Четыре гитары

Анна Гольден

В свои 27 лет Карина Шнайдер может похвастаться многим: творческой работой, высоким заработком, собственным жильём и целеустремленностью, не знающей преград. Чем не повод жить в своё удовольствие, поддерживая имидж карьеристки, сердце которой не равнодушно лишь к эстетике дизайнерских интерьеров?Однако непоколебимая уверенность девушки рушится словно карточный домик после случайной встречи в баре со старым знакомым из университета…

2

— Как, как? Рома вас зовут? — замаскировав свою застигнутость врасплох под приступ кашля, я делаю вид, что не узнаю его. — Вы уверены, что мы знакомы? Возможно, вы меня с кем-то путаете?

— Карина, это точно ты! — парень очень пьян, судя по тому, как заплетается его язык и скачет интонация — то вверх, то вниз. — Ка-ак ты поменялась! Совершенно другая стала! Ты очень изменилась! Так сразу и не узнать тебя, Карина, — Рому одолевает неприятный смех, отчего внутри нарастает паническое раздражение. Мне стоит продолжать делать вид, что я понятия не имею, кто это, быстро расплатиться за свой ужин и уехать домой, пока меня не втянули в ненужную встречу «бывших друзей». Я торопливо выбрасываю недокуренную сигарету и бормочу какое-то извинение под видом того, что он определённо обознался, но Рома порывисто хватает меня за локоть.

— Карина, перестань дурачиться, — уверенности в его голосе явно становится больше, и я слышу нотки сарказма. — Первый курс, Карина! Канал имени Москвы. Легендарная вечеринка студентов первокурсников. Ты должна это помнить, ну же? Не так много лет прошло с тех пор… Хотя нет! Много! Десять лет, чёрт возьми! Но неужели ты забыла ту славную вечеринку?

Ключевые слова прозвучали из его уст как пароль для входа в компьютерную систему. Все мои жалкие попытки улизнуть не увенчались успехом. Я беру себя в руки и выдавливую вежливую улыбку: как будто встретилась со своей учительницей из школы, с которой надо обменяться парой фраз и вежливо узнать, как у неё дела.

— Ах, точно, Рома! Ну, конечно! Столько лет прошло… Ты знаешь, я просто работаю с очень большим количеством человек! Люди, люди, везде люди, с годами у меня стала ужасная память на лица, — я начинаю оправдываться, чувствуя, как стыдливо заливаюсь краской. Я стараюсь быть убедительной, но мой лепет далёк от реальности: я обладаю потрясающей зрительной памятью и с первого раза запоминаю лица и имена людей, а так же ситуации, при которых состоялось наше знакомство. Для меня нелепо говорить о несуществующих проблемах с памятью, и из-за этого я выгляжу глупо: в ответ на мои неубедительные реплики Рома лишь ухмыляется.

Конечно, мой мозг помнит всё! Мой мозг прекрасно помнит первый курс, помнит канал имени Москвы, где мы с другими студентами собрались на нашу первую вечеринку, помнит тот восхитительный осенний день. При нашем слякотном климате это большая редкость — такие милые деньки в сентябре, ещё по-летнему солнечные и тёплые, но уже по-осеннему лиричные и живописные. Мой мозг помнит и этого парня — и помнит, что после той ужасной вечеринки мы с Ромой здоровались сквозь зубы, а спустя пару месяцев и вовсе стали игнорировать друг друга, как будто и не знакомы. Мой мозг помнит, во что он был одет: простые джинсы и сиреневая толстовка не самого удачного оттенка: с большей примесью красного, чем синего — а лучше бы наоборот. Помню, что Рома носил узкий туннель в ухе и катался на скейтборде. В то время было очень модно гонять на досках, слушать альтернативный рок типа «Limp Bizkit» и «Drowning Pool» или что-то ещё более агрессивное. Ребята, не знавшие английского языка, но очень хотевшие приобщиться к этому модному течению, довольствовались группой «Stigmata», скандируя вместе с ними, что сентябрь сгорел, а убийца плачет. О, наша молодость. Время бунтарской подростковой культуры, альтернативного рока и ярких неформальных нарядов. Всё это было настолько модным, настолько массовым, что все через одного нет-нет, но носили узкие джинсы, яркие кеды, футболки со спортивными принтами и красили челки в необычные цвета. Так одевались многие, не зависимо от возраста и пола, пока эта мода не ушла, а мы не выросли и не начали заниматься поисками себя настоящих в этом океане жизни.

