Медичийские звезды

Анита Польваре

Любовь и предательство, герои и злодеи, великие мира сего и маленькие люди. Раскрыть для себя природу этих фундаментальных понятий предстоит персонажам в процессе поиска утерянных бумаг «упрямого Галилея».

Аптека Пеля. Визит первый

На следующее утро у Дениса явно появилась причина сходить в аптеку. Хоть в любую. Но он решил воспользоваться случаем и направился в ту, что на Седьмой линии в доме номер шестнадцать.

Массивная дверь с улицы открылась, как по мановению, сама, громко лязгнув замком. Поднявшись на этаж и поздоровавшись с охранником, Денис повернул направо и исчез за не менее массивной дверью, что и входная. Длинный широкий зал аптеки антуражем никак не соответствовал заведению подобного функционала. Высоченные шкафы красного дерева со стеклянными дверцами, прилавок той же фактуры, каменный пол с хитрой мозаикой, большие кожаные диваны вдоль огромных окон — все придавало эпохальность заведению, которому скорее подходило название «Поставщикъ двора Его Величества», нежели просто — аптека. По другую сторону зала располагалась витрина с овальным окошком наподобие билетной кассы. За окошком сидела статная девушка в черном свитере и белом сестринском переднике. Густые черные волосы, сплетенные в толстые косы, опускались на плечи. Наклонив голову, она писала, характерно двигая плечом.

Денис неторопливо изучал причудливую аптеку и экспонаты, выглядывающие из-за стекла. Ему показалось, что немалого размера гном с верхней полки центрального шкафа, то ли по-доброму, то ли хитро, подмигнул левым глазом.

Не поднимая головы, девушка спросила:

— Вы что-то хотите?

— Э… Да… Хочу.

— Спрашивайте, — голосом автоответчика продолжила она.

— Да мне бы, собственно, от головы что-нибудь.

Девушка наконец подняла глаза на посетителя.

— От головы?

«Чертики… Вот только спроси, чьей!» — подумал Денис.

— Чьей? — будто услышав мысли, поинтересовалась девушка.

Очень хотелось ответить нестандартно, но в больную голову ничего не лезло. Девушка чуть улыбнулась:

— Я поняла, можете не продолжать.

Она отвернулась и звонко прокричала:

— Антон Семенович! Это к вам.

Затем с широкой детской улыбкой произнесла:

— Сейчас будут.

Тем временем Денис уже стоял перед окошком и рассматривал странные предметы, разложенные на прилавке явно как экспонаты: сертификат тысяча девятьсот второго года на имя некоего человека, которому дозволяется иметь аптеку, склянки, запаянные ампулы, массивная книга в зеленом переплете. Заметив любопытство, девушка с гордостью произнесла:

— Это экспонаты нашего музея.

— Музея? — невольно вырвалось из уст Дениса, хотя он не любил переспрашивать.

— Да. У нас уже второй год работает музей. Мы собираем материалы, относящиеся к аптеке доктора Пеля и сыновей. У нас есть подвал, где он занимался алхимией, разные предметы, связанные с его работой. К сожалению, нельзя проводить посетителей к Башне Грифонов, но… Это такое загадочное место! — интонации девушки выдавали полное восхищение местом работы.

— А вы… — начал Денис.

— А я экскурсовод, Ольга.

Девушка встала. Человека, так гордившегося своей работой, Денис давно не встречал.

— Вы знаете, — Денис хотел поделиться информацией о найденных журналах, как вдруг со стороны основного прилавка раздался вопрос. Этот голос он уже слышал:

— Вы что-то хотели, мужчина?

Денис обернулся и увидел Антона Семеновича, того самого, что неожиданно вторгся в разговор с Вульфиусом, и того самого, что поведал странную историю в саду при монастыре кармелитов.

— Простите, Ольга. Потом договорим, — не глядя на девушку, сказал Денис без каких-либо учтивых интонаций и направился к аптекарю. Волосов скривился в улыбке.

— Мне цитрамон, пару упаковок, — достаточно сухо произнес Денис.

— И все? — сморщился Антон Семенович. — Более ничего не желаете?

Денис сам не знал, хочет он слушать сказки о жителях Рима семнадцатого века или лучше просто быстрее принять таблетки и заняться домашними делами.

Аптекарь извлек из ящика упаковку цитрамона и пробил через кассу.

— Я вам мог бы рассказать, кто, кому и когда передал те самые бумаги. Поверьте, они представляют огромную ценность. И историческую, и научную, да и… — тут аптекарь потер большой палец правой руки об указательный, сложив в горсточку остальные.

— Скажите, э…

— Антон Семенович.

— Антон Семенович. А почему я вам должен верить? — интенсивно потирая виски, спросил Денис.

— Можете не верить. Ваше право, — скривив уголок рта в улыбке, ответил аптекарь. — Но мне казалось, что вам, как человеку, занимающемуся историей, интересно узнать, а может и найти то, что считается пропавшим. Разве нет?

