Костяной Венец

Анна Бэй, 2022

Виктор ещё не занял должность начальника третьего отделения, а Эльза не стала знаменитой авантюристкой империи. Он был студентом академии магии – лучшим! И судьба завязала историю вопреки его планам, обрушив несносную Эльзу Эйс. Тогда в академии магии они соревновались за будущее, ненависть перешла в нежные чувства и совместное изучение тайн провидения. Злой рок заплел их в один узор и жестоко развел, чтобы шесть лет спустя свести уже жандарма и авантюристку в противостоянии вокруг Костяного Венца – ключа кровавой истории империи и цыган.

Глава 6. По следам цыган

Столичная шумиха вошла в привычку. Бесконечные сценарии празднеств, демонстраций, гуляний и ярмарок лично Виктору приелись настолько, что он и не замечал их, хотя приходилось блюсти порядок, наблюдать за некоторыми особенно неблагополучными кадрами.

На всё лето система обеспечения безопасности империи перевернулась с ног на голову, обязанности были размыты и кочевали от отделения к отделению. Не покидало ощущение, что это не от бардака, а скорее ради прикрытия. Виктор всё садился свести все детали в одну картину, но что-то мешало.

Срочный выезд обозначился внезапно в сумерки. Инструкции предполагались чрезвычайные: особая чёрная форма для захватов особо важных преступников, максимальное неразглашение на уровне государственной тайны. Виктор взял лишь двоих самых верных и профессиональных подчинённых, снял их с других заданий, вывез на дело:

— Цыгане. — известил лучший из агентов по фамилии Энтрюс — самородок в области слежки, — Очень осторожные судя по поведению. Группировка.

— Какова их цель? Осторожные и организованные обычно в столицу не лезут, а бегут из неё.

— Неясно, ваше высокородие. Переписку сожгли, но по восстановленным обрывкам можно предположить, что цель не абстрактна и находится в самом сердце столицы. — он пожал плечами, — Вы простите, ваше высокородие. Всё, что у меня было — это след чернил на пепле, который почти сразу рассыпался. Виноват.

— Это уже зацепка. — он протянул раскрытую ладонь, агент вынул из-за пазухи платок, в котором хранился пепел.

Виктор накрыл платок ладонью и сощурился, извлекая фантом. Он редко демонстрировал свой дар при подчинённых, людям это было в диковинку. Они порой благоговейно шептались за спиной о талантах своего начальника, и только. Это и породило версии о том, что Виктор бастард некоего знатного дворянина, ведь Зоркость передавалась по наследству и редко встречалась среди обычных людей, а если и мелькала, то выходила на косвенную принадлежность к аристократии.

Фантом всплыл слабый, трепещущий от тусклого света фонаря. Скрипя неисправной ручкой по бумаге, неизвестный цыган выводил едва различимые слова:

«Бульвар Триумфа,29. Захват».

— Неплохо. — подытожил Тефлисс и фантом рассеялся, — Чёрт меня дери, если это не коридор вероятностей.

— Коридор? — такие фразы воспринимались как нечто ужасно непонятное, если ты не выпускник факультета Зорких, все тонкости судьбы для обычных людей казались слишком сложной материей, — Как?

— Совпадения — это первый признак устья временных событий, называемого Коридором Вероятностей. Мотай на ус, в нашем деле это пригождается. В данном случае… бульвар Триумфа, 29 — это…

— Погорелое здание жандармерии.

— Верно. И за последнее время слишком много о нём упоминаний, как это в народе… «знаков судьбы», потому что Судьба вывела кривую линию, но эта линия ведёт…на бульвар Триумфа. Хотя… — он задумался, — Может, это не конечная промежуточная станция, но в любом случае нам туда нужно попасть. Давай-ка аккуратную слежку по этому адресу.

Подчинённый кивнул:

— Будет исполнено в лучшем виде.

— Возьми одного человека.

— Так нет людей.

— До утра возьми по моему личному распоряжению. Думается мне, этой ночью ждать захвата не стоит. — Виктор задумался, — Скажи, а не мелькает за городом табор? Такой средних размеров, в серо-голубых тонах шатров. У них ещё три клетки для животных.

И пусть цыганами занималось второе отделение канцелярии, однако при дефиците людей и работе дверь в дверь, ведомства обменивались информацией более, чем регулярно.

