Где моя Родина

Раиса Ивановна Богданова

От автора:Моя история началась задолго до моего рождения. Моя мать, как и многие жители Земли, жила, училась и мечтала о будущем. Никто не ожидал, что мечты рухнут в один миг, как карточный домик. Все изменилось 22 июня 1941 года.«Пусть у народа память сохранит рассказы тех людей, кто был на той войне».

© Раиса Ивановна Богданова, 2019

ISBN 978-5-4474-4619-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Уважаемый читатель! Вы открыли мою книгу и мне хочется, чтобы Вы её прочитали и поверили, что даже невозможное возможно. Больше 50 лет я посвятила поискам, родства, дома, любви и счастья. Это книга создана для того, что бы верить в будущее и не опускать руки, даже если выхода нет.

В моей книге Вы узнаете, как шаг за шагом, из года в год, я смогла найти моё прошлое.

Часть 1. Кто я? Чья? Откуда?

Раиса-Рената

Свои воспоминания я посвящаю детям — сиротам Великой Отечественной войны (Второй Мировой войны)

Жизнь человека — это история жизни той страны, в которой он живёт.

Мне иногда задают вопрос: «Вы считаете, что Ваша история уникальна?». Я считаю, что история любого человека уникальна. В моём случае — это повторение многих судеб детей-сирот Второй Мировой войны. Как можно было выжить во время войны? Это загадка.

Спустя 59 лет найти свою мать, имея при себе только имя — Раиса, фамилию — Кулишёва, год рождения — 1943. Разве это не чудо? Как говорится в пословице: «найти иголку в стоге сена».

Всё, о чем я пишу, это многолетний труд поиска моих родителей.

Моя история началась задолго до моего рождения. Моя мать, как и многие жители Земли, жила, училась и мечтала о будущем. Никто не ожидал, что мечты рухнут в один миг, как карточный домик.

Так, 22 июня 1941 года Гитлер вероломно напал на Россию безо всякого объявления войны. Захватил Белоруссию, а затем и Украину. Моя мать жила в это время на Украине. Окончила школу. Но это всё я узнала спустя 59 лет. Многого я ещё не узнала, так как моя мать умерла в 2002 году. Мне помогла её найти только в декабре 2003 года Международная Служба Розыска Красного Креста в городе Бад-Арользен, ФРГ. Конечно, хочется найти отца, но это ещё тяжелей, так как я не знаю даже его фамилию. Кто он? Откуда?.. Прошло очень много времени, а самое главное уходят очевидцы в мир иной. Конечно, пока есть, где искать, я буду заниматься поиском. Не найду отца, найду историю моей матери, то есть историю жизни во время Великой Отечественной войны многих русских, украинских людей.

Где моя Родина?

Свой рассказ пишу на основании найденных архивных документов и рассказа немецкой приёмной матери, её приёмной дочери и сестёр по кровной матери, с которыми я встретилась в декабре 2003 года. Встретилась с сёстрами, которых моя мать родила в послевоенный период, они и рассказали немного о жизни матери на чужбине. Поиском своих родителей я занимаюсь с 1964 года. По мере поиска я смогла постепенно посетить места пребывания моей матери на принудительных работах в Германии. Посетила я и места, связанные с моим рождением и разлучением с родной матерью. В своих воспоминаниях хочу рассказать, как я смогла найти своё прошлое.

Расставание с матерью

С 19.01.1945г. по 31.01.1945г. я находилась на стационарном лечении в больнице Хуфеланд в Берлине, Кароверштрассе, 11. Мне было два года. С этого периода времени я родную мать больше не видела и теперь жизнь пошла по-новому, без матери.

Я с мамой. Мне 2 года. Германия, г. Берлин. 1944 г.

Спустя больше 50 лет я встретилась со своими сёстрами, я поняла, что моё расставание с матерью все помнят по-разному. Самая младшая сестра рассказала, что меня срочно отняли и положили в больницу. Сказали, что я больна тифом, затем поправила себя и сказала, что «анемия». Позже сообщили, что ребёнок умер. Старшая сестра на это возразила: «Нет! Ты не лежала в больнице. Матери велели нести швейную машинку к поезду, а ребёнка принесут к отходу поезда. Ребёнка к поезду никто не принёс, а швейная машинка по сей день у неё дома. Мать всегда расстраивалась, получается, что ребёнка продала за швейную машину».

