Костяной Венец

Анна Бэй, 2022

Виктор ещё не занял должность начальника третьего отделения, а Эльза не стала знаменитой авантюристкой империи. Он был студентом академии магии – лучшим! И судьба завязала историю вопреки его планам, обрушив несносную Эльзу Эйс. Тогда в академии магии они соревновались за будущее, ненависть перешла в нежные чувства и совместное изучение тайн провидения. Злой рок заплел их в один узор и жестоко развел, чтобы шесть лет спустя свести уже жандарма и авантюристку в противостоянии вокруг Костяного Венца – ключа кровавой истории империи и цыган.

Глава 2. Ресто «Луиза»

— Мастер Тефлисс, — обратился двумя неделями после вылазки в цыганский табор свеже-сертифицированный выпускник Утёса, которого Виктор выбрал себе в помощь — уж больно не любил бумажную работу, а вот бывшему студенту такое времяпрепровождение было в радость, — Вы ведь никогда ни в чём не сомневаетесь?

— Ой ли. — улыбнулся Тефлисс, — Без сомнений, живут разве что дураки. — он взглянул на часы, — Справишься без меня сегодня? Мне нужно по важным делам. — он выудил из камзола ключик, подошёл к картотеке и открыл хитро-сконструированный сейф, который зашелестел шестерёнками, являя чудо изобретения техномагов.

Внутри же оказалось почти пусто, потому что сейф предназначался для самых важных тайн его отделения, доступных только Виктору.

Помощник от важности увиденного уронил челюсть, глаза полезли из орбит:

— Что вы, ну конечно, мастер! А вы… вы! О боги, ну как же, я не посмею вас отвлекать.

Виктор улыбнулся сердобольному сотруднику. Надо было отдать должное — парень попался усердный, ответственный, надёжный. Жаль, должность начальника ему не осилить, но вот исполнительно он оказался безупречный, систему умудрился наладить, идейный — кладезь, одним словом. Вот только перечитал книжек про рыцарскую отвагу и романтизацию службы — мешало.

— Сильно не засиживайся, Брайан, завтра разгребём всё, что вызовет вопросы. Просто побудь до конца дня, поизучай основные дела, заполни формы, отсортируй доносы. Дверь на замок, ключ сдашь по форме. — нахмурился, — И померь давление, у тебя, по-моему, сейчас сердце остановится.

Тефлисс спрятал папку в нагрудный карман, сложив вдвое, да так, чтобы Брайан не увидел название дела.

И вот, зачесав волосы назад, сменив форму на гражданскую одежду — вполне скромную, но со вкусом, он двинулся по своему важному делу. Решил пройтись пешком, чтобы сбросить нервное напряжение, заодно проветрился, остудил голову. Поворот, проулок, поворот, спуск, вдоль канала, затем пойдём через переулок и он сразу уткнулся в вывеску на крайне оживлённой улице.

Ресто «Луиза» значилось на этой милой вывеске.

Место набирало известность. Открылось на минувшей неделе, но на это торжество Виктор не пришёл нарочно. Сейчас же решился и сел за столик под магнолией, где легко проглядывалась улица.

Вот такое важное дело, к которому он подготовился заранее. Собирался наведаться днями раньше, но духу не хватало. Вышел тайком на официанток, проследил, одну из них подкупил, чтобы та сымитировала болезнь, вторую внезапно ошарашил явкой в отделение, поняв, что та язык за зубами держать не умеет. В общем, он сделал всё, чтобы хозяйка забегаловки сбилась с ног без помощников и вышла на обслуживание сама.

Он знал: справится. Самая большая проблема официанток — неловкость, рассеянность. Хозяйка же отличалась первоклассной ловкостью, и потому за её работу он не переживал.

Подгадал он нужное время — час пик, все выползли на ланч, посидеть в приятном месте под трели птиц, под летнее тёплое солнце.