— Нет, от цыган давно следов нет. Границ они не пересекают, да и нельзя теперь: есть распоряжение по захвату. Последний табор подходил к Энгхерлему три недели назад на безопасную и допустимую дистанцию, но нарушений за ними не числилось, просто безобидная стоянка, даже мусор за собой убрали. Второе отделение попыталось их взять, но не успели.

— На каком основании распоряжение о захвате?

— Угроза срыва юбилея подавления восстания. Размыто, но заверено высокой печатью.

— Второе отделение играет за нашей спиной…? — начальник задал риторический вопрос и снова погрузился в мысли, — Цыгане под их юрисдикцией, а значит, надо улаживать формальности… ну да ладно.

— Официальных поправок в закон не было, кстати. Только на словах всё это.

— Официально подтверждённого геноцида тоже, если ты знаешь. Цыган просто обложили законами так, что не продохнуть. И в наше отделение их дела будто специально не попадают — интересно!

— Мастер Тефлисс, так ведь они хоть и опасны, но никаких интриг. Это артисты без работы, бродяги, воры, карманники, шарлатаны — не наш профиль. Наше — особо опасные граждане, заговоры, теракты, государственные измены…

— Иди, Энтрюс, — спокойно оборвал Виктор, — Не время абстракций.

***

Ночью он не сомкнул глаз. Мозг усиленно работал и отказывался хоть на секунду отключаться.

Никакого смысла в нахождении на рабочем месте не было и Виктор решил позволить себе завтрак в ресторане. На пути заспанная знать отводила глаза от неугодного жандарма, презираемого высшим светом. Он даже не помнил, что и как заказал в ресто, как провёл почти час в ожидании заказа, смотря в одну точку, как извинялась официантка, старательно выставляя свои округлости в фокус ви́дения Виктора. Всё это будто прошло мимо него.

Словно в тумане он расправился с омлетом, хотел перейти к сдобе, но рядом нарисовалась хозяйка, прибывающая явно не в духе. Она беспардонно бухнулась на соседний стул и сложила руки на груди:

— Что у тебя?

— Доброе утро. Ключи сделала?

— Ты издеваешься?

— Нет. — на выдохе, — Омлет странный. Опять слабительное?

— Заметил, надо же!

— Эль! — нахмурился он, — У меня рабочий день начался. Давай сюда антидот.

— Нет там слабительного. — махнула она, — И даже снотворного. Специи только.

— Булочки вкусные… — как-то по-детски и несколько ранимо произнёс он, — Я же привыкну… а ты снова сбежишь, и я снова буду есть, что готовлю.

— Ты готов есть всё, что я тебе даю? Даже с отравой?

— Поверь, то, как готовлю я… мой желудок переваривает арматуру, привыкший.

— Какой же ты непутёвый. — она забрала тарелку и удалилась на кухню. Вернулась с угощениями, поставила перед старым знакомым и вытащила из его рук надкушенную булку, — Вот это ешь. Так и быть, можешь каждое утро рассчитывать на завтрак за счёт заведения. — она примирительно улыбнулась.

Он недоумённо задрал тонко-нарезанный огурец, под которым торчал скрученный ломтик ветчины, призывно одуряющий запахом:

— Говядина. Ты готовишь говядину?

— Даже есть могу. — улыбнулась украдкой, — Хотя так и не понимаю чем она лучше индейки. Так что у тебя сегодня за вид, Виктор?

— Какой вид? — он растерянно потёр на редкость ухоженную бороду.

— Вот, кстати, это тоже необычно видеть. Стрижка, борода…

— Сбрить?

Она фыркнула:

— Кажется, кто-то попал в женские руки. Ты поэтому такой… потерянный. Вымотанный? У тебя проблемы?

— Тебе есть дело?

— Не особо… — попыталась слукавить она, — И всё же? У тебя проблемы.

— Есть огромная вероятность, Эль, — прошептал он, — Что тебя ищет семья.

Эльза едва удержала себя в руках, невольно оглядываясь и выдавая неровное дыхание:

— С чего ты взял?

— Вообще-то, я виделся с ними за день до твоего приезда в город. Они пересекли соседнюю арию, остановились совсем ненадолго. Вряд ли случайность. Расскажи мне про них. — он откусил тост с невероятно вкусным джемом и закатил глаза от восторга, — Это великолепно. Ты чудо-ресторатор! Боже, это теперь мой фаворит…

— Вик, ты тему не переводи.

— И в мыслях не было. Давай: я тебе сказал часть информации, ты мне отвечаешь, потом снова я и снова ты — детская игра, лёгкая, ты справишься. Иначе же из тебя ничего не вытянешь.