Третья сестра сказала, что у неё есть фотография, на ней наша мать и моя приёмная мать. Я эту фотографию не видела. Где найти правду?

С 31.01.1945 по 12.12.1945 год документальных сведений никаких нет.

Вторая мама — немка

По документам с 12.12.1945 года нахожусь на воспитании у приемных родителей — супругов Росс, проживающих по адресу: Берлин-Хайнерсдорф, Фазольтштрассе 27, а 15.12.1947 года меня насильно отнимают русские офицеры.

Мне пять лет. Что может помнить ребёнок в этом возрасте? Отдельные яркие картинки воспоминаний, которые в детстве приходили иногда во сне. Когда я выросла, я думала, что это мне только приснилось.

Я помню, что жила в хорошем доме. Возле дома росли две маленькие ёлки. Сидя за круглым столом у окна, рисовала грифелем. Смутно помнила, что имя у меня было «Рената». Помню, как мне прокалывали уши, чтобы надеть серьги. Возле дома я каталась на «самокате» и соседский мальчик ударил меня — я упала.

Однажды я видела, что к дому подъехала чёрная легковая машина. Я сидела у окна и рисовала. Затем я с мамой села в машину. Оказавшись в помещении, меня повели в одну сторону, а мать пошла в другую сторону. Я очень горько плакала.

Спустя некоторое время приёмная мама пришла ко мне, но я не могла понять, почему передаёт мне сквозь крупную сетку изгороди игрушку, куклу и платочек. С тех пор я больше её не видела.

Я сегодня понимаю, потеряв родную мать, мне нанесли большую травму в моей душе. Но когда меня насильно разлучили с приёмной матерью, мне нанесли травму, от которой и по сей день не могу оправиться.

Детский дом при ПФЛ №226. г. Бранденбург ФРГ. Встреча с Россией

С 15.12.1947 года я живу в пересылочном фильтрационном русском лагере «ПФЛ» №226, города Бранденбург. При лагере был детский дом. Дети-сироты поступали из пригорода Берлина, укомплектовывались группами и отправлялись специальными эшелонами в Россию.

Новый год 1948, ПФЛ №226

Я была вывезена вместе с другими детьми-сиротами 10.02.1948 года эшелоном №50055.

Сначала я поступила в Дом Ребёнка №3 г. Калининграда (бывший Кёнигсберг), а затем 24.02.1948 года меня отправили в детский дом города Славск Калининградской области, где уже находились дети-сироты, тоже прибывшие из ПФЛ №226. Возраст детей был разный — от 3 до 15 лет. О первых годах детдомовской жизни я мало что помню. Разве только, как поселили нас в деревянный домик с двумя комнатами, который находился около главного корпуса. В одной комнате располагалась спальня, в другой — столовая, она же игровая. Помню, было много клопов, которые больно кусали и не давали спать по ночам, и, если раздавишь клопа, то от него шел очень неприятный запах. Какие были у нас игрушки? Никаких. Старшие мальчики читали нам сказки. А Вадим Лёвин крутил нам фильмоскоп. Самые любимыми стихами были стихи детского писателя Корнея Чуковского. Особенно стихотворение «Тараканище».

Старшие девочки мыли нас, а затем в простынях приносили нас в наш домик. Летом в жаркую погоду старшие девочки поливали нас из лейки.

В городе был бассейн, куда мы ходили купаться. У нас было своё место для купания, так называемый — «лягушатник».

В каком году нас перевели в двухэтажное здание? Наверно, когда я училась в первом классе. В это время мы могли спокойно бродить по территории детского дома. Через просёлочную дорогу гуляли по стадиону. В кустах играли в «дочки-матери». На дорогах валялось много кусочков черепицы, которые заменяли нам игрушечную посуду, а съедобная трава была едой. Черепица — это остатки разрушенных немецких домов после войны. Черепицей были крыты крыши домов.