Соблазн, конечно, велик. Но одно дело, получаешь сведения в архиве или от человека, чей авторитет в данной области не вызывает сомнения, или же от прямого свидетеля или участника событий, как, скажем, ветераны войны. Другое дело — поверить вот так, аптекарю, повествующему о событиях семнадцатого века, будто он там лично присутствовал, без каких-либо доказательств. Ведь кому расскажи — засмеют. С другой стороны, этот черт довольно-таки интересно рассказывает. Живенько так, с подробностями. Денис не привык отмахиваться без оглядки. За долгие годы преподавания он научился все использовать в педагогических или воспитательных целях — любые ошибки в учебниках, задачниках, ляпы в фильмах. И теперь, даже сквозь чугунную голову, мысль о том, что истории этого Джанни Родари можно использовать, пробилась и постучалась, как стебелек деревца сквозь асфальт.

— Хорошо, вы мне расскажете. Только я сперва приму таблетку, с вашего позволения.

Антон Семенович протянул стакан воды, будто заготовленный на такие случаи, и предложил пройти в уединенное место, где никто не помешает и, не приведи господи, не подслушает. Мужчины уселись на уютный большой диван и откинулись к спинке, приняв самые удобные позы для беседы.

— Я вам рассказал, как искали эти бумаги, которые считаются пропавшими.

— Да, обыск в аптеке у… Простите, запамятовал…

— Стампи. Анна Стампи.

— Да, да, точно.

— Обыск ничего не дал, документы не нашли. Девушку арестовала инквизиция.

— Ужасно. Как у нас в тридцать седьмом, — сокрушенно покачал головой Денис.

— Еще хуже, я вам доложу, — вторил Антон Семенович. — Что тогда творилось, особенно в протестантском мире — просто беда.

— Но вы хотели о другом рассказать…

— Да. Вернемся к нашей теме. Так вот. Я вам могу рассказать, как бумаги с оным письмом, которое считается пропавшим, оказались у Анны — кто их принес.

— И вы знаете, куда они делись?

— Давайте по порядку. Я вам расскажу, что знаю.

Денис понял, что сегодня узнать судьбу бумаг точно не светит, сам согласился и теперь должен слушать. Он покивал и едва не прикрыл глаза, чтобы представить будущий рассказ в картинках.

— Так вот. Это произошло накануне обыска. К тому времени уже стемнело, но звезды пока прятались. Только луна сквозь тучи едва освещала сад. Раздался звук открывающейся двери. Через мгновение дверь закрыли. В саду появилась Анна. Осмотревшись, она быстро направилась к главной двери, что отделяла сад от городской улицы.

* * *

С усилием приоткрыв тяжелую дверь, Анна осторожно выглянула на покрытую густым мраком узкую улицу. Пристально осмотрела обе стороны дороги: горожане предпочитали в поздний час не показывать носа из дома. Ограбления не были столь уж редки в те неприкаянные времена, когда ум, честь и совесть забывались перед жаждой поживиться тем, что плохо лежит, да еще поздней и душной римской ночью.

Внезапно она зажала рот рукой: из темноты возникло смуглое лицо Массимо, который, несмело улыбнувшись, стащил с головы шляпу и стиснул на груди.

— Добрый вечер, синьора Анна, — прошептал он.

Анна опустила ладонь и выдохнула:

— Добрый вечер, Массимо… Ты хорошо смазал тачку — я не услышала ни звука.

Массимо кивнул, и Анна приоткрыла дверь пошире, чтобы впустить сапожника, толкавшего небольшую деревянную тачку, катившуюся, впрочем, без усилия: ее отменно смазывали для частых ночных визитов Массимо в алхимическую лабораторию.

Осторожно заперев массивную дверь огромным ключом и спрятав его в карман платья, Анна легко пошла впереди сапожника по песчаной дорожке, превосходно маскировавшей звуки в стоячем ночном воздухе. Массимо шел позади, стараясь глядеть прямо перед собой: даже случайно юноша не хотел наткнуться взглядом на bastardi, что стерегли сад днем и ночью. Через считанные минуты от внешней стены сада беззвучно отделилась черная тень в низко надвинутом капюшоне и чуть слышно зашагала направо по улице, пользуясь преимуществом особых мягких сандалий, так отличающихся от привычно грубой монашеской обуви. Ни Анна, ни Массимо этого, конечно, не увидели.

Вход в лабораторию прятался за огромными кустами жасмина, разросшимися достаточно буйно, чтобы низкая с огромными петлями дверца не бросалась в глаза посторонним посетителям монастыря. Анна быстро осмотрелась и открыла дверь. Вход в святая святых — небольшую комнату с кирпичными стенами — предваряла грубая лестница в одиннадцать ступеней и узкий коридор с факелами, чадившими и съедавшими половину драгоценного кислорода.

Пропустив сапожника с тачкой, и немедленно, но осторожно и тихо, заперев дверь, Анна глубоко вздохнула, приложив руку к груди. Стены лаборатории абсолютно звуконепроницаемые: кирпичная кладка и глубина подвала позволяли сохранять тайны секретного помещения.

