Заложница олигарха

Анна Гвидичи, 2018

Я приехала из провинции, чтобы поступить в институт, но прямо на вокзале меня похитили и увезли в особняк к местному барону, властителю и очень богатому человеку. Теперь я его добыча, пленница и любимая игрушка. Но я не собираюсь подчиняться. Я верну себе жизнь и свободу. Обложка создана Анной Антоновой с использованием изображений с сайта shutterstock.Содержит нецензурную брань.

Глава 7. История войны

Суп оказался гороховым с копченостями. Лук и морковь явно пережаривали в подсолнечном масле, а мяса никто не жалел. Никакой высокой кухни. Обычная еда, просто посуда красивая и сервировка пафосная, но Барон не жаловался. Он закрылся в привычное состояние камня и больше от еды не отвлекался.

Я тоже смогла проглотить половину порции, пока усердно думала над тем, как лихо похищение сломало мне жизнь. Сначала сорвалось поступление в ВУЗ и после побега год придется работать, чтобы не сдохнуть от голода. А потом до меня дошел весь подлинный ужас.

Мать продаст дом и уедет. Раздаст мебель соседям, совсем уж старый хлам выкинет на помойку, вручит ключи новым хозяевам и уедет. Все мои вещи, рисунки, книги, косметика, любимая кружка с козой и капустой просто исчезнут, словно их не было никогда. Словно меня не было.

Барон долго думал, как отучить меня от попыток к бегству. В итоге сделал так, что бежать мне некуда. Есть только он, его особняк и выкуп Нелидова. Изящно. Даже красиво. Главное, что ситуация отлично выбивала почву из-под ног.

Хотя, куда бы я сбежала, останься мать дома? Прямо в объятия проплаченной Бароном «наружки»? У родных дверей меня бы искали в первую очередь. Еще бы и мать связали, чтобы не дергалась и не мешала возвращать пленницу олигарху. Я за камеры в комнате переживала, закрытые двери особняка, а о самом важном только сейчас подумала. Ну, сбегу я, а где прятаться потом?

Все родственники и друзья у Барона как на ладони. Если он даже о дочери Нелидова узнал одновременно с ним, то, что говорить обо мне? Размер одежды и обуви знал. Даже чашку бюстгальтера угадал, я сама лучше не смогла бы подобрать. Все, вплоть до увлечения современным искусством. Не просто так он выдал полные параметры картины немца Бургерта. Понимал, насколько мне интересно. Вот и куда от него бежать?

Обреченность накрыла с головой не хуже паники. Но если вторая напоминала черный перец и зудела во всем теле жаждой вырваться, то первая, как муху, с головой засунула в смолу. Вязкую, тягучую, бесконечно тяжелую. Не было выхода из особняка. Я проиграла войну с Бароном, как только оказалась здесь. Паук вонзил жвала в жертву, и парализующий яд начал действовать. Скоро я отупею от боли и уныния, навсегда перестав дергаться. Смиренно ожидая любой участи.

Хрен тебе по всей роже, урод! Я тут спектакль перед тобой играю, всерьез ты меня сломать не смог. Гнул и качал в разные стороны, этого не отнять. Но я все еще — я и по-прежнему мечтаю вырваться на свободу. Просто теперь план нужно продумывать гораздо тщательнее. С учетом того, что тетя, друзья и родственники помогать не будут. Я сама к ним не пойду. Документов тоже нет, и денег, и хотя бы малейшего представления, что делать дальше.

Я оставила ложку в тарелке и закрыла лицо руками. Высшие силы, все, кто там есть наверху, пожалуйста, не оставьте меня. Воли прошу, чтобы что-то изменить и терпения, чтобы пережить.

— Тебе плохо, я вижу, — с нажимом сказал Барон. — Медикам тебя показать не могу, но лекарства в домашней аптечке есть. Большинство женских болезней лечатся успокоительным. Попросить Гену принести его тебе?

У меня пружина внутри сжалась, как захотелось ответить. Длинно, витиевато и чтобы Гена с его солдафонскими замашками сильно удивился и начал конспектировать особо удачные куски. Хозяин дома — виртуозный провокатор. Теперь мне действительно нужно успокоительное, хотя до этого безнадегой размазало в кашу. Взбодрил, ничего не скажешь. Я три раза вдохнула и выдохнула, а потом выцедила:

— Нет.

