа? Какую роль играют дети? Что способно всерьез связать людей, а что – сделать их счастливыми? Артистический мир – это не только азарт спортивной борьбы, но и любовь, надежда, ревность, обиды, месть, хитрость, предательство. Огромные финансовые риски и жестокие правила бизнеса. Вселенная танцующих Звезд – это больше, чем искусство, спорт, коммерция и даже любовь. Это – ярчайшая и поучительная драма жизни Жрецов Терпсихоры, отдавших жизнь Паркету, скользкому, как Лед.

Глава 1

Ни капли вымысла

Если вы не отправитесь, то и не прибудете! — в глазах загорелого худощавого мужчины с пышной шевелюрой цвета «пепел с солью» искрилась веселая ирония. С высоты своего посредственного роста взглядом конокрада он оценивал молодую девицу в красно-белом клетчатом пиджаке и угольного цвета джинсах. — Однако… Женщины не умеют ждать!

Шел дождь. Затяжной, мелкий, противный. Такие дожди обрушиваются на землю лишь в Северном полушарии и лишь в то время, когда на календаре вот-вот должно наступить лето, но природа осмелилась сопротивляться космическому закону и устроила ретроградский бунт за право Вечной весны.

Ах нет! Весна не может стать вечной, как ничто не вечно в этом стремительно меняющемся подлунном мире! Затянувшаяся весна — да ведь это просто ранняя осень!

Дождь. Отвратительный холодный занудливый дождь!

Британский флаг, обязанный гордо развеваться и блистать красно-синим двойным крестом над бурой кирпичной готической башенкой, украшенной часами, в которых круглый белый римский циферблат оказался вписан в золотистую квадратную рамку, — этот воодушевляющий символ Соединенного Королевства под натиском дождя беспомощно повис, словно тряпка.

— Неправда! — светловолосая девушка в клетчатом пиджаке сжала губы, и возле ее рта появились ямочки.

— Уже и обиделись?! О! Как бы плохо ни думал мужчина о женщинах, любая женщина думает о мужчинах еще хуже. Поэтому я не верю в мифы, которыми окутан Учитель.

— Или сплетни?!

— Сплетни? Пожалуй! Гадкие, скользкие сплетни! Так вы ведь за этим сюда и прилетели?!

— С чего вы решили?

— Ваша репортерская древнейшая профессия располагает к этому. Строчить хлесткие заметушки, которые бьют по ушам! Ха-ха! Статьи на злобу дня умирают вместе со злободневностью!

— Вздор. Статьи на злобу дня пишут циничные журналюги. При чем здесь «Паркет»? Глянцевый цветной журнал — кстати, с вашими фотографиями… Гламур для аристократов…

— Вообще-то это не мои фотографии, а моего фотоагентства. Отнюдь не одно и то же! Ни разу не видел своего портрета на ваших страницах. Что до аристократов, то… наше «аристократичное» общество обожает перетряхивать нижнее белье. Оно превзошло в этом увлекательном деле даже деревенских бабушек, разбитых радикулитом и скучающе лузгающих на завалинке семечки.

— Бабули убивают время, спасаясь от болячек, бытовой рутины, надоедливых внуков, а главное — однообразия и безвкусия дней, перемывая кости родне или артистам. У тех, чья жизнь пролетела как один пасмурный день, возникает потребность питать свою душу и воображение чужими красками. Мыльные оперы и сериалы про любовь — как свадебное платье из комиссионки: чужое, красивое, напрокат! Но у артистов танца и у героев «Паркета», я уверена, у каждого, столь яркая и насыщенная событиями жизнь, что можно роман писать. Да-да! И потому в отношении сплетен, Камен, вы преувеличиваете!

— Отнюдь, Поля! Сплетни рождает зависть, а это инстинкт столь же мощный, как потребность в пище. И это наша самооценка. Мы постоянно сравниваем себя с другими и, видя, что уступаем кому-то в чем-то, впадаем в уныние. Чтобы преодолеть комплекс неполноценности, мы создаем сплетни, склоки — короче, опускаем до своего уровня того, кто сильнее, умнее, красивее, здоровее и богаче нас.

— Злые языки страшнее пистолета, как подметил Грибоедов. Сплетники, вооружившись словом, уничтожают другого, дабы не чувствовать самих себя ущербными. Но при чем здесь артисты танца? Участники Блэкпула — самого престижного в мире турнира?!

— Калиброванная тусовка потенциальных чемпионов. Каждый хочет обойти в звериной конкуренции другого. Как же здесь обойтись без сплетен и зависти?! Вообще, Поля, для меня это знакомая и предсказуемая история. Она повторяется из года в год, из века в век. Возьмите хоть воспоминания о Есенине господина Мариенгофа — «Роман без вранья». У аристократов особая тяга к похабщине. А роман, конечно, напишите, только чур как у Мариенгофа — чтоб ни капли вымысла. Сделайте хорошую документальную прозу. Сможете?!

— Отличная идея, Камен, благодарю. Подумаю. Но в отношении сплетен об артистах танца, я уверена, дело в другом. Все люди, независимо от социального статуса, ищут ключи к счастью. А вдруг их кто-нибудь да уронит? И тогда по добытому образцу можно отлить себе такие же.

