HYPERкоролева

Анна Алексеевна Алексеева, 2021

Роман-мем, построенный на отсылках и гиперссылках* к массовой культуре. В недалеком будущем большинство профессий автоматизированы, почти все работают охранниками, а культ ветеранов возведен в ранг государственной религии. В этом мире молодая девушка пытается устроить свою личную жизнь через дейтинговый сервис. Вскоре уникальные физические особенности героини приводят ее в сферу интересов могущественной корпорации и ряда противостоящих ей террористических групп, желающих перевернуть мировой рынок онлайн-знакомств. Найдет ли она свою любовь? Какие мужчины нравятся женщинам? Ответы на эти и многие другие вопросы вы найдете в романе*. *Поддерживаются в формате PDF. *Не найдете. Содержит нецензурную брань.

Ужасное свидание

Засыпая, захожу в Тиндер, вижу тысячи новых лойсов и ужасаюсь сотням непрочитанных сообщений. Ответить всем нет никакой возможности — и как в этой огромной массе можно найти что-то достойное?!

Я буду экспериментировать. Деньги нужны, жить нечем.

— Живешь же, — как-то спросила меня Аня.

— Живу, но ипотека.

— Что ты? Много? — с соболезнованием сказала Аня.

— Очень много, тысяч двести.

Аня весело расхохоталась.

— О, счастливая! — сказала она. — У меня полтора миллиона и ничего нет, и, как видишь, жить еще можно!

Я буду экспериментировать. Начну с Атолина. Atolin'а. Я повторяю себе это несколько раз, но долго не решаюсь на такой позор. Я убеждаю себя, что никто никогда не узнает. Но никто, никто не узнает, кто ее тайна, кто-о-о-о-о. Проходит несколько недель, а я все еще хожу вокруг да около в своих мыслях, облизываясь у витрины «Kenzo» в Галерее, пока очередная СМСка с коммунальными платежами и бутылка вина тем же вечером окончательно не выводят меня из ступора. Слегка пьяная, я ставлю на страничку там пару своих обычных фото — никакого разврата. Пишу, сколько мне нужно в месяц для жизни и несколько раз меняю цифру, прикидывая так и этак.

Тотчас же какой-то маньяк пишет в Инсте — нашел страницу через поиск по лицам. Я так пугаюсь и чуть не плачу от досады на свою оплошность, что решаю тут же удалиться отовсюду, но беру себя в руки и просто игнорирую его.

Предложений мало и каждое из них — подозрительно. Откинув уродов и возмутительные просьбы о встрече на час/ночь, я остановилась на с виду адекватном персонаже. На фото вроде симпатичный, интеллигентный, интеллектуал и не карлик. Меня смущает некоторая неясность намерений. Я назвала, сколько хочу в месяц, а он предложил провести тестовое свидание… в музее? Ну что ж. Потом — ресторан. Тут что-то не так. Так начинаются всякие истории про расчленение.

Я надеваю вязаное обтягивающее шерстяное платье в крупный узел с коричневыми и красными треугольными узорами. Я заказала его перед новым годом у своей знакомой malinina_steving, ведущей женственный швейный блог. Я слегка подкрашиваю губы почти бесцветной помадой Colour Elixir.

Я неодобрительно смотрю на свою прическу — корни волос отрасли, но я твердо решила не краситься и перейти к аля натурель. Отросшие корни скрываются под моей короной. Я накидываю сверху лисью шубку, которую ношу уже целых два года. Скоро из нее начнет сыпаться волос.

В первый день весны я подхожу к Александровской колонне ровно в 14 часов. Валит сырой снег, небо белое и мутное, ряженые актеры в костюмах Петра I и Екатерины II пристают к группам китайских туристов. Собираясь опоздать, я все же прихожу вовремя и корю себя за это.

Маньяк стоит у колонны. При встрече оказывается, что он не совсем брюнет, не такой высокий, как я представляла, он скорее среднего роста, худ и неспортивен. Небелый цвет зубов, странная небритость, невыразительные глазки-бусинки. Похож на задрота. Я громко вздыхаю.

Замечая мое неодобрение, он поспешно предлагает зайти в тепло, в музей.

Он покупает нам билеты и под пристальными взглядами охранников разных возрастов мы проходим через турникеты. Под простеньким пальто, кажется, из Zara, на нем не менее простенький пиджак.

