Медичийские звезды

Анита Польваре

Любовь и предательство, герои и злодеи, великие мира сего и маленькие люди. Раскрыть для себя природу этих фундаментальных понятий предстоит персонажам в процессе поиска утерянных бумаг «упрямого Галилея».

Беседа с Анной

— В заключение еще раз обращаю внимание, что складывающаяся вокруг яркого исторического персонажа мифологическая мозаика иногда полностью меняет наше восприятие и понимание сути его личности. Так произошло с личностью Галилея. Величайший ученый ни в коей мере не противостоял церкви и, тем паче, не боролся. Он претендовал на то, что истину можно постичь, не изучая Святое Писание, но через научное познание природы. В этом состояла суть конфликта ученого с Папой Римским. Спасибо всем за внимание! До встречи в эфире.

Коллеги шумно благодарили Дениса за лекцию. Одна женщина скромно стояла в стороне, не присоединяясь к общему гулу голосов, но не отрывая от Дениса взгляда. Невольно он обратил на нее внимание. Волнистые каштановые волосы ниспадали ниже плеч. Стройность, даже худощавость фигуры подчеркивало элегантное строгое платье. Слушала чрезвычайно сосредоточенно, но при этом отрешенно, словно мыслями находилась очень и очень далеко. Время от времени он ловил на себе ее «вернувшийся», как сам успел его окрестить, взгляд. Девушка задумчиво всматривалась в лектора, пару раз встряхнув челкой, словно прогнав дурные мысли. Однако же Денис знал — все, что он рассказывал, ей понравилось и запомнилось.

Удовлетворив желающих обсудить жизнь и славные деяния великого тосканца, он бегом поднялся к себе в кабинет, чтобы взять личные вещи и выдвинуться наконец-таки в сторону дома. Закрывая дверь, услышал стук каблуков. Обернувшись, Денис заметил именно ее.

— Ну, как? Вам понравилось? — кокетливо поинтересовался.

Девушка остановилась в шаге от него, заложила руки за спину и улыбнулась:

— Да! Пожалуй, это мне и хотелось услышать. Подлинные факты. Подробно и квалифицированно высказанное мнение на ужасно интересную тему. Кстати! Меня зовут Анна.

— Очень приятно! Вас интересует Галилей? — вежливо улыбнулся Денис.

Чуть помолчав и взглянув ему прямо в глаза, Анна осмелела:

— Я бы очень хотела еще поговорить с вами на эту тему. Ибо… Ну, в общем, на рассказ об этом нужно время.

По дороге к метро коллеги успели познакомиться поближе. Выяснилось, что работают вместе уже несколько лет, но пересечься хотя бы для беседы времени и повода просто не находили. Они договорились в ближайшие выходные прогуляться по красивым уголкам исторической части Васильевского острова. Денис был заинтригован, поскольку такая непопулярная ныне тема, как жизнь Галилея, не выглядела предлогом со стороны Анны, чтобы просто привлечь внимание.

Тихий сентябрьский день нежился в прохладных лучиках уже осеннего солнца. Темная невская вода перекатывалась синими, мерцающими холодом всплесками. Сидящие на скамейке в Румянцевском садике Денис и Анна устали от прогулки, потому решили продолжить разговор в более тихом месте. Сад наилучшим образом соответствовал настроению и погоде.

— Так вот. Вы упомянули, что найденные до сегодняшнего дня письма Галилея — это переписанные его учениками и буквально всеми желающими копии. Я правильно поняла?

— Я говорил о письме Галилея к ученику и другу Кастелли. Первый вариант письма, написанный в тысяча шестьсот тринадцатом году, за которым, собственно, и охотилась инквизиция, пропал. Пока его не нашел никто. И уважаемый Игорь Сергеевич Вульфиус, помните, я упоминал его и в лекции, и вообще говорил о нем, подтверждает это весьма уверенно.

Анна кивнула:

— Готовы ли вы послушать меня два-три часа? Об этом письме я тоже упомяну.

— Я немного не понял?

Анна вздохнула и зажмурилась. Денис слегка улыбнулся. «Красиво она это делает. Особенно когда от удовольствия жмурится. Что-то в этом есть».

— Я кое-что знаю об истории этих документов. И хотела бы с вами поделиться.

— Вы были в секретных архивах? — Денис приподнял брови и подался вперед. — Беседовали с кем-то на эту тему?

— Не совсем. Я побывала в Риме. Летом. И все, о чем расскажу, произошло со мной лично. Можно, я начну?

Денис положил ногу на ногу и, сделав приглашающий жест руками, скрестил их на груди.