— Что тебе о них сказать?

— Найла: дальность её взора и направление.

— Прошлое: слабый потенциал, очень абстрактно видит, дальность нестабильна. Даётся болезненно, примерно, как тебе будущее когда-то — жуткий дискомфорт. Настоящее ровно наоборот: близко, но чётко. Она как всевидящее око табора. Гибкости нет вообще, вариативности тоже. Но… — она качнула головой, — Она может сидеть в шатре и видеть весь табор одновременно. Кто куда двигается, о чём шепчется… она гениальна в этом. — Эльза качнула головой, глядя в идеально ровную поверхность столешницы, где отчаянно искала изъяны, — Табор за годы жизни Найлы не расширялся за пределы её зоркости, его границы — границы её ви́дения настоящего. Лучшая система наблюдения с широким фокусом.

— Интересно. — задумался мужчина, — Не сбежать, значит.

— Нет.

— И как тебе удалось?

— Я говорила, как это было: дистанционный контролируемый коридор.

— Серьёзно!

— Серьёзно! — она искренне возмутилась и скрестила на груди руки, — Это мой Хранитель!

— Он появлялся после «выпускного»?

— Нет. — грустно выдохнула Эль, — Последний раз тогда… — она закусила губу, — Когда ты нашёл записку.

Виктор невольно отвернулся, чтобы не выдать изменения на лице. Не мог сдержать воспоминания о том вечере: драка с однокурсниками, раскрытие тайны происхождения Эль, первый поцелуй — самый лучший, самый желанный и отрывающий от земли за всю его жизнь. Такой, что спустя шесть лет обожгло губы.

— Сильные стороны Баншера? — удалось дать голосу силу и безразличие.

— Откуда ты знаешь…? Имена.

— Я виделся с ними, говорю же. — отмахнулся он, — И он с твоей матерью преисполнен намерением найти тебя во что бы то ни стало. Ты никогда не говорила, что ты непросто цыганка, а цыганская баронесса. — усмехнулся он.

— Я не баронесса. — она закатила глаза, — У нас всё иначе устроено: институт брака совсем не для статуса. У цыган всё для воспроизводства самих себя и удержания традиций. Жена бесправное развлечение, но она обязана, конечно же, рожать и не бросать то, для чего её в таборе готовили. Исключение — смерть и травмы несовместимые с задачей. А вот мужчины неплохо устроились. — Эль надула губы и зло прищурилась, — Баншер барон. Но я не баронесса.

— Только вот почему он за столько лет не нашёл другую жену?

— Ох, это забавная история, — криво усмехнулась Эль, — Он странно предан моей матери.

— Ты имеешь в виду… он в неё влюблён?

— Думаю да, если с моего побега ничего не изменилось. У них разница-то невелика: она его лет на шесть старше. Ох, Вик, табор — это замкнутое пространство с не вполне здоровыми людьми, которые не раз помешались кровью. Карнавал и вовсе ку-ку, — она снова закатила глаза, — Они не обновляют кровь. Никак. Никого к себе не впускают и не отпускают. Там все шизики и садисты, поверь. Нормальным там не выжить.

Виктор задумчиво потирал бороду и хмурился всё сильнее. Пальцы беззвучно постукивали по столу, сдерживая фантомы. Именно дар прошлого помогал ему сложить цепь фактов воедино и проследить смысл, не увязнуть во второстепенных событиях.

Он чувствовал, что главное ускользает под напором эмоций. Про Карнавал хотелось знать всё до мельчайшей детали, но…

Виктор закрыл глаза и мотнул головой, прогоняя морок:

— Если этот табор так намешался, то и ты им не чужая, а значит, Зоркость не только у тебя и Найлы. И значит, пропадает смысл продолжения рода именно с тобой. — прошептал он, не открывая глаз, — Дар не цель Баншера. Цель именно ты.

Эльза пристально наблюдала за мыслительным процессом Виктора, позволяя себе его рассматривать. Он приоткрыл глаза и встретился с ней взглядом, готовый поспорить, что лишь в эти мгновения в радиусе нескольких километров нет никакой Луизы ди Плюси, есть лишь Эльза без масок и чужих ролей.

— Я. — нехотя подтвердила она, — Видишь ли, именно союз со мной даёт Баншеру шанс стать кем-то большим, чем просто бароном: баронов два десятка по империи, что не соответствует его амбициям. Он хочет быть королём всех цыган — это навязчивая идея.