— Ну вот, узнала! Каринка! — я вижу, что он улыбается. — Дай обниму тебя! Вот уж никогда не думал, что мы встретимся, да и ещё вот так случайно! Вот это встреча года!

Я не успеваю возразить или согласиться, как призрак прошлого крепко сжимает меня в объятиях. Раньше мне казалось, что мы одного роста, но сейчас очевидно, что он перерос меня почти на голову. Я мужественно терплю этот порыв ностальгии, чувствуя сильный запах алкоголя. Это объясняет его бурную радость: не думаю, что при других обстоятельствах Рома был бы так мне рад.

— А ты чего там одна сидишь? Давай выпьем! Или ты ждёшь кого-то?

Правильнее сейчас было бы сказать, что я жду подругу или какого-нибудь несуществующего парня, но мой язык самовольно говорит непростительную вещь:

— Нет. Кого мне ждать? Я работаю. Дома нет Интернета, и я решила поработать в баре.

— Эй, мне интересно, кем можно работать, попивая глинтвейн в баре с таким расслабленным видом? Это же настоящая работа мечты! Расскажешь мне, Карина, кем ты стала? Ты чего дрожишь? Замёрзла? Пошли греться, подруга!

Он разжимает объятия и тащит меня за собой — со стороны может показаться, что мы, и правда, хорошие друзья, которым сейчас весело от их вот такой неожиданной встречи. Но мы никогда не были с ним друзьями, и единственное, что я о нём помню, это та самая студенческая вечеринка на первом курсе. Да и тогда наше общение было особо дружеским: Рома быстро дал мне понять, что не желает продолжать со мной общение, и наши пути разошлись. Да, неприятная была история: одно из грязных пятен на белой скатерти моей репутации. Слава богу, что я не поддерживаю связь с одногруппниками, и об этой истории мне никто не напоминает: с годами её засыпало сентябрьскими листьями и замело снегами. Но сейчас она всплыла — нарисовалась, словно труп утопленника на чистой поверхности гладкого озера.

Я покорно следую за Ромой — он заразительно хохочет, почти насильно сажает меня за свой стол рядом с собой, после чего опасливо косится в другой конец бара, где я сидела до нашего рокового перекура.

— Ой, твой ноутбук? Нам, наверно, лучше не оставлять его без присмотра. Вернись за свой стол, Карина, я к тебе подсяду сейчас.

Сегодня судьба решила злорадно посмеяться надо мной: спонтанное решение выбраться в люди закончилось комичным стечением обстоятельств и внезапной встречей с далёким прошлым. Сев обратно, я сохраняю найденные файлы и делаю резервные копии: хорошая привычка на случай, если что-то пойдёт не так. Многое сегодня идёт не так, как мне хочется, и большой досадой будет потерять результат проделанной работы. Я быстро набираю на клавиатуре команды сохранения, когда Рома, вооружившись стаканом с виски, занимает стул напротив меня.