И вот показалась хозяйка: в фартуке поверх малиновой юбки с блузкой, с прихваченными лентой волосами цвета молочного шоколада. Она ловко держала четыре подноса, кофейник и свежее полотенце. В фартуке же торчал блокнот для записей и ручка.

Виктор сглотнул комок в горле. Голова немного закружилась.

Эльза была прекрасна.

За шесть лет разлуки она повзрослела, достигая самого сока своей красоты и женственности. Ушла угловатость и затравленность, женственные изгибы налились соблазном.

Выйдя на люди, она двигалась ловко и невесомо, маневрировала приборами, на ходу собирала грязные тарелки, не глядя их сортировала, записывала заказы и расставляла цветы на столиках.

Походка особенная, игривая, амплитудная. Острые плечики грациозно плавали в такт шагам, Эльза будто танцевала между столиками, завораживая особенной магией.

Виктор голову потерял, забыл, как жить, как дышать. Для чего пришёл? Как жил все эти годы до этого момента?

И всё так непринуждённо, на улыбке и задоре… пока не уловила на себе взгляд. Буквально секунды ей хватило для налаживания фокуса дара и здесь её подносы угрожающе качнулись, а на их вершине башня из грязных чашек.

Тефлисс подскочил с места и двинулся на помощь, перехватывая башню чашек.

— Я с позволения помогу. Непросто одной вот так разрываться.

Светлые зелёные глаза взирали на Виктора в состоянии шока, хлопали ресницами.

— Я… подойду. — тихо заверила она.

— Разумеется. — кивнул Тефлисс, — Я бы не отказался от кофе.

— Что-то ещё? — слетело с её губ.

— На ваш выбор. — улыбнулся он, — Лишь бы не яд.

Эльза ошарашенно кивнула и удалилась в служебное помещение.

Тефлисс ждал около часа, с уверенностью, что Эльза не сбежит. Он следил, как она маневрирует между гостями, как справляется с непростой работой. В то же время она то и дело поглядывала на столик Виктора, ловя его пристальный взгляд. Это были странные моменты ожидания, будто сон, каких за шесть лет было немало: Виктор раз за разом собирал по крупицам фантомы-следы Эльзы по всей империи, соединял и в тишине прокручивал отрывки, будто оживший сюжет о ней.

И только когда гости разбрелись по своим делам, расплатившись по счетам, она вытерла руки о полотенце и приблизилась к Виктору с кофейной чашкой и медовым тортом.

— Аллергия на мёд?

— Нет.

— Ах, а я так надеялась. — язвительно прошипела она.

— Враньё. Нет у меня аллергии на мёд, и ты это знала. Или забыла? Имя моё помнишь?

— Рада бы забыть.

Он дождался, когда она присядет и отпил кофе. Торт и вовсе был выше всяких похвал, но он не удосужился об этом сказать, лишь маслено улыбался.

— Какой же из тебя представитель палаты Зорких, если у тебя всё на лице написано?

Он медлил:

— Как недальновидно игнорировать общедоступные документы. — заметил он, — Любой справочник тебе скажет, что я не занимаю эту должность.

— Да ну? — с напускным безразличием и высокомерием огрызнулась Эльза, — А какую занимаешь?

— Тайная канцелярия.

— Жандарм Дарм? Тем хуже. Видимо, за особо важными государственными преступниками следишь во все свои глаза. Жаль тебе для этого врожденной Зоркости не хватает… — уколола она.

А он это спокойно пропустил, лишь коротко улыбнувшись. Тонкая серебряная ложечка аккуратно опустилась на блюдце рядом с тортом, вымеряя каждую секунду ожиданием и напряжением Эльзы. Мужчина буквально слышал, как девушка борется с эмоциями и нервно сопит — возмутительно мило.

— И ты, конечно же, здесь совершенно случайно.

— Не ожидала меня?

— Нет. Ожидала встречу с неопасным жандармом, была занята и потому не рассмотрела. Но лишь потому что заведомо изучила все списки министров и вельмож города, никаких Дармов и в помине не было. Твоя семья числится по прежнему адресу.