Он выдержал паузу, чтобы дать моему негодованию развернуться, но у меня аж зубы хрустели, как я держала рот закрытым. Не дождется.

— Хорошо, — кивнул Барон. — Спасибо за ужин. Гена, пусть доест, а потом проводи её.

— Да, шеф, — уже привычно отозвался охранник.

Экзекуция совместным пребыванием в гостиной закончена, я могла засчитать себе маленькую победу над собой же и крупный проигрыш от Барона. Счет противостояния даже не пытался качнуться в мою сторону. Но две недели — большой срок. У меня еще была надежда.

***

Спалось плохо. Хотя я думала, что донесу голову до подушки и тут же отключусь, но не вышло. Я ворочалась в кровати, как жвачку, пережевывая мысли о побеге. Искала выход с завязанными глазами и наощупь. Каждый шаг, как в бездну в абсолютной темноте.

Без денег и документов виделся только вокзал или торговый центр, где можно пересидеть день, а куда деваться на ночь? К бомжам на постой проситься? Дык мгновенно сдадут в полицию. Там профессиональные осведомители с многолетним стажем. А из полиции меня уже Барон заберет. Из торгового центра выгонят, под мостом найдут, в больницу без полиса ОМС не примут. На человеческую доброту случайных прохожих рассчитывать совсем глупо. Там можно вляпаться в еще более гнусную историю, чем с Бароном. Здесь хотя бы крыша над головой есть, и кормят три раза в день.

Задача с побегом не решалась в лоб. В таких случаях учительница математики советовала уточнить исходные данные. Половина учеников тупило над задачей, потому что не могли разобраться с тем, что им дано. Я вообще ничего не знала про похитителя, объявившегося через восемнадцать лет отца и обстоятельств их войны. Может быть, родной папа такая сволочь, что мне лучше уговорить Барона никогда меня ему не отдавать? Чем черт не шутит. Откуда-то взялась у хозяина дома настолько жгучая ненависть. И, поскольку разговаривать с ним мне запрещает первое правило, то за информацией нужно идти к Гене.

От ощущения света в конце тоннеля полегчало. Это еще не выход, но первый поворот в лабиринте, который не вел в тупик. Успокоившись, я уснула.

Мой грубоватый и накаченный информатор с кривым носом утром принес завтрак, когда я уже успела помыться, нарядиться и собрать влажные волосы в хвост. Отстиранное белье за ночь высохло, платье не помялось, я чувствовала себя вполне сносно даже с исполосованной ремнем спиной.

— Есть будешь? — хмуро спросил Гена, положив поднос с едой на кровать. — Или бойкот устроишь, как вчера?

— Аппетита не было. Тошнило.

— На тебя только продукты переводить, — заворчал амбал. — Даже если жрешь, толку нет. Вся, как глиста, тощая, кости торчат. Спину оголяй, я мазь принес.

Черт, у меня в глазах темнело, как я корячилась, застегивая молнию на спине. Словно еще раз на дыбе побывала с вывернутыми руками, а он «оголяй». Может, не надо? И так все пройдет? Однако придется. Я же покорная овечка.

— Помогу, — буркнул Гена и, будто стесняясь, потянулся к собачке замка. Тяжелого вздоха я от него не услышала. Заживающие художества Барона он рассматривал молча. Правда, что ли, ребра торчали? Со спины их не должно быть видно, я же не дистрофик. Пятьдесят килограмм при моем росте не критичны. Кость легкая, как мама говорила. Я нравилась себе в зеркале. Ни худеть, ни толстеть желания не возникало.

— Если больше под горячую руку не попадешься, быстро пройдет, — пробубнил из-за спины охранник, натирая меня мазью. — Характер, Наташа, как член. Чем тверже, тем лучше. Но, так же как член, его не стоит всем подряд показывать.

Я оценила сравнение коротким смешком. Чертовски метко, ничего не скажешь. Мазь охлаждала, Гена осторожно гладил, круассан на подносе пах ванилью, и мне было неожиданно уютно. Идиллия в стиле Дали. Красиво, если не вдумываться в смысл.