— А замки-то все разные… — лисья улыбка искривила лицо «пепельного» джентльмена. — Вы об этом не задумывались, Поля? У одного на дверях висит амбарный замок, у другого — потайной, а у кого-то — кодовый, со спутниковой сигнализацией.

— Никто и не обещал, что раздобыть универсальную отмычку проще пареной репы!

— Союз, дуэт, симбиоз?! Смотрите, какие слова для внешне одной и той же формы! Кто-то из великих сказал, что человек не создан для одиночества. Но прочный союз отнюдь не означает счастья. Это так, Полина! Прочный союз демонстрирует лишь одно — прочную зависимость. Взаимные обязательства, продиктованные единым образом жизни или жизненным пространством. Вот и все! Зависимость — не синоним счастья.

Дождь вливал свежие краски в пышные цветники вокруг домиков, наполнив яркостью остроконечные юкки и драцены, превратив бутоны ирисов в аметисты, осыпанные алмазами, вволю напоил широкие листья тюльпанов. Серые камни брусчатки, окружавшей почти ритуальными кругами компактные домики, стали темными и скользкими, словно морской прилив добрался даже до них.

— Так вы, Камен, не верите, что разбитая ваза семейного счастья Мирослава и Дарьи будет восстановлена?

— Реставрация разбитых ваз, Полина, — развлечение для археологов, для зыбкого мира науки. А в реальном мире правят чувства, столь же сильные, как и мы с вами. Если людей не связывают по рукам и ногам взаимные зависимости вроде детей или недвижимости (простите, что я поставил эти понятия рядом), то все определяют чувства. Люди тянутся друг к другу вопреки всему, словно две планеты, связанные единым притяжением. Как Плутон и Хирон…

— Вы про любовь?

— «Любовь» — абстракция из шести букв. Такая же иллюзия, как и звезды, которые нам кажутся прибитыми гвоздиками Творца к куполу неба. Эта оптическая иллюзия отражена в известной книжке — Библии. Помните, «И назвал Бог твердь небом»? Но это — миф. Я же говорю о реальном.

— Чувства реальны? Разве они не подобны ветру? Все видят, как ветер колышет листья деревьев, гонит облака, но никто никогда не видел самого ветра.

— Блестящая метафора! Однако долой метафизику! Будем реалистами, прагматиками. К чему мы с вами испытываем чувства, а?! К тому, что представляет для нас ценность, — с этими словами невысокий мужчина с пепельной шевелюрой легонько постучал крепким, загорелым кулаком по стене, обклеенной светлыми обоями с золотыми контурами роз. — Вот это — стена. Я не испытываю к ней никаких чувств, ее ценность в моем представлении — ноль. Отель — мое временное пристанище, и неважно, какие на этой стене обои, будь то золотые розочки или серебряные тюльпаны. Так же и человек! Как только он перестает быть значимым для другого, то чувства к нему исчезают, — мужчина с пепельными волосами поправил жестко накрахмаленный и, видимо, давящий на шею воротничок рубашки.

Полина смотрела на собеседника, раздумывая, что же сказать в ответ. В словах загорелого мужчины звучало много разумного, логичного, рационального, но одновременно тонким комариным писком проскальзывал и цинизм, словно защищавший его от собственных горьких воспоминаний о личной жизни. Репортерша распахнула тяжелые шторы, качнувшиеся пару раз, как волны Ирландского моря, и начала вглядываться в туман за окном, словно ожидая оттуда ответа на сокровенные вопросы. За окном во всю свою мощь шел дождь.

Горящие золотыми огоньками фары редких автомобилей пробивали мглу, да еще трехглазые светофоры подмигивали редким прохожим, суетливо спасающимся от сеющего дождика под разноцветными блюдцами зонтиков. Белоснежный трамвай с веселой дельфиньей мордой бесшумно вынырнул из влажного марева. На малиново-красных и белоснежных граммофончиках петунии, кустящейся на бетонных клумбах вдоль трамвайной линии, дрожали капли росы. В них отражались темные фонарные столбы, увенчанные круглыми и светлыми плафонами ламп. Сочные лианы вьюна, полыхавшие красными звездами, свешивались из плоских ваз, подвешенных на массивных цепях к фонарным столбам. С металлических карнизов рыжих черепичных крыш одноэтажных домиков, рассчитанных на одну семью, сбегали струйки воды.

Владелец фотостудии «Баланс белого» очнулся от затянувшейся паузы первым.

— Человечество веками пытается разгадать тайну, куда исчезает любовь. А ответ проще пареной репы. Утрачена ценность партнера! Вот и разгадка.

— Это не разгадка, Камен, а лишь ваша точка зрения.

— Проверенная на личном опыте, Полина, на собственной шкуре! Кстати, перестаньте называть меня Камен — слишком непривычное для ваших ушей имя. Вы же не болгарка?! Я просто Петр.

— Хорошо, я буду называть вас Петром… если вам, Камен, так больше нравится! Хотя, признаться, имя Петр у меня ассоциируется с древнерусской повестью о Петре и Февронии. Святые из Мурома, супруги, верные друг другу до гробовой доски. Вам не идет этот образ!

— Еще бы! Петр и Феврония? Сказочки для богомольцев! Дремучее русское средневековье! Мракобесие попов, рвущихся управлять государством наравне с императором и жаждущих вить из царей веревки, а народ превратить в тупое и послушное овечье стадо, живущее не в реальности, а в библейской иллюзии!

