Сёрфер. Запах шторма

Анна Востро, 2016

Этот суровый мужчина пахнет холодным ветром и морем, а любовью занимается так же, как берёт большую волну на виндсёрфе в шторм. Он не верит в отношения, не хочет впускать в сердце чувства, и привык держать эмоции под контролем. «Одна ночь, никакой романтики и продолжения. Хочешь?» – предложил мне Кир в вечер нашего знакомства на берегу моря. Остатки здравого смысла кричали в моей голове: «Вали от него подальше, пока не поздно, ведь он прав, что не хочет ранить ту романтическую дурочку, которую ты научилась так тщательно скрывать!». Но я ответила: «Хочу!» Ночная бухта, безлюдный пляж, трейлер, Он. На следующий день мы должны были расстаться и забыть эту ночь. Но инстинкт и нахлынувшие чувства, выбили те двери, которые мы не хотели открывать, и нас обоих увлекло навстречу шторму. Сможем ли мы выплыть обратно к берегу? Чувственный роман о страсти и любви, яркие и сложные герои, путешествие по Крыму, виндсерфинг, парапланы, живописные морские бухты и крымские горы, борьба с травмами детства.

Два

… А я рисую на ней

Кистью мокрою по телу

Девять шрамов — девять ночей.

Ты!

Пускай кровью весь истеку.

Мне и этого будет мало.

Я хочу, чтобы ты сейчас…

Я хочу, чтобы ты…

Тянет из глубоких ран

Струи света

Тёмный океан.

Чёрный океан.

Нет для жизни места там

Всё отнял холодный океан.

Чёрный океан.

(NOVA «Чёрный Океан»)

***

В Тихой бухте стоят несколько машин и палаток. Но людей не видно.

Мы выходим из автомобиля у трейлера, и меня, вдруг, охватывает сильное волнение и сомнения, нужно ли мне всё это. Так что, когда он включает лампу над входом, отпирает дверь и жестом приглашает меня внутрь, я медлю и нервно заявляю, что хочу искупаться в ночном море.

Внимательный взгляд. Закрывает дверь. Опирается на неё спиной, скрестив руки на груди.

— Передумала? Отвезти тебя обратно?

— Нет. Я… просто хочу искупаться.

— Хорошо. Подожди минуту.

Кир скрывается в трейлере, выносит из него плед, керосиновую лампу, бутылку коньяка, стаканы и лимон. Спускаемся на песчаный пляж к морю. Он расстилает плед и усаживается на него, приглашая меня присоединиться, но я качаю головой.

— Сначала искупаюсь.

— Составить тебе компанию?

— Нет. Не надо.

— Вода, скорее всего, холодная. Уверена?

— Днём была тёплая. Не думаю, что она успела сильно остыть.

— Ну, давай! — с лёгкой усмешкой качает головой он и заинтересованно смотрит, как я раздеваюсь.

Скидываю палантин, босоножки и поясную сумочку, снимаю майку, шорты, наблюдая за его реакцией. Остаюсь в одних трусиках, замечая, как всё ярче и ярче мерцают голубые глаза в тусклом свете лампы. Его откровенный взгляд почему-то очень смущает меня. Даже не смотря на расслабляющее действие алкоголя в голове. Этот взгляд и ещё прохладный бриз заставляют поёжиться и рефлекторно обхватить себя руками, прикрыв грудь.

Отворачиваюсь и быстро подхожу к спокойному ночному прибою. Ступни окатывает холодная волна.

Чёрт! Он прав. И когда вода успела так остыть?

В другой ситуации, я бы передумала плавать, но не сейчас. От моих ног по глади воды протянулась зыбкая лунная дорожка. Делаю глубокий вдох и, стиснув зубы, быстро захожу в холодное море по этой дорожке, впитывая кожей серебряные блики. Вообще-то, не люблю купаться в темноте — боюсь. Но сейчас мне это нужно.

Зачем? Потому, что этот мужчина очень сильно волнует меня и одновременно вызывает чувство неясной тревоги. И я просто тяну время.

Кир закуривает и наблюдает за моим заплывом. Энергичные движения руками и ногами немного согревают. Но не слишком. Ложусь на спину. Сколько звёзд! Какие они яркие! Темнота Тихой бухты рассыпала их щедрой горстью в небе надо мной. В голове навязчиво крутятся только две мысли: «Зачем я здесь? Зачем мне это?»

Выхожу на берег. Морская вода струится с меня. Я вся дрожу от холода. Сажусь на плед, кутаюсь в палантин. Поджимаю к себе колени. Вопреки ожиданиям, Кир никак не комментирует моё плавание в холодном море. Только молча протягивает мне стакан с коньяком. Пара жадных глотков. Приятное тепло разливается внутри, но всё ещё продолжаю дрожать.

— Согрелась? Похоже не очень.

— Да, не очень.

Его взгляд скользит по моим длинным мокрым волосам, с которых падают капли на колени и стекают на покрытые мурашками ноги. Делает глубокую затяжку, выпускает дым вверх.

— Опусти колени, — произносит мягко.

— Зачем?

— Опусти, — повторяет с еле заметными властными нотками.

Опускаю и поджимаю ноги по-турецки. Кир сдвигается ближе, протягивает руку и начинает медленно стягивать с плеча палантин. Я отстраняюсь, отводя плечо назад и в смущении опуская взгляд.

— Эй! — вкрадчиво произносит он, наклоняясь вперёд, — Посмотри на меня!

Но я упрямо продолжаю смотреть вниз.

Пальцы осторожно, но настойчиво поднимают мой подбородок, заставляя выполнить его просьбу.

— Какой мятежный взгляд! И какие тёмные волнующие глаза! Светлые волосы и карие глаза — очень редкое сочетание. Знаешь, да? — улыбается, тихий и глубокий голос обволакивает, — Послушай, я хочу, чтобы ты расслабилась и согрелась, — шепчет, продолжая настойчиво тянуть ткань вниз.

На этот раз я не отстраняюсь, в очередной раз зависая в его завораживающих глазах. Он обнажает одну грудь. Не прерывая зрительного контакта, проводит кончиками пальцев по соску. Я вздрагиваю.