Массимо на руках внес тачку внутрь и, едва не задев Анну рукой, отчего он немедленно стушевался и чуть не шагнул мимо второй ступени, стал спускаться, напряженно посапывая и отчаянно желая утереть катившийся по лбу пот. Он вкатил ее в комнату и устало прислонился к дверному косяку. Почувствовав взгляд, резко обернулся — Анна стояла совсем близко. Она протягивала полотенце, глядя привычно ласково:

— Возьми, прошу тебя. Впереди много работы.

Анна прошла вглубь комнаты. Она чувствовала на спине и шее глаза сапожника, но не придавала значения.

Массимо помогал в лаборатории, но, какое бы головокружение он ни испытывал, находясь в такой близости от желанной ему женщины, природное чутье и робость не давали юноше внутреннего права и возможности решиться на что-либо большее. К тому же он искренне и глубоко погружался в опыты и эксперименты, проводимые в этом месте, потерявшем всякую таинственность и ставшем источником познания огромного куска жизни под названием наука. Поэтому сапожник охотно приходил сюда поздно вечером, променивая бездумное пьяное сидение в кабачке с собратьями по профессии на смешивание веществ и изучение растений.

Анна осторожно сняла плащ, прикрывающий тачку. На нее немедленно уставились два огромных напуганных глаза, и резко шевельнулся длинный полосатый хвост. На тачке стояла маленькая деревянная клетка, в ней скрючился небольшой странный зверек, которого окрестили как «ночной дух» — lemurеs. Рядом виднелась прозрачная стеклянная емкость с чем-то темным и едва различимым в чадящем сумраке комнаты.

— Массимо, где ты его раздобыл?

Юноша повесил полотенце на шею и довольно улыбнулся.

Четырнадцать месяцев назад в порту Остии он пошептался с португальскими моряками, затевавшими опасное плавание на Мадагаскар. Вручив выданную ему синьорой Анной весьма внушительную сумму денег и втайне опасаясь провала, он больше года ожидал, удастся ли оправдать доверие, оказанное красивой хозяйкой сада при монастыре кармелитов. Это было его первое поручение, и синьора Анна смогла растолковать, насколько важно заполучить экзотического зверька в лабораторию. Преодолев непростой путь от побережья до Рима и ухитрившись довезти лемура живым и здоровым, Массимо испытывал усталость и удовлетворение:

— Благодарение Богу, синьора Анна! Попутный ветер и его благословление помогли.

Будто вспомнив о нелегкой судьбе и устав от долгой дороги не меньше Массимо, лемур пронзительно заверещал, требуя от людей по меньшей мере должного снисхождения к своей персоне.

— Не беспокойтесь, синьора Анна, он совершенно ручной. Мы с ним подружились, пока ехали к вам.

С этими словами Массимо ловко открыл дверцу в верхней части клетки, и маленькое обезьяноподобное существо уцепилось за его куртку, как цепляется пятимесячный малыш за платье матери. Лемур с любопытством рассматривал Анну близко посаженными желтыми глазами. Массимо, осторожно придерживая зверька, вынул из кармана красное яблоко и передал Анне:

— Возьмите, синьора Анна. Он их любит.

Анна с улыбкой протянула лемуру спелый плод, и тот лихо вцепился в блестящую кожуру сначала пальцами одной, а затем и другой руки. Не дожидаясь особого приглашения, он ухватил яблоко зубами, разбрызгивая сочную мякоть, и через мгновение от фрукта остались сладкие воспоминания.

— Ну, что ж. Пора за работу, мой ученый друг! — сказала Анна, повязывая поверх темного платья большой кожаный фартук.

Подав точно такой же Массимо, посадившему сразу же заверещавшего лемура обратно в клетку, она протянула руку к склянке с крышкой, также стоявшей на тачке сапожника. Повязывая фартук, юноша огляделся. Ничего не изменилось в этом пристанище науки. Огромные пучки целебных трав развешаны над камином справа от двери. Сейчас в нем горел огонь, и трещали некрупные буковые поленья и вишневые ветки. Невысокий стол в центре небольшой комнаты уже готов для нового опыта: стояло несколько одинаковых склянок и реторт, и чадила маленькая бронзовая лампа с желтой свечой. Черные пентаграммы на левой от двери стене долго составляли загадку для Массимо, пока Анна не рассказала, что пять углов символа напоминают о пяти важнейших составляющих окружающего их мира: огне, воздухе, воде, земле и духе. И что стремящиеся познать созданный Богом мир должны признавать взаимосвязь этих пяти элементов.

Взяв в руки стеклянную емкость, Анна поднесла ее поближе к слегка чадившей лампе. В склянке сидел еще один гость с далекого Мадагаскара: ярко-красная надувшаяся жаба, равнодушно смотревшая вокруг круглыми желтоватыми глазами. «Ни дать, ни взять, помидор как он есть, — подумалось Анне, — только глазки таращит. Тоже ведь тварь божья. Но ничего не поделаешь. Придется…» Анна натянула кожаные перчатки.

Она разумно относилась к занятиям в лаборатории и помнила, чем заканчивались неосторожные опыты с чрезмерно яркими змеями, лягушками или жуками. Господь Бог позаботился, чтобы предупредить людей об опасности, которую таят яркие цвета. Не позаботился он лишь о том, чтобы до конца защитить всех тварей от самого опасного создания на свете — человека.