Девушка в клетчатом пиджаке посмотрела на небольшую лакированную черную сумочку с магнитным замком, похожим на брошь с кабошоном дымчатого агата. Распахнула ее, задумчиво вынула диктофон и затем машинально положила обратно. Полина размышляла, как бы половчее сменить тональность беседы. В отеле «Белая ночь» Полина и владелец фотостудии Петр Сакаджиев жили на разных этажах.

— И что же, по-вашему, Дарья потеряла значимость для Мирослава?

— Наоборот. Это он потерял ценность в ее глазах. Хитрая сибирячка, из молодых да ранних! Эта чаровница Дарья урвала от нашего легендарного Мирослава все, что только можно, — шикарный дом, банковский счет, не говоря уж о бриллиантах в своей короне, которую он на нее легкомысленно водрузил. Финита ля комедия. Их союз, Поля, совсем не похож на разбитую вазу, скорее это выгоревшая свеча. Знаете, когда-то я думал, что фамилия Нагорный имеет тот же корень, что и «гора». Но я ошибся. Оказалось, что это от слов «гореть», «горящий».

— Кто-то из мыслителей Ренессанса утверждал, что любовь одна, но подделок под нее тысячи.

— Он ошибался. Русские крестьяне наблюдательнее французских вельмож. «Сколько голов — столько умов», — гласит русская пословица. Так? А следовательно, Поля, возможно бесчисленное множество вариантов счастливых союзов…

— И нет универсальных ключей от счастья?

— Увы! Или же, напротив, к счастью. Иначе неинтересно жить. Мы были бы не личностями, а биокомпьютерами. Ходячими схемами. Мы выполняли бы единый алгоритм, как в мрачных фантастических романах о роботах, — Камен усмехнулся, провел загорелой ладонью по глубоким бороздам морщин на лбу, смахивая капельку пота. — Слово «любовь» обладает множеством форм и ракурсов. Помните: истина конкретна!

— В каждом дому по кому, гласит русская пословица. Мы судим о людях, о глубине их чувств, об их благородстве или подлости, лишь видя внешнюю, надводную часть айсберга. Мы не способны войти в мозг, в мышление, в чувства другого человека и оцениваем, создаем свои догадки и мнения, опираясь лишь на собственный опыт, а не на реальные факты!

Собеседники пристально смотрели друг на друга, пытаясь проникнуть в мысли, гнездившиеся где-то в глубине головы каждого. Солнечный луч проник сквозь фалды шелковистых, с отливом серебра занавесок, и кружевные золотые розы, украшавшие стены просторного холла, торжественно заблестели. Снизу, со стороны старинной деревянной лестницы, тянуло чем-то жареным, то ли мясом, то ли картошкой, то ли картошкой с мясом. К этому запаху примешивался терпкий аромат маринада и солений, и воображение рисовало картину деревенских бочковых огурцов и квашенной в дубовых чанах капусты. Оттуда же, снизу, доносились торопливые, приглушенные ковром шаги постояльцев.

— Вы хотите сказать, Петр… хорошо, я вас буду называть Петром, раз вам так больше нравится, что Даша Сибирякова обошлась с Мирославом как с дорогой вещью? Но Нагорный — совсем не дурак. Вообще, глупый человек не смог бы добиться его высот. Легко ли сказать: главное официальное лицо, представляющее танцевальный спорт в Международном комитете по неолимпийским видам спорта!

— К тому же он сам — легендарный спортсмен. Слава с Ладой блистали на паркете всех стран так, что их никто не мог затмить несколько лет подряд. Не забывайте! Но Слава жестоко обидел Ладу. И она не стерпела этого. Кажется, еще Маргарита Наваррская подметила, что «женщина скорее будет мстить за обиду, чем за утрату чувства любви, особенно если у этой женщины благородная душа и щедрое сердце». Отъезд Лады в Америку — изощренная месть.

— А что касается Даши Сибиряковой…

— Слава прожил с Дашей целое десятилетие, и если он решил записать на нее свой дом и банковские счета, значит тут все сложнее, чем кажется, — накрахмаленный воротник давил, пришлось его расстегнуть на две пуговицы. — Я же сказал: эффект выгоревшей свечи. Когда свеча горит, она согревает и радует своим живым, щедрым пламенем. И мы тянемся к этому теплу и свету. Есть люди, подобные свечам. Они отдают свою энергию, время и душу другому человеку. И потому выгорают!.. Оплавленная, превратившаяся в жалкий огарок свеча уже не радует, не вдохновляет, Поля. Эту свечу приходится вынимать из канделябра и выбрасывать!

— Понимаю. Если вы излучаете положительную энергию, людям хочется быть рядом с вами. А если нет, то… Как вы полагаете, Петр, отдав душу Даше, сам Мирослав чувствовал ее любовь?

— Опять вы про любовь! О-о! Любовь — иллюзионист. Более того, величайший фальшивомонетчик, который на наших глазах превращает железо в ложное золото, — болгарин смахнул холеным пальцем с аккуратно подстриженным и отполированным ногтем капельку пота на черной, как вороное крыло, брови. — Любовь — еще и алхимик. Понимаете? Любовь способна превращать настоящее золото в обычное железо.