— Hang loose! — шепчет Кир, — Просто расслабься! Хорошо?

Медленно киваю, успокоенная его словами и взглядом, в котором сейчас так же тихо, как за моей спиной, плещется ночной прибой. Тушит сигарету в песок. Стягивает с себя футболку и кидает её рядом с моей одеждой.

Какой красивый спортивный торс!

Отмечаю, что на груди у него нет волос, а мускулы на правом плече украшает татуировка в виде стилизованной волны. Внутри меня начинает расти напряжение.

Опускает в свой стакан дольку лимона. Садиться передо мной вплотную, обхватив своими ногами мои, и прижав их сверху коленями, так быстро, что я даже не успеваю возразить. Его лицо оказывается прямо напротив. Близко, очень близко. Я чувствую дыхание, тёплым бризом струящееся по моей коже. Пальцы стягивают палантин со второго плеча.

Ставит стакан на песок, извлекает из него кусочек лимона пальцами левой руки, шепчет: «Выгнись назад и запрокинь голову». Делаю, как он говорит, поддерживая тело сзади руками. Поднимает ладонь и слегка выжимает дольку прямо под кончиком моего подбородка. Вздрагиваю, чувствуя, как прохладные капли стекают по шее вниз, по ямке между ключицами, между грудями. Перемещает руку ниже. Я опускаю голову и вижу, как лимонный сок брызжет на левую грудь, стекая по твёрдому соску.

Начало мне нравится, но это же кислый лимон!

— Я не говорил опускать голову, — смотрит без тени улыбки, в тихом голосе звучит лёгкое недовольство.

— Упс! — нервно хихикаю, снова закидывая голову назад.

Снова выжимает пару капель мне под подбородком, стремительно наклоняется и ловит их языком. И этот язык короткими лёгкими движениями скользит по моей шее вдоль следа лимонных капель, кружит в ямке её основания над ключицами, опускается ниже, следуя влажной дорожке. Одновременно его ладонь слегка прижимается к правому соску, и кружит вокруг, растирая остатки мякоти лимона. Язык начинает исследовать другую грудь. Я вся дрожу, и теперь не только от холода.

О, Боже!

Ещё больше выгибаюсь ему навстречу и протяжно выдыхаю.

«Интересно, ему там не кисло во рту от лимона?» — неожиданно проносится в голове шальная мысль.

— У меня так шея затечёт, — мне не удобно с запрокинутой головой и, к тому же, интересно посмотреть.

Обхватывает ладонью мой затылок. Захватывая волосы в кулак, тянет на себя. Быстро перемещается к моим губам, приникая к ним глубоким требовательным поцелуем.

Это какая-то ошеломляющая смесь: его запах, смешанный с запахом сигарет, его язык, пропитанный вкусом лимона с коньяком — я с готовностью отвечаю. Правую грудь, натёртую лимонной мякотью, скользя, крепко сжимают пальцы.

Это даже не «толчок в бок» — это удар.

Руки тянутся к его плечам, скользят по спине, царапая ногтями кожу, обратно, обхватывают затылок. Мне уже не холодно — мне жарко. Хочется высвободить слегка затекшие ноги, но они надёжно зафиксированы его ногами. Как и моя голова — его рукой. Я не могу пошевелиться. И это возбуждает ещё больше.

Резко отпускает меня и откидывается назад, на согнутые в локтях руки. Хватка ног ослабевает и Кир расставляет их в стороны. Я сажусь на колени и тянусь к нему, но он останавливает меня рукой. Несколько секунд жадно разглядывает моё тело и тоже становится передо мной на колени. Не отрываясь, смотрит в глаза. Влажная от сока лимона ладонь скользит по спине вниз, перемещается к ягодицам, сжимает, тянет вверх, отпускает, снова сжимает. Довольно грубо. Другую кладет на мой живот. Гладит и скользит ладонью вниз, плотно прижимая пальцы. Выгибаюсь ему навстречу и кладу руки на широкие плечи. Ладонь перемещается обратно на живот. Снова вниз. Пальцы опять прижимаются, надавливая. Средний палец проскальзывает под трусики. Проникает внутрь. Начинает кружить среди влаги.

Умеет он возбудить, чёрт побери!

Мои ногти принимаются чертить бессвязные линии на его спине.

Вжимает в себя, обхватывая обеими руками ягодицы. Чувствую, как он напряжён. Впивается в губы. Грубо — да. Но так возбуждает! Мой стон срывается на выдохе в его рот.

— Кир, нас могут увидеть, — вдруг, понимаю я, пытаясь отстраниться, — Здесь палатки.

— Тебя это смущает?

— Вообще-то, да. А тебя нет?

Его тяжёлое возбуждённое дыхание вторит моему. Отпускает меня и быстро встаёт на ноги, протягивая мне руку.

— Пойдём в трейлер?

Молча киваю.

— Уверена? — наклоняет голову вбок и ухмыляется, — Снова искупаться не захочешь?

— Очень смешно! — фыркаю я, поднимаясь с его помощью.

Он засовывает в накладной карман штанов бутылку коньяка, подхватывает палантин, отряхивает от песка и быстрыми точными движениями оборачивает меня им. Затем протягивает мне мою поясную сумочку, поднимает лампу, берёт меня за руку и тянет за собой.

— А как же это всё? — я указываю на плед, стаканы и нашу одежду.

— Ничего с этим всем не случиться. Я потом заберу.

***

Щёлкает выключателем. Несколько тусклых лампочек подсветки разгоняют мрак. Закрывает дверь. Окидываю быстрым взглядом трейлер. Внутри две кровати по обе стороны. Отгораживаются занавесками. Посередине маленькая кухня, встроенный шкаф и дверь, видимо в санузел. Для помещения, в котором уже два месяца живут двое мужчин, здесь очень чисто. Нигде не валяется одежда или обувь. На столешнице и маленькой газовой плите не видно остатков пищи и жирных разводов. В раковине не стоит немытая посуда. Да и пахнет тут приятно, чем-то, что я не могу чётко идентифицировать. Делаю несколько шагов к кухне, и облокачиваюсь на столешницу.