— Итак… В июле этого года я посетила Рим.

* * *

В пестрой ярко-красной футболке с короткими рукавами, едва прикрывающей пояс темно-синих Lee, ранним июльским утром две тысячи восемнадцатого года на via Cavour Вечного Города со стороны вокзала Термини появилась бальзаковского возраста женщина по имени Анна со светлой сумкой через плечо.

Уверенной походкой она зашагала по тротуару, ловко лавируя между группами туристов, волоча маленький серый чемодан на колесах, ласково прозванный немцами — троллей. Подобно капризному ребенку, всем видом он выказывал нежелание куда-либо двигаться. Миновав тыльную сторону Santa Maria Maggiore, Анна дошла до Largo Visconti Venosta, где заприметила по левую руку супермаркет Elite, взглянула на смятую карту, ловко вынув ее из сумки, и продолжила путь. Троллей, похоже, смирился со своей участью и послушно катил за хозяйкой. На пересечении via Madonna dei Monti, via Leonina и via dei Serpenti девушка остановилась. Бросив взгляд влево вдоль via degli Annibaldi, она на миг замерла, и из груди вырвалось «Уфф…». В конце улицы, буквально в пяти минутах ходьбы, зиял, как ей показалось, Колизей, а точнее его небольшая часть. Взяв себя и троллей в руки, Анна свернула направо и оказалась на piazza Madonna dei Monti возле старого фонтана dei Catecumeni.

У малоприметной церкви della Madonna del Pascolo она нашла цель маршрута — гостиницу Holiday Home Sophia. Быстро уладив формальности с милой девушкой, уверенно говорящей по-русски, Анна поднялась на второй этаж в небольшую уютную комнатку, оснащенную кроватью, тумбой, столом, вентилятором и двумя стульями.

Она отпустила троллей, который спрятал непропорционально массивную ручку, демонстрируя, что он точно прибыл на место, и сбросила сумку на стул. Девушка испытывала то самое странное состояние, когда после долгого и физически трудного путешествия, будучи утром в одном месте, кое мечтал покинуть, оказываешься в совершенно ином, о котором долго думал и куда желал попасть. И вот, это свершилось, и не надо дальше никуда идти и тащить «капризный сундук на колесах».

Мысли роились, словно навязчивые мошки. «Как я здесь оказалась? Почему вдруг Рим? Еще пару месяцев назад в планах никакого Рима не было и в помине. Что же произошло? Что теперь?»

Анна устало потерла виски и шею. Какой нелепый и ужасный год тянется в ее жизни! Тяжесть новых обязанностей обернулась вдруг резкой сменой положения дел. Отныне не будет больниц, запаха бинтов, белой безликой двери в реанимацию и бесконечного отчаяния, опутавшего вместе с осознанием невозвратности. Она вспомнила, как, устало глядя перед собой во время бесцельной тягучей прогулки по весеннему городу, вдруг услышала веселые звуки тарантеллы, показавшиеся навязчивыми и неприличными в холодном мартовском воздухе.

Музыка заставила остановиться. Может, оно к лучшему. Уже через пару часов Анна бронировала на сайте одну из недорогих гостиниц в Риме, городе, который мог бы рассказать о невозвратности и невозможности. Ей хотелось, нет, даже не развеяться. Она хотела привести в порядок мысли, а еще более душу, искореженную новым семейным горем.

Анна встряхнула каштановой челкой и с удивлением обнаружила себя возле окна. Там, за окном, стелился Рим. «Ты ждешь меня, Вечный Город? Ты дашь мне успокоение? Надежду? Будут ли твои объятия нежны и бережны со мной, Рим?» Тонкой дымкой струилась музыка, не то гитары, не то похожего инструмента. В мелодии чувствовалась непривычность. Кто-то очень чувственно перебирал струны, создавая из звуков, словно спицами, непрерывную благостную вязь. Она удачно вписывалась в наблюдаемую Анной архитектуру, но совершенно не сочеталась с современностью.

Смыв в душе дорожную пыль и усталость, девушка сменила красную футболку на более спокойную белую и спустилась на первый этаж, где уточнила, что может вкусно и недорого пообедать в любом невычурном кафе без призывной надписи Ristorante.

«А не шопингнуть ли мне?» Подбодрив себя кивком, направилась на знаменитую via del Corso. Жаркий день набирал обороты. Пестрые витрины бутиков, магазинов, пиццерий, антикварных лавок отвлекли внимание и даже заставили улыбнуться.