— Ну что ж. Врождённая Зоркость — это не всё, что нужно для высокого результата, да, дорогая Луиза? — он поднял на неё карие глаза и мягко улыбнулся. И Эльза взгляда не выдержала.

— Как ты меня нашёл?

— Я не терял. — признался он едва слышно, — Не подходил близко, пока ты не перешла черту. — говорить это было тяжело, тема обещала быть горячей и неприятной, — Хорошо, лукавлю: я не знал, где ты конкретно и куда подашься. Со стопроцентной уверенностью это предсказать непросто, надо отдать должное. — он снова одарил её взглядом, — А вот след твой чёткий, Эльза. Недооцениваешь ты путь прошлого. Любой дилетант может свести концы с концами.

— Вот как? И почему этого так никто и не сделал? — её прямые бровки взметнулись ко лбу, а губы кукольно надулись.

— Потому что есть один идиот, который заметает за тобой следы. — не стал лукавить Виктор и нервно потеребил скатерть. Поднять взгляд он больше не решался, а вот напасть на ни в чём не повинный торт — очень даже запросто. Благо, угощение оказалось невероятно вкусным, — Я пришёл предупредить, что впредь это сделать будет невозможно. И что бы ты не искала в этом городе, тебе лучше изменить планы. Император запустил в дело вторую канцелярию и масштабную операцию, цель которой один очень немногочисленный и давно притесняемый народ. Рубка будет максимально масштабная. — он говорил быстро и тихо, — Шнырять будут везде.

— Это ли не связано с…

–…С годовщиной подавления восстания, разумеется. Это лето будет точкой в вопросе противостояния империи и цыган. Это не шутки. — и вот он снова поднял глаза, — Если тебя так привораживается выставленная ко всеобщему просмотру императорская коллекция сокровищ, моя бесценная Луиза, то закатай губу. Это всё приманка, тебе это известно. — и добавил погодя, — Пока что некая особа, чертовски схожая с тобой, числится десятком личностей по моему ведомству, среди прочих авантюристов и нежелательных лиц империи. Как только её тень промелькнёт во втором отделении, многие незакрытые дела обретут общие черты и сошьются в одну персону, засветившуюся в своё время по серьёзным обвинениям. Император не забывает тех, кому смотрел в глаза. — прибавил он тихо, — Мне больших усилий стоило замазать связки, не смой в канализацию эти усилия.

Она лишь напряжённо выдохнула и обвела своё кафе внимательным взглядом:

— Вы, верно, меня с кем-то путаете, мастер Дарм. Я простая подданная империи, всё, что меня интересует — это моё милое кафе, качество продуктов и впечатление моих посетителей.

— Да-да, и совершенно типичный спонсор всего этого — Фредо Гарсив. Один из семнадцати почти типичных для тебя брошенных любовников.

От простых, но ужасающих цифр внутри пробиралась ярость, но Виктор её задвинул на место усилием воли, повторяя в мыслях: семнадцать мужчин за шесть лет!

— Ты считал? — ухмыльнулась она, — Надо же.

— Работа такая.

— Нравится?

— Не жалуюсь. — он собрал ложечкой остатки крема с блюдца и не вполне аристократично облизал, — Великолепный торт. Настолько, что даже верится в легенду про кафе-мечту.

— Это не легенда. — серьёзно парировала Эльза, — Если б ты меня знал, то знал и то, что…

— Что у тебя когда-то будет тихое кафе под магнолией в каком-то тихом местечке. Помню. Вот только место нетихое. И много несоответствий.

— Какой сложный мыслительный процесс, Виктор Дарм. Настолько сложный, что не хватило ресурса отличить топпинг от слабительного.

Глаза мужчины расширились, а ложечка была филигранно положена на тарелку без единого звука.

— Ты вроде без яда обещала?