Так неожиданно и странно видеть этого человека столько лет спустя, но это по-своему интересно. Я не замечаю, как меняюсь сама или меняются мои близкие, но часто ли встретишь знакомого, которого не видел десять лет? Это же вдуматься только: неужели я настолько старая, что десять лет назад я уже во всю тусовалась в каких-то компаниях и начала собирать коллекцию конфузных историй? Я украдкой посматриваю на Рому: не хочу показывать ему свой неожиданный интерес к его персоне, но мне очень любопытно, кем он стал. Каким он стал. Насколько он изменился за минувшие годы, или это всё тот же заносчивый Рома? Он похудел. Совершенно точно помню, что черты его лица были более скругленными и по-детски одутловатыми — да что уж там, мы все ходим с юношеским овалом лет до двадцати, а после потихонечку усыхаем, становясь строже, серьёзнее и суше. Хотя строже — это не про него. Яркие голубые глаза горят нездоровым блеском на бледном, осунувшемся лице. Нездоровый цвет лица наркомана со стажем, сказала бы Лара, помешанная на солярии и бронзовом загаре. И всё же, при всей этой «нездоровости» и бледности я бы по-прежнему, как и много лет назад, признала его красивым. Такое отвратительное слово, красивый. Его постоянно к месту и не месту использует наш маркетолог Лена, но у Ромы, правда, довольно эффектная внешность.

— Ну, привет, — я натянуто улыбаюсь ему и без энтузиазма завязываю жалкий разговор: — Вот так встреча. Очень неожиданная. Ты поменялся. Похудел? И как будто выше ростом стал? Как твои дела?

— Работаю много! Очень много! Ты себе не представляешь, насколько! В целом, у меня всё классно, — он широко улыбается и смеётся, словно бы он только что удачно пошутил. Не помню, чтобы он когда-либо был весельчаком и душой компании: из всего нашего потока он общался всего с парой ребят, таких же одиночек скейтеров, любящих музыку и мечтающих спеть своё слово в музыкальном мире. Всех остальных он держался особняком и мало с кем проводил время после лекций — хотя мне-то откуда знать? Но я точно помню, что он едва ли улыбался: Рому всегда отличало холодное, отстранённое выражение лица, которое демонстрировало скуку и безразличие ко всему. Не помню его пьяным, кричащим, смеющимся или говорящим с кем-то на повышенных тонах — зато сейчас Рома улыбается во все тридцать два ровных зуба, и вид у него настолько неадекватный, что у меня возникают нехорошие предположения, что Рома употребляет не только алкоголь.

— А чем ты занимаешься, Карина? Ты так изменилась! Куда делась та девочка с длинными волосами и детским наивным взглядом, полным восхищения?

— Выросла и постриглась, — я хотела сказать это в шутку, но настороженность в моём голосе играет против меня, и получается грубо. — Я имела в виду, что прошло много лет, люди же меняются с возрастом.

— Вот это голос у тебя поменялся! — он резко наклоняется ко мне через весь стол, отчего я невольно вздрагиваю, словно на меня накинулась бешеная собака. — Серьёзно! Ну-ка, скажи что-то ещё? Твой тембр голоса определенно стал другим, более низким. Куришь, наверно, много? Ты раньше так противно пищала и восторженно охала, а сейчас ты глянь только: такая зрелая женщина с мелодичным голосом. Не смотри так на меня, Карина. Я аудиал. Если это слово тебе о чём-нибудь говорит, — он с важным видом закатывает глаза, и это придаёт его нетрезвому лицу долю комичности. — Я очень хорошо запоминаю звуки, музыкальные мелодии, ну и голоса, конечно же. Всё-таки два музыкальных образования, как ни крути. Ну, чего молчишь, будто язык проглотила? Скажи мне ещё что-нибудь! — он откровенно издевается надо мной.

— Здорово. Музыка — это очень хорошо. К сожалению, я никогда не имела к ней данных: совершенно не умею петь и играть на чем-то, — ровным тоном говорю я, чем вызываю с его стороны прилив ненормального энтузиазма. Рома шквалом обрушивает на меня кучу фактов о каких-то своих знакомых, которые стали лихими барабанщиками, солистами и большими именами в мире музыки и рассказывает их все вперемешку, путаясь в последовательности и логике повествования. Он говорит о них с таким интересом и восторгом, что я понимаю, не предприми я сейчас попытку удрать, то буду слушать их весь вечер.

