Наследство Катарины

Анна Богарнэ, 2018

Катарина – одинокая девушка, которая пытается справиться с потерей любимого. Она уже на грани, но письмо дяди дает ей надежду. Она не знала семьи по линии отца, но бабушка указала ее в завещании. Катарина едет в Швейцарию и получает в наследство таинственный дом…

Глава 1. До и после

…Девушка неспешно шла по заснеженным улицам Москвы, пробираясь сквозь сугробы, завалившие мостовые. Ночь была прекрасной и удивительной. Снежинки плавно спускались с небес, создавая сказочное настроение. Если бы она только остановилась и взглянула на магию вокруг, то быть может ей стало бы легче. Тяжелые мысли вихрем проносились у нее в голове. Ей было все равно куда идти, и что дальше произойдет. «Куда угодно, только не домой». Если бы сейчас кто-то напал на нее и лишил жизни, он сделал бы ей огромное одолжение, избавив от душевных мук.

Она задавалась вопросами: «Как докатилась до этого? Почему она?» Катарина принимала жизнь как должное, а когда случилось несчастье, начала копаться в себе. Мимо нее проносились машины, сверкая фарами, загазованность воздуха душила. Девушка вспомнила, как сильно ненавидела этот город, когда приехала сюда впервые.

Родители развелись, когда ей было десять, и мама решила вернуться в столицу России, где имела скромную «трешку» в центре. Естественно, ей пришлось переехать вместе с ней. Развод сказался на психике ребенка, в жизни прибавилось драматизма. Страхи оживали и кусались — особенно по ночам. К тому же в Швейцарии остался не только ее отец, но и друзья, язык, образ жизни. Все изменилось в один миг и казалось Адом на земле.

Школьные годы девушка тоже вспоминать не любила, ведь ее задирали сверстники из-за имени и акцента. Она быстро превратилась в отшельника. А после уроков сидела дома одна, дожидаясь заблудшую мать, пропадавшую якобы на работе. В такие моменты она молилась, чтобы Бог послал ей друга, но в школе этому случиться было не суждено.

Катарина училась в университете на последнем курсе, когда впервые увидела парня своей мечты. Нужно отметить, она заметно похорошела за эти годы. У нее была стройная фигура, светлые, унаследованные от отца волосы, доходившие ей до самой талии, округлое личико, и голубые, необычайного цвета глаза, напоминавшие драгоценный камень. Характер у девушки закалился: она привыкла, что люди ее не жалуют, и надеялась только на себя. Имея уйму свободного времени, не растраченного на тусовки, она проводила его за книгой или в спортзале.

Он завалил экзамены и остался на второй год — полная противоположность: душа компании, гуляка, задира. Катарина сразу влюбилась и разглядывала его украдкой на парах. Роман был хорош собой, высок, крепок, брюнет, имел острые, птичьи черты лица, глаза черные как сама ночь, а когда улыбался, слегка прищуривался. Он много говорил, много пил, многих знал женщин. Ему обычно нравились те, что выставляли себя на показ, а робкую и замкнутую Катарину, парень не замечал.

Слезы катились по щекам и замерзали от холода, ведь воспоминания ранили девушку. Она ускорила шаг, опасаясь желания упасть на землю и замерзнуть насмерть. Мелькнула мысль, что может ей найдется место в доме матери, но тут же отсеялась: слишком хорошо она ее знала. Катарина в отчаянии попыталась вытеснить его из памяти, но безуспешно. Вместе парочку свел неприятный случай.

Как-то, поздно вечером она торопилась на вечерние занятия (преподаватель мог вести их только после шести). На дворе стояла зима, такая же холодная и снежная как сейчас, стемнело рано. Она скользила по снегу в новых сапогах, которые купила наспех, лишь бы не слушать ни минутой дольше разговоры двух противных подружек в магазине. Путь пролегал через небольшой сквер, обходить который времени не было. Когда она услышала за спиной шаги, было поздно, попытка убежать обернулась падением. Девушку накрыло тяжелое тело разившее алкоголем.