Когда мой взгляд возвращается к Киру, оказывается, что он уже успел полностью снять с себя одежду. Отмечаю какое спортивное и пропорциональное у него тело, что волос нет не только на груди, но и в области паха, что загар везде довольно равномерный, что означает предпочтение загорать нагишом, и почему-то смущаюсь, как будто впервые в жизни вижу обнажённого мужчину.

Да что же со мной такое?

Спокойно и расслабленно подходит, снимает с меня палантин, идёт дальше к кровати, отодвигает в сторону занавеску и движением головы приглашает меня туда. Но я медлю, не двигаясь с места. Разлившаяся по телу волнующая тяжесть не перекрывает вновь взметнувшегося смятения.

Всё происходит слишком быстро, слишком… физиологично.

Смотрю на него в нерешительности. Он слегка хмурится.

Я нервно облизываю губы и понимаю, что не смогу продолжить, если он сейчас откроет рот и скажет что-нибудь вроде: «Ну, что зависла? Что опять не так? Ложись!» И не потому, что этого не хочу. Я не хочу — так. Несмотря на то, что у меня уже несколько месяцев не было секса, мне просто необходимо, чтобы он подошёл, снова поцеловал и коснулся — так же, как на пляже. И ещё только сейчас в голове проносится мысль: «А сколько здесь, с ним, перебывало девиц за всё лето, на этой самой кровати?» Так же, понимаю, что всё ещё могу передумать. Пусть он и психанёт, и обзовёт меня при этом парой, тройкой крепких словечек. Но вреда не причинит помимо моего желания — почему-то это я знаю точно.

Кир подходит вплотную, прижимается бёдрами к моим.

Тёплый. Очень!

Я чувствую его эрекцию. Облокачивается руками по обе стороны меня о столешницу, отклоняется назад, заглядывает в глаза.

— Что-то не так?

В ответ я вся напрягаюсь, поджимаю губы и смотрю на него снизу вверх, с выражением смущённого ребёнка, который взглядом просит конфетку.

— Я не хочу на кровать.

— А куда ты хочешь?

Растерянно пожимаю плечами. Вижу, как он глубоко втягивает носом воздух, шумно выдыхает.

Злиться? Ну и пусть!

Опускаю голову вниз, упираюсь взглядом в тонкую дорожку волос, спускающуюся от пупка по загорелому животу вниз, и… просто не могу не провести по ней пальцами. Затем утыкаюсь лбом ему в плечо.

Ну совсем как маленькая девочка! Только заплакать остаётся.

Он замирает на какое-то время. Я тоже. Кончики его пальцев легко скользят по моей руке вверх, к плечу и от него к шее, слегка поглаживают и откидывают с неё мокрые пряди волос. Тёплые губы осторожно касаются кожи, нежно целуют, перемещаются туда, где на шее бьётся пульс, и застывают там. Просто застывают. И я снова чувствую исходящий от него запах моря, и мне кажется, что вена под его губами начинает пульсировать так, что я сама чувствую её ритм.

Поднимает голову, шепчет прямо в губы, — Расслабься, лимончик. Просто расслабься!

Целует во впадинку между ключицами. Опускается ниже, к груди. Напряжение уходит. Губы и руки умело скользят по телу, которое отвечает.

О, ещё как отвечает!

Он стягивает с меня трусики, и они падают вниз.

Но, я не хочу на эту кровать.

— Я не хочу на кровать! — повторяю упрямо, выгибаясь под его прикосновениями.

— Далась тебе эта кровать! Не хочешь — давай прямо здесь, — он явно старается сдержать в интонации раздражение, но получается у него это плохо, слова звучат резко, — Здесь тебя устроит? — продолжает уже мягче, смотрит мне в глаза, и ждёт ответа.

Прямо здесь?

Мне сомнительно это предложение — на кровати было бы удобнее. Но другого подходящего места тут нет, а переменить своё решение уже не могу: сказала «не хочу на кровать», значит — не хочу. Поэтому я просто киваю.

Кир тянет руку вверх и в сторону, достаёт с полки презерватив, шуршит упаковкой. Опускаю оценивающий взгляд вниз, глубоко втягиваю воздух, и понимаю, что мне очень хочется прикоснуться.

— Давай я надену?

В его глазах читается удивление. Он явно не ожидал такого предложения — там застеснялась, тут застеснялась, и вдруг «давай надену» — но всё-таки отдаёт резинку. Однако я не спешу её надевать. Теперь мне хочется, чтобы он поцеловал меня в губы.

Этот парень потрясающе целуется, но здесь, в трейлере, почему-то, этого делать не стал.

Я сама тянусь к его губам.

Да — он потрясающе целуется!

Мои пальцы обхватывают у основания его возбуждённую плоть, нежно скользят, прижимая к себе, обратно, снова к себе, постепенно перемещая и прижимая к самому центру. Туда, где уже разлилась болезненная тяжесть, которая требует разрядки. У Кира вырывается хриплый стон.

— Натяни уже эту чёртову резинку! — рычит он, прерывая поцелуй.

Как только дотягиваю презерватив до основания, он резко разворачивает меня к себе спиной, тянет ладонями за живот назад, наклоняя. Пара поверхностных, растягивающих проникновений, и он несколькими сильными движениями входит глубоко в эту тяжесть, заполняя её собой. Инстинктивно ищу более удобное положение, выгибаясь, скользя ладонями по столешнице. Нахожу её край, сжимая пальцами. Я сильно возбуждена, но мне больно. Мышцы рефлекторно сжимаются.

— Эй, полегче!

Кир ненадолго замирает во мне.

— Расслабься, лимончик! Просто, чувствуй ритм! — хрипло шепчет мне в плечо.