Горячее июльское солнце накинулось на белую кожу северянки. Скоро она поймала себя на непривычном ощущении. Ну да, слабая, но надоедливая головная боль. «Откуда?» — удивилась Анна. Никогда ранее голова не болела. Убедившись, что сама по себе назойливая заноза в голове не затихнет, она решила найти аптеку, ибо в сумочке, собранной впопыхах, ничего из лекарств не обнаружилось. На углу via del Gambero и via della Vite таковая обнаружилась.

Пожилая аптекарша с любезной улыбкой протянула стакан воды. Запив таблетку, Анна присела на огромный мягкий стул, обитый кожей, и осмотрелась. Потертые мозаичные мраморные плиты пола, дивной росписи потолок, роскошная хрустальная люстра. «Старая синьора», — подумала Анна, разглядывая непривычный для подобного заведения интерьер. Стало легче. Боль незаметно рассеялась. Прохлада помещения, тишина и антураж привели Анну в умиротворение. Опять послышались утренние переливы старинного инструмента. «Я уже слышала эту музыку?» — как чертик, возник вопрос.

В помещение вошла еще одна пожилая женщина. Старушки пошептались, вторая дама бросила молниеносный взгляд на Анну и взвизгнула:

— Oddio, tesoro! Questa ragazza e una sorella dei fratelli Andrea e Artemiо dalla stessa farmacia! — как пулемет прострочила она, перемещаясь в таком же темпе к ошарашенной девушке. Положив руки ей на плечи и матерински глядя в глаза, на удивление медленно молвила:

— Come vola il tempo! Ahimè, figlio mio, siamo tutti mortali.

На счет «фигли-мигли» Анна, конечно, ничего не поняла. Но заключительный аккорд поверг в уныние.

— Dove sono? — спросила она, отчасти искренне, отчасти пытаясь остановить напор пожилой дамы.

— Come? Antica fаrmacia reale! — пропищала дама и молниеносно указала тонким крючковатым пальцем на участок пола, где ясно различались цифры «1572».

Анна окинула взглядом помещение и, почувствовав внезапный внутренний дискомфорт, неожиданно спросила:

— А нет ли в Риме еще одной такой же старинной аптеки?

Старушка наконец-то отпустила ее и быстро вернулась к первой. Дамы разулыбались. Обе в умилении смотрели на Анну, как на новорожденного ребенка. «Что со мной не так?» — прошептала мысленно девушка. Пожилые синьоры сразу перестали улыбаться, и первая посоветовала прогуляться на piazza della Scala, что расположена в старинном районеTrastevere.

Покинув странную эпохальную аптеку и сделав несколько шагов, Анна вновь оказалась на via del Corso. Солнце ощутимо укусило за плечи. «Надо купить от солнца что-нибудь», — подумала она, но решительно отвергла всякую мысль о возвращении к этим странным особам.

Боль прошла. «Хм, в аптеке я слышала музыку, а здесь нет», — как-то неожиданно подумалось ей. Зачем еще одна аптека? Боль-то прошла. «Старушки странные. Наверное, им скучно, вот они раду… Стоп! Как же я их понимала?! Я что, знаю итальянский?» — последняя мысль заставила Анну остановиться.

Она ощутила толчок в спину и резко обернулась. В черной сутане с откинутым капюшоном, подпоясанный толстой плетеной белой веревкой с несколькими узлами стоял высокий, чуть сгорбленный, с выдающимся итальянским носом лысоватый мужчина лет сорока. Правая бровь с заметной проплешиной, а в углу левого глаза у самого носа притаилась довольно крупная родинка.

— Mi scusi, signora improvvisamente si fermò. Non mi aspettavo… — начал он быстро оправдываться, не отрывая взгляда от Анны, сник и заглотил последние слова, словно магнитофон зажевал пленку.

— Scusate, colpa mia… — Анна тоже остановилась. «Да что со мной не так? Что они все пялятся на меня?» — мысленно уже прокричала она.

— La signora alla ricerca di qualcosa? — с хитрецой в голосе спросил слуга церкви.

— Нет, спасибо, я сама, — буркнула в ответ Анна.

— Prima della riunione… — с прищуром пропел мужчина.

— И вам не болеть.

Монах быстро развернулся и, широко шагая, скрылся в толпе.

Солнце опять ущипнуло плечи Анны. Мимо сновали люди, не обращая внимания на белокожую ошарашенную женщину в белой футболке и с такой же белой сумочкой через плечо. Она прислушалась. Мыслей нет. «Ну, и…?» — в отчаянии выдавила вопрос, обращаясь в никуда. «Иди, куда сказали. На piazza della Scala, 23», — ответили из ниоткуда. Ну, слава богу! Вечная спутница и подруга — интуиция, кажется, проснулась.