— Всё верно. А про слабительное речи не было. Не затягивай со встречей, у тебя сегодня непростой вечер в санузле. — ухмыльнулась она, прижала к груди поднос и поспешила развернуться, но Виктор остановил:

— Эль. — прошептал он серьёзно, — По-хорошему прошу: беги. Ты мастер пряток и есть шанс затеряться.

И больше ни слова.

Виктор поторопился уйти, но замер на выходе из калитки. Вдруг почудились странности, будто рядом происходило что-то из ряда вон непривычное. Мужчина утёр выступающий на лбу пот и медленно перевёл взгляд на припылённый бордюр, где сидел суховатый старичок-бродяга. Обветренная кожа изрядно морщинилась, руки словно корни деревьев. И этими руками бродяга гладил воздух, будто пса, да приговаривал:

— Прежде чем дорогу переходить, смотри по сторонам. — объяснял старик несуществующему собеседнику, — Носятся люди, торопятся, как на пожар. Пожар — дело такое… фффух! И гори оно синем пламенем… — и он весело засмеялся. А потом погладил воздух, потрепал. Виктор догадался, что тот воображает перед собой собаку.

— Умный у тебя пёс. — Виктор протянул монету, — Прикупи ему костей, нечего голодать, ночи холодные.

— Холодные, верно! — старик с благодарностью взял монету и попробовал на зуб, — Что, шляпу приглядел мою?

— Щеголевата для меня, но тебе к лицу. — улыбнулся Виктор, заключив, что бездомный не претворяется безумцем. Уж всяких актёров он повидал, всяких попрошаек, инвалидов, обездоленных. В девяти случаев из десяти все они просто шарлатаны, — Как зовут?

— Кого? Меня?

— Собаку.

— Кренки.

— А тебя?

— Меня Хилл. — хихикнул дед.

— А меня Виктор. — он протянул руку крепко пожал, отмечая, что старика хоть и пробивает мелкая дрожь, но тело жилистое, сильное, — Хорошо тебя в ресторане кормят?

— Превосходно! У меня дочка так готовит, так готовит! Пальчики оближешь. Совсем выросла, крошка. Выросла и ресторан себе открыла, я так за неё счастлив!

Виктор напрягся.

Здесь же словил на себе разъярённый взгляд Эльзы, которая летела на него фурией, утирая помытые руки полотенцем:

— Как же это низко, ваше высокоблагородие! — шипела она.

— Высокородие. — поправил он, немного смущённо.

— Да начхать! — она хлестнула его полотенцем, — Докопались до бездомного! Он же шизик, неужели не видно? — зло покрутила пальцами у виска. И тем не менее выудила из передника бережно обёрнутые салфеткой кушанья.

Виктор отвечать не стал, наблюдая за происходящим с напускным безразличием.

— Дочка такая добрая девочка.

— Это видно. Сколько ей лет? — улыбнулся Виктор.

Но фурией налетела хозяйка — изящной, но смертоносной:

— Проваливайте, ваше высокородие. Цирк тут устроили!

— Цирк. Какой каламбур!

Виктор поднял изучающий взгляд на Эльзу, кивнул и последовал её совету. Только оглянувшись чуть позже увидел, как она, присев на корточки рядом с бездомным, вытирала полотенцем его пыльное лицо, и в этом не было и капли брезгливости. Потом и вовсе нечто неожиданное — Эль поцеловала бродягу в лоб, что-то шепча. Хилл на глазах преобразился, заулыбался, его тёплый взгляд уже не походил на сумасшедший.

Однако обдумывать увиденное пришлось по пути домой, всегда вымеренный шаг сбивался благодаря сюрпризу от Эль, который и вправду был на вкус точь-в-точь как топпинг.

* * *

А шестью годами ранее…

В двадцать один год мужчины вступали в частичное управление делами семьи. Но Виктору эту обязанность не доверяли несмотря на его высокие баллы.