Мужик был увесистый, справится с ним сама она бы точно не смогла. Страх сковал ее, ощущение беспомощности разрасталось. Она приготовилась к неизбежному, как вдруг нападавшего кто-то отбросил в сторону. Раздались глухие удары, а затем тишина. Темная фигура медленно приблизилась к ней и протянула руку. Катарина осторожно протянула свою в ответ, и незнакомец резким рывком поставил ее на ноги. В темноте она не могла разглядеть его, но сразу узнала, как только он заговорил:

— Не страшно ходить одной? Ты же с моего курса, да? Медленно бегаешь…

— Я торопилась. Спасибо, — ответила девушка, оглядываясь на неподвижное тело.

— Оклемается, гад! — махнул на него рукой парень, а затем представился: — Роман. — По голосу девушка поняла, что он улыбается. — Я тебя провожу, а то вдруг еще желающие найдутся, — бросил парень небрежно и зашагал по тропинке.

Катарина потихоньку переставляла ноги, боясь снова упасть. Роман рассмеялся:

— Твои сапоги — мечта маньяка! — Она надулась, а он взял ее под руку. — Мне придется угадывать твое имя, да? Мария. Стоп. Нет. Кристина? — перечислял он, а она погрузилась в размышления, осознавая, что с ней только что чуть не случилось ужасное.

Они вышли из злосчастного сквера. Снег сыпал крупными хлопьями, фонари совсем занесло, и свет стал приглушенным. В отстуствии освещения на темном небесном покрывале кое-где пробивались звезды.

— Катарина, — не могла она оторвать взгляда от такой красоты.

— В смысле, Катя?

— Нет, это совершенно другое. У него нет уменьшительных вариантов, — недовольно отозвалась девушка.

— Понял. Так ты девчонка со странной фамилией. Тебя как-то обсуждали, я слышал краем уха. Говорят, ты чудачка.

— Наплевать! — вспылила девушка, высвободила руку, и, скользя подошвами сапог, направилась к зданию института.

Катарина жутко на него злилась, и на глупых девчонок. Она не считала свою фамилию странной. Так уж случилось, что по папе девушка была Мансдантер: предки которого были потомками короля Швеции, а по маме — Иванова. К слову, от папы в ней было больше, если не все. Мать Катарины была общительной, позитивной женщиной. Она блистала в любой компании, притягивая к себе взгляды. Эта ее звездная манера когда-то помогла ей выскочить замуж за иностранца, который теперь обязан содержать их обеих.

Девушка прибыла в аудиторию слишком поздно, половина занятия была пропущена, профессор при всех ее пристыдил, вызывая волну хохота у пятидесяти человек. Позже ночью она будет печально смотреть в окно, сидя на подоконнике, сокрушаясь, почему одинока. Временами Катарина ненавидела свое фамильное имя, но потом успокаивалась и понимала, что дело не в нем. Она просто не такая как все, и с одной стороны это хорошо, с другой — проще быть Ивановой.

Катарина добрела до кафешки, в помещении пахло кофе и пирогами. Посетителей почти не было, и она решила зайти. Тучная женщина обслужила ее столик, и вскоре девушка наслаждалась ароматным напитком и булочкой, на мгновение забыв о причине, по которой здесь оказалась.

Утолив голод и немного согревшись, она уставилась в одну точку и сидела так какое-то время, пока не услышала на заднем фоне музыку. Девушка узнала игравшую песню, ведь под нее они танцевали впервые. Она горько расплакалась, но быстро взяла себя в руки, заметив любопытные взгляды, которые метала в ее сторону официантка.