— И куда идти?

— Пойдем, покажу.

Однако для начала Анна решила подкрепить силы чашкой кофе и остановила выбор на первом уличном кафе.

Позволив себе откинуться в легком плетеном полукресле, она задумчиво окинула взором площадь. Заманчивого вида аутентичные улочки разбегались во все стороны разноцветными, плотно стоявшими друг к другу домиками. В центре площади степенно и важно изливал прохладную воду фонтан на восьмиугольном основании и с чрезвычайно удобными ступеньками, кои покрыты сплошным слоем отдыхающих туристов и голубей.

Ее планам на восстановление и поиск себя, обновленной и освеженной после нескольких лет борьбы, ничто и никто не помешает. Ни резко галдящие грубоватые немецкие туристки. Ни шумные испанские семьи с неизменными двумя-тремя долговязыми подростками. Ни самоуверенные американцы, чувствующие себя как дома практически во всех уголках мира. Ни даже соотечественники с привычкой делать селфи во всех мало-мальски значимых местах Европы и не способные затем внятно прокомментировать, что же такое они посетили, и чем это место так важно для истории и для них лично.

Зазвучал хорошо знакомый любой русской женщине чуть хрипловатый и мрачный голос Сальваторе Кутуньо с ласковым прозвищем Тото. «О, да, — подумала Анна. — Атмосферно. Если бы он сейчас вышел вон из-за той колонны в белом шарфе и с микрофоном в руках, я бы даже не удивилась». Окинув быстрым взором публику кафе, она обнаружила, что не только ее тронули приятные воспоминания о знаменитой итальянской эстраде конца прошлого века. Заулыбались даже серьезные французские дамы в двух столиках от Анны. Лет им по шестьдесят пять, и, несомненно, харизматичный Кутуньо оставил когда-то в их двадцатилетних сердцах жгучий тосканский след.

Песня об истинных представителях гордого народа Италии стихла, и в образовавшуюся паузу вновь потянулась тонкой струйкой тихая, едва уловимая витиеватая мелодия. Анна напрягла слух, чтобы уловить мотив. Опять эта старинная музыка. Она не сочетается с шумными посетителями маленького тесного уличного кафе и галдящей толпой! Ей не соответствует ни одна вывеска на площади! А как она созвучна могучему фонтану в центре пространства, который явно ровесник этим переливам. Наверное, уличный музыкант перебирает струны лютни.

Да! Точно! Лютня! Не гитара! Как она сразу об этом не догадалась! Но получается, этот невидимый музыкант, перемещается по всему городу?

Подняв глаза, Анна увидела симпатичного высокого худого официанта, с улыбкой протягивающего корзиночку со счетом. Расплачиваясь, она поинтересовалась, что за музыку слышит. Официант странно улыбнулся и, то ли сделав вид, что не понял вопроса, то ли ответив, что ничего не слышит, мгновенно исчез в глубине кафе. Анна медленно встала и вышла из-под огромного полотняного зонтика.

Солнце мгновенно начало облизывать плечи и шею острыми и жгучими лучами, похожими на огненные языки костра. «Изжарят меня здесь в первый же день аки ведьму. Или как Бруно!» — подумала Анна и, сверившись с картой, поняла, что как раз рядом та самая аптека, куда вела подруга-интуиция. А при чем тут ведьмы и Бруно? Этого горемыку-фантазера сожгли аж в тысяча шестисотом году. Что за мысли? От жары, наверное.

Размышляя о бедняжке Бруно, неудобствах, причинённых солнцем, и методах борьбы с ними, она завернула за угол и оказалась возле Santa Maria della Scala. Звуки музыки усилились. Рядом, видимо, сидел тот самый уличный лютнист и сплетал неспешную старинную мелодию. Анна обернулась и принялась рассматривать дома напротив церкви. Взгляд остановился на одном, желтого цвета, скрюченном, словно старик от радикулита, чуть поодаль вниз по улочке, ведущей вправо. «Да! Именно здесь», — услышала она голос из ниоткуда. Это дом, в котором когда-то произошло настоящее чудо: старинная уличная фреска Богородицы исцелила ребенка, кажется, с врожденными уродствами.

Анна развернулась к церкви и сделала пару шагов. Ее взгляд замер — светло-кирпичного цвета стена, опирающаяся на массивное, высотой в человеческий рост и слегка покорёженное в углах, основание из мраморных плит. Две невысокие мощные каменные ступеньки предваряли огромную темно-коричневую дверь, пошарпанную временем, крепко запертую мраморной арочной дугой. Над дверью прямоугольная белая вывеска розовыми буквами гласила «Farmacia S Maria della Scala». Чуть правее под вывеской в прямоугольной рамке белели цифры «23». Анна глубоко вздохнула: «Уфф».