Одной рукой он упирается в столешницу, рядом с моей рукой. Пальцы другой пускаются в путешествие по изгибам моего тела, скользят к груди, животу, ниже, чередуют поглаживания и захват. Движения продолжаются. Грубость чередуется с нежными прикосновениями. Мне удаётся поймать этот ритм: резкий, глубокий. И я растворяюсь в нём. Тело само совершает ответные движения. Боль слабеет, не уходит до конца, но смешивается с наслаждением. Это наслаждение раскручивается спиралью внутри, но застопоривается на грани. Рука тянется к его ладони на моей груди и сжимает её поверх, ещё сильнее. Не думала, что могу быть такой громкой — мои стоны от его финальных затяжных толчков заполняют трейлер. Он же не издаёт не звука, если не считать звуками его шумные ритмичные выдохи и самый шумный, и продолжительный последний. Я не кончаю, и он это понимает, потому что, когда мы выпрямляемся, Кир прижимает меня сзади своим телом к холодной столешнице, кладет руки на неё поверх моих, переплетая пальцы, отрывисто шепчет мне на ухо, — Не кончила. Жаль! — и долго дышит мне в шею, успокаивая дыхание.

После он, всё-таки, укладывает меня на эту кровать. Просто подхватывает на руки, чувствуя, как всё ещё дрожат мои колени, делает несколько шагов и осторожно кладет на неё. Накрывает одеялом, ложится рядом, откинув руки назад под голову, и смотрит в потолок. Потом и вовсе отворачивается ко мне спиной.

Некоторое время я лежу не шевелясь. Чувствую себя ошеломлённой.

Это было грубо? Да. Эгоистично? Я бы не сказала, он прекрасно чувствовал и слышал мою реакцию на его прикосновения, что и как возбуждает. Хотя, тут удачно совпало — оказалось, что меня возбуждает, в целом, то же, что и его. Было ужасно непривычно и странно — я как будто вынырнула из своего тела и наблюдала что с ним происходит, как бы со стороны, как в кино. Ведь я не просто вышла из своей зоны комфорта, я из неё, прямо-таки, выскочила с этим страстным грубым сексом всего лишь через два часа знакомства.

И ещё он понял, что я не достигла оргазма. Надо же! Не все мужчины могут это определить, особенно после первой интимной близости.

Но какой странный, резкий переход к отстранённости и безразличию! А я так не могу.

Поворачиваюсь на бок, прижимаюсь и обнимаю. Он не реагирует. Поглаживаю его живот и, повинуясь импульсу, целую в плечо. Тёплая ладонь накрывает мою, слегка сжимает. Некоторое время мы лежим так. Шум ночного моря убаюкивает. Я проваливаюсь в короткий сон и, когда просыпаюсь, его уже нет рядом. Трейлер пуст.

Некоторое время ворочаюсь с боку на бок. Заснуть не получается.

Куда он делся? Что делает?

Встаю, оборачиваюсь палантином и выхожу наружу. Кир сидит, одетый в шорты и чёрную толстовку поверх футболки, закинув ногу на колено, на раскладном стуле возле трейлера. Курит. Керосиновая лампа на земле смутно освещает пространство вокруг. Тихий плеск прибоя разбавляет ночную тишину. Рядом стоит ещё один раскладной стул, на котором лежат мои вещи. Вешаю одежду на спинку и сажусь.

— Проснулась? — безразличным тоном произносит он.

— Проснулась, — в тон ему отвечаю я.

В небе над нами полная луна. Это уже не та оранжевая, крупная луна, висящая над самым горизонтом, которую я вчера наблюдала со своей веранды. Она высоко, и она белая и холодная.

— Пойдём, прогуляемся? — вдруг предлагает он.

— Сейчас? Ночью? Темно же!

— Это не проблема. Возьмём фонарик.

— А куда? Надеюсь, ты не собираешься лезть на Хамелеон?

— Ну, я же не самоубийца! Зачем? Просто прогуляемся по пляжу.

— Хорошо, — соглашаюсь я, — Только оденусь.

***

Ступни вязнут в прохладном песке. Холодный ночной прибой обдаёт босые ноги. Мы подошли к самому подножию Хамелеона, туда, где заканчивается песчаная отмель с узкой полоской пляжа. Сейчас темно, но я знаю, что над нами широким полукругом нависает отвесная стена мыса. Всё это время Кир молча шёл чуть впереди меня, подсвечивая фонариком песчаный пляж под ногами.

Садится, прислонившись спиной к подножию мыса, положив фонарик рядом на песок. И снова молчит. Я медленно вышагиваю в холодных волнах прибоя, засунув руки в карманы шорт, и разглядываю луну.

Что там творится у него в голове? Зачем позвал прогуляться сюда, если снова ведёт себя так, словно меня тут нет?

Без приглашения усаживаюсь между его колен, прислоняюсь спиной к его груди. Он не возражает, но и не обнимает. Тревожно и одиноко. Некоторое время мы просто сидим так, слушая тихий плеск волн, накатывающих на берег.

В памяти всплывают строчки. Губы озвучивают их. Просто потому, что хочется озвучить именно сейчас, ведь в небе над нами висит холодная луна.

— Давай повоем вместе на луну,

А после — рассмеёмся её сути?

Обрывки ночи я с тебя стяну,

А ты меня оденешь в млечный путь.

Давай сожжём в костре трухлявый стон,

Развеем по ветру наш беспокойный смех,

Сольём тела в пасхальный перезвон

И смоем с них заплесневелый грех?

Давай пойдём куда-то наугад,

Переболев десятком прошлых лет,

Отбросив этот пошлый маскарад

Из встреч, разлук, из радостей и бед?

Давай?

— Хммм… — сильные руки перекрещиваются над моей грудью, обнимают, — Твой стих?

— Да, набросала вчера вечером. Было настроение.

Волны ночного прибоя добираются до наших ног.

— Ты странная, — после небольшой паузы произносит Кир.

— Странная? Почему?

— Ты ведь невысокого мнения о мужчинах, — звучит как утверждение, горячее дыхание обжигает мою шею.

— А ты — невысокого о женщинах, — почему-то именно это срывается в ответ, хотя не до конца понимаю откуда взялось такое ответное предположение.

— И тебе не нужны все эти пустые курортные романы.

— Не нужны.