— Хорошо, не буду, — согласилась я. — Правила можно выполнять, они не сложные. Меня только запрет на разговоры удивляет. Он неожиданно кособокий. Барон может вопросы мне задавать, а я ему нет.

Гена вдруг замер, не дойдя ладонью до ската плеча, и я напряглась. Что-то не то сказала? Блин, достало! Саперу на минном поле хотя бы металлоискатель в руки дают, а меня туда пнули, завязав глаза. В чем дело-то?

— Ты откуда про «Барона» знаешь? — Тон охранника стал ледяным, как у хозяина дома. Он вцепился в моё плечо и грубо повернул к себе. — Я тебя спрашиваю, прозвище откуда знаешь?

Гена пугал. Глаза сверкали, как у маньяка, и пальцы впивались в плечо до самой кости. Я не понимала, что происходит, и от растерянности ответ звучал тихо и жалко:

— Он сам сказал. «Можешь меня Бароном называть». Я ничего не придумала. Он разрешил.

— Точно?

Гена не верил, а я лихорадочно соображала, почему он вообще на меня набросился? Выходит, слово «Барон» я произнесла впервые. До этого мы с Геной называли его «шеф». Но ведь камера же! Барон в этой комнате разрешил так себя называть. Гена смотрел сцену с избиением! Камера звук не пишет? О, черт! Шикарная новость!

— Чем поклясться? — нахмурилась я. — Точнее не бывает. Вот здесь стоял и говорил. А в чем проблема? «Барон» вроде не оскорбительное прозвище.

Амбал отходил медленно. Сначала отпустил плечо, потом окончательно расслабился. Думал о чем-то, а я жалела, что телепатией не владею.

— Не обидное оно, — Гена эхом повторил мою последнюю мысль и добавил: — Просто для своих. Для очень узкого круга. Ты не могла его узнать просто так.

— Имя я тоже знаю, — чуть ли не зажмурившись от страха, выдала я. Мало ли ляпну при случае, Гена снова вцепится и начнет пытать. — Лаборант «Атланта» проговорился, когда прощался. Андрей Александрович, верно? А почему он Барон? Какая-то история была в детстве, или у него фамилия такая?

Определяющий момент. Настолько важный, что я дышать перестала. Если сейчас Гена расскажет, откуда взялось прозвище, то и все остальное из него можно будет вытянуть. Только бы никто не помешал! Ну, же, Гена, решайся! Ничего сверхсекретного ты не выдашь. Если шеф сам так себя назвал, то был не против.

— Фамилия, — прошептал охранник, покосившись на камеру. — Барановский он. Согласись, «Бараном» себя называть никто не хочет. Вот с его подачи и прижился культурный вариант у друзей. Персонал его зовет шеф, босс или по имени отчеству. А тебе почему-то вот так разрешено.

— Да, почетно, — согласилась я, предварительно вытравив из фразы весь сарказм, — только бесполезно. Обращаться я к нему не могу. Вон по спине за это получила.

— Ты по спине за дурость свою получила, — пропыхтел охранник, завинчивая крышку на тюбике с мазью. — Тебе про покорность сразу сказали, а ты характер показывать начала. Умная женщина, если хочет чего-то добиться, истерику не закатывает.

— А что она делает? — на полном серьезе спросила я.

Мне восемнадцать, мудростью обзавестись не успела. Что думаю, то и говорю. Не умею юлить и без мыла в любую задницу пролезать. И очень расстроюсь, если придется освоить навык.

— Предлагаешь научить тебя? — сузил глаза охранник. — Я по морде за первый же совет получу, и уже сам тебя веревками к кровати прикручу. Без приказа шефа. Зачем мне это?

— А ты мне переспать с ним посоветуешь? — начала догадываться я.

Барон меня похитил, на дыбу подвесил, избил за нарушение глупого правила, а я к нему в постель лягу? Буду всячески ублажать, стонать, изображая удовольствие, потом он ртом его удовлетворить предложит. Величайшая мудрость, ага. Вершина разумного поведения женщины. АйКью двести и никак не меньше.

Кровь в голову ударила, стоило представить это, а страх красную табличку «Стоп» перед глазами вывесил. Дальше мысль не пошла, застряла дрожью в опущенных плечах. Истерика набирала обороты, а потом вдруг сдулась. Я больше не видела Барона, он шагнул в тень и ушел далеко. Зато вспомнила книгу об инквизиторах, которая попалась на глаза в интернете.