Внезапно, едва не задев ее рукавом, мимо прошелестел монах в коричневой рясе и скрылся за тяжелой дверью. Пытаясь окликнуть его, Анна вдруг осеклась: дверь ведь даже не шелохнулась. Впереди образовалась тень. Обернувшись, она увидела мощную черную лошадь, запряженную в телегу. На телеге сидел такой же монах, как тот, который невероятным образом попал в дом. Решив больше не предаваться размышлениям, Анна, повинуясь верной подруге — интуиции, толкнула высокую дверь.

Витраж с папским гербом. И это все, что устанавливало связь аптеки с тем самым Римом, полным тайн, загадок, интриг, с тем новым временем, когда зарождалась новая итальянская музыка, новая опера, новая литература, новая наука. Какое разочарование. Привычные глазу упаковки витаминов и Durex на современных стеллажах. Улыбчивая итальянка за прилавком, уставленным пилюлями и флаконами. Нет, это не то, совсем не то, что она ожидала увидеть. Ну, да ладно, хоть мазь от солнечных ожогов можно купить.

Она не заметила, как рядом возник буквально из воздуха небольшой итальянец лет к пятидесяти, ласково глядя на нее темно-ореховыми глазами.

— Buona sera a voi! La signora vuole qualcosa? — прохрипел он тенором, никак не соответствующим грузному телу и испещренному морщинами лицу, весьма современной трехдневной щетине и высокому лбу в складочках.

— Здравствуйте, синьор. Ведь это и есть та самая Папская аптека? Просто аптека… — сказала Анна по-английски.

Аптекарь пренебрежительно улыбнулся. Девушка повторила фразу по-русски.

Итальянец хитровато прищурился:

— Так синьора пришла не за лекарствами? Синьора желает посетить наш музей? Он у вас прямо под ногами.

Невольно глянув на аккуратные бежевые кроссовки, Анна недоуменно улыбнулась.

— Si prega di seguire me, — он указал на двустворчатый светло-зеленый занавес в глубине зала.

Спускаясь вслед за новым знакомым по лестнице светлого мрамора, ведущей в подвал, Анна потерла виски. Навязчивая мелодия не то, чтобы стала сильнее, но и не отступала. Оказавшись в освещенном низкой люстрой зале подземного музея, она спросила:

— Можно, я сама посмотрю?

— Да, конечно, как синьоре будет угодно, — услужливо ответил аптекарь.

Проведя рукой по лбу, Анна медленно двинулась вдоль высокого шкафа-витрины, наполненного ретортами, склянками, манускриптами. Её взгляд прошелся по залу. Старинный телефон, кассовый аппарат, микроскоп у окна.

«Что же со мной такое… Это не жара, это… Что я здесь делаю?! Зачем я сюда пошла? — вертелось в голове. — Что я здесь хочу найти?» Найти. Да. Теперь Анна ясно ощутила подспудное желание что-то обнаружить здесь. Она поняла, что события подталкивали именно сюда, но явно не для того, чтобы купить мазь от солнца. «Так, подруга! — мысленно обратилась Анна в никуда. — Не будешь помогать, уйду отсюда!» Из ниоткуда ответили: «Хорошо, хорошо. Давай начнем по порядку». Анна вновь медленно пошла вдоль старинных шкафов, рассматривая каждый флакончик, колбочку, ступку и книжку.

Итальянец внимательно наблюдал за ней, как учитель за учеником, решающим задачу. Казалось, он терпеливо ждал, когда на ученицу снизойдет то самое понимание сути задачи после упорного труда мысли, который многие ошибочно принимают за озарение.

— Синьор?

— Капелли, синьора, Антонио Капелли.

— О, синьор Капелли… Нельзя ли стакан воды? Здесь очень приятно и прохладно, но мне что-то не по себе… Пожалуйста.

— Синьора с севера?

— Из Санкт-Петербурга.

— Ммм… San Pietroburgo… Россия?

Анна улыбнулась.

Антонио заспешил к лестнице, мысли его путались. Обыкновенная туристка-северянка, не привыкшая к прекрасной погоде благословенной итальянской земли. Вот и на солнце обгорит, бедняжка, в первый же день. Надо сделать звонок старой знакомой синьоре Селесте Бенецетти, чтобы она запасла для белокожей синьоры средств… Он замер со стаканом воды в руках так резко, что капли влаги плеснулись на мозаичный пол. «А откуда мне известно, что она навестит старую Селесту?!» Пораженный внезапной догадкой, Антонио заторопился вниз по лестнице так быстро, как только мог.