— И ты всё равно пришла, ко мне.

— Пришла.

Пальцы щекочут шею, перекидывая мои волосы на бок. Губы касаются чувствительного места под мочкой уха, прихватывают кожу. Лёгкие прикосновения языка быстро учащают моё дыхание.

С глубоким вдохом я запрокидываю голову на его плечо, и эти пальцы тут же берут мою шею в плен, нежно поглаживают. Я чувствую их везде от подбородка до ключиц. Его правая рука тянется под майку, скользит к груди, прилипая к высохшим на ней остаткам лимонного сока.

— Я всё ещё липкая, — улыбаюсь я.

— Я могу это исправить. Сейчас, — шепчет он.

— Что, прямо здесь?

— Прямо здесь. Здесь тебя не смущает? Палатки и трейлеры далеко. Никого нет. Темно.

— Ммм… А презерватив у тебя с собой есть? — выгибаясь под его пальцами, урчу я.

— Лимончик, карманы моих шорт просто кладезь полезных вещей. Готова продолжить?

— Какой предусмотрительный! — смеюсь, чувствуя поднимающееся тревожное волнение о том, как это будет во второй раз, — Ну, давай попробуем.

Едва я успеваю это произнести, он снимает толстовку, кладёт её на песок рядом со мной, быстро меняет позицию, и я оказываюсь лежащей бёдрами на ней, а спиной на прохладном, мокром песке. Он стремительно стягивает с меня шорты вместе с трусиками, и в следующую секунду бёдра оказываются плотно захваченными в плен его коленями. Ноги прижимают мои. Резким движением он задирает мою майку и, обхватив запястья, плотно прижимает их к бокам, не давая пошевелиться. Губы и язык пускаются в активное и уверенное путешествие по моей шее и груди. Это безумно возбуждает! Но, добиравшись до соска, он начинает покусывать его, довольно болезненно.

— Мне больно, — шепчу я.

Кир не обращает внимания и продолжает.

— Да говорю же тебе — мне больно! — начинаю елозить под ним в попытке уклониться и вырваться, но почти не могу пошевелиться, — Отпусти меня!

Он оставляет в покое грудь, перекидывает мои руки назад за голову, согнув их в локтях, и, всё так же, не давая пошевелиться, невозмутимо склоняется над моим лицом, наблюдая за прерывистым беспокойным дыханием.

— Ты не хочешь, чтобы я отпустил. Так ведь?

— Я не хочу, чтобы ты продолжал делать мне больно. И мне не нравится, что ты не даёшь шевелиться. Пусти!

— Я не сделаю тебе слишком больно. Просто доверься мне и будет хорошо. Лучше, чем трейлере. Тебе ведь понравилось в трейлере, лимончик?

Правая рука продолжает удерживать мои запястья, левая скользит по телу, поглаживая его изгибы, пробирается к низу живота, надавливает, сжимает, требовательно проникает внутрь. Странно, но напряжение, возмущение, и это беспомощное состояние в его руках тесно сплетаются с волной мучительного желания.

— О, да! Тебе понравилось! — хрипло смеётся он, чувствуя влагу под пальцами.

Мне очень непривычно ощущать себя пленницей. Охватывает буря противоречивых эмоций. Кир проводит кончиком языка по моим губам, прикусывает нижнюю, пытается проникнуть глубже в рот, но я яростно шепчу: «Перестань!»

— Тебе это нравится! Нравится! — шепчет он в ответ, глядя мне прямо в глаза, продолжая кружить и надавливать пальцами.

И я вижу выражение этих глаз в отсвете луча, лежащего рядом фонарика: в них плещется огонь силы и уверенности. В темноте ночи возбуждённо расширенные зрачки и медовое пятно на радужке делают один глаз практически чёрным. Эти глаза завораживают, подчиняют. Но внутренний протест во мне растет, смешивается с чем-то, что я не могу определить.

Всё ещё безуспешно пытаюсь вырваться из-под него. Пальцы больно сжимают мои запястья. Вся напрягаюсь, как струна. И, вдруг, во мне стремительно растекается волна тепла и вибрации. С громким стоном выгибаюсь, запрокидываю голову. Он ещё сильнее сжимает коленями мои бёдра.… Тихий, хриплый смех.… Снова ловлю этот взгляд и мне кажется, что теперь он светится радостью и удовлетворением моей реакцией. И эта волна становится ещё мощнее. Она буквально скручивает меня пополам.

Запястья оказываются на свободе, а сам Кир устраивается между моих ног, на коленях. Слышу, как рвётся и шуршит фольга упаковки. Несколько быстрых движений и он медленно погружается внутрь. На фоне всё ещё растекающихся внутри меня вибраций это погружение отдаётся новой волной наслаждения. Он подставляет под мои бёдра ладони и приподнимает навстречу своим движениям, сначала медленным, чувствуя каждое моё ответное движение, каждый порывистый вздох и протяжный выдох. Волны прибоя добираются до нас сбоку, обдавая холодом ночного моря, но жар наших тел и наслаждение настолько велики сейчас, что мы этого почти не замечаем. Постепенно темп ускоряется, я обхватываю его ногами, мои ладони скользят под футболкой по его груди, спине, сжимают плечи, и он раз за разом проникает в меня всё резче и глубже, пока не достигает пика вслед за мной.

После он расслабленно откидывается рядом на песок, но, спустя буквально минуту, снова садится, прислонившись спиной к мысу, и закуривает. Я же, совершенно обессиленная, долго лежу, глядя в звёздное ночное небо и слушая плеск волн. Темнота ночи отступает, небо светлеет, прохладный ветер ласкает обнажённую кожу. Поворачиваю голову — ни тени улыбки, взгляд похож на этот ветер: так же скользит по изгибам моего тела, как по горным склонам, проникает глубоко в душу и кружится в ней сразу же в поиске выхода — обратно, на свободу.

— Тебе не холодно? Иди сюда.

Отряхиваюсь от песка, одеваюсь и снова усаживаюсь между его колен. Жар наслаждения отступил, и утренняя прохлада даёт о себе знать. Чувствуя, как зябко подрагивают мои плечи, он сразу же обхватывает меня руками, обнимает.