Анна осторожно вытряхнула живой красный «помидор» на левую перчатку и мгновенно сжала ладонь, слегка придавив жабе небольшую плоскую голову.

— Массимо, скребок и склянку, — негромко приказала она.

Внимательно наблюдавший за манипуляциями сапожник моментально подал маленький металлический скребок и склянку со стола. Скребок Анна взяла в правую руку, оставив склянку в руке Массимо. Жаба сильно таращила глаза, но ни ярко-красный цвет ее кожи, ни круглый немигающий взгляд не мешали женщине делать свою работу: Анна аккуратно соскребала белую жидкость, вытекающую словно из-под покрова животного.

Нацедив восемнадцать капель в склянку, которую крепко держал Массимо, девушка чуть сильнее сдавила жабе голову. Когда та обмякла, Анна осторожно поднесла жабу к камину и разжала пальцы, позволив огню жадно принять нового погорельца в жаркие объятия. Туда полетели и кожаные перчатки, тут же стянутые Анной. Отвернувшись к маленькому распятию, она перекрестилась и кратко прочитала молитву. Так ей велело поступать сердце, горестно сжимавшееся каждый раз после очередного жертвоприношения во имя и славу науки.

Наблюдая за ее действиями, Массимо вдруг с неприязнью осознал, что новый друг, любитель яблок и обладатель полосатого хвостика, должен принять такую же мученическую смерть от рук самой прекрасной женщины на свете. Пораженный горькой думой, он посмотрел Анне прямо в глаза.

— Синьора Анна, — робко начал он.

Складка у рта Анны разгладилась.

Она часто размышляла о работе с живыми существами. Чтобы получить струю бобра ради приготовления склянки с духами, в доме Медичи убивали этих зверьков столь же безжалостно, сколь и хладнокровно. Анна решила, что настало время попробовать другой метод. Необязательно убивать ядовитую змею, чтобы забрать у нее яд. Нужно лишь заставить божью тварь поделиться. Создать ей условия, в которых она выделит смертоносный нектар. Именно это она сейчас изложила Массимо, державшему склянку с жабьим секретом, уже сползшим на самое дно емкости.

— Поэтому, Массимо, я бы хотела поручить эту важную миссию тебе. Слушай внимательно…

И Анна объяснила успокоенному сапожнику, что требуется сделать, чтобы получить от привезенной обезьянки порцию пахучей жидкости в ту же самую склянку.

Надев новую пару кожаных перчаток и удостоверившись, что Массимо последовал ее примеру, она сама извлекла лемура из клетки и повернула спиной к помощнику. Анна привыкла к крепкому обращению со многими подопытными животными и посему, уверенно обхватив зверька, она слегка завела назад маленькие, но такие цепкие ручки, и следила за тем, чтобы он не вздумал пустить в ход острые белые зубки, так молниеносно расправившиеся с яблоком.

Совладев со своей частью работы — также ровно восемнадцать капель пахучей струи в склянку с жабьим секретом — и забрав крайне перепуганного лемура, Массимо с облегчением выдохнул:

— Он больше вам не понадобится, синьора Анна?

Покачав головой, девушка тоже глубоко вздохнула.

— Массимо, прошу тебя принять мою благодарность и вот это…

Анна протянула сапожнику небольшой кожаный мешочек, туго набитый монетами.

Юноша осторожно посадил беспокойного зверька в клетку и закрыл крышку. Лемур тут же вцепился пальцами в темные прутья и с опасением смотрел на двух людей, которые, обливаясь потом в маленькой душной комнате, равным образом ловко и аккуратно обращались с хрупким стеклом, мягкой кожей и живым огнем.

— Синьора Анна, благодарю вас, — с легким поклоном обратился Массимо, — нужен ли я вам еще?

— Благодарю тебя в ответ. Сегодня я справлюсь сама…

Юноша погрузил клетку на тачку и накрыл коричневым плащом.

— Синьора Анна, — в нерешительности начал Массимо.

— Слушаю тебя.

— Могу я задать один вопрос?

— Безусловно, можешь. Только ты понимаешь, что я могу и не ответить на него? — с легкой иронией улыбнулась Анна.

— Да, конечно. Но он меня очень волнует.

— Спрашивай, не волнуйся, — ласково ответила девушка.

— Вы, синьора, затратили большую сумму денег, чтобы раздобыть странных тварей. Под покровом ночи в полной тайне проделали столь странные действия.

— Боишься колдовства? — едва не засмеялась Анна.

— Нет, что вы, что вы, — замахал руками Массимо. — Просто огромные траты ради нескольких капель? И такая тайна, чтобы получить очередные мази, которые будут раскупать жители города?

— Пойдем, я тебя провожу до ворот, а по пути кое-что расскажу, — Анна вступила на лестницу.

Массимо последовал за ней. Женщина прислушалась к звенящей ночными цикадами тишине сада и осторожно открыла дверь. Выйдя на свежий воздух и глубоко втянув в себя горячий и пряный аромат ночи, Анна огляделась. Тишина и бессмертие. Именно такое впечатление всегда производил на нее ночной монастырский сад. Ни звука. Да никто из обитателей этого дома и не нуждался в шуме, ибо благое дело требует благостной тишины.