Катарина вышла на улицу. Ветер резанул ее по лицу, будто пощечина, и это немного привело ее в чувство. Она почему-то вспомнила отца, не звонившего уже два года. У него не было времени на дочку от первого брака, ведь в новой семье подрастал другой ребенок. В глубине души она желала отцу счастья, но иногда, осознавая свою ненужность, ненавидела всем сердцем. Он предлагал ей вернуться и начать новую жизнь. Конечно же, она ничего не теряла: до тех пор, пока не влюбилась. Желание уезжать отпало само собой, сменившись мечтами, которым, как она сама считала, не суждено было сбыться.

Приближение нового года ощущалось на улицах города, гирлянды и огни сверкали, нарядные елки ослепляли своей красотой. Мимо девушки прошли звонкие ребята, хохотавшие над чем-то своим. Рядом с такими компаниями у нее начиналась паранойя: она думала, что смеются над ней, невольно замыкалась в себе и краснела.

Вот и подъезд, знакомый, далекий. Она помедлила немного, но все же решилась войти, понимая, что не справится с этим одна, — не сегодня. Звонок оказался рождественской мелодией на свой манер, девушка поморщилась. Дверь отворилась, лицо хозяйки было уставшим:

— Привет, Кэти. — Так ее звали близкие люди. Катарина позволяла им это, но не любила, когда имя произносят неправильно. Только Роман знал об этом и никогда так не делал.

— Привет, Свет. Я тут мимо проходила и решила…зайти на минутку, — переминалась девушка с ноги на ногу, хозяйка кивнула ей, приглашая зайти.

Они сели на кухне, открыли бутылку вина и молча пили, пока не закружилась голова.

— Ты все еще скорбишь? — икнула Светка. — Подруга, его никто не заменит, но жизнь продолжается. Тебе нужно попробовать встречаться с кем-то еще. — Катарина встрепенулась, трезвея.

— Мне никто не нужен, — буркнула она, отворачиваясь.

— Но его нет. И не будет. Когда ты очнешься? Оттуда не возвращаются, — громко отхлебнула Светка из бокала.

— И правда, не возвращаются, — темные мысли закрутились у нее в голове, проедая себе дорогу в самое сердце.

Светка уложила ее спать на диване, а сама нетвердой походкой прошла в спальню. Кошмары вновь одолевали Катарину. Она видела его во сне: живого, здорового, а потом он умирал у нее на руках снова и снова. Девушка кричала до хрипоты, выпуская наружу боль, с которой не могла справиться в реальности. Она проснулась посреди ночи, и отправилась на кухню. Налив себе стакан воды, девушка примостилась на подоконнике. Ночь была тихой, снегопад закончился, деревья накрыло белыми шапками. Прогоняя остатки сна, она снова окунулась в воспоминания.

Роман пригласил ее на свидание на следующий же день после происшествия. Дежуря под окном добрых пару часов, он отморозил щеки. Катарина сжалилась над ним и вышла, принимаясь растирать ему лицо шерстяными варежками. А затем Роман устроил ей экскурсию по любимым местам города. Она чувствовала себя самой счастливой, и боялась, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой.

Он стал садится с ней рядом на занятиях, и больше никто не смел над ней смеяться. Они много общались, засиживаясь допоздна у нее дома, за книгами. Намечалась курсовая, и Катарина была погружена в подготовку, а он вдруг заслонил страницы книги рукой, и поцеловал девушку в губы. От неожиданности она дернулась, и он отстранился:

— Извини. Ты, наверное, еще не готова. Я подожду, можешь не переживать. Ради тебя я готов ждать, — он выглядел абсолютно серьезным: впервые она видела его таким.

Катарина боялась близости, ладони у нее вспотели, но упускать момент она не хотела, и поцеловала его сама. А после они целовались всю ночь напролет, и девушка не могла поверить, что это не сон.

Она взяла Светкины сигареты, повертела в руках пачку, закурила, сделала затяжку и закашлялась. Ей никогда не хотелось травить себя, тем более таким изощренным способом, но теперь, когда ее мир рухнул, можно было не заботиться о привычках. Больше всего боли причиняла память об их первой ночи, на втором месте в списке моральных самоистязаний была свадьба.