— Скоро рассвет.

— Да, скоро.

Его горячее тело согревает. Мне спокойно и тепло. Качаюсь на волнах его дыхания. Тихий плеск прибоя убаюкивает. Закрываю глаза и погружаюсь в лёгкую дрёму.

— Солнце встаёт.

Открываю отяжелевшие веки. Край солнечного диска выплывает из-за гор, как корабль из-за горизонта, окрашивая небо в тёплые алые тона. И мне кажется, что в целом мире, кроме нас двоих, больше никого нет. Только мы, море и это солнце.

Зарисовка для любовного романа — куда деваться! Скептическая девица внутри меня кривит губы в защитной, саркастической усмешке, а романтическая дурочка счастливо тянет ручки к этому солнцу. Не могу сопротивляться состоянию второй — она живая и настоящая, сейчас, в его объятиях.

Улыбаюсь своим мыслям и поднимаю голову, слегка отстраняясь, чтобы посмотреть на моего сёрфера. Ощущение такое, что смотрю на себя в зеркало, потому что эта счастливая улыбка отражается на его лице и взгляд теплеет. Наклоняюсь к его губам, поглаживаю пальцами линию подбородка и всматриваюсь в его лицо, стараясь запомнить каждую деталь черт, как перед прощанием.

— Ты…

— Что?

— Ты запомнишь этот рассвет?

— Я запомню тебя в этом рассвете, лимончик.

— Чёрт, Кир! — отталкиваюсь от него рукой и недовольно хмурюсь, — Ты хоть помнишь моё имя?

— Конечно! — улыбается он, — У тебя обо мне, видимо, сложилось предвзятое мнение, Ооо-ля.

Он так забавно тянет первую букву моего имени, что я начинаю хихикать.

— Тогда к чему этот «лимончик»?

— К тому, что у тебя очень выразительный вкус.

— Кислый?

— Неет! Освежающий и аппетитный.

— Ммм? Это был вкус лимона — не мой. И у меня бы на твоём месте скулы свело.

Смеётся.

— Это был твой вкус и всего лишь маленькая долька лимона.

Он мягко, но требовательно тянет меня к себе ладонью за затылок. Этот поцелуй не похож на предыдущие. Тёплый и нежный поцелуй удовлетворённого желания.

— Я запомню — тебя.

Когда мы возвращаемся к трейлеру, оказывается, что Лёша уже вернулся и спит. Кир тянет меня за собой на кровать, и в этот раз он не отстраняется и не отворачивается — обнимает и шепчет: «Спи, лимончик. Надо отдохнуть».

Снова обращаю внимание какое тёплое у него тело. И это прям кайф после прохлады ночного пляжа — мои руки и ноги холодные. Поэтому, когда я прижимаюсь к нему плотнее, он вздрагивает, смеётся, что я «ледышка», но продолжает обнимать, грея своим теплом.

Как уютно, тепло и спокойно!

Удобнее устраиваюсь в его объятиях и, под шум прибоя, быстро проваливаюсь в сон.

***

Просыпаюсь. Его снова нет рядом. Трейлер опять пуст. Я слышу шум волнующегося моря.

Выхожу наружу. Мы проспали примерно до полудня, потому что солнце стоит почти в зените. Слепит глаза. Прикрываю их рукой. Сильный ветер треплет волосы. Над головой надрывно кричат чайки. Море штормит.

Лёша сидит на том же стуле, на котором вчера сидел Кир.

— Привет! — улыбается он, — Выспалась?

Сажусь рядом.

— Ммм, не совсем. А где Кир?

— Да вон он — катается.

Перевожу взгляд в указанном направлении. Полупрозрачный красно-белый парус виндсёрфа быстро скользит по волнам, в отдалении от берега. Он почти летит над водой, едва касаясь её поверхности кормой.

— Ого! Как быстро! Это и есть глиссирование? — вспоминаю термин из вчерашнего рассказа о виндсёрфинге.

— Ага. Оно самое. Он взял курс фордевинд — поймал полный ветер. Очень повезло с погодой сегодня. Я ведь говорил, что такой ветер здесь — это редкость.

— Прямо дух захватывает! А ты, почему не катаешься?

— Я уже, пока вы спали.

Лёша предлагает кофе. Первый глоток обжигающего напитка.

— Как настроение?

— Ужасное! — улыбаюсь я, продолжая наблюдать за моим сёрфером, и прислушиваясь к противоречивым эмоциям внутри.

— Ужасное? Кхм, почему-то Кир ответил тоже самое.

Сёрфер поворачивает парус и начинает двигаться, подпрыгивая и меняя направление на волнах. Крепкое сильное тело в чёрном гидрокостюме полно динамического напряжения. Контрастные, тёмно-зелёные в тени и бирюзовые в свете солнечных лучей, волны полны движущейся силы морской стихии.

Как же вчера было необычно и хорошо!

— А сейчас он взял курс галфвинд, перпендикулярно ветру и идёт галсами, — поясняет мой собеседник, — Интересно, если всё так ужасно, то почему вы спали в обнимку?

— Чтобы не было так ужасно, наверное, — смеюсь, поднимая руку и убирая, упавшие от ветра на лицо, пряди волос.

— Ого! — присвистывает Лёша, — Понятно!

Следую за его взглядом и, вытянув вперёд руки, обнаруживаю на запястьях следы синяков.

Неожиданное открытие. Хотя и логичное.

«Тебе это нравится! Нравится!» — услужливо возникает перед мысленным взором яркое воспоминание. Оглядываю себя. На белой майке рыжие разводы, оставшиеся после мокрого песка с пляжа. Провожу рукой по волосам — со спутанных прядей сыпется песок.

Чёрт! Я вчера его так старательно вытряхивала, но, сколько же в волосах осело этого песка, если он до сих пор продолжает сыпаться? И сколько осталось на подушке, интересно? Кира явно ждёт сюрприз, когда он соберётся спать в следующий раз! Ну, да фиг с ним с песком — голову можно помыть. Но вот синяки ещё минимум неделю будут красоваться на моих запястьях!