— Вы считаете, что за то десятилетие, пока Мирослав и Дарья были вместе, золото растворилось в какой-то агрессивной среде и превратилось в железо? Вообще-то подобное происходит не с золотом, а с позолотой…

— Называйте как хотите. Что разрушено, то разрушено. Их союз не восстановится, не склеится и не возродится. И не все ли равно, почему это произошло? Оглянитесь! На наших глазах распадаются сотни союзов, и не только семейных, но и профессиональных.

— Кровавая трагедия, если профессия — танцевальный спорт! А ведь танцоры — особая каста, не так ли, Петр?!

— Я не специалист по индийским племенам. Я англоман, но не индолог.

— При чем здесь племена? Вам не нравится слово «каста»? А «профессиональная тусовка» звучит, по-вашему, лучше?! Разве случайность способна разрушить карьеру талантливого спортсмена или артиста? Я где-то читала, что сила личности измеряется способностью завершать дела. А ведь на Блэкпул собрались только люди с сильным характером.

— Безусловно! Однако случайный маленький камешек, угодивший под колесо телеги, способен сломать ее ось и остановить движение даже королевского экипажа. И каждому из нас уготован свой булыжник, и никогда не знаешь, где он тебе подвернется. Это жизнь. Она не стоит на месте. А мы хотим от людей постоянства, требуем стабильности. Приглядитесь к паркету «Зимнего сада» повнимательнее! Бесконечная череда триумфа и трагедий. Этот Молох, с восхитительным мелодичным голосом, сверкающий огнями софитов, ломает и пропускает сквозь себя, как сквозь мясорубку, сотни судеб.

— Один из ведущих законов Вселенной — цикличность перемен. Одни дуэты распадаются, другие — зарождаются, так же, как на нашей планете существуют день и ночь, весна и осень, расцвет и увядание. Но знаете ли вы, Петр, когда наступает самый темный час суток? Это тот самый час, за которым начинается рассвет!

— Карьера — это не круговорот времен года, а прямая беговая дорожка, такой же марафон, как и река времени, текущая лишь в одну сторону. Радикальные перемены здесь губительны. А перемены добрались даже на побережье Туманного Альбиона. Нет более консервативной страны, чем Англия. Но посмотрите внимательно, что здесь происходит! И Блэкпул, этот истинно английский фестиваль, уникальное явление мировой культуры, сегодня теряет свой шик, как бабочка — перламутровую пыльцу ярких крыльев. Пройдет еще пара лет, и не будет уже ни Блэкпула, ни…

— Ни Англии?

— Изволите шутить, да?! — усмехнулся Петр и зашелся долгим резким смехом, словно из мешка высыпали сухой горох. — Послушайте, Поля, мне нужно спешить в «Зимний сад», к ребятам. Я готов обсудить с вами судьбу старой доброй Англии вечером, за чашечкой чая с молоком. Или чего-нибудь покрепче.

— Китайская пословица гласит: «Не дай бог вам жить в эпоху перемен», — молодая светловолосая девушка с глазами цвета морской воды в грозовое ненастье рассеянно посмотрела в окно. — Не потому ли китайцы одну из важнейших книг своей культуры так и назвали — «Книга перемен»?

Полина растерянно взглянула в окно, чувствуя, как разговор заходит в тупик. За окном плыли сизые облака. Они затянули небо грязной периной, изнурительно тяжелой от воды и жаждущей излиться дождем. В клубах сырого тумана реяли белоснежные чайки с желтыми лапками и клювами, зорко высматривающие в толще холодной воды юркую рыбешку. Холодное северное солнце упрямо пробивало бреши во влажной фате тумана, и его соломенно-золотые лучи сочились сквозь тревожные громады облаков.

— О, вы вспомнили Китай? Вы попасли в самую точку. Увидимся вечером. Обожаю толковых собеседников! Все эти стремительные перемены — словно морской шквал. Угрожающий размах! Если англичане не одумаются, их ждет катастрофа.

— И сами англичане назвали бы вас «алармистом». От слова alarm — «аларм» (тревога). Это слово указано на лампочках сигнализации. Русский эквивалент звучит грубовато: «Не каркай — не будь кликушей!»

— Как фотограф, я очень внимателен к тому, что вижу. А вижу я следующие факты. Раньше английская жизнь напоминала скаковую лошадь, которая бежала по ровной, посыпанной мягким песочком, прямой дороге к хорошо прогнозируемому финишу. А сейчас эта лошадь понеслась по кривой, изнурительной трассе стипль-чеза. Она то летит галопом по полю, то пробирается, ломая кусты и обдирая свои ноги, сквозь лес, то плетется, по грудь увязая в болотах… И вот-вот начнет балансировать над пропастью, на краю скользкого откоса, обманчиво скрытого травкой и кустарником.

— Это не факты, а метафоры, Петр.

— Пусть так. Я же фотохудожник, и в моем арсенале не только зеркала объектива, но и воображение. Итак, если быть кратким, то дуэт льва и дракона смертельно опасен. Того и гляди, дракон задушит льва.

— Вы меня совсем запутали…

— Вечером все распутаем. Я знаю тут поблизости одно укромное местечко… Ой, время-то как летит! Чао-какао!