— И брак именно с тобой даёт этот шанс? — нахмурился он, захлопывая ловушку недостающих деталей, которые с ужасом ворвались в его сознание.

Удивительным образом Эльза умудрялась говорить с ним и жеманно улыбаться постоянным клиентам, бросать легкомысленные фразы и бесконечно поправлять причёску, будто для неё и впрямь это имело значение.

Она стрельнула глазами в слишком внимательного Виктора, достала зеркальце и помаду, медленно и призывно выводя пухлые губки. Он знал: Эльза прячет ответ за маской Луизы, будет ускользать от истинных смыслов до последнего с яростью прирождённой цыганки.

Сработал прирождённый жандарм и отсёк дальнейшие вопросы на эту тему.

Тяжёлые переглядки, спрятанные за ролями светских особ. Тефлисс поправил шейный платок, будто удушенный правилами игры в столице. Вспомнил даже, что всегда хотел жить в провинции, но как-то оказался в самом эпицентре лицемерия и навязанных правил.

— Цыганская баронесса или королева? — хрипло спросил он под нос.

— Вик, я не цыганская королева, — хмыкнула она и от неловкости насупила нос, — Не надумывай. Я по нашим меркам существо бесправное. У Найлы и того больше прав, чем у меня. Женщины вообще эти права начинают получать только после рождения детей. — она померкла в ужасе и навязчиво поправила волосы.

— А есть способ ваш брак расторгнуть?

— Нет. — она мотнула головой, — Таких прецедентов никогда не было, нет и процедуры расторжения.

— Не верю. Наверняка лазейки есть.

— Зануда. — фыркнула она раздражённо, — Смерть тождественна расторжению.

— Ещё?

— Ещё супруги могут договориться ходить налево, но только после рождения детей. Хотя бы одного. — Виктор помрачнел, — Если родить не могут, то уже другое дело: собирают совет цыганских баронов и старейшин, подтверждают бесплодие и это очень уж муторно. Это своего рода позор, а потому просто так такой ярлык не повесят. И уж участь бесплодного совсем несладкая. — она отвернулась, — Ещё брак расторгается, если не консумирован, но это не мой вариант. — она с горечью поджала губы и затихла в напряжённой позе, — В любом случае, Карнавал, — она подчёркивала каждое слово, — Никого и никогда не отпускает, долгов не забывает и обид не прощает.

— Баншер псионик. — он это знал наверняка, потому не спрашивал. Лишь искал подтверждение догадке, что Эльза не раз попадала под псионическое воздействие.

— Да… у нас их издревле называют пастухами.

— Уместное название…

— Он крепкий носитель, его отец был великим цыганским бароном, который королём так и не стал в череде неудач. Потенциал Баншера ограничен эмоциями, от которых он слишком сильно зависит. И это страшно. — она непроизвольно махнула головой, проваливаясь в страшные воспоминания. Локоны посыпались с плеч и запружинили, — Его отец просто подавлял и подчинял. Пас, как и положено пастуху. Баншер же в быту не может пользоваться даром, а вот в припадках… это кошмар… — с этой фразой она дружелюбно улыбнулась проходящему мимо вельможе, повела плечом, ни чуть не убитая смыслом сказанного.

Виктор живо вообразил, кто первый попадался под горячую руку в этих припадках, и как это сказалось на несовершеннолетней девочке, вынужденной прятаться в собственном доме, только Эльза опередила его догадку:

— Нет. До пяти лет дети почти в безопасности. А к пяти годам мой дар неплохо развился. Мне почти удавалось избегать проблем. Первые десять лет моей жизни, цирк пользовался спросом, пусть сама отрасль законодательно иссушалась. Но мы работали, люди приходили к нам и требовали меня. На моё счастье, сцена Карнавала меня обожала, как цыгане других таборов — и любовь взаимна, это меня и спасало. — и прибавила бесцветно, — Почти всегда.

Виктор хотел вылить всё сочувствие, проявить заботу и поддержку, но читал в манерах Эль некоторую стратегию, а потому продолжал свою — обусловленную нестыковками и жаждой разобраться:

— И всё же. Пусть дар редчайший, пусть ценный. Баншер в роли барона вяжется лучше, чем в роли короля. Что-то здесь помимо псионики. Что ты умолчала? — он нервно выстукивал пальцами свой ритм сердца, норовя пустить фантом, и Эльза это подметила, аккуратно накладывая свою ладонь поверх его пальцев:

— Я скажу. Не надо пугать посетителей. — проговорила едва слышно, успокаивающе. Про себя мужчина выл и метался в клетке самовозведённой тюрьмы чувств. Прикосновение Эльзы плавило его устои и внутренние рамки, расщепляло вселенную по атомам. Эль вкрадчиво зашептала, — Есть у цыган предсказание: править будет карнавал, если в будущее прозреет.