— Красавчик! Что вытворяет!

Ну, ничего себе комментарий!

Но, тут же оказывается, что Алексей комментирует совсем другое.

— Смотри! — легонько толкает меня в плечо он, обращая жестом моё внимание на Кира.

Быстро поднимаю взгляд на море. Сёрфер отводит парус в сторону и совершает высокий прыжок, похожий на боковое сальто. Доска прокручивается вокруг своей оси, наклоняясь парусом над водной гладью, и мягко приземляется в волнах.

— Вау! — восклицаю восхищённо. — А это как называется?

— Шака.

— Какое странное название! Почему так?

— Это, скорее всего, связано с приветствием «shaka» — Лёша демонстрирует жест с вытянутыми в стороны большим пальцем и мизинцем и прижатыми к ладони остальными тремя, — Используется вместе с выражением «Hang loose!». Своего рода философия сёрферов. В вольном переводе значит"расслабься и получай удовольствие","не парься","не принимай близко к сердцу". Но мне больше нравится трактовка: «расслабься и живи в гармонии с океаном».

— Как интересно! — вспоминаю это же выражение, произнесённое Киром вчера на пляже, после моего ночного купания.

— Вот взять воздух после шаки у меня, ну никак, не получается! Ну, то есть, удачно приземлиться. Всё время заваливаюсь, — признаётся Лёша и, немного помолчав, задумчиво добавляет, — Странно…

— Странно, что не получается?

— Нет. Я не об этом.

— А о чём? — поворачиваю голову, с любопытством глядя на него.

Сначала он не отвечает, продолжая смотреть в сторону движущегося паруса. И когда я уже решаю, что ответа не будет, произносит, — Ты первая девушка за весь наш отдых, с которой Кир спал вместе в этом трейлере.

От неожиданности едва не давлюсь глотком кофе.

— Что? Вот только не заливай мне, что он всё лето вёл аскетический образ жизни!

— Ну, почему же аскетический. Нет. Но и в трейлер никого не приводил. Вроде как — моя территория, личная. Спать предпочитаю один. Чем-то ты его, видно, зацепила.

— Хм, — вспоминаю моё упорное нежелание вчера ложиться на его кровать по причине гипотетических многих барышень, перебывавших на ней за лето, и улыбаюсь.

***

А почему бы не искупаться? Море штормит, но не сильно.

Спускаюсь на пляж. Раздеваюсь, наблюдая, как Кир плывёт к берегу. Спрыгивает с доски там, где вода примерно по колено, кладёт парус на воду, толкает виндсёрф по прибойной волне на песок, просвечивающий сквозь пенистую воду, и откидывает пальцами упавшие на лицо мокрые пряди волос. Захожу в море, навстречу ему. Улыбаюсь. Мокрый он ещё более сексуальный. Тянет как магнитом. Нестерпимо хочется прикоснуться и снова почувствовать на себе эти губы и руки. Но останавливает тяжёлый взгляд. В нём снова бушует холодное море и отстранённость.

Протягивает руку, зажимает мой подбородок, большим пальцем касается уголка рта и с нажимом чертит линию через губы, смазывая её на щеке. Затем делает шаг мимо и выходит на берег. Разочарованно выдыхаю.

Думала, вчера на рассвете что-то изменилось, но вот опять.

И снова не понимаю, как реагировать.

Да пошёл он нафиг! Я собиралась поплавать, чем сейчас и займусь.

С наслаждением погружаюсь в море, отбросив все мысли.

— Как водичка? — спрашивает Лёша, когда я возвращаюсь после купания к трейлеру.

— На удивление тёплая, хотя ночью была очень холодная.

Кир стоит, прислонившись спиной к двери со скрещенными на груди руками, запрокинув голову навстречу солнечным лучам, и курит. Он уже переоделся в футболку и шорты. Глаза скрывают спортивные солнечные очки, я не могу прочитать, что скрывается за ними.

— Предлагаю поехать в Коктебель, перекусить где-нибудь, — обращается в воздух, не глядя на меня, вид такой, словно я тут лишняя.

Какой-то замороженный Кай просто. Отлично!

— Отлично! Я уже соскучилась по цивилизации.

— Согласен, проголодался ужасно! — поддерживает Алексей, улыбается мне, и в этой улыбке сквозит сожаление и теплота.

— Тогда собирайтесь, возьму ключи от машины и поехали, — всё так же не глядя на меня, Кир тушит окурок и уходит в трейлер.

— У него с головой всё в порядке? — произношу в полный голос, и плевать, если услышит.

— Не принимай на свой счёт, — тихо отвечает его приятель, — Тараканов полно.

Чёрт! А, ведь, предупреждал.

Через несколько минут «замороженный Кай» выходит обратно и молча протягивает мне полотенце.

Всю дорогу в машине до Коктебеля периодически чувствую на себе взгляд в зеркале заднего вида, через солнечные очки. Делаю вид, что мне всё равно, разглядывая виды за окном и перекидываясь иногда фразами о чём-то несущественном, вроде погоды и природы, с Лёшей. Оставив машину на стоянке, идём к набережной. Подходим к перекрёстку с улицей, где я остановилась. Показываю рукой вперёд, на один из ресторанов.

— Рекомендую, если не были — кормят вкусно. Особенно завтраки. Хорошего дня!

Делаю шаг в сторону своей улицы.

— Подожди, подожди! Оля, я думал ты с нами? — останавливает меня брюнет.

Красноречиво окидываю взглядом его приятеля. Стоит, засунув руки в карманы штанов. Молча смотрит на меня. Очки словно маска.

— Что-то не хочется.

Делаю ещё шаг, но вдруг Кир берёт меня за руку и настойчиво тянет назад.

— Пойдём!

***

Лёша усаживается за столик. Кир пододвигает мне стул напротив своего друга и садится рядом со мной. Снимает очки, но продолжает держать себя отстранённо. Улыбчивая официантка приносит меню. Сразу же прошу принести американо с двумя чайными ложками корицы и пятьдесят грамм коньяка с лимоном.