Эта неожиданная встреча в «Вине от Маруси» — определенно не из тех, о которых потом вспоминаешь с теплом и улыбкой. Рома — это что-то очень давнее и почти забытое, то, что я не люблю вспоминать. За минувшие годы это было всего несколько раз: когда я отдыхала на левом берегу с другой компанией и когда заезжала в Университет, повидаться с преподавателями. Бывало, когда я случайно слышала по радио песню про сгоревший сентябрь, воспоминания откидывали меня назад, в то время, в тот самый день. Сентябрь горит. Я так и видела перед глазами золотисто-красные листья клёна и запах того костра, на котором мы жарили сосиски и хлеб. Видела лица своих друзей и чувствовала во рту тёплый вкус дешёвого алкоголя и приторного сока. Я улыбалась этим глупым воспоминаниям и думала, как хорошо, что они у меня есть.

Знатная была история. Конечно, в моей жизни после неё было ещё немало вечеринок с конфузными кульминациями и развязками, так что невинная попытка завязать с Ромой дружеский диалог (хорошо, я чуть не стащила с него штаны), с годами не кажется мне такой обескураживающей. Совершенно мимолётный, не стоящий внимания эпизод, имевший место десять лет назад. Как я вообще о нём вспомнила? Да, конечно вспомнила. Сто лет ещё проживу, но не забуду, как я приставала к бедному парню как помешанная! Не стоило мне пить так много: я вела себя как последняя идиотка, ещё и на глазах у всех. В институте потом много шептались после того случая. Но, думаю, что много чего в этой истории додумала моя одногрупница Кира или кто-то ещё из девочек, но я не хочу знать, кому обязана такой легендой о себе. За мной ещё пару месяцев тянулась репутация не самой приличной студентки, но со временем моя хорошая успеваемость и уживчивый нрав смыли с меня все грехи. Словом, Рома и вся эта сентябрьская драма семнадцатилетних подростков, эпизод, конечно, неприятный, но он был слишком давно, чтобы вспоминать о нём с такими трепетными эмоциями.

Но для Ромы эта встреча значит намного больше, чем для меня. Мой друг на сегодняшний вечер продолжает рассказывать какую-то чушь из области психологии и пытается меня в чём-то убедить. «Нет такого слова, не умею, надо пробовать, работать над собой, и тогда всё получится, дело только в твоей лени и нежелании», — лихорадочно частит парень, делая резкие жесты руками. Не могу понять его посыл: он то ли пытается меня за что-то пристыдить, то ли просто хвастается своими успехами. Я пытаюсь подгадать удачную паузу между его словами, чтобы бросить быстрый взгляд на часы и закруглить нашу беседу под видом того, что мне надо уезжать. Буквально секундная пауза, Рома делает быстрый глоток из своего стакана и распаляется новой речью:

— Карина, вот я сегодня наконец-то решил устроить себе выходной! У меня в декабре было только два свободных дня! Новый год я встретил весь обмотанный проводами, как древнеегипетская мумия! Прыгал за сценой с пультом в зубах под мат барабанщика одной группы. Он напился к десяти вечера, как свинья, и едва мог стоять на ногах! А ему играть всю ночь. Половина техников уехали ещё до полуночи, и мне пришлось бегать, как заботливая мамочка, и решать все вопросы! С этой чёртовой вечеринки я вернулся только в обед первого числа и проспал почти четырнадцать часов! Это такая роскошь, я сам не поверил своему счастью! В лучшем случае у меня получается покемарить часа четыре, — сейчас мне становится ясно, почему он так нездорово выглядит и откуда эти огромные синяки под глазами, которые я сначала приняла за последствия употребления наркотиков.

Рома говорит так быстро, что я почти не могу разобрать, что он несёт. Я напряженно жду удачного момента для своей небольшой актёрской игры, но понимаю, что это дохлый номер: парень нашёл, кому можно присесть на уши в этом богом забытом баре. Он не отпустит меня до тех пор, пока из его организма не выйдет весь алкоголь, или я ему не надоем. Но, учитывая, что он уделяет своему стакану регулярное внимание, просидим мы с ним до закрытия.