За стадионом за колючей проволокой находились немецкие военнопленные, на которых мы приходили смотреть. Видно, я прислушивалась к немецкой речи, когда-то очень знакомому мне языку. Девочки говорили, что немцы давали им конфеты, я этого не помню.

С другой стороны детдома находились качели и карусель, которую мы называли «гигантскими шагами».

Но самая запоминающая игровая площадка — это немецкое кладбище. На могилах лежали мраморные плиты, которые мы использовали, как игровую комнату. Одна могила служила столом, другая — кроватью. «Дочка, ложись спать! Дочка, кушай».

Старшие мальчики шили нам маленьким куклы из тряпок. Глаза, рот и нос были нарисованы цветными карандашами, а волосы заимствовали у лошадей, отрезая часть хвоста.

Днем, играя на кладбище, мы не задумывались о том, что мы тревожим покой похороненных людей. А когда вечером шли через кладбище из школы домой, было страшно, жутко.

Кушать хотелось всё время. Ели съедобные травы, листья, жёлуди, а несколько лет спустя ели жмых. Мальчики приносили с железнодорожных станций. Это было лакомство.

Об одежде. В чём одеты мы были, не помню. Зимой очень было холодно, а летом ходили босиком. Я по сей день ощущаю при воспоминании о пыльных дорогах мягкую пыль. По этой пыльной дороге мы ходили в кино всем детским домом. Иногда мы ходили самостоятельно в кино. Придя в фойе кинотеатра, останавливались у стены. Женщина, которая пропускала посетителей в кинозал, спрашивала у нас: «Девочки, вы из детдома?» Получив положительный ответ, она пропускала нас в кинозал на просмотр фильма. Какие фильмы смотрели? В основном про войну. «Зоя», «Павлик Морозов», «Как закалялась сталь» и другие…

Жители очень сочувственно относились к нам. Особенно мы это видели, когда в сельском клубе мы давали концерты. Жители смотрели концерт со слезами на глазах.

Какое хозяйство было при детском доме? Я уже говорила о лошадях. Сколько их было, не знаю. Были свиньи, им варили в «мундире» мелкую картошку в большом котле, а мы воровали, чтобы поесть.

С четвертой стороны здания была живая изгородь из туи. За изгородью находилось русское кладбище. Там я ни разу не была, видно, было закрыто.

Старшие девочки — шефы

В первый класс я пошла в 1950 году. Училась я плохо, наверно потому, что меня била одна старшая девочка, которая считалась моим шефом. Однажды она привела меня в комнату, раздела догола, положила на кровать, на голую пружину, и била ремнём. За что? За то, что я приехала из Германии и говорила на немецком языке? Страх насилия остался при мне на многие годы. Я часто пряталась у печной топки, ночная няня уже знала моё убежище и приходила за мной, чтобы уложить спать. Утром только произносили слово «Подъём!», как меня уже не было в кровати.

И вот во втором классе моим шефом стала Лиза. По приходу из школы Лиза спросила, какие отметки я получила. Я сразу заплакала, подумала, что она меня будет бить. Я ей сказала, что получила два по чтению. «Глупая», — сказала Лиза. — «Зачем плачешь? Вот выучишь следующий урок и исправишь отметку». Она была права, рассказ я выучила наизусть, и на следующий день я получила пять. Этот рассказ остался в моей памяти на всю жизнь. Вот первые слова этого текста: «Терентий? Терентий? Я в городе была. Бу! Бу! Бу! Была, так была…».

Лиза была настоящей старшей сестрой, которая помогала мне в учёбе, помогала мне понять математику, учила танцевать. Во втором классе я была принята в пионеры. Окончила второй класс без троек, и мою фотографию поместили на доску почёта. Я была счастлива.

Лиза окончила семь классов. Летом её устроили на кондитерскую фабрику в городе Советск. Мне было очень тяжело потерять старшую сестру, только получив её в награду за мои страдания.