Если женщину объявляли ведьмой, то не сжигали сразу, а сначала добивались признания в колдовстве и покаяния за него. Столько гадости я там вычитала. Как раздевали догола в поисках родимых пятен, отметин дьявола. Находили и прокалывали пятно иглой. Если кровь шла, значит, ведьма. То есть, шансов оправдаться не было. Несчастных истязали и сводили с ума. Некоторые пленницы отдавались похитителям в надежде спастись, но бесполезно. Инквизиторы, конечно, не отказывались. Развлекались в полный рост. А потом все равно отправляли на костер. Так зачем было унижаться?

— Нет, — замотала я головой, — нет. Даже ради спасения. Не знаю, какой совет ты собирался дать, но точно нет.

— Так и думал. Дура, — вздохнул охранник, — я тебя ноги раздвигать не прошу. Но наладить отношения можно. Увидит в тебе женщину, начнет жалеть. Инстинкт мужицкий сработает. Покрутила бы перед ним задом, грудь выставила. Ходить тебе разрешили, а то, что молчать будешь — только в плюс. Ты ведь шаришь в мазне, которая у шефа на стенах висит? Вот и поброди там с заинтересованной рожей. У тебя получается, я вчера видел. А ему страсть как хочется об этом поговорить, но не со мной же. Я не бельмеса. Ты — другое дело. Постой, послушай, а шеф павлиний хвост распушит, соловьем тебе попоет, и многое потом изменится.

Толковый совет, если к нему приглядеться. Барон действительно много знает о своих картинах, разговориться может. А там, глядишь, и диалога захочется. Снимет запрет вопросы ему задавать.

— Допустим, — осторожно ответила я, — а что конкретно изменится? Какие у меня перспективы?

Гена поджал губы и отодвинулся от меня дальше. Завтрак остыл, спина замерзла, но я смотрела только на кривой нос охранника и редко ему в глаза. Еще один момент истины пришел. Нужно ждать.

— Не объяснишь в двух словах, — насупился амбал. — Рассказывать нужно. Слушай. Твой батя и шеф воюют дольше, чем я охранником работаю. А я здесь десять лет. Сама понимаешь, навредить друг другу успели крепко. Шеф после покушения на него выжил, любимую женщину похоронил и трех друзей. Катерину мы в лесу нашли, пакетом прикрытую, а Граф, Маркиз и Герцог умерли от острой сердечной недостаточности. Строго один за другим через полгода. У Нелидова целая ОПГ есть и два штатных киллера, а шеф с ним по закону пытался сражаться. Со следствием сотрудничал, адвокатам кучу денег заплатил, но воз и ныне там. На свободе Нелидов. При бизнесе. Доблестные органы пару шестерок посадили и успокоились.

Вот что-то подобное я и ожидала услышать. От моего похищения бандитскими разборками за версту несло. Однако с масштабом войны я ошиблась на пару порядков. Четыре трупа и несостоявшийся пятый. Или Гена только о самых близких рассказал? Друзья, любимая женщина. Невеста? Еще и накануне свадьбы, наверное. Я словно боевик смотрела. Не милицейскую хронику, где в конце рассказывали, какой срок получил преступник, а художественный фильм. Никто ничего не получил.

— Вот Барон и захотел отомстить, да?

— Верно, — мрачно кивнул Гена, — Жаль только не получалось, чтобы симметрично. У Нелидова нет близких людей. Его вторая жена скончалась от рака год назад. Первая жена и родители — еще раньше, а друзей у твоего отца никогда не было. Но вдруг ты нашлась. Дочь. Родная.

Сумасшедшее везение, согласна. Джек-пот. Такое специально не придумаешь. Вот и дернулся Барон организовывать похищение. Получилось. И снова осечка. Очень обидная и раздражающая. Я уже здесь, в тюремных апартаментах особняка, тест ДНК сдала и жду выкупа, а главный зритель спектакля уехал в отпуск. Расставил приоритеты, и я оказалась даже не на втором месте. Ну, разве что с конца списка.