Вот так я выбралась из дома поработать — лучше бы отдохнула дома под хороший фильм и пила эспрессо с новыми сиропами. Но вместо запахов кофе и занятного сюжета меня атакуют алкогольные пары дешёвого виски и невероятные истории про концертную деятельность столицы. Насколько я поняла из его бестолково рассказанной биографии, Рома, как и я, остался в числе тех выпускников, что связали свою жизнь с работой по специальности. И судя по его плотному графику и обилию концертов, устроился Рома вполне неплохо. Малоувлекательные рассказы скачут в полном беспорядке — они скоро перейдут на галоп, и я вообще перестану его понимать. Рома начинает с одного, потом вспоминает другой занятный случай, который «грех не рассказать хорошему другу!», то вдруг рассказывает историю о компьютере какого-то лоха, который завис за полчаса до концерта, и пришлось реанимировать и компьютер, и этого лоха, то всеми любимый эстрадный исполнитель оказывается пьяницей и геем. С темы нетрадиционной ориентации и ярко-выраженного негативного к ней отношения Рома вдруг переключается на обсуждение технических пультов и синтезаторов, и на моменте рассказа о разрыве цепей и контактов какого-то музыкального дивайса в разгаре концерта малоизвестной певицы я сдаюсь и прошу Настю повторить мне глинтвейн. Боюсь, что только горячее вино со специями поможет мне мужественно выслушать весь этот словесный поток, половину из которого я не понимаю. Припав губами к толстой стенке бокала, я пытаюсь абстрагироваться от обилия технических и музыкальных терминов, и с каждым глотком это становится проще. Минут через десять я почти не слушаю его, и техники активного слушания мне хватает, чтобы казаться вежливой.

— Извини, я тебя заговорил, наверно, — в какой-то момент Рома перебивает себя на полуслове и снова припадает губами к бокалу со зловонным виски. — Извини, что болтаю всякую ерунду, тебе это наверно неинтересно всё? — да, неинтересно, хочу согласиться я, но выдерживаю вежливую паузу и, почему-то, уверяю его в обратном. — Итак, Карина. Как устроилась ты после вуза? Стала великим модельером? — мне кажется, что, произнося моё имя, он пытается подавить смешок.

— Я училась на отделении графики, а не дизайна одежды. Да, я устроилась в хорошую компанию. Занимаюсь обустройством комнат и квартир. Вот. Дизайнер я. Мне это очень нравится… Сейчас занимаюсь апартаментами бизнесмена Марка Гольденберга, — про моего нового клиента много писали в прессе, поэтому, конечно же, Рома знает, кто это. Этим фактом я пытаюсь придать себе весомости в его глазах, но желаемого эффекта я не произвожу.

— А, этот? Зажрался он. Ему всё денег мало, поэтому уже не знает, что купить и где бы ещё наворовать. Люди в какой-то момент свихиваются на этих деньгах, и им хочется заработать ещё больше. Слышал, обчистила его женка после развода по полной программе.

— Я не в курсе личной жизни своих клиентов, — резко отвечаю я. — И обсуждать мы это не будем.

— Ясно. Посплетничать ты со мной не хочешь. Ты стала такой серьёзной, Карина, кто бы мог подумать? — Рома цокает языком и залпом проглатывает остатки янтарной жидкости. — Выпить ещё? Или хватит?

— Я думаю, больше не стоит. В алкоголе главное знать меру, — неодобрительно говорю я. Думаю, ещё пара глотков, и придётся соскребать кое-кого с пола — либо Рому, либо естественную реакцию его организма на злоупотребление алкоголем. Посетители бара будут бросать на меня неодобрительные взгляды, и мне, красной от стыда, придётся вытрясать из него домашний адрес и везти домой. — Пристрастие к алкоголю забирает на тот свет раньше положенного, имей ввиду. В твоём возрасте вид у тебя уже не сказать, чтобы очень здоровый.