Личное дело

Все дети хотят знать, где их родители. Но, где можно узнать о себе, о своём происхождении? Мне было 9 лет, когда я впервые проникла вместе с другими ребятами в кабинет директора детского дома, где находились личные дела на каждого ребёнка. Мы разобрали свои личные дела и стали изучать. В моём личном деле я увидела документ на немецком языке. Перевода не было, но в левом углу документа была фотография. С фотографии смотрел очень худой ребёнок. Возраст ребёнка тяжело было определить. И вдруг кто-то из ребят, увидев мою фотографию, крикнул: «Рая, ты тут, как из концлагеря!». Я быстро оторвала фотографию с документа, решив, что теперь никто не увидит, какая я страшная на ней. Эту фотографию я долго прикладывала к зеркалу и долго сравнивала с собой. Я это или не я. Не могла поверить, что худой ребёнок на фотографии — это я. Я сравнивала свою фотографию со своей подругой Валей Сулис. Валечка приехала со мной одним эшелоном. Я даже думала, что мы сёстры. Мы были чем-то похожи. У Вали были больные ручки, как буква «Г», одна короче другой. Но и она моей сестрой, подругой недолго побыла. Летом 1952 года её перевели в инвалидный детский дом, который находился на берегу Балтийского моря в городе Светлогорск.

Мне 9 лет.

Женщина с моей фамилией

В моей жизни произошло интересное знакомство. Как-то я дежурила по кухне и случайно увидела, что женщина, которая принесла нам молоко, в книге регистрации молока расписывается моей фамилией. Я сказала этой женщине, что у меня тоже такая фамилия. Позже она меня спросила, не хотела бы я пойти к ним жить в качестве дочери. Она сказала, что у неё сын погиб во время войны. Я согласилась. Каждому ребёнку хочется иметь своих родителей. Была я у неё дома. Возле дома был сад, а под деревьями стояли ульи. В подвале находились звери, если память мне не изменяет, то это были бобры. В сарае у неё находились две коровы. Прошло некоторое время, и она сказала, что муж не согласился взять меня на воспитание. Муж сказал, что они старые, умрём, а она опять останется сиротой.

Опять моё счастье прошло мимо меня, возможно, моё прошлое помешало моему счастью.

Санаторный детский дом

В 1953 году, когда я училась в третьем классе, меня отправили в санаторный детский дом в городе Советск (бывший город Тельзит).

Наш детский дом находился на улице Гастелло, напротив детдома военные отстраивали красное здание.

В шесть часов утра начиналось радиовещание. Из чёрного круглого репродуктора сначала звучал гимн Советского Союза. Мы вставали под гимн Советского Союза и стояли, держа «руки по швам».

Хорошо помню, когда болел наш вождь страны, товарищ Сталин. С большим вниманием следили мы за состоянием здоровья нашего вождя. Сообщали, сколько пиявок было поставлено вождю на затылок. 5 марта 1953 года Сталин умер. Все жители города плакали. Был траур всей страны. По-моему мы не учились 5 дней.

На празднике 1 мая, впервые нам дали в подарок красный галстук, голубые носочки и маленькое ведёрко с лопаткой, чтобы играть в песочек. Вообще в детских домах отмечали три праздника: Новый год, 1 мая и 7 ноября. Давали нам кулёк гостинцев, сладости. Мы гостинцы растягивали на долгие дни, чтобы продлить удовольствие.

В этом городе проживала моя старшая «сестра» Лиза. Узнав Лизин адрес, я пошла к ней домой. Её дома не оказалось. Позднее Лиза пришла ко мне в детский дом и принесла большой кулёк с гостинцами. Я от счастья ревела навзрыд. Лиза, чтобы отвлечь меня от моих слёз, говорила, чтобы я угощала подругу.

Позже Лиза вышла замуж. Очень трудно было осозновать, что я опять потеряла дорогого мне человека. Но у каждого из нас была своя дорога жизни.

Летом 1954 года Славский детский дом расформировали, всех детей распределили по другим детским домам. Спустя 50 лет, я узнала, что там остались дети дошкольного возраста. Сегодня детский дом действующий, только в другом здании.