— Нелидов в итоге Барона обломал, — я не заметила, как начала вслух рассуждать. — Сразу от меня отказался или сам тест-ДНК хотел сделать? Зачем украли тогда, если мою ценность отцу доказывать нужно? Он вообще заплатит выкуп или нет?

Гена снова замолчал, разглядывая меня исподлобья. Так тяжело и пристально, что зябко стало. Я не понимала, что дрожит сильнее: плечи или пальцы? Задача отчаянно не решалась, и новые данные не помогали.

— А почему выкуп? В чем месть, если я живая и невредимая поеду к отцу? Ну, потеряет он деньги, ну, может долю в бизнесе, но мертвые друзья Барона не встанут из могил. Погибшая Катерина не пойдет с ним в ЗАГС. Разве он получит удовлетворение?

Я словно играла с охранником в «жарко-холодно». Чем ближе подбиралась к разгадке, тем сильнее он закрывался. Уже руки на груди сложил и отодвинулся на самый край кровати. Начни я говорить неправильно, давно бы остановил. Но нет. Сидел, слушал и не перебивал.

— Не поможет ведь, — продолжала я развивать мысль. Бежала за ней в темноте и не знала, куда выведет. Слова срывались с языка почти бесконтрольно. Я буквально слышала собственный голос со стороны. — Чтобы получилось око за око и зуб за зуб, меня убить нужно. Заставить Нелидова потерять единственного родного человека. Да, перед этим доказать мою ценность тестом ДНК, заставить взвешивать жизнь. Стоит она или нет тех огромных денег, что Барон попросит? Чтобы Нелидов побывал в шкуре Барона. Психовал, боялся, искал выход, торговался и, в конечном итоге, ощутил хотя бы десятую часть того, что он чувствовал, стоя над могилами друзей. Гена, я ведь не выживу. Твой шеф заломит такой выкуп, что отец не сможет заплатить. Не захочет или откажется заранее. Барону плевать на деньги. Ему нужно, чтобы я умерла.

Теперь картина обрела ясность, словно пыль с нее стерли. Никто со мной не церемонился с момента похищения на вокзале. Как приехала в особняк, так сразу дыба. Потом лед и ремень. Меня изначально не собирались оставлять в живых, а потому не жалели. Что же случилось тогда? Почему Гена сидел здесь и бубнил, как было бы классно наладить отношения?

— Ты спасти меня захотел? Уговорить каким-то чудом шефа отказаться от мести и не убивать пленницу? Он влюбиться в меня должен? Пожалеть? На это ты намекал фразой: «Потом все изменится?»

Как в сказке. Чудовище полюбит красавицу, чары злой колдуньи падут, и он снова станет прекрасным принцем? Господи, какой бред! Он в голове не укладывался, его даже обдумать не получалось. Я вообще не представляла, как к такому безумному выводу прийти можно? Человек, способный на похищение и убийство, вдруг полюбит пленницу, простит злейшего врага, и все станут счастливы.

— Ничего не выйдет, — заявила я молчаливому охраннику. — Это невозможно. Барон с таким удовольствием меня бил, а теперь влюбиться должен? Гена, я не идиотка, чтобы в подобное верить.

Дурдом! Подлинный! Палата номер шесть и её пациенты. Охранник — даже больший псих, чем хозяин дома. В полном отрыве от реальности живет. Я уже не замечала, что голос набирает обороты. Смотрела на Гену и почти кричала.

— Тебе-то это зачем? Санчо Панса при Дон Кихоте. Ах, шеф такой благородный и хороший, его просто довели злые люди. Вынудили похитить невинного человека, пытать, а потом убить. Самому разве не противно оправдания сочинять для мерзавца и морального урода?

Гена с резким вдохом замахнулся, но тяжелый кулак не долетел до моего лица. У меня чуть сердце не разорвалось. Я отпрянула назад и сжалась в комок, выставив вперед руки. Фантомный звон уже стоял в ушах, и голова раскалывалась от боли. Не случилось ничего. Охранник медленно разжал кулак и положил открытую ладонь на колени.

— Ничего ты не поняла. Не идиотка, но умом не блещешь. Санчо Панса? Может быть. Про Дульсинею тоже знаешь? Ешь завтрак, позже приду.

Просто встал и вышел, оставив меня с подносом, истерикой и тяжелыми мыслями.

Конец ознакомительного фрагмента.