Дедуктика напротив сомнения свободы разума

Анна Атталь-Бушуева (2023)

Эта книга о новом предчувствии в лице состояния 21-го века внутри человеческого и пышного убранства слова и чувства. Истязанием его философского счёта потерян земной свет и торжествует система идеальности наедине с самим собой.

Пост апокалиптический диссонанс

Досада — не ищет претензии счёт,

Не спросит твою уникальную смерть,

Что делает болью ума — из нутра —

Её поколение нужной гордыни —

Столь ярким усилием порчи и слёз,

Что вороны бьются умом — от бессилия

И слово готической рамкой — насквозь —

Твоя обнажённая роль от усилия.

Держась идеалом за новой борьбой

Сомнения ужаса и часа вокруг —

Ты смотришь в её обнажённое чудо,

Что делает смертью любви — диссонанс,

Он — чёткое логики фатума завтра,

Судьбой человека не падает — вновь,

Но этот большой умиления права —

Источник ему — обыватель и злоба,

Досадой пути не почётного слова

Не стал объективностью смерти — вокруг,

Но ищет судьбы апокалипсис — в муках,

Что страх на логичной картине ума.

По антиутопии сложно она —

Плохой реверанс на убытках любви,

Несмело уводит в поблёкшее нам

Пространное чудо забытого мира.

Устало ли он отвращает умом —

Претензию цели на сложной картине,

Не высмеяв колкой градации счёта

По смелости новой тоски — без любви?

Не знал от утраты восторженной снам,

Любовной отрады вокруг бытия —

Твой стыд, что и право внутри диссонанса,

Летать от покоя бессмертия маски,

По цели причуд обретает её

Историю щедрости в ложной тоске —

Забытое утро, что новое мне,

Как ясности мысли и грация чувства.

Но пост идеалам светлого рая —

Не стало светить объективному сердцу —

Твоя полноправная воли пародия,

Что утро на новом аду из причины.

Дожить ли её отвращение мудрое,

Иль старости видеть картину былого,

Не светлого права за маской уюта

В бессмертии позы коварного чуда?

Теперь не у дел отвращением света,

Но тьма из могильного ужаса смерти —

Твоя похоронная нежить от сердца,

Что после Земли истощает покой.

Засветит в космической небыли — ей

Культура руин из архаики мира,

Где был человеческий страх не один,

Оставил покой на смертном покрове,

Из блага упасть в повседневную жуть,

Исчадия словом харизмы благого,

Но ты отражаешь логичность ума,

Что смерть диалекта ему — от укора.

Так стал диссонанс одичанием лжи

И новой порукой из нежити слов,

По пост объективной развалине света,

На чёрном одре изумления сердца.

К нему по причине особой тоски —

Ты волю несёшь от обыденной маски,

Всё ищешь бессмертия в каждой руке,

На грифе скабрёзной манеры — от сердца.

Проложит моралью большую игру —

Её поколение страхов от тьмы,

В которой развились вороньи глаза

И шепчут — то странное уровня смерти.

Они — повседневное ужаса быть,

Внутри увядать искушением мира,

Как только от чуткости каждой строки

Уводит различие в тон диалекта

На пост апокалипсис ветра — теперь.

Один он слетает на Землю — в ничто,

Как сонное лоно гордыни от сердца —

Отыщет пространству готовые линии,

Им стали от тьмы — изумлением люди,

Увидев своё отражение вдали,

По чёрной тоске, от которой пришли

В тот странный манер, угадав обаяние.

Достаток культуры прокрутит умом

Достоинство меры упадка — до жути

И ложь объективности нервной утраты,

Где стал ты гордыней её диссонанса.

Любить — не искать по игре одному,

Отличию меры порядка изгоев,

То думает новое в праве ума,

Что гриф по раскованной мере восторга

Несёт обличение ловкости толка.

Не страхом волнению бед социальных —

Оставит манеру под логикой — долго,

Желания ставить игру на печали,

Так близко уму объективности ворона.

Несложен забытому праву — тот мир,

Но чёрной оскоминой стало внутри —

Бесславное ужаса сердца за сроком,

Смотреть на несчастье у слова — вокруг,

Летать — словно тени избытка порук

И стаей манерной развалины страха —

Логичному мнению времени — видеть,

Что ты — диссонанс на обочине праха,

Ничтожество — кромкой морали уложишь

Свои многодневные ужасы в дали,

Под тёмной растратой тоски перед ней.

Играя потёмками слёз перед ветром,

Пародию ужаса ценности жизни,

Что стала одна — диссонансом печали

В руке — обезличенной ловкости сердца.