Встреча у фонтана

Посреди круглого, словно вычерченного циркулем, озерца красовался бронзовый джентльмен в старомодной шляпе. С суровым сосредоточением, переходящим во вселенскую скорбь, он всматривался в прозрачное мелководье прямо перед собой. Впрочем, понятия «красоваться» и «джентльмен» были не слишком точны по отношению к этому угловатому, комичному созданию, стоящему по щиколотку в воде и удерживающему в своих клещевидных лапищах некое подобие снегоуборочной лопаты, такой, какой пользуются московские дворники, расчищающие тротуары возле домов. Из квадрата «лопаты», словно из решета, текла вода. Старомодный джентльмен поливал озерцо? Бронзовые лягушки размером с упитанного кролика, восседавшие на белоснежном бордюре озерца, забавно растопырив лапки и во всю ширь, словно на приеме у стоматолога, разинув рты, плевались слабыми струйками воды в сторону джентльмена с дырявой «лопатой». Из круглых бронзовых «блюдец», напоминающих одновременно палитру для смешивания красок и десертные блюдца для торта, пробивались гейзеры. Эти «блюдца», очевидно, изображали листья кувшинок или же, может, лилий. Но самих водяных цветов не было и в помине, очевидно, их просто забыли сделать, то ли увлекшись дизайном старомодной кепки на джентльмене, то ли пересчитывая дырки в его «лопате»: не забыли ли продырявить ее еще в каком-нибудь месте?

— Забавная скульптура, не так ли? — неожиданно услышала Полина на чисто русском языке. От неожиданности она вздрогнула.

Рядом с репортершей стоял высокий молодой шатен в серебристом костюме, придававшем ему сходство с инопланетянином. Он торжествующе улыбался, открывая белоснежные ровные зубы и слегка прикрыв веками голубые глаза, что свидетельствовало об искренности его улыбки. Полина усмехнулась, фыркнув, как кошка, которой в нос угодила соринка. Кто бы мог подумать! Лететь за тридевять земель в Англию, пересечь весь остров на скоростном электропоезде, углубиться в окраины графства Ланкашир, уединиться в прогулке по блэкпульскому загородскому парку, и вот на тебе! Встретить своего старого знакомого из Москвы.

— Вот так встреча! И вы, Никита, конечно же, прибыли на фестиваль танца, — почтительно, входя в образ английской леди, заметила Полина Бересклет, ибо перед ней был Никита Борисоглебский, один из лучших тренеров.

— Это очевидно. А вот зачем создатели этого фонтана дали в руки Дуремару столь странный невод, на палке, признаться, я не понимаю.

— Разве это, по-вашему, невод?

— Ну или сачок, в общем — какое-то приспособление для ловли рыбы.

— Но я не вижу в фонтане никакой рыбы! Хотя напрашиваются «золотые рыбки» на это мелководье… Я видела подобное дизайнерское решение в отеле «Савой».

— Дуремар, видимо, всех их уже выловил! — Никита расхохотался. — Мне отчего-то хочется его называть Дуремаром, персонажем сказки о Буратино.

— Лично мне этот персонаж кажется более похожим на дворника с дырявой лопатой или же на садовника, поливающего огород, — усмехнулась Полина. — Ну в крайнем случае — на кого-то из персонажей «Алисы в Стране чудес» Льюиса Кэрролла, но я не могу сообразить, на кого именно. Или, может быть, на кого-то из чудаков-героев «Лимериков» поэзии нонсенса Эдварда Лира. Уж больно нелеп и смешон этот водяной в фонтане! Британский юмор в своем железном воплощении?

— Вот видите, какой простор для фантазии, — вновь улыбнулся своей безукоризненной улыбкой Никита и поправил трикотажный отворот воротника с полоской российского триколора. — Фантазия должна иметь размах, чтобы парить на крыльях, лететь к осуществлению заветной мечты! Вы не слишком спешите, Полина? Прогуляемся вместе по парку?

— Охотно.

Они удалялись от чудаковатого железного дядьки, продолжающего поливать из решета на палке воду в фонтане. На аллее им встретилось несколько британцев в аккуратно выглаженных рубашках и брюках, словно бы они не прогуливались по парку, а направлялись в офис. Пара спортсменов с жилистыми загорелыми ногами в бейсболках, модных футболках и спортивных шортах легким кроссом пересекали парк, и красноватый гравий хрустел под их мощными бутсами. Юная девица вела на поводках собак, точнее, три маленькие лохматые, напоминающие миниатюрных терьеров собачонки тащили на своих поводках девицу туда, куда хотели. Поводки беспрестанно перепутывались, грозя сплестись в рыболовецкую сеть, в которую могла угодить и сама хозяйка собачек. Девица давно уже бросила безнадежные попытки придать своим питомцам какую-то упорядоченность в движениях и покорно следовала за этой шустрой и гавкающей «упряжкой».

Глядя на забавных собачек, Никита пошутил, что вообще-то в Британии, как он уже успел заметить, собак любят больше, чем людей. Вообще, собака — это едва ли не единственный способ для этого жестко ранжированного, формализованного общества налаживать общение между людьми разных каст (индийское понятие «каста», характерное для индийских социальных групп, казалось Никите самым точным определением в отношении британцев — бывших колонизаторов Индии). Выгуливая поутру свою собаку, совершая с ней пробежку, ты можешь познакомиться с другим собачником и вместе с ним обсудить какие-нибудь новости. Отношение британцев к собакам — не менее почтительное, чем к старикам и детям. Никита припомнил, что однажды он пересекал в скоростной электричке Соединенное Королевство. Поезд был ранним, пассажиры дремали. Британские электрички имеют хорошо продуманную структуру вагона. И речь не только о туалете, вешалке для одежды, багажной полке и мини-баре, в котором продаются сэндвичи и горячий кофе или чай со сливками. Сами сиденья для пассажиров организованы очень продуманно: желающие развернуть свежую газету, карту страны, развлечься настольной игрой или насладиться завтраком в дороге могут сесть за столик, рассчитанный на четырех пассажиров. Для всех остальных предоставляются обычные двойные кресла, в которых приходится лицезреть затылок соседа или же считать проносящиеся фонарные столбы в окне.