— Видишь ли, милый Массимо, — заговорщицки зашептала Анна, — лекарства, которые делают аптекари, если и помогают человеку сделать жизнь лучше, то только, когда ему плохо, и когда он их принимает. Но это телесные болезни. Гораздо тяжелее болезни душевные. Из-за них люди совершают дурные поступки. Вот болезни духа мы лечить не умеем.

— Но разве церковь и Святое Писание не учат, как нужно жить, чтобы правильно поступать и избегать душевных болезней?

— Учат, безусловно, учат, — согласилась Анна. — Но если человек заболел, ему нужно помочь?

— Конечно!

— А как ты поможешь, если болезнь в нем есть, но не дала о себе знать?

Массимо от удивления остановился:

— Никак.

— Пойдем, пойдем, — подтолкнула юношу Анна. — Так вот я и хочу найти способ распознавать такие болезни и лечить.

За разговором они дошли до двери. Повеяло свежестью, такой желанной после душного дня в каменных переулках Рима. Массимо с удовольствием подставил поднявшемуся ветру усталое смуглое лицо. Анна взглянула в густое черно-синее небо — как бы не помешал сейчас ее запыленным розам, радостно закачавшимся на призыв ветра, хороший дождь, с крупными каплями, но недолгий.

Бесшумно проводив ночного гостя, Анна на несколько секунд прислонилась спиной к теплой резной двери. Это далеко не конец. Впереди самое главное. Предстоит проникнуть в такие неведомые дали… На мгновение стало трудно дышать. Не смея долее задерживаться, Анна вновь легко пустилась по песчаной дорожке, даже подмигнув в адрес невидимых стражей великолепных тропинок.

Окрыленная успехами, идеями и фантазиями, она даже не заметила, что, покидая с Массимо лабораторию, не заперла дверь, и что черная тень в низко надвинутом капюшоне, едва задев закачавшиеся и зашуршавшие ветки жасмина, быстро нырнула внутрь и неслышно спустилась по одиннадцати тайным ступенькам. Ни Анна, ни Массимо не обернулись на звук зашелестевших кустов.

Возвратившись в лабораторию и отложив в сторону полотенце, Анна задумалась, глядя на догорающие в огне перчатки. «Скоро полночь. Я должна успеть завершить начатое. Иначе все потеряет смысл».

Молча и сосредоточенно она приготовила крошечные стеклянные емкости с жидкостями разных оттенков и расставила на столе. Доподлинно известны лишь некоторые компоненты ароматной смеси, приготовленной в жаркую римскую ночь, события которой только начинались… Химики, в чьи руки впоследствии попала склянка с ароматом, сумели распознать кориандр, цветок апельсина, плющ, бергамот, сандал, жасмин, ваниль, гвоздику, базилик, мускус, ландыш, лилию, календулу и, конечно, розу. Но при их смешивании никому более не удалось воспроизвести то, что соединили белые руки зеленоглазой колдуньи из подвальной лаборатории при монастыре босых кармелитов июньской полночью тысяча шестьсот пятнадцатого года.

Обессиленно присев на грубый дубовый стул, Анна закрыла усталые глаза рукой и вздохнула. Привычное соединение нужных составляющих в правильной пропорции не могло так утомить. Но предстоящие события вызывали у нее, мало чего страшащейся в жизни, настоящий трепет.

Медленно подняв глаза, она увидела прибор, подаренный Дионизио. Весьма замысловатую конструкцию из веревочек, шариков, грузиков и шестеренок выполнил сын великого тосканца — Винченцо, с которым Дионизио дружил. Надо сказать, что совсем недавно Галилео набросал чертеж устройства, которое позволяло отсчитывать число колебаний груза, подвешенного на нити, и, более того, совершать колебания весьма долго. Но заботы с книгой, интриги недоброжелателей и болезни, преследовавшие ученого всю жизнь, не давали возможности довести конструкцию до работающей модели. Винченцо попытался помочь и весьма преуспел в этом. Зная, как ревниво отец относится к тем, кто берет на вооружение изобретения без ведома, и потому боясь отцовского гнева, сын никому не показывал конструкцию. Но натура свое берет, и однажды Винченцо не выдержал и предъявил модель Дионизио. Музыкант оценил по достоинству — конструкция позволяла точно держать темп игры. По просьбе последнего они смастерили еще один прибор, который Дионизио подарил любимой. Так у Анны Стампи оказался уникальный хронометр, коим не располагал даже его изобретатель.

Обнаружив, что до полуночи осталась четверть часа, Анна подошла к дотлевающему камину. Отодвинув в сторону седьмой от верхнего левого угла камина подкопченный камень, она осторожно вынула большую книгу в черном кожаном переплете и положила на край стола. Камин был небольшой, и пространство рядом с ним ловко использовалось Анной как надежное место хранения.