Спустя несколько минут кофе и коньяк с несколькими дольками лимона на блюдце появляются на столе. Официантка, приняв заказ, уходит. Беру с блюдца дольку, выжимаю её в коньяк и демонстративно ставлю бокал перед Киром.

— Это тебе.

Смотрит, удивлённо приподняв бровь.

— Выпей! Освежает, поднимает аппетит!

Несколько секунд мы буравим друг друга глазами. На моё удивление, всё-таки берёт бокал в руки и в два глотка выпивает. Морщится, встряхивая головой.

— Ты — маленькая язва! — усмехается по-доброму, взгляд теплеет.

— Всё для твоего удовольствия! — усмехаюсь в ответ.

Лёша удивлённо наблюдает за этой сценой.

Приносят заказ. Глядя на еду, я понимаю, что очень сильно проголодалась. Начинаю поглощать свои блинчики со сгущёнкой. Кир с аппетитом принимается за омлет с колбасой. Часто отвлекаясь от своего жаркое в горшочке, Алексей рассказывает что-то весёлое, пытаясь разрядить обстановку. Слушаю его в пол уха.

Тёплое прикосновение. Рука на моём колене под столом. Пальцы поглаживают, медленно скользят выше по бедру.

Да чтоб тебя!

Замираю с чашкой кофе у рта. Тело немедленно приходит в волнение, откликаясь.

Интересно, что он будет делать дальше?

Ладонь добирается до внутренней поверхности бедра, заставляя меня инстинктивно чуть раздвинуть ноги. Осторожно ставлю чашку на стол. Левой рукой мой сосед невозмутимо отправляет вилкой кусок омлета себе в рот, в то время как пальцы правой слегка проникают под край моих шорт. С резким, коротким вдохом закусываю губу. Вздрагиваю и дёргаю ногой, задев при этом Лёшино колено напротив. Тот удивленно вскидывает на меня глаза.

— Прости, — смущённо бормочу я, одновременно пихая своим коленом Кира под столом.

В ответ мой сосед довольно сильно сжимает пальцами мою ногу, заставляя поморщиться. Ненадолго рука замирает. Затем ладонь снова пускается в медленное путешествие от колена вверх. Поёрзав на стуле, придвигаюсь вплотную к краю стола, чтобы это хулиганство не заметили люди за соседними столиками. Снова беру в руки чашку кофе и, облокотившись на стол, маленькими глотками потягиваю горячий ароматный напиток. Добравшись до края шорт, пальцы снова едва проникают под них. На этот раз я не дергаюсь, а лишь слегка выгибаю назад спину, чуть подавшись бёдрами вперёд. Но, коснувшись трусиков, пальцы отступают назад к колену, и снова скользят вверх, превращая всё это в чувственную игру.

— Кхм! Кхм! — наконец, красноречиво кашляет Лёша, — Я вам не мешаю?

Ладонь замирает где-то посередине и больше не движется. Просто лежит, по-хозяйски, пока мой сёрфер продолжает спокойно поглощать содержимое своей тарелки.

— Ну, так какие планы у вас дальше? — какое-то время спустя, интересуется Лёша, — Где продолжите хулиганить? Надеюсь, всё-таки не в общественном месте? Оленька, ты осторожнее с этим типом (кивает на Кира). Знаешь, он…

— Вообще-то нам надо смотаться в Феодосию, если помнишь, Лёш, — прерывает его предостережения Кир.

— В Феодосию? Ах, да!

— Это займет пару, тройку часов, — он переводит взгляд на меня, убрав, наконец, руку с моей ноги.

Расслабленно откидывается на спинку стула, достаёт из кармана мобильный телефон и лениво произносит.

— Диктуй номер. Я позвоню, когда вернусь и зайду к тебе. Придумаем дальше что-нибудь интересное.

Это звучит с видом кота, наигравшегося с мышкой и мечтающего пойти подремать пару часов, с полнейшей уверенностью, что мышка будет сидеть и в нетерпении ждать, когда же он захочет снова с ней поиграть, готовая с радостью отдаться в его мягкие, когтистые лапы. Во мне немедленно поднимается протест.

— Эмм, видишь ли, через пару-тройку часов я, скорее всего, буду на пляже, ну или ещё где-нибудь. Не у себя. Поскольку у меня не два месяца, как у некоторых, а всего лишь двенадцать дней отдыха. И я не собираюсь тратить время в ожидании, пока ты будешь заниматься своими делами. А телефон я с собой здесь не ношу.

Проговаривая всё это, я отсчитываю свою часть денег за завтрак и кладу их на стол.

— Получи, эгоист! — весело усмехается Алексей.

— Резонно. Я не прав, — кивнув, соглашается Кир, — Ну, тогда скажи мне адрес, где ты остановилась, и я зайду вечером. Часам к семи вернёшься к себе?

— Понятия не имею! Здесь сложно строить конкретные планы. Это Коктебель. Но, знаешь, у меня есть предложение получше.

Облокачиваюсь одной рукой на спинку своего стула и наклоняюсь к его уху, глубоко вдыхая его запах, как кошка валерьянку.

— Найдёмся вечером где-нибудь на набережной. До этого ведь пересекались несколько раз? И если у нас обоих ещё будет желание продолжить знакомство, мы придумаем «дальше что-нибудь интересное».

Он озадаченно приподнимает одну бровь, потирает пальцами подбородок, переваривая предложенные ему новые правила игры, и, прежде чем я успеваю выпрямиться, запечатлевает на моих губах короткий поцелуй.

— Тогда, до встречи вечером на набережной, лимончик!

Ну, ничем его не прошибёшь!

Сделав над собой усилие, отстраняюсь и встаю.

— Посмотрим. Может быть, я лягу спать сегодня пораньше. Не выспалась. Ну ладно, пока, мальчики!

Решительно направляюсь к выходу из кафе.

— Мне показалось, или тебя только что изящно поставили на место? — несется мне вслед удивлённый возглас Лёши, — Вот это да! Я, наверное, сплю.