От этого он не страдал, хотя душа болела за наследие рода. По исполнению шестнадцати лет он имел неосторожность начать вникать в финансы отца и глаза полезли на лоб: вечные карточные долги, необоснованное мотовство и вопиющая неразбериха в счетах. Семейное достояние — завод конструирования дирижаблей, тоже удивительным образом не приносил дохода. Виктор догадывался, что дела плохи.

Не надо быть Зорким, чтобы понять простую закономерность: такие траты даже при щедром жаловании и пригретом месте в империи приведут к банкротству.

— Не лезь не в своё дело! — рычал отец. Его уязвляло, что ген Зоркого в нём так и не проснулся, — Корчишь из себя умника, а лучше б помог отыграться! О, небо, если б судьба подарила мне Зоркость, я бы этим непременно пользовался и не знал проигрыша! — ворчал Кай Дарм.

Но Виктор на дух не переносил азартные игры, зато в управление финансами семьи рвался настойчиво, всегда получая категорический отказ.

От него откупались чеками, с лихвой покрывавших расходы. Нет, мастер Дарм-старший щедростью не славился, однако суммы на содержание сына говорили о статусе, а ещё были пропорциональны успехам последнего в академии.

А Виктор Дарм числился первым среди лучших. И потому затеял авантюру в обход надзора отца: создать личный счёт вне семейных ячеек в привычных банках.

И это был первый шаг на Пути к сепарации.

— Мастер Дарм, ставя подпись под договором, вы открываете личный счёт в Мировом банке. В Империи или за пределами вы получите доступ к сберегательным средствам. Так. Вы можете даже оформить счёт на вымышленное имя, если посчитаете нужным — это неважно, важна лишь тёплая кровь. — она призывно постучала указательным пальцем по галочке, где требовался росчерк.

— Вымышленное? — работа мозга разбушевалась ураганом, закрутилась в торнадо и вдруг идея показалась светлой, — Тогда пусть счёт будет на имя Виктора Тефлисса.

Работница банка улыбнулась вновь, кивнула и через минуту документы были готовы. Удивительно быстро работала и даже успевала строить глазки, поправляя верхнюю пуговичку накрахмаленного воротничка и подбирая мнимые выбившиеся волоски из идеально дисциплинированной шишки на затылке.

К началу занятий студенты прижимали к груди письма от родных, газеты и журналы, присланные из дома, а Виктор Дарм договор об открытии тайного счёта.

И это не умоляло горечь в душе и даже зависть, а всё же чуть спокойней стало.

Судя по расписанию, лектор у них предполагался крайне скучный — Виктор за годы обучения хорошо ориентировался в преподавательском составе Утёса.

Однако в аудиторию зашёл легендарный ректор Утёса — сам Варфоло Крафт, и спешно разложил вещи на преподавательском месте, обозначая намерение вести занятие. Начертав мелом на доске одно только слово «Путь», он вернулся к столу и расположился, обводя студентов сосредоточенным взглядом.

Эффектный мужчина в полном расцвете сил, с высокомерным рентгеновским взглядом и самоуверенной улыбкой тонких губ ошеломлял и очаровывал окружающих. В ореоле почти осязаемого обаяния улавливалась опасность, женская же половина созерцателей этой ауры заворожённо хлопала глазками. Виктор ловил нечто неприятное в прославленном главе университета империи, хотя заслуг не умолял. Парадоксально притягательная внешность вопреки отталкивающей, но интересной личности — и это ставило в тупи́к. Наверное, потому в присутствии Варфоло Крафта люди предпочитали помалкивать.

Ректора было за что уважать и что почерпнуть — потому Виктор искренне обрадовался такой замене. Но одновременно словил напряжение, ожидая подвоха — интуитивно!

Всеобщее внимание настолько сузилось до громогласной персоны ректора (который, к слову, молчал, будто чего-то выжидая), что никто и не заметил как тихо открылась скрипучая массивная дверь. Толкнула её тонкая ручка с длинными пальцами, а затем показалась её обладательница — девушка, столкнувшаяся днями ранее с Виктором в коридоре общежития.