Будучи чрезвычайно сконцентрированной на предстоящей трудной работе, она не замечала скрючившейся в сумраке коридора тени человека, который осторожно вытянул шею и всматривался в производимые ею манипуляции. Он каждую минуту мог бесшумно припасть к каменному полу в самом темном углу и замереть на месте, но сейчас соглядатай сумел даже отсчитать точное число камней до тайника в камине.

Установив склянку с готовым ароматом посредине стола, Анна зажгла по углам комнаты четыре свечи красного цвета, водрузив пятую на стол для освещения страниц книги. Она не смела обратиться к распятию перед действом, которое предстояло совершить, поэтому просто опустилась на колени, сосредоточенно и очень глубоко вздохнув еще раз, прошептала слова молитвы и раскрыла книгу. Пламя свечей слегка вздрогнуло, когда прошелестели перелистанные Анной страницы. Она ощутила жар, исходящий от фолианта.

Чуть склонив голову и вытянув руки вдоль книги, Анна начала негромко читать вслух. Постепенно вокруг стали нарастать и плясать бесформенные, чудно-зловещие красноватые тени. Девушка не обращала внимание на то, что творилось в лаборатории. Она по очереди открывала фарфоровые баночки, пузырьки из зеленого муранского стекла, мешочки из грубой ткани или шелка, добавляя их содержимое в заветную склянку.

Тени плясали и корчились вокруг, и, освещенная теплым розовым светом, хранительница аптекарских традиций была как никогда хороша. Зеленые глаза, обращенные к книге, слегка опущены, каштановые волосы упали на спину, с плеч соскользнуло темное платье. Стоя на коленях перед столом, она слегка касалась его грудью, подрагивавшей от волнения и жара. Внезапно красные тени заметались в бешеном хороводе. Это знак. Ее мольбы услышаны. Анна взяла склянку и осторожно вынула пробку. Разнесшийся по комнате аромат быстро смешался с запахом трав на стенах и свечного воска. Девушка поднялась на ноги. Резко и сильно закрыв склянку, она внезапно дунула. Свечи моментально погасли и прекратили неистовый танец теней, сопровождавших сей поистине колдовской обряд. Если бы вы зашли в эту комнату и зажгли простую белую свечу, вы бы обнаружили, что лаборатория пуста.

Воздух очистился сквозняком, проникшим в распахнутую дверь, и наполнил темноту лестницы, коридора и комнаты настоящей ночной свежестью, принесенной ветром с самого побережья. Анна благоразумно затушила факелы. Ни к чему постороннему люду видеть огонь в подвале монастыря за полночь.

Она зажмурилась. Все получилось. Ей всегда все удавалось, пусть и нелегким трудом, который истинные ученые не признали бы за серьезный. Анна зажгла белую свечу возле двери, капнув на нее две капли масла лаванды. Скоро придет он. И встретить его должно во всеоружии, когда важны любые мелочи и детали. Особенно это необходимо, когда твой любимый — музыкант, человек страстный и нежный, живущий скорее образами. И ласковый, обволакивающий запах лаванды встретит и настроит на нужный лад. Отвлечет от того дурного, с чем мятущаяся и живая душа могла столкнуться за долгий и трудный жаркий день. Нужны успокоение и уют. И ее любовь.

Анна посмотрела на хронометр. Полночь! Проведя рукой по шее и волосам на затылке и не удержавшись от короткого радостного вздоха, она вышла в сад, только слегка притворив за собой дверь, чтобы ветер не загасил свечу, чей манящий огонек осветит им путь в лабораторию. Легко ступая по песчаной дорожке к двери на улицу, она увидела, что ветер принес не только свежесть, прохладу и спокойствие ночи, но и сообщил особую темноту небу, придав иссиня-серо-черный вид, который предваряет самые страшные римские грозы, случающиеся летом не так уж и редко.

Погруженная в радостные мысли от предвкушения встречи, она не услышала легкий шорох жасмина. Некто, чья тень так нагло мелькнула в мерцании оставленной Анной свечи у входа, осторожно, будто прекрасно зная сад и ориентируясь в нем ночью так же великолепно, как и днем, украдкой покинул лабораторию. Свернул налево, словно зная, что там растет первое из так любимых хозяйкой сада персиковых деревьев, за которым можно безопасно укрыться в густом мраке ночи.

Снова отперев дверь, Анна нежно улыбнулась. Ночь освежила ее, а поднявшийся с новой силой ветер наполнил верой и надеждами.

— Ветры вы ветрующие, — прошептала Анна, вглядываясь в чернеющую мрачность неба, густо покрытого тучами. — Принесите нам милость, а не гибель. Мир, а не разрушение. Любовь, а не ненависть…

Сердце девушки заныло, к горлу словно потянулась чья-то ледяная рука. Непонятная, пугающая тоска медленно растеклась по телу.

«Что со мной?» — с трудом восстанавливая дыхание, спросила Анна у самой себя. И поняла, что не может дать ответа.