Пусто. Остолбенев, аптекарь, не веря в происходящее, подбежал к раскрытой двери алхимического кабинета. Белокожая синьора стояла там. Она внимательно рассматривала чучело каймана на довольно высоко расположенной полке над столом.

Анна довольно улыбалась. «Это верный путь, — думала она. — Мне стало гораздо легче». Обомлевший Антонио, не веря своим глазам, подошел ближе.

— Это ведь вы, — несмело пролепетал он.

— Ну, конечно, я, синьор Антонио, — она весело улыбнулась в ответ и взяла стакан из его рук. — Не откажите в любезности показать этот экземпляр? Сдается мне, его поймали при забавных обстоятельствах, верно?

Лицо аптекаря Антонио просветлело. Это она. Она сама назвала ту примету, по которой он, хранитель великих тайн аптеки, должен опознать возвращение бывшей ее хозяйки, той, из-за которой в этих стенах разыгрались столь драматические события, что последствия тянутся вплоть до сегодняшнего дня.

В нерешительности, которая все еще владела им, Антонио Капелли осторожно снял зеленовато-коричневое чучело каймана. Анна с удовольствием смотрела на его бережные жесты. В родном ветреном Санкт-Петербурге в одной старой аптеке ей как-то поведали, что кайманы и им подобные твари совсем не случайно занимают почетное место в аптекарских шкафах. Еще с шестого века нашей эры именно эти симпатичные рептилии считаются настоящим символом аптечного дела. Каждый мастер оного считал необходимым разместить привезенную из Южной Америки тушку того или иного размера за стеклянной витриной или подвесить к потолку. Данный образец действительно попался не сразу. Он благодушно пожаловал в дом одного торговца какао-бобами, где его и поймали в кухонном помещении при попытке полакомиться чем-нибудь мясным. Каймана привезли в Рим уже в виде украшения аптекарского кабинета, где он и поселился, чтобы сыграть наиважнейшую роль во всей этой истории.

— Синьора, прошу вас, осторожнее, — с тревогой в голосе пробормотал аптекарь.

Анна осматривала чучело взглядом человека, имеющего дело с рептилиями чуть ли не ежедневно.

Нежная мелодия разлилась по украшенному темной резьбой алхимическому кабинету, она проникала в шкафы и продолговатые, лежавшие на боках старинные флаконы толстого стекла, в мельчайшие детали узоров на стульях и в потертую обивку… Внезапно взгляд зеленых глаз девушки остановился на выпуклости на боку животного.

— Боже мой! Чучело сделали из беременной самки?! Ей даже не позволили сделать кладку!

— Синьора… — продолжал в беспокойстве невнятно лепетать Антонио.

Анна коснулась жесткого бока каймана. Этого оказалось достаточно, чтобы кусочек кожи буквально расползся от прикосновения, как раскрывается шуршащая оберточная бумага с подарком. Завороженная этим зрелищем, от которого у обыкновенного посетителя любого музея мира дурнота подступила бы к горлу, Анна храбро взглянула прямо в темно-карие глаза спутника и протянула руку к отверстию в боку рептилии.

Это была холодная прозрачного стекла склянка, очень небольшого размера, вплоть до самой залитой воском крышечки заполненная жидкостью коньячного цвета. У Анны расширились зрачки. Лицо покрылось испариной, и громко застучало сердце.

— Мне нужен нож, синьор Антонио, — глухо, но повелительно сказала она, не глядя на аптекаря, словно прекрасно зная, что нож окажется в ее правой руке в течение пяти секунд.

Она вскрыла восковую крышку. Ожидание тяжелого, несовременного и тягучего запаха сменилось восторгом самого женского свойства. Анна вдыхала аромат короткими легкими движениями, словно пытаясь впитать его до капли и сделать своим вторым «Я». Нет. Первым.

Она завороженно посмотрела на Антонио Капелли. Лицо грузного аптекаря было торжественным и значимым, будто он стал свидетелем истинного чуда человеческого.

— Вы тоже слышите эту музыку?

— Синьора спрашивает о лютне?

— Да.

— О! Virtuoso Bardi ludit lute. Ipse Est Enim Discipulus Vincenzo Galilei.

Какой такой Барди люто лудит? Ошеломленный взгляд Анны заставил его поспешить с пояснениями:

— Да, да. Это «Павана» и «Гальярда», авторство как раз мэтра. А исполняет синьор Барди. Ipse est virtuoso lute music.