В тот день, уточнил Никита, за столиком в электричке восседало трое молодых парней, «не считая собаки». Огромный, шоколадного цвета лабрадор по праву должен был бы занимать четвертое место, но владелец собаки почему-то все время впихивал своего гигантского пса под столик, где тот никак не помещался, задевая массивной, как у теленка, головой «крышу» своей неожиданной «конуры». Поезд летел стремительно, но дорога была неближней, пассажиры дремали. Друзей с лабрадором тоже сморила дрема, и, когда владелец собаки ослабил свою хватку руки за ошейник, пес потихоньку выкарабкался из-под столика, и, как живое воплощение легенды о собаке Баскервилей, огромной и устрашающей, внезапно возник в проходе между рядами кресел. Пока троица друзей дремала, лабрадор успел исследовать все в округе, обнюхать стойку бара, пахшую молотым кофе, и прогуляться, разминая свои огромные лапы, по темно-синей дорожке ковролина, протянутой между креслами. Никто из пассажиров (тех, разумеется, кто не был сморен дремой) не возражал против телячьих нежностей шоколадного лабрадора, который пытался со всеми познакомиться при помощи своего влажного, холодного носа. Но вот поезд резко затормозил, с багажной полки на пол слетела чья-то небрежно пристроенная туда сумка, с одного из столиков упали пустой бумажный стаканчик из-под кофе и книжка карманного формата. Некоторые пассажиры от резкого толчка проснулись, а лабрадор, потеряв равновесие, пролетел пару метров по инерции и со всего размаха нырнул своей телячьей головой под мышку девушки с миловидным восточным лицом. Девушка от неожиданности проснулась и испуганно вскрикнула. Собачьи слюни здоровенными мокрыми пятнами изукрасили ее новенькое шелковое платье. Владелец собаки наконец-то разлепил веки. И что вы думаете? Шума и крика из-за вконец испорченного наряда было не больше, чем если бы на это платье случайно села оса или бабочка. Девушка даже улыбалась. Будто нашкодил не пес, а ребенок. «Я смотрел на это и не верил своим глазам. Невероятно! Видимо, для британцев собаки — это святое», — подытожил Никита.

— А я видела на железнодорожных станциях железные миски, вмонтированные в пол, с большими, выкрашенными красной краской отпечатками лап и надписью «Здесь вы можете напоить вашу собаку», — добавила Полина в продолжение собачьей темы.

— А я видел ряд магазинов, на которых есть надпись «Вход с собаками приветствуется!», — продолжил тренер. — Я достаточно хорошо знаю английский, чтобы перевести вывеску правильно. Да, там было указано dogs и welcome. И в самом деле, внутри этих магазинчиков я видел пожилых леди с маленькими собачками на поводках. Одной рукой они разглядывали кофты и шарфы на вешалках, а другой придерживали за поводок своих питомцев.

— А вы обратили внимание, возле Winter Garden, на стене банка, находящегося в считаных шагах от танцевального дворца, в полуметре от земли привинчена металлическая скоба с надписью Dogs parking, то есть «парковка для собаки». Видимо, вход с собаками в банк все-таки не разрешается. Но как предусмотрительно! Над скобой даже есть металлическая табличка с картинкой, как правильно «парковать» на эту скобу собаку за поводок.

— Да! А символом этого банка является вороной конь. Он и на логотипе банка, и в рекламных роликах, которые крутят по телевидению. Летящий по полю вороной жеребец, необычайно притягательный своей живой энергией и красотой движений. Тоже символ, откуда-то из глубин британской культуры.

Полина и Борисоглебский шли вглубь парка, приглядываясь, прислушиваясь ко всем его шорохам. В тени аллеи, отороченной по бордюру пешеходной дорожки пестрой лентой из красных и желтых бегоний, словно платье — нарядной тесьмой, они увидели деревянную беседку и ворота, ведущие в направлении летнего театра. На воротах висело объявление, свидетельствующее о том, что сегодня вечером на эстраде On air, то есть «на открытым воздухе», состоится спектакль «Питер Пэн» по одноименной повести Джеймса Барри. Читая это объявление, Полина усмехнулась. Спектакль явно претендовал на «постановку для взрослых», это чувствовалось по ряду указанных в объявлении деталей. Однако сама повесть в понимании Полины была детской сказкой, которую наряду с «Буратино», «Котом в сапогах» и «Золушкой» взрослым читать не так уж и интересно. Она в недоумении перечитывала объявление. Никита, уловив ход ее мыслей, заметил:

— Сказка о мальчике, который не хотел взрослеть и потому оказался в одиночестве. Все его друзья уже растили собственных детей, а он лишь носился с феями, посыпающими его волшебной пыльцой, по сказочным странам с пиратами и кудесниками. Грустная сказка. Странно, что они решили ее поставить на сцене театра.