Молодой человек напрягся еще сильнее, сбросил с себя морок обаяния ректора и принялся пытливо наблюдать за юной воровкой. Он точно знал, что шкатулка пропасть сама не могла, и что именно эта девчонка её нагло утащила.

Но что она делала на лекции 4-ого курса среди будущих Зорких — загадка. Мел принесла? Или сообщение из ректората…

Ректор с интересом на неё посмотрел, но озадаченным не показался: присутствие незнакомки вовсе не удивило, а значит ждал. Лишь криво улыбнулся.

И поздоровался, тихо обратившись по имени:

— Рад, что вы успели, Эльза. Скорее располагайтесь, где удобно, мы начинаем. Будто её и ждали. Виктор точно разглядел отношение ректора — степенное, внимательное, располагающее. И будь это для него нормой — и ладно, но ректор славился человеком безразличным, к которому едва ли возможно достучаться. Да и лекции перестал вести давно, Виктор даже и не застал его преподавательский срок.

Пухлогубая куколка Эльза, кротко улыбнувшись, опустила глаза и засеменила к первому свободному месту — аккурат по соседству с Виктором, на первый ряд.

Он старался сделать безразличный вид, но то и дело допускал любопытные взгляды в сторону девушки — единственной на курсе среди парней.

Эльза. Да, имя подходило девушке как нельзя кстати, будто оно… о ней всецело: звонкое, амбициозное, немного капризное, слегка распевное, но краткое, будто брошено в небо богам. К такому имени ничего больше не надо — ни фамилии, ни тем более второго и третьего имени. Его обладательница о себе не кричала, но завладевала мыслями всех вокруг, что сложно в одном помещении с ректором.

И всё же, будто затравленная, девушка немного втянула голову, ссутулилась, глядя из-под густой чёлки.

— Вам повезло, друзья мои. — самодовольно произнёс ректор Крафт, чуть ли не мурлыкнув. Его манера, голос, взгляд напоминали кошачьи, что бы он не сказал, его хотелось слушать, — Ваш, по сути, главный курс обучения теперь веду я. — он выдержал паузу в обескураживающей улыбке, принимая немые овации. Виктор не отрывал от ректора взгляд, но готов был поклясться, что по аудитории прошла волна восторга, что студенты нетерпеливо заёрзали на своих местах. Новость и правда потрясла, ведь до них буквально снизошёл гуру «Зорких», лучший из живущих, — Я трижды возглавлял императорскую Зоркую палату. Но дело это суетное, напряжённое, поэтому перебрался обратно в Утёс, сохраняя место почётного советника. — он явно наслаждался своим внушительным послужным списком, который других ввергал в безмолвное восхищение, — И в этом году мы с вами рука об руку пройдём курс «прикладной навигации Пути», а по результатам… — он выдержал интригующую паузу, — Лучший ученик отправится на место советника императорской Зоркой палаты.

Аудитория взорвалась напряжением и ликованием. Беспрецедентная возможность блестящей карьеры вскружила голову и высвободила огромную энергию, даже на магическом уровне, но ректор почему-то из себя не вышел, смакуя всплеск магии.

Виктор держался спокойно, однако про себя проговаривал всё то, что минутой раньше произнёс ректор. Голова немного закружилась, напоминая о недавней мигрени, но вместе с тем, пришлось удержать улыбку — Виктор уверенно держал позицию лучшего на курсе Зорких, при том по всем фронтам. И теория и практика давалась ему не без усилий, разумеется, и всё же успешно. А секрет был прост: усердие, терпение и… аналитика. Любое своё предсказание, даже самое незначительное, Виктор проверял и просчитывал вне магии — простой логикой и известными математике формулами.