— Синьор разыгрывает меня? Барди, Галилей? Какой Галилей?!

— Отчего же. Прошу вас во двор и сад, вы сами увидите.

* * *

Денис покачал головой. «Вот так появилась в моей жизни Анна… Анна… Но флакон? Эти духи? А, Бруно? Где она их взяла, по-твоему?»

Поток промозглого воздуха из открытой двери обдал лицо, и Денис тряхнул головой. «Точно! Флакон! — он торопливо нащупал его в кармане. На месте. — Я уж начал забывать, что она его из крокодила достала. Что-то там в ее рассказе еще меня удивило. Не помнишь, каменный друг?»

* * *

Анна медленно и с усилием открыла глаза, зажмурившись от света лампы. Напротив сидел аптекарь и настороженно вглядывался в просыпающееся лицо. «Синьор Капелли. Антонио Капелли, — вспомнилось женщине. — Знакомое имя, знакомая фамилия… Хм… Первый день в Риме и уже запоминаю имена?» Анна повела плечами и обнаружила себя возле камина в старинном кресле с высокой спинкой.

Поодаль, но так, чтобы прекрасно видеть выражение ее лица, расположился Антонио:

— Синьора, вам лучше? Я не смел тревожить вас… Это все жара, вас сморило, потому что вы не привыкли к сиесте. Мы обычно спим днем.

— О, да… Конечно.

Анна встряхнула примятой челкой и разгладила ее. Надо же так: задремать прямо в подвале аптеки. Перед путешествиями просто необходимо высыпаться, а то вот так ставишь людей в неловкое положение. В комнате пахло призывно и волнующе. И почему-то хорошо знакомо. Анна поднялась на ноги, проверяя, нет ли головокружения. Нет, все в порядке. И даже можно сказать, что она выспалась, здесь, в подвале старинной Папской аптеки в древнем, как сам Рим, кресле.

Антонио протянул ей маленькую склянку толстого стекла.

— Синьора, это подарок, возьмите, пожалуйста. Старинные духи, старинный флакон. Просто подарок. Его сделала когда-то хозяйка этой аптеки, можно так сказать… Звали ее Анна…

— О, это не подарок, синьор Антонио, это мечта! Благодарю вас!

И, довольная интересным совпадением, взяв из рук улыбнувшегося уголком рта аптекаря крохотную склянку, Анна в сопровождении синьора Капелли вышла из подвального музея в торговый зал. Немолодой итальянец проводил ее до двери и рассыпчато попрощался на своем музыкально-птичьем языке.

Анна потянула на себя тяжелую дверь и шагнула за пределы аптеки. Не успев сделать и пары шагов, она вскрикнула. Ее чуть не сбил с ног самокат. Точнее, его весьма шустрый, но неосторожный владелец — невысокий подросток с косой челкой, падающей на один глаз, резко затормозил в сантиметре от ее кроссовок:

— Scusi, signora, — буркнул он и остро глянул прямо в глаза.

Анна отошла в сторону. «Вот чертенок!» — первым делом пришло на ум сравнение. К ее удивлению, мальчишка легко толкнул высокую дверь аптеки и лихо влетел туда прямо на самокате, ловко подпрыгнув на самом пороге. «Ох уж эти цветы жизни», — усмехнулась про себя Анна.

Выйдя на маленькую площадь della Scala, что обрамляла монастырь и аптеку, Анна искренне изумилась. Перед ней открылась вечерняя римская улица. Стемнело достаточно, чтобы видеть лишь неясные очертания квартала, но фонари, льющие желтоватый свет на старинную мостовую, все же давали возможность разглядеть вкусные вывески тратторий, кафе и ресторанов.

Тут девушка осознала, что провела полдня без еды и питья и поэтому первое, на что упал взгляд — приветливо распахнутые двери итальянских кабачков. Запахи доносились оттуда изумительные: специи и кофе, слегка пахло зеленью и чуть-чуть сигаретным дымом, который при всей нелюбви Анны к табаку даже вписывался в окружающую обстановку. Поесть прямо здесь означало бы просто поесть, не насладившись мало-мальски приятным видом и красивым названием piazza или via.

Анне не был чужд эстетизм некоего интеллигентного свойства. Она предпочла отправиться в путь, но найти место, где бы ей не только подали вкусную еду, но и усладили бы взор мрамором палаццо, камнем брусчатки или хотя бы просто изъеденной временем, да еще каким долгим, дверью, ведущей в простой римский дом с одинаковыми ставнями и маленькими балкончиками, с которых можно обменяться газетой с соседом или быстрым поцелуем с очаровательной соседкой-студенткой.