Детский дом. Посёлок Калиновка

Я поступила в детский дом посёлка Калиновка. В этот детский дом я прибыла с девочками, с которыми я приехала одним эшелоном из Германии. В этом детдоме я прожила три хороших года. Здесь мы многому научились, хотя, как и всем детям, нам хотелось просто полодырничать. Спустя прожитые годы жизни ты понимаешь, что правильно распланированный день дал нам много хороших знаний, позже эти знания пригодились в жизни. В этом детском доме, как и в предыдущем, мы интересовались своей жизнью во время войны. Однажды мы с ребятами проникли в кабинет директора детского дома, разобрали свои личные дела и стали изучать. Теперь немецкий документ лежал вместе с переводом, сделанным воспитательницей. В правом углу документа была красная марка с немецким орлом, а в левом углу пустое место от бывшей фотографии, которую я выдрала ещё в 1952 году из документа, а затем уронила в паз зеркала и не смогла оттуда изъять.

Разрешение на содержание

Под маркой было указано, что документ выдан 12.12.1945 года соц. отделом города Берлин, район Панков.

«Разрешение на содержание. Даём настоящим фрау Фрида Росс, живущей Берлин — Хайнерсдорф, Фазольтшрассе, 27, разрешение (которое может быть во всякое время опровергнуто) на взятие, на содержание ребёнка, Раисы Кулишовой, около трёх лет.

Разрешение действительно только для вышеуказанного ребёнка и настоящего местожительства приёмной матери. По окончании срока содержания ребёнок должен быть возвращён отделу молодёжи (Югендамт) и подпись».

В моём личном деле находилось и восстановленное свидетельство о моём рождении, которое оформили 26 января 1952 года.

В нём написаны были придуманные родители. Мать — Кулешова Екатерина Ивановна, отец — Кулешов Иван Николаевич. День моего рождения написали 23 апреля, а место рождения — город Неаполь, РСФСР. Где находится моё новое место рождения, я так и не нашла. Мы со всеми ребятами детского дома искали место нахождения города. Выяснили, что город Неаполь находится в Италии, но у меня написано РСФСР. Нашли г. Неаполь в учебнике истории, но этот город был до нашей эры, на крымском полуострове. Так я приобрела кличку: «Италия — страна макарон». В детском доме у нас у всех были прозвища.

Трудовое и музыкальное воспитание

День начинался с зарядки. Завтрак. Летом после завтрака ходили иногда работать в совхоз, а другие дни стирали бельё, гладили его, мыли полы в учебном корпусе. Учили нас шить на ножных «зингерских» швейных машинках. Любили вышивать. Одно время мы вытаскивали цветные нитки из полотенец для вышивания. Позже стали нас учить вышивать крестом и гладью.

Дежурили по кухне и по столовой по очереди. Вечером чистили картофель, а вернее тот, кто на следующий день дежурит по кухне.

После обеда был тихий час. Затем полдник.

Теперь начинались культурные мероприятия. Учились петь, танцевать, играть на музыкальных инструментах.

Был у нас и приусадебный участок, на котором мы тоже трудились. Была и столярная мастерская, где учили и нас, девочек, столярному мастерству.

Василий Петрович был мастер на все руки: играл на всех музыкальных инструментах, столярничал, и приусадебным участком тоже он заведовал. В плодовом саду стояли ульи, по-моему, их было 36, и, когда Василий Петрович качал мёд, он нас приглашал извлекать мёд из сот. Пчёлы нас жалили, но мы все равно с большим удовольствием ходили на такое мероприятие.

Были и свободные дни, когда мы играли в мяч. Катались на велосипеде. Был один велосипед, поэтому выстраивалась длинная очередь.

Мы играли на дороге, а мимо проносились машины с солдатами. Солдаты кидали свои адреса, чтобы мы писали письма. Нам было в это время 13—15 лет. Мы одному солдату написали письмо. Украли фотографию у бабки «Ульянихи», которой, наверно, было лет 70, и послали солдату.

Помню в 50-ых годах заставляли неграмотных жителей учиться в школе. Сколько было возмущения, мы услышали от бабки Ульянихи, которой, наверно, 70 лет. Учились и цыгане.