— Я всегда считала, что эта сказка написана Дж. Барри для детей.

— Напротив. Это весьма поучительная история — причта для взрослых. Многие ли из них понимают смысл понятия «воспитание»? Жалостливые мамы и сердобольные бабушки нянчатся со своими отпрысками, холят их и лелеют, кормят с ложечки, отгораживают от тяжелой работы, а когда у тех простывает горлышко, то немедленно собирается консилиум из множества врачей. В итоге вырастает тепличное, не приспособленное к жизни создание, до конца своих дней требующее к себе заботы, словно инвалид. Комплекс жертвы. Страшное дело! Неслучайно же у Гете к доктору Фаусту приходит Забота как самое страшное искушение: тот, кто попал в ее сети, утрачивает волю к жизни.

— Глубокая мысль. Мне она не приходила в голову, хотя о синдроме Питера Пэна слышать доводилось, так в психотерапии обозначают инфантилизм, личностную незрелость.

— Вот-вот. Воспитание — дело достаточно жесткое, и этим искусством владеют, уверен, не более десяти процентов мам и пап. Но без настроя на преодоление обстоятельств успешный человек не вырастет. Любовь к комфорту, характерная для маменькиных сыночков, — путь в никуда. Нам, тренерам, тоже приходится вести себя довольно жестко с учениками. Быть требовательными. Ради победы.

— Карельские — ваши ученики?

— Да! Рита и Руслан. Мои любимые ученики.

— Почему же они никак не завоюют Блэкпульский кубок? Более десятилетия Карельские не могут пробиться в финал. Я хорошо знаю это, ведь они — мои друзья.

Услышав вопрос, Борисоглебский резко помрачнел и умолк. Он долго подбирал слова для ответа. Но так и не сообразив, что же сказать в отношении своих учеников, начал рассуждать о сложностях танцевального мира.

— Кстати, Полина, а вы не в курсе, Карельские уже прилетели на Блэкпул?

— Я думала, что вы летите с ними одним самолетом, и это я вас должна расспрашивать о Карельских.

— О, хоть я и тренирую их, но отношения между нами весьма свободные, независимые.

— Но вы обязаны их подержать, раз вы — их тренер. Обязаны! Моральная поддержка значит очень многое. Быть может, Карельским именно ее и не хватает для победы?

— Кто его знает, от чего в этой Англии зависит победа… Все не так, как в России. Все шиворот-навыворот! Конечно, я рад буду увидеть своих учеников, пообщаться с ними, так сказать. в боевой обстановке. Где они остановились, в каком отеле? Наверно, в вашем, у Виктории?

— Нет, Никита, не в нашем. Не в «Белой ночи». Среди жильцов отеля Виктории я их не приметила.

— Боже мой, неужто их конкуренция с Викторией на паркете перешла в личную вражду? Вы ведь в курсе, что Виктория Донская и ее партнер, Максим Коноплянников, были главными конкурентами Карельских и почти всегда отбирали у них золотые медали?

— В курсе. Трудно провести грань между спортивным паркетом и личными отношениями, наверно. А может, невозможно, когда ты обречен из-за кого-то на проигрыш. Виктория всегда уделывала Карельских по полной программе, разбивала их в пух и прах, это мне известно.

— Но Виктория уже не танцует. Я от многих слышал об этом. Она замужем за британцем и вместе со своим мужем Марком занимается исключительно гостиничным бизнесом. «Белая ночь» теперь — главное дело для нашей чемпионки Вики, мадам Донской-Балд. Она не будет мешать Карельским и на Блэкпульском паркете. Вообще, этот турнир для них — роковой.

— Что вы имеете в виду, Никита?

— Это последний год, когда они выступают в возрастной категории «сеньоры». Руслан признался мне, что устал биться как рыба об лед, пытаясь добиться выхода в финал на Блэкпуле. Если они и в этом году проиграют Блэкпул, как это уже было двенадцать лет подряд, то он найдет в себе мужество расстаться с танцевальным спортом.

— Это он вам так и сказал? В таком случае, Никита, вы просто обязаны приложить все ваши усилия, чтобы вдохновить, убедить, настроить на победу — вдохнуть энергию в Карельских!

— «И будешь тверд в удаче и несчастье, которым в сущности цена одна». Редьярд Киплинг, агент британской разведки, Автор «Кима» и «Маугли», — Борисоглебский смотрел куда-то ввысь. Там проплывала белоснежная плеяда облаков. — Ну, вообще-то я прилетел сюда, конечно, не только ради Карельских. Вы… давно здесь, Поля? Кара-Мурзу видели?

— Артура? Пока нет. А он вам нужен?

— Еще как! Это же мой друг. К тому же у него же затевается очень крупный бизнес-проект. Рабочее название — «Русский вальс». Деньги под него даются госдепартаментом по культуре Вены, посольством Австрии в Москве и российским Министерством иностранных дел. Это будет роскошное шоу! Венский вальс в исполнении русских артистов! А если Кара-Мурза сумеет отработать этот проект в тандеме с Нагорным, то получится вообще супер! У Нагорного прямые выходы на ведущих нефтяных олигархов России. И сейчас через его корпорацию «Вальс» текут такие денежные потоки, что многим и не снилось. Конечно, львиная доля этих денег уходит на организацию соревнований, на фестивали мирового уровня. Львиная доля — но не все деньги. Мирослав — это голова! Хватка, какой позавидует и президент страны! Я восхищаюсь Нагорным. Огромные деньжищи!