— Ты думаешь, что я постоянно пью? Что я спивающийся алкоголик? — его лицо на миг становится озлобленной маской: такое ощущение, что я своим комментарием попала в точку, но он, конечно же, не признается мне в своей зависимости. — Это неправда! Я почти не пью! Могу иногда выпить бутылку пива или немного виски, но не более. Алкоголь — это зло и яд, я это прекрасно знаю. Сегодня у меня был основательный повод впасть в лирический запой. До того, как произошло роковое стечение обстоятельств, и я прикурил тебе сигарету на улице, я был здесь со своими друзьями. Мы дружим ещё со школы: прошли вместе через огонь, воду, медные трубы и голодные будни музыкантов и сегодня наконец-то решили встретиться. Сказать по правде, последний раз я видел их полгода назад, и всё это время мы даже не созванивались. Лучшие друзья — они же такие, в трудную минуту всегда рядом, поддержат, помогут. Но сегодня я понял, что видимо так думаю только я, потому что парни за это время успели жениться, устроиться на работу в отличный музыкальный проект и завязать с разгульным образом жизни. Да я не помню, чтобы у них проходил хоть день без травки или алкоголя — закинут себе за ворот и радуются жизни. Но на их нынешнем празднике успешной жизни я теперь лишний. Обидно, Карина, знаешь ли, очень обидно.

— Ну, Рома, раз они так легко предали вашу дружбу, может, они тебе и не такие уж друзья? — с сочувствием произношу я, хотя мне кажется, что сейчас ему больше нужен ещё один стакан виски, нежели моя сердобольность. Впрочем, после таких разговоров стакан виски скоро потребуется и мне.

— Да ладно, не велика потеря. Я нравлюсь людям, так что не составит труда подружиться с кем-то другим. Другое дело, зачем вообще тогда устраивать этот театр с мнимыми друзьями? Знаешь, в чем всё веселье этого мира, Карина? Дело в том, что мир захлебнулся в лицемерии и жажде денег. Люди называют себя твоими друзьями и подругами, клянутся в верности, а по сути это всё меркантильная ложь. Взять хотя бы твоего Гольденберга. Надо думать, любила его бывшая жена, когда выходила за него замуж. Любила так, что жить без него не могла, — Рома делает театральный жест рукой как бы в подтверждении своих слов. — Нет, конечно! Её интересовали только его возможности и деньги. И всё. Она получила, что хотела, и исчезла как ёжик в тумане, прихватив с собой пару пачек долларов на новый силикон.

— Ты не знаешь всех подробностей их личной жизни, возможно, были какие-то другие причины их развода, — осторожно говорю я. — А ты начитался сплетен из Интернета и поставил на Марка и его жену позорное клеймо.

— Ага. Я всё понял. Значит, тонкости их развода ты всё-таки знаешь. А может Гольденберг тебе не просто клиент, и ты с ним спишь уже давно? А ревнивая жена не пожелала делить его с кем-то и…

— Хватит нести ерунду, — грубо осекаю его я. — Знаешь, в чём твоя проблема? Ты выносишь вердикт о других людях, не располагая нужной информацией. Почему ты думаешь, что у меня с ним сексуальные отношения? Я просто сказала тебе, что он мой клиент, и я сейчас с ним работаю. Бесспорно, у него широкие финансовые возможности, и я могу хорошо заработать, но работа — это всё, что меня с ним связывает. Перестань фантазировать и вешать на людей ярлыки, которые далеки от реальности. И однозначно тебе стоит понизить градус в организме — того гляди, воспламенишься скоро. Возможно, тогда тебе станет легче жить самим с собой, и реальность предстанет перед тобой в настоящих красках, без алкогольной завесы, — предостерегающе говорю я. В моём голосе появляются низкие ноты, что делает его похожим на шипение ядовитой змеи. Рома приосанивается и выдерживает долгую паузу.