Конечно, у него был и магический талант, обремененный — увы! — мигренями, а потому пользоваться им было болезненно. Заглядывать вперёд выходило затратным по всем ресурсам организма, но вот назад куда легче. И потому любимой частью его дара были фантомы из прошлого, в основном — своего собственного. И, тем не менее, доставая фантомы из былых времен, он будто раскрывал альбом с любимыми моментами: вот он за кулисами оперы смотрит на суматошную бабушку, которая перед выходом инструктирует кордебалет; вот она исполняет главную партию на уже пустой сцене перед закрытием театра в свете единственного прожектора. И как же она прекрасна, совсем как на плакатах своей звёздной молодости. А вот она учит Виктора вальсировать, он так мал, что смотрит на неё снизу—вверх; снова фантом, но Виктор значительно подрос и уже легко крутит свою партнёршу в руках, а у неё всё такое же улыбчивое лицо, полное нежности. В уголках глаз морщинки… Фантом Виктора впервые заходит в стены Утёса, рука оглаживает старые стены академии с трепетом — молодой человек мечтал учиться в этом храме знаний.

Снова морок и импульс призывающей магии, от которого Виктор отмахнулся — не время придаваться прошлому. А вот попытаться написать бабушке письмо — обязательно надо. Может, получится обойти запрет отца?

Молодой мастер Дарм вскользь посмотрел на Эльзу, но та выглядела разве что уставшей и напряжённой криками сокурсников, нежели взволнованной возможностью головокружительной карьеры. Она подняла густые ресницы и взглянула светлыми омутами на Виктора, отчего её щёки приобрели румянец — хоть и едва заметно. Она тут же уткнулась в раскрытую на середине книгу, где на полях красовались пометки кривоватым подчерком. Письменные принадлежности Эльзы с трудом можно было назвать пригодными для обучения, а вот ветхими и потрёпанными запросто. Да и скромное серое платьице с бледно-розовыми рюшами по подолу и рукавам выглядело мило, но скромно.

Неконтролируемая волна раздражения заставила Виктора невоспитанно фыркнуть. Оттого даже стало неловко за своё поведение.

Ректор встал, застёгивая распахнутый жилет на пуговицу:

— Погалдели и будет, — оборвал он серьёзно, — Времени мало, поэтому приступим не медля. — он любовно обвёл рукой начертанное на доске слово и заговорил, — У каждого человека есть свой жизненный Путь, предопределенный свыше еще до момента его рождения, который ему надо пройти — предназначение, если понятней. Это общий Путь, состоящий из бесчисленного множества дорог от аркана к аркану. Есть дороги, которые выбираем мы сами, а есть те, которые выбирают нас.

В воздух поднялась неуверенная рука студента:

— Это как, простите?

— Вопросы — это хорошо. Но не вовремя. — ректор нахмурился, — Мы взрослеем, крепнем и выбираем себе профессию, поступаем в соответствующее учебное заведение. Мы думаем о профессии, об экзаменах, представляем себя студентом в конкретном месте, в профессии. Мысленная дорога при этом выстраивается быстро. Чем чаще мы об этом думаем, тем ярче и подробнее представляем, тем сильнее энергетический оттиск нашего желания остается в тонком пространстве жизни. — Виктор навострил уши и впитывал каждое слово, строча ручкой по тетради, — Бывают дороги милосердия, служения людям, яркие и необычные, бывают дороги разрушения и войн. Кому как повезет, в отличие от тех дорог, которые были выбраны самими. Судьба не фатальна, а многовариантна: по какому Пути пойдешь, то и получишь.

Эльза, сидевшая через парту, подняла на ректора недоверчивый взгляд, но немой вопрос не огласила.

— Именно поэтому, — продолжил Варфоло Крафт, эффектно подняв указательный палец в небо, — Так важен начальный Путь, попадание в общество правильных, нужных людей, с которыми можно начать дорогу в желаемом направлении. Можно попасть в общество разбойников, негодяев, а можно выйти на людей просвещенных, ищущих, светлых и удачливых. Можно следовать по жизни пассивно, а дорога выведет на лучшую тропу, если в вас есть какое-то начало, соответствующее назначению этой дороги. Вас может нечаянно, неожиданно завести не туда, куда вам было нужно в этот момент, а куда судьба привела вас сама.