— Если прозреет? В будущее. — Виктор с досадой замычал и откинулся на стуле, нервно потирая переносицу, — То есть Найла сразу не подходит. То есть ты должна быть частью этого.

— Вроде того. Но! — она задрала указательный палец вверх, — Оцени анекдотичность: это ведь было шуткой. Когда цыгане собирались против империи, отец Баншера отверг предложение вступить в восстание, сказал, что придёт станцевать на костях имперских солдат и своих сородичей и станет королём. Ему предрекли власть Карнавала над всеми прочими, только если он выступит на сопротивление в первых рядах. Лишь тогда он согласился.

— Алчный засранец.

— Как и большинство баронов. — пожала плечами она.

— Я видел и других. — возразил Виктор, — Цыгане не по копирке сделаны.

Она недобро прищурилась, но Виктор выдержал взгляд стоически. Ему вообще сложно давалось присутствие такого сбивающего с толку фактора, как Эльза Эйс. Видеть её, слышать голос, чувствовать запах, но не иметь права прикоснуться.

— Бред какой-то… — снова закрыл глаза Виктор, — Слишком путано.

— А я хотела поберечь твою неустойчивую психику, ты сам нарвался. Мне «повезло» родиться в самом ненормальном из таборов. — рыкнула она, — Ты ведь прав! Есть простые цыгане: живут семьями, кочуют, оседают, делятся, живут дальше. Кто-то публику развлекает, кто-то в подмастерья подаётся. И земля с орбиты не сходит! «Карнавал» же — это секта, это… шизики! Они помешаны на чистоте своей крови на законах своего табора, они впускают людей к себе только чтобы состричь денег и обмануть… всё, что слышно самого плохого о цыганах — это про мой табор. — она поникла, — Они звери. И лучше бы ты рассказал мне обо всём, что знаешь.

— Я расскажу. — кивнул он, — Но мне надо знать, как тебя защитить. От чего. Почему.

— Я как-то без тебя справлялась все эти годы, просто выкладывай всё, что знаешь. Твоя очередь. — и она заняла оборону, сложив руки на груди.

Но тут Виктор снова расширил глаза в удивление и выругался:

— Так, стоп. Такой сильный дар видеть настоящее, как у твоей матери, должен был передаться по наследству. — Виктор вдруг приблизился и заглянул в её глаза, — Ты единственный её ребёнок — и это факт, природа не могла замкнуть зрение в одном поколении.

— Не замкнула. — она смело встретила его взгляд.

— Нет! — хлопнул по столу сильнее, чем полагалось и тут же жестом сдался, — Быть не может! Так не бывает! Три в одном!

И в ответ получил самодовольную улыбку:

— А ты знал, что в Утёсе в бланке «дополнительное направление дара» единственное число и всего одна крохотная строчка?

— Какое досадное упущение. Мир проглядел столько гениев из-за ограниченных строчек…

— И фантазии.

Его добили. На лбу выступила влага, душное утро доконало, а сознание потеряло ощущение реальности и пространства. Просто сидел и пытался совладать с рухнувшим на него объёмом знаний, что с ними делать и подавно не знал, а брови всё ползли вверх, норовя вообще улететь с горизонта не состыковывающихся событий.

— Я к такому не готов. — заявил он сипло, а Эль пожала плечами и победно улыбнулась.

— Я по объективным причинам об этом не распространялась.

— Даже мне?

— Ты никогда не спрашивал.

— Да в голову прийти не могло! О боги, три направления зрения! — шумно выдохнув, он нервно пропустил волосы сквозь пальцы, — И далеко ты видишь?

— Недалеко. — нехотя ответила она, — Вообще-то, мне сложно с настоящим.

— Может, потому что ты от него бежишь? — предположил он и тут же извинился, — Прости, продолжай…

— У меня небольшой обзор, если концентрирую зрение на предмете, остальное теряю из виду, очень тяжело даётся.

— Но? — он прищурился, — Вот так ты выглядишь, когда есть «но». Я весь внимание.

— Но то… что я могу делать при концентрации… — она старательно подбирала слова и вроде хотела скорее уйти от темы, но Виктор и сам догадался, едва усидев на месте:

— Не говори мне… что ты искажаешь реальность? Это же… псионика?