— Вы хотите поучаствовать в их распределении?

— Я хороший организатор. Прекрасно умею проводить рекламную кампанию. Могу выступить хореографом любого танцевального шоу, включая балет. Я же, если помните, вообще-то артист балета.

— О да, я отлично помню! И ваш внезапный уход из классического балета, с престижной сцены Мариинского театра — на спортивный паркет…

— Жизнь полна неожиданностей, Поля. Это придает ей пикантность.

Красно-желтая лента из бегоний закончилась, и вместо нее началась кайма из сиреневых и желтых виол, в народе именуемых «Анютины глазки». Тенистая кленовая аллея сменилась просторной поляной с ромашками. На поляне с радостными криками носилась детвора, перебрасывая друг другу мячик: видимо, тренируясь в какой-то игре.

Они пошли дальше, скрипя красно-бурым гравием, по дорожке, ведущей сквозь клумбы с острыми, как лезвия турецких сабель, листьями ирисов и огромными сиреневыми шарами цветущего во всю свою красу декоративного лука-алиссума.

Полине была слишком хорошо известна история перехода Карельских в студию Никиты Борисоглебского. Лишь она, человек из мира газет, но не спорта, да еще руководитель студии танца Петр Пирожков, с которым Карельские расстались во имя золотых медалей, расценивали это решение Руслана и Риты как предательство.

Дружба Полины Бересклет (это красивое растение с ягодками-брусничинками журналистка выбрала своим псевдонимом) с Карельскими была многолетней. Они познакомились в буфете одного из старинных особняков Москвы, появившегося в эпоху архитектурного монументализма, в эру соцреализма. Здание отличалось многофункциональностью. Каждые выходные на его центральной сцене проходили сатирические спектакли современных драматургов, веселые шоу, рассчитанные на массовую, не искушенную Шекспиром и Бернардом Шоу публику. Боковой флигель был упакован многоярусными тренировочными залами. В одном из них на вылинявшем паркете за деревянным станком занимались будущие артисты балета, в другом, также заставленном по периметру зеркалами, располагалась государственная школа хореографии для детей. Еще один зал, крытый ковролином и арендуемый спортивным обществом «Трудовые резервы», предназначался для аэробики, куда и ходила в свободное время Полина, вдохновленная личностью Джейн Фонды. Два оставшихся зала сдавались в аренду коммерческим школам танца. В одном зале на стареньком линолеуме худощавые крашеные девицы с ярким маникюром учились фигурам аргентинского танго. В другом — во всей своей красоте сверкал паркет для спортивного танца. Этот паркет арендовал Петр Павлович Пирожков, бывший исполнитель народного танца и педагог государственной школы хореографии для детей, располагавшейся в том же самом здании тремя этажами ниже. Впрочем, Петр Павлович Пирожков, или, как его чаще назвали, Петропалыч, был отнюдь не случайным человеком в мире спортивного танца, этой буржуазной, как говорили в советские годы, культуры. Когда бальному танцу наконец открыли зеленый свет, он принялся с таким энтузиазмом за его освоение, что умудрился даже завоевать со своей партнершей несколько медалей на чемпионатах Москвы. Это вдохновило его на открытие частной школы танца — индивидуальные уроки с учениками стоили столько, сколько на «государевом пайке» в хореографическом кружке Пирожкову и не снилось.

Среди учеников Пирожкова оказались и Карельские — амбициозная пара, которая хоть и вкладывала все свои силы в тренировки, но так и не могла завоевать значительные места на московских конкурсах. Это очень раздражало Руслана Карельского, он не мог взять в толк, чего им не хватает для победы. Техники? Дружбы Пирожкова с судейской бригадой? Может быть, мешает уже далеко не юный возраст?

Решение о переходе в студию более сильного педагога было мучительным. Пирожков давно стал другом семьи Карельских, они даже вместе ездили летом отдыхать в прекрасный дом отдыха на Селигере. Рита Карельская, талантливый дизайнер в одежде, обшивала всю студию Пирожкова конкурсными костюмами. Но увы, перед парой Карельских встал выбор. Дружба или медали.

Руслан, для которого главной мотивацией в танце была именно победа, уговаривал Риту расстаться с Пирожковым и перейти в студию артиста балета, открывшего школу спортивного танца, Никиты Борисоглебского. Его ученики неизменно побеждали на всех российских чемпионатах. Но Рита успела привязаться к Петропалычу как к близкому другу и родственнику и убеждала Руслана повременить. Еще неизвестно, получится ли им стать чемпионами, занимаясь в студии Борисоглебского, хватит ли у нее самой сил и энергии в тренаже у хореографического станка, к которому, как поговаривали, Никита ставил всех своих учеников, невзирая на злословие конкурентов, болтавших, что, мол, «балетный станок для спортивного танца — это лишнее». К тому же было слишком очевидно, что с уходом к Борисоглебскому Маргарита потеряет своих клиентов из студии Пирожкова, заказывающих конкурсные костюмы, а главное, что потеряет и его самого — как друга. Но амбициозный Руслан призывал всем этим пожертвовать — он был настроен лишь на кубки и медали.