— Поторопись, мы опаздываем! Жених давно здесь! Ну что ты копаешься? — истерично кричала ей мать. У Катарины с самого утра тряслись руки, нервы сбоили, и она слышала увещевания матери отдаленно, будто на заднем фоне.

Девушка не была приверженкой традиций, идея выкупа была ей непонятна, и она даже пыталась настоять на ее отмене, но мать и свекровь заняли оборонительную позицию. Мама Романа очень напоминала ее мать, за исключением командного характера. Катарина сразу поняла, что с ней лучше не спорить. Так и поступали все члены семьи, за исключением самого Романа.

Она стояла в спальне, облаченная в пышное платье с длиннющим шлейфом и фатой, никак не желающей крепиться к волосам. Светка чертыхалась, пытаясь справиться с ней при помощи заколки. Девушки сдружились, как только Роман представил их друг другу. Светка была его младшей сестрой: всего у него их было четверо. Однако именно с ней у них была особая духовная связь. Катарина замечала, как они шепчутся о чем-то, и даже обижалась на него за это. Светка была красоткой и аппетитной блондинкой, и девушка первое время к ней ревновала. Удивительно, но Роман не был похож ни на мать, ни на своих сестер, унаследовав внешность отца, который рано их оставил.

Катарина вдруг осознала, что панически боится забыть его лицо.

В день свадьбы Романа вошел в квартиру и прокричал: «Я люблю тебя!» Нечестно, ведь по сценарию он должен был угадать в какой она спрятана комнате. А она выбежала в прихожую и повисла у него на шее. Толпа гостей ликовала.

На негнущихся ногах девушка прошла по ковровой дорожке и предстала перед работником загса. Роман до боли сжимал ей пальцы, будто опасаясь, что она вот-вот ускользнет. Обменявшись кольцами, они поклялись в вечной любви и скрепили союз поцелуем. Волшебный день стал началом новой, интересной жизни, заполненной любимым мужем, его родственниками, семейными праздниками, пикниками, поездками заграницу. Он носил ее на руках, оберегал, ценил, восхищался. А она слепо обожала его в ответ, не задаваясь лишними, как она считала, вопросами. Катарина вновь истязала себя чувством вины, сдавленные всхлипы нарушали тишину ночи.

Она вновь прогуляла работу, взяла такси и поехала в квартиру, причинявшую ей последний год столько боли. Она подумывала продать ее, но на это не хватало сил и участия. Закрывшись ото всех, она стала далекой даже для себя. Там были их совместные вещи, фотографии: жилище ведало грустную историю о двоих, о том как все начиналось.

Рыжий кот подлетел, едва не сбив девушку с ног. Она неохотно потрепала «Бродягу» по холке и положила ему в миску еды.

— Неблагодарное существо, — хрипло сказала она, направляясь в комнату.

Она не любила кота, Роман его приволок. Он назвал рыжего «Бродягой» и не выпускал из рук. А когда хамоватый кот стал вытеснять ее, устраиваясь на коленях любимого, девушка начала испытывать к нему неприязнь.

Все было чудесно: сказочный принц, королевские будни, но со временем муж стал отдаляться. Она переживала, думала, накручивала, боялась спросить. Он как-то грустно на нее смотрел, но не переставал быть с ней ласков. Позже Роман стал задерживаться на работе, и часто, а затем и пропадать по нескольку суток. Катарина не спала, худела от стресса, теряла волосы и рассудок, но никогда не шла на конфликт, боясь потерять что имеет.

Девушка не спрашивала мужа, кем он работает. Роман говорил что-то про фирму, большие капиталы, «черную» зарплату, но она не вникала. Катарина получила диплом и устроилась в компанию, которая организовывала праздники. Она была менеджером, пока не открыла в себе талант к фотографии. Так, в жизни появилось любимое дело. У них дома было множество снимков, и почти на каждом он — любовь, боль, муза, совершенство.

Как-то раз Роман рано приехал с работы: взвинченный, угрбмый. Он спешно собирал в чемодан вещи.