— Наш разговор становится всё более и более интересным, — задумчиво говорит он минутой позже, смотря на меня в упор. Взгляд у него тяжёлый и пристальный — я стараюсь не отводить глаз, чувствуя при этом странную неловкость, словно бы я наговорила чего-то лишнего. — Я бы с удовольствием продолжил его, но сквозь алкогольную завесу моей реальности очевидно, что мой стакан пуст. У меня дома стоит целая бутылка виски. Не составишь мне компанию выпить её?

— Что? — испуганно переспрашиваю я. Вот уж чего не хватало, так это идти в гости к этому ненормальному! — Нет! Не составлю! Даже не думай!

— Да брось, — спокойно отвечает Рома и неожиданно дарит мне улыбку, от которой исхудавшее бледное лицо мгновенно преображается. До нас доносится беззаботный смех уходящей из бара компании парней и девушек, решивших продолжить этот отличный вечер в каком-нибудь клубе. Рома, невольно обративший на них внимание, молча провожает их взглядом, после чего продолжает более уверенным тоном: — Я живу тут рядом. Бар закрывается через час, и скоро нас отсюда попросят. Время уже к одиннадцати, а тебе наверно ехать чёрте куда. Где ты живёшь, кстати?

— Я живу на Войковской, и это не далеко отсюда. Если я не успею в подземку, в чем я сильно сомневаюсь, то вызову себе такси, — с недовольством говорю я, обидевшись на его «чёрте куда». Я давно заметила, что те, кто живут в центре, считают все станции метро после кольцевой какой-то дальней далью «у чёрта на куличиках». — Так что спасибо за приглашение, но я поеду домой. К себе домой.

— Да ладно тебе, Карина, нам пройти всего метров триста. Пойдём! У меня очень вкусный виски! Посидим, поболтаем, потом поедешь, куда тебе надо. И потом, Карина, — его лицо очередной раз за вечер меняет своё выражение — на сей раз в пользу серьёзности. Меня уже начинает забавлять обилие его актёрских масок и богатство мимики лица. — Мы так давно с тобой не виделись! Представляешь, моё последнее воспоминание о тебе датируется десятилетней давностью. Нам определенно есть о чём поговорить. Ты мне толком и не рассказала, чем занимаешься, кроме того, что работаешь на Гольденберга и, возможно, с ним спишь. А мне интересно было бы узнать о тебе побольше. Ну что, по стаканчику? У меня, правда, отличный виски.

— Я не пью крепкий алкоголь, — категорично отрезаю я, наморщив нос. — Меня от него тошнит.

— Ты смотри какая, — Рома опять подавляет смешок, словно только что мысленно пошутил в мой адрес. — Ладно, ладно, я понял, в чём дело. Ты боишься, что если останешься со мной один на один и напьёшься, то повторишь свой подвиг с первого курса и начнёшь снимать с меня штаны, — Рома начинает хохотать, и я понимаю, что он провоцирует меня. — Если что, я не против, Карина! Что будет, то будет!

— Какой ещё подвиг? Ты о чём вообще? Это когда было-то? — я возмущаюсь и чувствую, как стыдливо заливается моё лицо краской. — Подумаешь! Это было давно! Десять лет назад! Считай, что не было! Мне было семнадцать лет, и я немного перепила, с кем не бывает. И ничего я не боюсь, просто я не хочу никуда с тобой идти! Ты вообще не думал, что я уже могла бы быть замужем в таком возрасте?

— Кольца на пальце я что-то не вижу, — Рома цокает языком и ждёт от меня следующих глупых аргументов.

— Я могла бы быть в отношениях, — резонно возражаю я.

— И сидела бы в праздничный день, с компьютером и пила глинтвейны в одиночестве? Не верю. У тебя взгляд одинокий. Ты не в отношениях.