— Мастер Крафт, — обратился Виктор в свойственной учтивой манере, — И что же тогда главенствует: предназначение или свободный выбор?

Ректор, подобно коршуну, поймал Виктора в фокус взгляда и будто просканировал, щурясь. И через секунду расплылся в довольной улыбке.

— Виктор Дарм, если не ошибаюсь? — уточнил он мягко и получил кивок в ответ, — Я благодарю вас за этот вопрос. Над ним идёт вечный спор, но ответите вы сами и позже, а я, с вашего позволения, вернусь к лекции, — он обернулся спиной к аудитории и сложил руки на груди, — Вот этот жизненный путь, состоящий из множества дорог — и есть предмет наблюдения Зоркого. Каждый человек, вернее, каждая душа, приходящая в этот мир, имеет свою задачу и свою сеть арканов: научиться чему-то такому, что не умела раньше, или отшлифовать то, что наработала. И под эти данности душе и определяется коридор этих самых вероятностей. Что судьба и есть — наш жизненный путь. Его видят ясновидцы, просматривают на картах, он записан линиями на руке. Но для тех, кто выбрал свободный от любых влияний СВОЙ путь — судьбы не существует. — он обернулся с улыбкой и развёл руками.

Аудитория в непонимании затихла. Эльза криво улыбнулась, Виктор же просто наблюдал и прибывал в лёгком шоке. Он точно знал, что ректор на такое замешательство и рассчитывал, а значит, вопрос явно ожидает.

— И как тогда ясновидение можно счесть фундаментальной магической наукой, если того самого фундамента не существует?

Пауза затянулась, но интригующая улыбка ректора давала надежду на ответ. Он обвёл взглядом аудиторию, заговорщицки поднёс палец к губам, норовя перейти на шёпот. Он остановился на скромнице Эльзе и, говоря будто только ей, поделился тайной:

— Судьбу можно обмануть. Да, это непросто. Да, это целое искусство. По сути, это исключение, которое подтверждает правило. Однако можно, будучи на два шага впереди.

Виктор уловил в теле дикую вибрацию. То ли магическую, то ли по причине возбуждения словами ректора. И всё же до боли в висках он мысленно проговаривал всё, что услышал, размашисто фиксируя слова в тетради, боясь потерять хоть одну фразу из контекста.

— Чёрт… — выругался он, когда сломал карандаш, а писать оставалось ещё довольно много.

Эльза мигом протянула свой ветхий огрызок грифеля, глядя с пониманием и вроде как таким же возбуждением. Но Виктор отмахнулся с небывалой агрессией:

— Без твоего мусора обойдусь.

Такие огромные светлые глаза, взирающие на соседа, вмиг померкли, опустели. Виктор понял: обидел, злостно задел за живое. И вроде пожалел, но вины не признал.

— Вы никогда… — продолжил ректор, — Не услышите в Утёсе таких скандальных заявлений, как то, что прозвучало от меня минуту назад. И мне остаётся лишь добавить, что… — он пронзительно взглянул на каждого подопечного, сканируя, разбирая по косточкам, — Отклониться от предназначения — это адов труд, это небывалый уровень прозорливости и непрерывного внимания: каждую секунду, каждый шаг, каждый вздох. Контроль, контроль и ещё раз контроль, помноженный даже не на талант, а на гениальность. Отказ от всего на свете ради одной единственной игры с Судьбой в кости. Жертва огромная. — он криво усмехнулся, тыкая пальцев во всех сразу, — Не для слабаков. И потому для вас Путь равен фатуму, предназначение — неотвратимой гильотине над глупыми головами. За сим лекция окончена.

Точка прозвучала хлёстко, студенты замерли обескураженные внезапными поворотами хода лекции. Лишь Эльза вроде как смотрела на ректора с искренним пониманием, ожидая его ход.

Да кто она, чёрт побери, такая!?