— Мы уезжаем в отпуск, — сбивчиво пояснил он жене.

Катарина не стала его расспрашивать, собрала вещи, и всего через пару часов они проходили таможню в аэропорту. Когда самолет взлетел, она осторожно взяла его за руку и заглянула в бездонные глаза:

— Что происходит? Почему спешка? — Роман замялся.

— Проблемы на работе…Не бери в голову, — сказал он и поцеловал ее в губы. — Ты была в Риме?

— Я была только в двух странах. Рим не входил в мой список стран обязательных для посещения, — открыто улыбнулась ему Катарина, и он крепко прижал ее к себе.

Из того путешествия она привезла миллион фотографий: произведения архитектуры, амфитеатры, Колизей, Ватикан. Девушка открылась, зажглась, как звезда, и горела ярче солнца, освещая и его путь: запала должно было хватить на двоих. Теперь ее мир был во мраке, в глазах туман, а в сердце лед, замораживающий настолько, что болело в груди.

Катарина плюхнулась на покрытый рыжей шерстью диван, включила телевизор и незаметно задремала. Во сне она, как и всегда, видела мужа, который отговаривал ее так жить, просил не спешить к нему, просил прощения. Она соглашалась с его аргументами, но сердце не хотело стучать, а душа умирала, томилась в теле. Проснувшись, она открыла бутылку вина и опрокинула залпом стакан, поперхнувшись. Кот перестал вылизывать лапу, высокомерно поглядывая на нее из кресла. Она открыла ноутбук, проверила почту. «С работы, с работы, с работы. Больше я никому не нужна».

Подталкиваемая внутренними демонами, и жалея себя, оплакивая утраченное счастье, девушка подошла к черте, через которую переступать нельзя. Решение было принято ею пару недель назад, но она медлила, взвешивала, посещала друзей, родных, ночевала у них, создавая свой собственный ритуал прощания: безмолвный, ужасающий. Способ она уже выбрала. Таблетки она ненавидела, пистолет пугал ее до чертиков, падение с высоты требовало волевого шага. Поэтому она решила повеситься. Целый год она оплакивала мужа, жила прошлым, оставляя от себя лишь оболочку, пустой сосуд. Перекинув веревку и как следует закрепив ее на люстре, Катарина встала на стул.

Петля у нее на шее была крепко затянута, и она оглядела мрачное, затхлое место в котором жила, которое когда-то являлось центром ее Вселенной. Ноги соскальзывали с табурета, и тут на экране ноутбука замигало новое сообщение. Девушка быстро вернула равновесие и скинула с себя петлю, содрогаясь и задыхаясь. Ненависть к себе захлестнула ее изнутри.

— Я справлялась с одиночеством всю свою жизнь! Я не тряпка! Я не стану этого делать!

Туман перед глазами развеялся, и она ужаснулась от того, что задумывала совершить. Письмо продолжало мигать, приглашая к прочтению. Она отыскала мышку, которую зашвырнула в пьяном угаре об стену, и открыла письмо. Написано оно было на нерусском языке. К счастью, она хорошо знала несколько других, включая немецкий:

«Дорогая Катарина. Для меня большая честь, но также и бремя, сообщить Вам следующие новости. К сожалению, я не имею другого выхода. Ваша бабушка — Чера Мансдантер, намедни скончалась. Знаю, вы не были с ней знакомы, ведь мой брат был отлучен от семьи за скоропалительную женитьбу на вашей матери, но она указала вас в завещании. Приезжайте на оглашение, которое состоится в Люцерне в текущую пятницу. Там и познакомимся, дядя Стефан».

Девушка часто моргала, силясь понять, правда ли это. Бабушку она не знала, и дядю тоже. И вот, оказывается у нее есть родственники, которым она небезразлична. Да и письмо пришло как нельзя кстати. Она вдруг подумала, что это Ромка спасает ее, приглядывая с того света, и на душе стало тепло.