Тягостные размышления прервались, когда она ощутила горячее дыхание и крепкие руки Дионизио, буквально возникшего из темноты улицы. Анна не сразу разглядела его лицо, до того неузнаваемым и чужим оно стало. Схватив девушку за руку, он с силой увлек ее в сад и навалился на дверь. Анна сумела взять себя в руки, вывернулась из крепких объятий возлюбленного и ухитрилась удержать дверь от резкого и грохочущего стука, с которым та желала привалиться к стене. Рассудок моментально подсказал, что произошло нечто из ряда вон выходящее. Нужно трезвое рассуждение и не менее трезвое поведение, поэтому в который раз за сегодняшний вечер заперев дверь на ключ и хладнокровно спрятав его в карман, она вложила руку в ладонь Дионизио.

Еле слышным шепотом Анна прошелестела:

— Что?

Дионизио поднял на нее тяжелый и отчаянный взгляд — затравленного охотниками волка, который чувствовал неумолимое приближение смерти и пытался на мгновение оттянуть тягостный миг:

— Синьор Галилей в опасности!

Ветка персикового дерева качнулась, словно вспорхнула небольшая птица, но так уж развивались события этого вечера и ночи, что никто не мог предугадать присутствия соглядатая во мраке сада, и поэтому легкие ночные шорохи остались незамеченными.

Анна вопросительно смотрела на Дионизио, зная, что не стоит оказывать давление, он соберется с мыслями и даст ответы на вопросы. Поэтому она лишь взяла обе его руки в свои и крепко сжала, продолжая внимательно вглядываться в искаженное болью лицо.

— Письма… Письма… — музыкант прерывисто дышал и часто моргал. — Письма синьора, о которых я говорил тебе! Но они знают! Меня ищут! Я не понимаю, — продолжал он, отпустив ее руки и сцепив свои в судорожном рукопожатии, — как они пронюхали, что письма хранятся у меня?! Мне с таким трудом удалось вырваться из-под наблюдения. Весь день я ощущал на себе чей-то тяжелый взгляд. Это они!

Анна постепенно стала понимать, что произошло с ее любимым. Он мог и не пояснять, кто скрывался под именем «они». Анна задумчиво смотрела на переносицу Дионизио: «Шпионы Его Святейшества. Эти пойдут на многое, чтобы завладеть любыми бумагами синьора Галилея, заставить его молчать в угоду Папе и всей нашей Матери Церкви…» Снова посмотрев Дионизио прямо в глаза, Анна спросила:

— Где сейчас спрятаны эти письма?

И в тот же момент буквально лишилась дара речи, когда музыкант осторожно извлек из-за пазухи длинный свиток, перевязанный веревкой и протянул ей:

— Нигде не спрятаны… Я не успел, просто не успел этого сделать, — прошептал он, ища безумным взглядом привычно ласковый и нежный ответ.

— И эти списки…

— Нет!!! Нет же! Это не списки! Это оригинал письма, который ищут кардиналы инквизиции!

Дело принимало совершенно новый оборот. В руках у Дионизио находились настоящие, руки Галилея документы. Бумагами мечтали завладеть Его Святейшество и иже с ним. Если таковое осуществится, синьору Галилею запретят вести важнейшую работу. Само его существование окажется под угрозой. Анна ощутила холодок, пробежавший по спине, как быстроногая ящерица в жаркий день может проскользнуть по лежащей на траве руке отдыхающего человека.

— Еще, — продолжил, оглядываясь, музыкант, — здесь донос членов «Голубиной лиги» на кардинала Беллармино!

Посмотрев любимому в измученные страхом и болью глаза, Анна нежно улыбнулась и прошептала:

— Эти письма необходимо спрятать.

Словно попав под гипнотическое воздействие, Дионизио кивнул, не отрывая взгляда от Анны:

— Спрятать…

— Немедленно спрятать, — настойчиво повторила она.

— Да, да, да… спрятать… — взгляд музыканта метался, словно в поисках возможного тайника.

Взяв Дионизио за руку, Анна властно, но очень осторожно увлекла его в лабораторию. Девушка старалась шагать как можно тише, ибо уже полностью овладела собой. Предстоящие события взволновали ее, заставили напряженно работать мозг и хладнокровно искать решение. Они вошли внутрь, и на фоне трепещущей свечи несколько секунд виднелись два силуэта в дверном проеме. Дверь медленно закрылась, и в тишине сада чуть слышно раздался осторожный двойной поворот ключа.

Слегка подрагивая от нервного возбуждения, человек в капюшоне, чья тень сегодня стала мрачным сопровождающим Анны, бесшумно вышел из-за дерева. Не спеша двигаясь вдоль стены монастыря, он ощупью добрался до нужной двери, ключ от которой на длинной серой веревке тут же вынул из-под камзола.

Уверенно и привычно отперев знакомую дверь, шпион в плаще медленно закрыл ее. Оказавшись в помещении аптеки, перевел дух и стал размышлять, свидетелем каких событий он так успешно и удачно стал. «Письма они спрячут у нее в лаборатории. Она сама так сказала. Все складывается просто великолепно». И, насмешливо улыбнувшись, нежелательный ночной гость так же хладнокровно открыл дверь, ведущую на улицу и очень спокойно запер на тот же самый ключ, висевший под камзолом.

* * *

Ольги на месте уже не было, посетителей тоже. Денис и Антон Семенович сидели на диване, слегка отвалившись к спинке, и смотрели в разные стороны.