Иногда ходили по хуторам. До войны на этих хуторах проживали немцы. Немцев вывезли в Германию, на историческую родину, а дома, сараи и сады остались. Вот мы и ходили собирать яблоки, груши, ежевику, чёрную смородину, ревень, потому что в первые годы после войны никто там не жил. Многие дома были разрушены войной. Хутора находились на большом расстоянии друг от друга. На полях собирали одичавшую клубнику, щавель и съедобные травы.

Были организованы соревнования между детскими домами. Мне тяжело было почему-то бегать, и я бегала, если только кого-то надо было заменить в эстафете. В волейболе я участвовала, потому что в нашем классе было шесть девочек, команда.

В 1957 г. мы заняли первое место по волейболу на соревновании между областными детскими домами. Дали нам на руки грамоты и маленькие чемоданчики — «балетки».

Художественной самодеятельностью занимались все. Наш хор пел под руководством струнного оркестра. Руководил оркестром Орленко Василий Петрович. Пели русские народные песни и много украинских песен. Василий Петрович был украинец. Пели колыбельную песню. Кто автор этой песни не знаю, думаю, Василий Петрович. Он дал нам её петь.

1. Спи, Наташа, я не понимаю, отчего в тебе такая страсть.

Мы победу одержали в мае, ну а ты в июне родилась.

И только ветер за окном шумит.

Над твоею маленькой постелью.

Припев:

Так спи ж моя Наташа, ты всех милей и краше.

Нам с тобой не страшен серый волк, в степи.

Ты закрой реснички

И пусть тебе приснится золотая птица.

2. Это кто, там позабыв страдания, хочет дать дорогу палачу.

Я тебе кричу Британия! Я тебе Америка кричу!

«Дайте ж спать спокойно малым детям.

Чтобы наступила та пора, чтобы Дженни, Мэри и Наташа спать могли спокойно до утра».

Припев.

Я была запевалой в хоре. Исполняла соло. Любила танцевать.

Любила вышивать крестом. Чему бы я не училась, занималась с удовольствие.

Василий Петрович учил меня играть на фортепьяно. Хвалил меня. Говорил, что у меня замечательный слух. Однажды дал мне подержать свою скрипку, и был восхищён тем, что я правильно приготовилась к игре на ней. Говорил, что у меня к музыке большой талант. Но, окончив в этом детском доме семь классов, меня вместе с другими одноклассниками отправили в другой детский дом. В селе была семилетняя школа. Моё музыкальное образование на этом окончилось. Когда я училась в шестом классе, в музыкальный детский дом, который находился в Ленинграде, отбирали детей, кто окончил пятый класс. Когда училась в седьмом классе, в музыкальный детдом брали из шестого класса. Вот такое невезение в жизни, так мне объяснили. Может, моё прошлое помешало моему переводу в музыкальный детдом.

Летом я поехала в г. Калининград поступать в Железнодорожный техникум, у меня была мечта стать машинистом поезда. Мне сказали, что девочек не принимают на машиниста поезда, и я не сдала вступительные экзамены. Не поступив в техникум, я была переведена в детдом посёлка Железнодорожный.

Пограничный детский дом.

Посёлок Железнодорожный Калининградской области

В июле 1957 года перевели меня в детский дом, который находился в поселке Железнодорожный на границе с Польской Народной Республикой. Здесь новому я ничему не научилась, пользовалась знаниями, приобретёнными в предыдущих детских домах. Во всех детских домах режим дня был одинаковый. Также ходили в школу, дежурили по кухне, мыли полы, чистили картошку. Готовились к соревнованиям. Ездили на смотр художественной самодеятельности. Здесь мы уже шили мужские рубашки, а себе школьную форму. В этой школьной форме ходили в школу и даже на танцы в сельский клуб. Клуб был в старой немецкой церкви. Нам было уже по 16, а кому-то и 18 лет. Нам уже нравились поселковые мальчики, которые могли купить нам билеты в клуб на танцы. В клубе был кинозал, где показывали фильмы. Были замечательные фильмы: «Девушка без адреса», «Карнавальная ночь» и многие новые комедийные фильмы, адресованные нашему поколению. Всё хорошее, что было в этих фильмах, мы брали с собой в свою жизнь, так как у нас у многих не было даже сестёр, которые могли бы направить нас на правильный путь.