— Да ну не делай из меня сказочную ведьму! Просто немного искажаю восприятие. Спящий косвенный ген псионики вылез и сплёлся с настоящим в странном проявлении. Ничего серьёзного…

— О боги, гипноз! Гипноз… — шептал он невнятно, нервно запивая информацию морсом, — Немассовый?

— Нет. Точечный. — она сморщила хорошенький носик и потёрла ладони, — Почему я чувствую себя так гадко?

— Потому что ты гадкий нашкодивший котёнок, Эли, — пролепетал он на выдохе и закрыл ладонями глаза, — Ты со мной это вытворяла? Ой, кажется, я не хочу знать… не говори, пожалуйста. — уж чего Эльза не ожидала, так это того, что Виктор едва слышно заскулит.

— Вик, брось. — мотнула она в непонимании копной каштановых локонов, — С чего бы мне тебя гипнотизировать? — вроде даже в её глазах промелькнула грусть, но не вина́, и это немного обнадёжило Виктора.

— Спасибо. Очень натурально. — он похлопал по столу, через секунду взял себя в руки, поправил жилет и принял бесстрастное лицо, хотя под столом ногой выдавал нервную дрожь, — К делу: Карнавал был на подступах к городу две с половиной недели назад. Вроде свернулся и ушёл — вроде! Однако вчера я извлёк переписку, в ней говорилось о захвате объекта. Я не утверждаю, что объект — ты. Но обычно мои расчёты…

И вдруг Эльза красноречиво улыбнулась, обрывая мысль Виктора:

— Доверься профессионалу, Вик. Хватит считать, давай посмотрим.

Его звёздный час пришёл. Будто доставая козырь из рукава, Виктор медленно промурлыкал факт, который Эльза упустила из виду:

— Вот тебе сюрприз, моя бесценная Луиза. — он посмотрел на часы, потом огляделся, вынул из портмоне купюру и положил её под тарелку, — Вчера в семь утра на крепостной стене установили кристаллы для глушителей — изобретение лаборатории Утёса, кстати. Думаю, что ещё идёт монтаж и настройка, однако фонить твоё зрение будет изрядно. Как установят, то и думать забудь про просмотры любых диапазонов — в живых останешься, но давление скакнёт по самое не балуйся, с откатом, с мигренями, возможно, даже надолго выбьет из строя. Так что вспоминай, как считать и не суйся на бульвар Триумфа. Ясно? — он встал и выждал, когда Эльза поднимет на него глаза, — Кстати. Ключи! Я не отстану от тебя.

— Заладил!

— Я надеюсь, ты прислушаешься. И будь осторожна. — прибавил он тише и едва заметно погладил её ладонь на прощание, — Энгхерлемм — ловушка для цыган. И вчера она захлопнулась.

Такое невесомое касание пробежало громом мурашек по коже девушки, она судорожно втянула воздух, обернулась, но Виктор уже покидал территорию ресторана. Она всё сидела и ловила запахи, ловила мгновения и ощущения.

— Ох, Вик. Куда же ты лезешь…

* * *

А шестью годами ранее…

Мастер Дарм летел не налегке. Четыре увесистых чемодана, набитых книгами, теперь стали его спутниками и обладателями почётных мест в багажном отделении.

Он на них едва дышал — боготворил, но не за коллекционные издания, а за ту память, что они собой представляли. Фелис Тефлисс успела распорядиться только своими книгами фотоальбомами — они отошли горячо любимому внуку. Остальное — его скупердяю-отцу, как и положено по закону.

Легенда балета ушла тихо и красиво, на похоронах не было никого — а так распорядился единственный сын, которого весьма стесняла её профессия, словно она была не примой императорского балета, а певичкой трактира в порту.

Виктора встретил староста с таким видом, будто ни за что на свете он не пришёл бы на пирон по доброй воле.

— Дарм, ты барахло не мог дома оставить? Тумбочек лишних нет.

— Разберусь.

Оказалось, что есть. Завхоза редко кто заставал на рабочем месте, но Виктору повезло: тот задумчиво сидел напротив стены со старой затёртой афишей, где красовалась тонкая балерина в пачке. Пожилой мужчина даже не обернулся:

— Чего тебе? — обратился он к Виктору, медленно закуривая трубку.

— Тумбочку.

— Одной мало, что ли?

— Да книг прибавилось. — он так и таскал тяжёлые чемоданы за собой, не в силах с ними расстаться.