Я говорю, что мне надо припудрить носик и в зеркале уборной разглядываю свое сердитое надутое лицо, обдумывая положение. Смирившись с неудачей, но от этого ничуть не более довольная, я прихожу к выводу, что наш мир, в сущности, довольно жестокое и плохое место.

— Думаю, стоит начать осмотр с этих больших залов за огромными дверями и широченной лестницей. Мне нравится нависающий над нами бетон. Он выглядит мощным. Чувствуется… мощь, — говорит он.

— Да, конечно, — соглашаюсь я, думая о том, что билеты в Главный штаб стоят дешевле, чем в Эрмитаж.

Светлые залы чередуются с темными. Заходим в темный зал с огромными гобеленами, на которых акварелью нанесены разные геометрические фигуры. В следующем светлом зале находится маленькая комнатка, из которой слышна мультяшная музыка. Внутри пусто. В стене по центру, в самом низу — крохотный полукруглый дверной проем без дверцы, из него падает свет. Из маленькой колонки в углу играет диснеевская музыка. На выходе из комнаты написано: «В ожидании Джерри. Хуан Муньос, Испания. 1991». Это кажется мне забавным.

— Прикольно, — говорю я.

— Смешно. Хорошо, что Джерри там нет. Он меня бесит, — говорит он.

— Меня тоже. Он всех бесит, — говорю я.

— А ты чем занимаешься? Учишься или работаешь, — говорит он, пока я мысленно решаю, какое свидание было самым неудачным. Последнее? Конечно, я получила хороший дорогой подарок, украшающий сейчас мою голову. Я встретилась с кавказцем, но он оказался слишком мелким для меня, буквально карлик размером 177 см. Мы как раз проходим мимо трехсантиметрового бюста Толстого — почти в натуральную величину. На каблуках мы бы сравнялись, о чем я очень язвительно заметила ему, потому что сама была на них и выше. Он пошутил, что увеличил бы не рост, а кое-что другое. Единственное, что ему досталось — жалкий поцелуй куда-то… в скулу. Заросшую мерзкой щетиной.

Инсталляция изображает полуобрушенное здание. На уровне третьего этажа в комнате, от которой осталось две стены, висит едва заметная, но настоящая картина Малевича. Здание и бутафорские обломки сделаны из пенопласта и пластика. Это мне нравится и я хочу сфотографироваться для Инсты.

— Вон там картина Малевича, — показывает он.

— Да, я заметила. Сфоткай меня так, чтобы весь дом был виден.

Он послушно берет смартфон и ждет, разглядывая, как я намазываю губы увлажняющей помадой и облизываюсь. Я встаю под прицел смартфона. Он целится и делает несколько снимков.

Мы собираемся в изогнутый коридор, ведущий к продолжению осмотра и он пытается направить меня туда за талию. «Не вздумай делать это» — думаю я. Кончики его пальцев проскальзывают по моей талии. После посвященной Николаю I выставки начинается разговор о прошлом.

— Я хотел бы жить в XIX столетии. Где-нибудь в 80-90-е годы. Мне близки нормы викторианской морали, — говорит он.

— Не забудь взять с собой вагон антибиотиков, — говорю я.

— Это точно. Чтобы от чахотки не умереть. Но, за вычетом отсутствия антибиотиков, дисциплина в обществе того времени мне импонирует. Типа семейные ценности, но со строгими границами между людьми, — рассказывает он.

— Я с тобой согласна, — говорю я, когда мы заходим в зал со скульптурами. — Люди в браке тогда соблюдали личные границы. Отдельные спальни для мужа и жены — это прекрасно.

— Конечно. И туалеты тоже отдельно. Так и зае… задо… так быстро не надоесть друг другу, — говорит он.

— Пары которые сидят буквально на одном унитазе и совсем теряют границы личного пространства — это омерзительно, — злобно говорю я, пока мы разглядываем очередную современную скульптуру, напоминающую унитаз.

— Это финал слияния. Мне тоже претит. Виртуальная сторона — одна страница на двоих, — кивает он. — А ты живешь одна?

— Аааах. Как красиво! — восклицаю я, не отвечая и на миг отвлекаясь от мрачных мыслей. Я смотрю на костюмы в витрине. У пиджака очень широкие лацканы. Здесь выставлены вещи середины XX века.