Молчание нарушил Денис:

— Странно. Вы каждый раз описываете события, будто прям-таки стояли и наблюдали. У вас интересный дар рассказчика.

— Спасибо за комплимент, конечно, — не без удовольствия ответил аптекарь, — но эти предания я слышу с самого детства, и они у меня стоят перед глазами, будто это все только произошло.

— И все-таки, такое повествование не является доказательством истинности описываемых вами событий. Не пойму, почему я должен поверить.

— Видите ли, в чем дело. Антонио Капелли — это мой дальний-дальний родственник.

— Аптекарь из тех событий? — изумился Денис.

— Да. А что, собственно, такого странного? У всех есть дальние родственники.

— Это понятно. Я даже могу допустить, что тот аптекарь — Капелли — ваш предок. А почему вы — не Капелли или Капелин?

— А вы знаете, потому что Волосов по-итальянски и есть Капелли.

— О как! — поразился Денис. Итальянский язык был ему чужд.

— Вот. Так что, простите, но считать то, что я вам рассказал и при первой встрече, и сегодня, детскими сказками — неразумно. Тем паче, повторюсь, это передается в нашей семье из поколения в поколение.

— Ну хорошо, даже если допустить, что это не выдуманная история, а семейная мифология, остается еще масса вопросов.

— Не знаю, получится ли, я не могу пока рассказать вам все, но на некоторые вопросы готов ответить.

— Зачем вы мне рассказываете — раз. Что вы именно от меня хотите — это два. И я совсем не понимаю, где и как искать эти ваши бумаги.

— Заметьте, не мои! Это бумаги Галилея! Но я действительно сам искать не могу. Тому много причин, и нет необходимости их раскрывать. Сколько я ни пытался выяснить, так и не понял, куда их спрятала девушка Анна. Есть еще одно обстоятельство.

Аптекарь сделал паузу. Денис через несколько секунд вопросительно взглянул в глаза Антона Семеновича:

— И?

— Видите ли, — протянул аптекарь, — вы тоже косвенно имеете к этому отношение.

— Ну, конечно! — разочарованно воскликнул Денис. — Еще скажите, что я потомок Галилея. Санта-Барбара прям какая!

— О нет! Не переживайте. Вы ему не родственник, — Волосов помолчал и взглянул на Дениса искоса. — Обратили внимание, как звали лютниста, который пришел к Анне ночью с бумагами?

Денис напрягся. Действительно, его звали очень похоже. Нет, не Денис, но очень созвучно.

— Де… Ди… — перебирал он вслух.

— Дионизио.

— Да, Дионизио. Это по-итальянски Денис?

— Совершенно верно.

— Ну да, а фамилия у него, небось, Порохованни, Пороховетти, так? — усмехнулся он.

— Не могу сказать. Эта информация не дошла до наших дней.

— Знаете что, господин Волосов. Я не удивлюсь, если теперь окажется, что эта самая Анна — тоже предок кого-то из моих близких знакомых. Кстати, Стампи что означает по-итальянски?

— Печатать, публиковать, издавать.

— Анна Книжкина, Анна Печатникова, — он скрестил руки на груди. — Нет у меня таких.

— И тем не менее, я скажу, уважаемый Денис, вы знаете ту самую Анну, которая укажет, где спрятаны бумаги.

Денис тяжело вздохнул.

— Сherchez la femme, — он обреченно выдохнул, — этого мне только не хватало.

— Уверяю — вы знаете ее. Она должна быть среди ваших знакомых.

— Она что, тоже из «бывших»? Потомок?

Аптекарь с прищуром улыбнулся уголком рта.

Беседа прервалась неожиданными посетителями. Большая группа людей наполнила зал аптеки, выбежала экскурсовод Оля. Антон Семенович с торопливыми извинениями поспешил за прилавок.

Денис понял, что сегодняшнее общение закончилось. Да и время за рассказами втихаря убежало далеко за полдень. Пора заняться и более приземленными делами. Полный смятения и тревожных ощущений, Денис покинул аптеку и не спеша направился домой, мысленно перебирая знакомых ему Анн.

* * *

Над Campo dei Fiori висела дымка дождя. «Вот так я подробно услышал о бумагах в первый раз, понимаешь? И впервые про нее — Анну. Дескать, она и приведет к документам. Что думаешь?» — Денис глянул на каменного оппонента. Молчит…

Громко хлопнула дверь, и в кафе вошла шумная толпа туристов из восточных краев, отряхиваясь от уличной мороси. Денис заметил, что официантки даже не шелохнулись.

«Вот, брат Бруно, — обратился он мыслями к каменному собеседнику по ту сторону большого окна. — Оказывается, лютнист принес ей бумаги и письма. Что за бумаги? Не знаешь?» Он пригубил горячий кофе. Взгляд упал на невысокую, европейского типа женщину лет тридцати с узким лицом, большими черными глазами и чуть сжатыми губами.

«Ну да, брат-философ. А потом началось „шерше ля фам“. Она вам поможет, ищите ее… И как Анна неожиданно появилась! Прям ниоткуда…»