— Знаешь, кто это? — завхоз показал на плакат, — Поколение нынче пропащее, таких легендарных людей не знает.

— Это Фелис ле Фэй, прима императорского балета. — спокойно ответил он, и вот теперь завхоз обратил на него внимание. Долгий оценивающий взгляд, уважительный кивок:

— Я был без ума от неё. Как и все, кто хоть раз видел её на сцене.

— Я тоже. — признался Виктор и невольно скосил взгляд на графин в углу стола.

— Тебе известно, что она умерла на днях? Правда, откуда… В газетах крошечная эпитафия «Она была Примой!», будто и не было ничего. Замяли! Представь!

— Известно. Это моя бабушка. И книги… — он беспомощно на них глянул, едва сдерживая эмоции, — Её.

Долгая пауза, от которой у Виктора гудело в ушах. Ну зачем он сказал это чужому человеку? Того и гляди расплачется, как девка сопливая. Вот уже взгляд заволокло влагой, не видно ничего, а в горле ком, ноги дрожат, а буквально через секунду могли задрожать и плечи, чтобы сбросить это неподъёмное горе.

— Зайди, сынок. — завхоз сменился в лице и впустил Виктора к себе в каморку. Чужой человек разделил с ним горе. Налил выпивку, хотя Дарм был чужд алкоголю. Помянули, помолчали, даже поговорили немного, вспоминая самые яркие партии Фелис «ле Фэй» Тефлисс, — Не жалей. Тебе повезло больше других.

— Знаю. — обречённо кивнул Виктор, — Она меня растила. Лучший друг — это она… и самый близкий человек.

— Родители-то где? Дарм? Дарм же вроде жив-здоров.

— Жив и здоров. И мать тоже. Светские люди…

— Так и ле Фэй публичная — звезда империи. Хватило времени на тебя как-то.

— Хватило. — пожал плечами он, — Везде с собой брала. Всё детство провёл в балетных классах с ней — она уже редко выходи́ла на сцену, всё больше ставила хореографию. К восстанию ушла из театра, мы уехали тогда. Вернулись — город был уже другой. Плохо помню, но бабушка переменилась тоже.

— Всё тогда сильно переменилось. — завхоз снова рассматривал балерину на афише, — На время восстания Утёс был закрытой школой. Ректоров меняли каждый месяц — присылали вре́менных со столицы, то солдафонов, то бюрократов, то не людей, а ходячие счёты. Порядки менялись со скоростью света, студенты кисли, да по стенке ходили. Но всё лучше, чем в столице — слишком далеко от реальных волнений. Порядок пришёл лет через пять, повезло с ректором — это был наш же выпускник техник — толковый парень. Все силы положил на новую систему.

— Технарь? Погодите, Зоркий же… — нахмурился Дарм.

— Путаешь. Зоркий Вортигер был раньше. — завхоз тяжело вздохнул, — А после восстания этот. Тяжёлая работа, нервная, личный отчёт императору — так себе привилегия, в основном одни переживания. Сердобольный был, сердце и не выдержало. Но порядок в целом навёл, а то нас и закрыть хотели тогда к чертям. Позже Крафт готовые наработки со всех забрал, да немного модернизировал. Это хорошо. Парня, конечно, было искренне жаль. — рюмка взметнулась в воздух, поминая и почившего ректора Утёса, — Про него много написано хорошего. Технари с тех пор в особом почёте, а вообще славная профессия, конечно, не поспорить.

Виктор кивнул. Удалось отвлечься на историю из первых уст, а это всегда интересно. Заколыхались фантомы на кончиках пальцев — так красочно описывал события завхоз. Виктор сжал кулаки, гася магию. В висках отозвалась мигрень.

— Спасибо. — коротко сказал он и встал, — Надо мне возвращаться. Четыре дня пропустил, надо программу нагнать.

— Иди, Дарм. Да не Дарм ты вовсе. А Тефлисс. — завхоз улыбнулся и пожал руку, задержал жест и накрыл второй ладонью, похлопывая как-то по-родственному, с тёплом, — Береги себя, сынок. И заходи, если что ещё понадобится. Тумбочку найдём самую вместительную, да и полки где-то были, собрать только — и прослужат.

* * *

— Сегодня мы поднимем из ваших пустых голов понятие «коридор вероятностей». Но что толку сотрясать воздух? Давайте расскажите, что знаете, внимаю! Дарм?