— Вот! Я это очень люблю, — я ускоряю шаг, отрываясь от маньяка и почти бегом подхожу к витринам с одеждой. — Мода 40-х. Как в моем любимом фильме «Китайский квартал». Там все такое красивое, такое прекрасное, такое стильное, — перечисляю я, любуясь на одежду.

— Эээ. Я обожаю «Китайский квартал», — говорит он задыхаясь.

Я чувствую, что ему не хватает слов, чтобы выразить отношение к этому шедевру, к его пересохшей реке в желтой пустыне, к механизму сюжета, идущего точным ходом карманных часов, раздавленных автомобилем близ калифорнийского пляжа, где шумит море, в котором так много зеленой воды, но нет ни капли для душистых апельсиновых садов в долине.

— Потрясающий неонуар, — только и говорит он, — абсолютно блестящие диалоги, костюмы, сюжетные ходы, образующие тончайшую и изящную конструкцию. Сейчас так не снимают.

— Точно, — отмахиваюсь я, поглощенная разглядыванием бриллиантового колье. Я встретила первого человека в моей жизни, смотревшего редкий фильм, который мне очень нравится — ну и что? Ему явно больше 15-ти и в нашем возрасте не очень умно кичиться тем, что создано другими людьми, но выражает твою индивидуальность.

Мы возвращаемся в XIX век.

— У Ренуара ручки коротенькие обычно, — говорит он, тыкая пальцем в одну из картин.

— На картинах? — сощурившись, я приглядываюсь. Пытаясь рассчитать длину рук, я поднимаю руку и кручу ее перед собой как Терминатрикс Т-Х, когда у нее сломалось основное оружие и она переключилась на огнемет вместо плазменной пушки.

— Ну да. Эээмм… Видишь? Посмотри на локоть. Слишком короткая ручка у мужика. Да и у девушки тоже, — он показывает на ростовые портреты мужчины и женщины, стоящих на лестнице, — а теперь, — он хватает меня за руку, я искоса смотрю за этим, но решаю не сопротивляться, и он опускает мою руку вдоль моего тела.

— А теперь, хммм, — продолжает он, держа мою руку, — вытяни свою руку по швам, насколько далеко она тянется. Если ты, — он медленно поднимает мою руку и указывает ею на картину. — Опустишь мысленно руку этого мужчины на лестнице, то она дойдет ему максимум до линии пояса, — он отпускает мою руку и я вижу, как мимо проходит держащаяся за руки симпатичная пара.

— Может быть ты и прав, — говорю я, смотря им вслед.

Зал Матисса.

— Здесь точно нужно селфи. На фоне «Музыки», — говорю я.

— Давай вместе сфоткаемся, — нагло предлагает он.

— Ну ладно, — соглашаюсь я с неохотой.

Он приобнимает меня за талию, щупая своей ладонью мой упругий живот и просит одного из проходящих мимо китайцев сфотографировать меня с ним, показывая ему жест как будто нажимает на кнопку большим пальцем. Он понимает и делает несколько фото. Потом он отлипает от меня и фотографирует одну.

Пройдя импрессионистов, спускаемся на первый этаж. Мы снова на огромной лестнице перед цифрами «MMXI». До меня доходит, что это дата. Видимо, 2011 год? Садимся на лестницу.

— Я голоден. Хочу есть. А ты как? — наконец-то что-то дельное.

— Знаешь, я тоже нагуляла аппетит. С музеями всегда так, — говорю я, оживляясь. Мимо спускается группа китайских туристов. У каждого — палка для селфи.

Он тянет слова. Мой рот заполняется слюной от легкого голода.

— За-а-а-амечате-е-е-ельно. Эээ. Мы можем сходить. Ммм… В кафе или ресторан, — мычит он, и внезапно резко меняет тон: — Любишь китайскую кухню? Один из моих любимых ресторанов как раз тут относительно недалеко. «Нихао» на Невском.

— Нуу… Так. Средне, — я прилежно обдумываю этот вариант и отметаю его.

— Но там не суши. А именно китайские блюда. Утка по сычуаньски, свинина хуншао, все блюда очень острые, — он пытается меня убедить, но потом обрывает себя и предлагает: — Давай отправимся на Рубинштейна. По дороге придумаем или выберем там место. Сейчас еще не поздно и столиков будет полно, я уверен, — решительно говорит он.