— Уставший у меня взгляд! И я приехала сюда поработать, потому что дома нет Интернета, а моя работа невозможна без наличия Wi-Fi.

— Значит, у тебя есть парень, и ты как хорошая девочка ночуешь дома с ним в обнимку? И к чужим парням в гости ты не ходишь?

— Нет, но…

— Я так и думал. А тебе лишь бы поспорить. И насчёт твоих страхов и опасений я тоже прав. Ты боишься, что на тебя нахлынет былая страсть, и ты ко мне полезешь обниматься. Ладно уж, мы люди взрослые, это всё естественные вещи.

Меня раздражает его наглость. Меня раздражает, что он припоминает мне тот случай — это было давно, давно, давно! Зачем это вообще всё всплыло в моей жизни? Я уже который раз за вечер начинаю жалеть о своей поездке. Я хочу встать и начать собираться домой, как — о чудо! — мне звонит Лара. Я торопливо беру трубку, решив, что нужно быстро разыграть спектакль «у подруги случилась беда», как счастливый голос Лары начинает громко частить мне в ухо:

— Карина, он такая душка! — слышу, как она быстро затягивается сигаретой и с хриплым кашлем продолжает: — Такая душка! Он приготовил нам такой вкусный ужин! Боже, мне кажется, что я влюбилась! Таких идеальных мужчин не бывает! Хочу завтра встретиться с тобой и всё рассказать! Возможно, скоро ты будешь помогать мне в примерке свадебного платья! Ты свободна завтра вечером? Нет никаких встреч по работе?

— Да, я свободна! Отличная новость, очень рада за тебя! — рассеянно отвечаю я, думая, как бы быстро повернуть разговор в нужное мне русло.

— А ты где сейчас? Я слышу какую-то музыку! Ты не дома?

— Я? В баре! Домой сейчас поеду! Поздно уже, вот собираюсь домой.

— Ага, собирается она домой, как же, — ехидно вставляет свою ремарку Рома, и я начинаю испытывать желание его ударить.

— Это кто там с тобой? Па-арень! Обалдеть! — Лара переходит почти на визг. Почесав шею за ухом, я случайно задеваю кнопку громкой связи, и высокий голос подруги сейчас слышен даже у входа в заведение. — Ничего себе! Ты на свидании! Подумать только! Я сплю наверно, Карина! Ты сидишь в кафе с каким-то парнем и строишь ему глазки? — пока Лара театрально вздыхает, мои щёки становятся краснее светильников бара «Вино от Маруси», а пальцы пытаются вывести зависший телефон из этого чертового режима. — Нет, ты не на свидании. Это твой очередной клиент потащил тебя на поздний ужин, выбирать половички в ванну своей бабушки. Моя Карина — фригидная кошёлка, она не ходит на свидания.

— Не говори ерунды! До завтра! Позвонишь мне, когда в гости соберёшься! — багровая от стыда шиплю я Ларе, быстро выключив телефон и затолкав его в карман шубы.

— Что, парень дома ждёт, места себе не находит от волнения? — подкалывает меня Рома, стараясь сдерживать в себе потуги смеха.

— Что, тебе завидно, что меня кто-то дома ждёт, а тебя нет? — поспешно отвечаю я, поняв, что сказала глупость.

— Почему же не ждёт? У меня большая дружная семья, и все ждут меня домой. Ну, так что, Карина, пойдёшь со мной виски пить? И передай своей подружке, что ты не фригидная, а очень даже горячая штучка.

Я бросаю на Рому полный ненависти взгляд — ну, подруга, ну спасибо тебе! Выставить меня в таком неприглядном свете — и перед кем? Рома выжидающе смотрит на меня с бесконечным любопытством: видимо, прикидывает, какие ещё я приведу аргументы, чтобы отказаться от сомнительной полуночной авантюры. И тут — неожиданно для нас обоих — я обреченно соглашаюсь:

— Ну, что же, пошли, Рома. Покажешь мне, где ты живёшь.