— Коридор вероятностей — это совокупность стыкующихся между собой не хаотичных событий, образующих долгосрочную цепь. — начал Виктор, — И ведёт коридор к аркану.

— Хорошо. — кивнул ректор, — Очень хорошо. Ваша формулировка?

— Моя.

— Есть что дополнить?

Виктор медленно кивнул:

— Коридор логичен, — он улыбнулся, — Это и есть своего рода рок, и из него можно формировать категории масштаба: от масштаба личности до вселенского. Это и, к слову, о классификации арканов.

— Правильно: не хаотичных событий. — он подчеркнул эту слова и поднял указательный палец вверх, — Это важно. Коридор вероятностей — есть вещь осознанная вселенной. Заходя в такой коридор, вы можете не соображать ни черта, но организм Зоркого непременно реагирует в этой энергии. — Крафт взял мел и застрочил по доске, — Головокружение, тошнота, потеря ориентации, перемена давления или повышение температуры, ощущение, что земля уходит из-под ног — всё это может ощущать Зоркий в момент. — долгая пауза, — А теперь руки вверх те, кто испытывал это ощущение и понимал, что происходит? — у его озарила саркастичная улыбка, когда вверх взметнулись руки единиц из всего спектра немногочисленных Зорких, — Не удивительно…

— Коридор вероятностей являет собой цепь событий повышенной важности, верно? — Эльза выдержала задумчивую паузу, — Путь от малого аркана в большому. У арканов есть энергетический оттиск, который и даёт Зоркому все эти гадкие недомогания. Центрифуга чистой воды! Но если выработать устойчивость, своего рода «вестибулярный аппарат» в отношении коридоров вероятности, то можно же выскочить победителем, а не размазанным по тарелке желе? С наименьшими потерями и, может даже, выгодой.

Крафт повернулся лицом к аудитории, сложив руки за спиной и обаятельно улыбнулся:

— Верно, мистрис Эйс. — но он нагнетал внимание студентов каждым жестом и не разрешал эффекту рассеяться, — Высшее мастерство Зоркого влиять на события. — у Эльзы расширились глаза, но перебить она не посмела, — Предвидеть, отсеивать события низкой эффективности и насыщать временно́й отрезок эффективными, судьбоносными.

— Нет же! — возразила Эльза, чем лопнула пузырь очарования моментом. Однокурсники взирали недоумённо, но она не потеряла уверенности в споре с самим Варфоло Крафтом, — Можно понять предвидение, можно понять отсеивание неэффективных лично для своих интересов событий, — с каждой чеканной фразой она привставала и нависала над партой всё более грозно, — Но насыщение — это область фантастики, простите мастер Крафт. Здесь недостаточно формул, — она небрежно бросила это скорее Виктору, — По энергетической раскладке уровень дара Зоркости должен подавлять аркан, а значит, это местечковый уровень и то чисто на теории. По факту подготовка к проекции одного лишь звена коридора вероятности — это скрупулёзный расчёт, помноженный на сильнейший энергетический оттиск в прогрессии, а за скобками феерическая дальность Зоркости при высокой чёткости. Это фантастика!

Виктор впервые видел, что ректор не сразу нашёлся с ответом. Он потупил глаза в пол, открыл рот, закрыл, но всё же изрёк:

— Это возможно, Эльза. Я повторяю то, что уже говорил на первой лекции: воля может противостоять судьбе. Ни в одной реплике я не утверждал, что это легко, наоборот — это титанический труд при природных данных.

— И высокой мотивации. — случайно произнёс вслух Виктор, делая заметку на полях. Сам испугался своего голоса и откашлялся, — Простите, сорвалось.

— Однако вы правы, Дарм. И о природе мотивации как раз бились тысячи Зорких. И вот вам секрет, почему именно ген Зоркости ценится выше прочих: именно из-за мифической роли в судьбах, где Зоркий — уже не просто ясновидец, но и… — ректор задумался и странно добавил, — Вершитель.

По спине прошёл зябкий холодок от одной мысли, что это может значить.

Оглушающий хлопо́к ректорских ладоней будто окатил ледяной водой и выхватил из пузыря интригующих гипотез.

— Однако прочь мифы и догадки! — с новой волной задора Крафт хлопнул в ладоши вновь, возобновляя концентрацию студентов, — Пишем: вероятность является количественной мерой возможности появления события. Вероятность события называют соотношение числа благоприятствующих элементарных исходов к общему числу равновозможных элементарных исходов, образующих общую группу… — и лекция перешла в привычное мерное русло.