О здании детского дома я слышала, что во время Великой Отечественной войны это было Гестапо. Всё может быть, ведь в подвальном помещении было несколько маленьких комнатушек, двери были металлические и с маленькими окошками, на которых были решётки. Этому зданию в то время было почти 100 лет. Через дорогу стояла двухэтажная развалина. Говорили, что это была гостиница. Далее стояла развалина без крыши, бывшего клуба. Утверждать не могу, но это разговоры 1959 года. С четвёртой стороны здания был сад.

Был сарай, где находились наши кормилицы, коровы. Было ещё одно здание, где находилась наша швейная мастерская.

Конечно, с таким прошлым этого здания в нем трудно было жить, но мы прошли жизнь ещё хуже и поэтому не заостряли своё внимание на этом. Жутко было ходить в подвал, конечно, когда не было света. Ведь там у нас находился туалет.

Жили мы между собой дружно. У нас были подшефные первоклашки. Как-то ночью пришёл мальчик с первого класса к своей подшефной. Разбудил Галю и просит, чтобы она дала ему новые ботинки, которые он получил и дал ей на сохранение, померить. Померив свои ботинки, он отправился спать. Мы сами иногда вставали ночью, чтобы померить своё новоё платье, не часто мы получали новую одежду, в основном ходили в обносках.

Когда я училась в 9 классе, моё осеннее пальто отдали девочке, которая выходила из детского дома, и мне всю осень пришлось ходить на улице без пальто, пока мне не сшили новое. Пальто было мне не по размеру, пришлось запахиваться. В 1959 году я окончила девять классов, нам дали бумагу и ручку, чтобы мы написали заявление, что мы хотим поехать на прядильно-ткацкую фабрику на работу. Выдали одежду в одном экземпляре. Отправка была в июле месяце. Зимнюю одежду нам не выдали, потому что у нас в детдоме теплой одежды не было.

Поезд идёт на восток

Нас было около 25 девушек. Наш поезд шёл среди полей Белоруссии. Кто-то обратил внимание на избушки, крыши у которых были крыты соломой. Куда нас везут? В Калининграде дома были крыты черепицей, а здесь соломой. Почему так? Уже никому не хотелось ехать на новое место жительства. Все расплакались, но поезд шёл по заданному маршруту. Приехали в столицу нашей Родины, Москву, так нам сообщило радио в вагоне по прибытии поезда. Автобус повёз нас по Московской области. Было интересно, вдоль дороги стояли одноэтажные дома, отделялись они между собой индивидуальными заборами. Только таблички, стоящие вдоль дороги, обозначали название местности. Когда автобус повернул на трассу, ведущую в город Красноармейск, здесь нас встретил вдоль дороги лес. Лес состоял из елей, сосен, берёз и других деревьев, которые прорастали в этой зоне.

16 лет.

Город Красноармейск. Проезжаем сквозь красные ворота, улица с красными домами. Подъехали к прядильно-ткацкой фабрике «имени Красной Армии и Флота». Вид фабрики и города был серый, неинтересный. Это впечатление осталось на всю жизнь. И, конечно, любви к городу не появилось. Вообще, город состоял из двух районов, которые жителями между собой назывались «фабрика» и «военный полигон». В фабричном районе жили рабочие фабрики в домах казарменного типа, которые были построены фабрикантами до Октябрьской Революции. Когда входишь в казарму, то сразу попадаешь в длинный коридор с множеством дверей. За дверьми находились небольшие комнаты, где проживали со своими семьями рабочие фабрики. Кухня и туалет были общими. Второй район был с современными постройками, там были научно-исследовательские институты и ракетный испытательный полигон.

Нас поселили в общежитие. Раньше здесь была столовая для инженерно-технических работников. Общежитие приобрело прозвище «ИТР». Полы в комнатах были всегда тёплые, так как на первом этаже располагалась пекарня. Здесь также был общий коридор, общий туалет и комнаты, в которых поселили нас столько, сколько помещалось кроватей в комнате. В комнате был общий стол.

Конец ознакомительного фрагмента.