Ну, не балкончики и не мрамор палаццо, но название приятно слуху: Campo dei Fiori. «Здесь и поужинаю», — Анна опустилась на белый стул уличного кафе с видом на памятник мужчине в капюшоне. Само олицетворение монашеской покорности. Это выражалось во всей его позе: сложенных перед собой руках и слегка склоненной голове. «Стоп, это же Джордано Бруно». Анна приподнялась, чтобы получше разглядеть внушительную фигуру философа. Последними словами Бруно перед страшной казнью были: «Я умираю мучеником добровольно и знаю, что моя душа с последним вздохом вознесётся в рай». Чего другого, а покорности современникам Бруно ждать от него не приходилось.

Стараясь переосмыслить то, о чем подумалось, Анна уделила внимание скромному девичьему ужину по-итальянски. Салат Caprese и превосходные прошутто и мелоне — никак не чета бледным копиям в итальянских ресторанчиках родного города. Намеренно медленно поглощая свежую, несмотря на поздний час, еду, Анна испытывала легкое чувство дежавю. Заглянув в путеводитель и держа его в левой руке, чтобы правой неспешно накалывать на вилку кусочки моцареллы, она узнала, что площадь, которая доставляла несомненное удовольствие своей аутентичностью, долгое время использовалась как место проведения публичных казней, в том числе и сожжения ведьм.

На этих словах Анна полузакрыла глаза и услышала нечеловеческие крики объятой пламенем женщины, чьи каштановые волосы разметал жар огня. С отвращением увидела внимательные взгляды монахов-доминиканцев, которые старались не упустить ни одной детали ее поведения, чтобы потом подробно изложить в трактате «О ведьмах истинных», как отличить приличную женщину и ревностную католичку от колдуньи путем сожжения ее на костре. Разглядела нетерпение и любопытство во взорах людей, собравшихся на маленькой площади поглазеть, как сгорит очередная жертва просвещенности и стремления к познанию. Она увидела, как торопливо закрывали окна лавочники из домов, обрамлявших площадь: фу, того и гляди, сладковатый запах горелой человеческой плоти попадет в лавки. Наутро посетители опять будут брезгливо морщить и закрывать носы. Этого еще не хватало! Репутацию почтенного и честного торговца делают и такие мелочи, между прочим!

Но что же так свербило и не давало спокойно насладиться вечерней трапезой? Анна очнулась от неглубокого, но тревожного сна: ее осторожно потрогала за плечо хрупкая светловолосая официантка лет двадцати пяти:

— Простите, синьора, с вами все в порядке?

— Да… Спасибо. Счет, пожалуйста!

Расплатившись и трезво рассудив, что поздно вечером не стоит в одиночку гулять, даже по такому неспящему городу как Рим, Анна вошла в метро и поехала в сторону отеля.

В полупустом вагоне она разглядывала названия станций, но не могла прогнать навязчивую мысль. Как сложить воедино увиденный в странном сне акт алхимии, лютниста с документами. Аптеку со смешными старушками, готовыми поболтать с ней, будто они вчера расстались. Насмешливого монаха со странной бровью… «Есть! Завтра утром я должна снова побывать в аптеке по адресу… По адресу… Так». Анна щелкнула пальцами правой руки, как всегда делала в попытке что-либо вспомнить. Высокая дверь, розовые буквы вывески… Интуиция чуть иронично наблюдала за ее обескураженным видом и, проглотив зевоту, шепнула: «Ну, лестница… Ты же филолог». Santa Maria della Scala. «Вот так. Я все-таки вспомнила!»

Очень довольная собой, но необыкновенно уставшая от такого количества событий за один короткий день, Анна возвратилась в гостиницу, приняла прохладный душ, поставила кондиционер на девятнадцать градусов и растянулась на белых плотных простынях, привычно зажмурившись от удовольствия и слегка вытянув шею.

Ночь пришла в ее сознание, немедленно поглотив остатки непростого и полного причудливых эмоциональных испытаний первого дня в Риме.

* * *

Мягкий звук колокола коснулся уха Дениса, возвращая его в здесь и сейчас. Кафе опустело. Едва ворковали официантки. Женщина, привлекшая внимание, ушла.

«Да, вспомнил. Понимаешь, друг Бруно, ее рассказы почти в точности совпадали с рассказами этого, как там его, Волосова. Это меня тогда напрягло. Причем, и о появлении бумаг тоже совпадали — точь-в-точь».

Дождь усилился, и капли заспешили по стеклу, создавая иллюзию движения каменного изваяния — Денису показалось, что собеседник сочувственно кивнул.