— Отлично, — я встаю и потягиваюсь. Пора в гардероб.

Снегопад не прекращается. Темнеет.

— Действительно, снегопад не прекращается, — глядя из арки на заснеженную площадь, говорю я.

— Мы можем прогуляться. Здесь недале… — моя правая бровь возмущенно приподнимается и он меняет фразу. — А впрочем, в такую погоду лучше проехаться на такси.

— Да, вызови машину, пожалуйста, — в моем голосе звучит сталь.

Пешком? В такую погоду? Может еще 50 на 50?! Сегодня я точно не готова к этому. Сегодня — все только по правилам. В рамках закона. Сегодня я не феминистка. Сегодня я не радикальная ультрафеминистка. Сегодня у меня в повестке дня — традиционные патриархальные ценности. Сегодня я — женщина. Женщина викторианской эпохи.

Такси подъезжает на Миллионную. Разыгрывается аппетит и я становлюсь общительной:

— Некоторые мои подружки, — говорю я, вспомнив про Аню. — Уверены, что мужчина без машины — ну это вообще невозможно. Вот Он влезет в кредиты, у друзей назанимает, но тачку купит, причем…

— Мне не нужна машина.

— Вот такие требования у нас, — смотря в окно на атлантов, тихо говорю я.

Я молча жду решения, куда мы поедем ужинать. Таксист включает «Дорожное радио».

— Поехали в «Бекицер», — говорит он, — хумуса поедим. Там интересно и неплохо.

— Прикольно, давай. Подруга рассказывала, — я вспоминаю слова Нюты.

— Я… — он хочет что-то сказать.

— Да. Кстати, нам надо определиться, чего мы хотим от этого свидания, — уверенно перебиваю я, не стесняясь таксиста. Я поставлю вопрос ребром.

— Эээ. Мы могли бы встречаться… ну, с материальной поддержкой. Раз уж мы познакомились на этом сайте. 10 штук за встречу, допустим, раза 1-2 в неделю, — произносит он очень быстро.

Его глаза сужаются. Этот вопрос застал меня врасплох. Я ожидала более длинного захода. Пошел ва-банк. А где гарантии, что это не на один раз?

— А где гарантии, что это не на один раз?

— А где гарантии, что мне понравится и я захочу оплатить целый месяц?

— Мде, — произношу я сквозь зубы.

Нет, нет и нет.

— Я зарегалась на этом сайте для чего-то большего, — мягко говорю я, хотя меня трясет от бешенства.

Такси стартует.

— Не собираюсь тебе пускать пыль в глаза. К тому же раскусишь. Но почему бы не начать так? Мы, вроде, довольно похожи в плане культуры и увлечений, — вздыхает он.

— Я не могу всю жизнь распыляться на каких-то мужчин с общими интересами. Пора уже что-то получать, — говорю я возмущенно, повышая голос.

— Конечно, — кивает он.

Таксист прислушивается. Мне все равно.

— У меня были мужчины. Но я поняла… — я тщательно подбираю слова. — Время уходит, а результатов нет. Делаю все сама, многое отдаю, и мне в принципе нормально, это бывает интересно, но где результаты? Какой смысл? Наверное, я просто очень холодный человек и может это звучит цинично, но… — я сбиваюсь.

— Правильно, — поддакивает он.

–…но хочется повысить свой уровень. Как-то красивее жить.

— Конечно. Нужны атрибуты достатка и комфорта. Надо жить в роскоши, — твердит он.

— Тем более красота требует очень много внимания, и ухода, и времени. Это реально, блин, труд! — говорю я, как судья, наконец-то выдохнувшая после монотонного зачитывания очень длинного и нудного приговора.

— А как же, — говорит он, не скрывая иронии. — По себе знаю.

На его лице появляется противная ухмылка и он смотрит на мою голову. На мои волосы. Под короной — непрокрашенные корни. Я снова отращиваю! Этот намек еще больше бесит меня. Глаза водителя в зеркале заднего вида остекленели. Машина останавливается на светофоре. Закрывая дорогу такси, через Невский проезжают сразу шесть огромных белых пассажирских автобусов. Они похожи на слонов, переходящих мелкую реку перед стадом антилоп гну.