Весы Правосудия Божиего. Книга третья

Андрис Юрьевич Лочмелис

Книга погружает читателя в смутные времена последних лет существования Советского Союза. Невероятные возможности человеческой воли, смекалки и чудовищные условия тюремного существования оставляют неизгладимые впечатления от прочитанного. Автор красочно описывает и позволяет рассмотреть детали, быт и нрав людей времени агонии СССР и беспредела безвластия первых лет постсоветской России. Книга бесценна своим правдивым соержанием для участников тех событий и познавательна для следующих поколений.

Глава 6

Волю собрав воедино, он отправился в российское посольство.

— Так, говорите, что вы паспорт потеряли двадцать пять лет назад и с тех пор прожили без документов?

— Как видите, вот он я, Бронислав Климов Юревич, год рождения и дата, хочу на родину вернуться.

— Вот, смотрите, вас давно как уж нет среди живых. — Высокомерный служитель закона тыкал пальцем в монитор компьютера. — Как раз двадцать пять лет миновало с тех пор, как ваша смерть была зарегистрирована, вы мертвы, господин Климов, вы некто другой, а выдаете себя за давно умершего человека. Кстати именно так. Вы, скорее всего, не тот, за кого себя выдаете, и ваша манера разговора, поведение и акцент мне кажутся весьма странными, не русскими, что ли.

Тираду вроде этой он где-то уже слышал, ах да, во Франции, еще в начале двухтысячного года, когда его приняли за кражу еды из супермаркета, тоже возили в посольство, чтобы расписался под заявлением о репатриации, тогда он отказался. Ну да, одна школа, все работнички наших посольств ведь из того же института международных отношений, тогда в Париже, теперь в Мадриде.

— Знаете, тут не хватает только самого малого: чтобы вы для красного словца добавили фразу классика «Кто вы такой». Да за четверть века прожитых среди англо-латинскоговорящих вовсе не удивительно, что мог измениться мой интеллект заодно с менталитетом, если хотите, и появится пристук некого акцента, этого вы не допускаете. Готов пройти любые тесты, да хоть на детекторе лжи, если угодно, с законом у меня все в порядке, смею предполагать. Так что будьте добры предоставьте мне шанс вернуться на родину.

— Редкий случай, чтобы вот так воскресали из мертвых.

— Ну вот, вам как раз представился тот самый редкий случай, а то можно ведь жизнь прожить, но так и не познать этого драйва…

Молодой еще клерк, явно по знакомству устроенный на блатную работу в российское посольство, почесывал затылок, видимо, его опыта или допуска все же не хватало, чтобы решать такие щекотливые вопросы.

— Да живой я живой, может, справку от врача прикажете принести, уважаемый? Чего далеко ходить, возьмите мои отпечатки пальцев, они есть в картотеке Российской полиции, судим, пардон, довелось, однако был оправдан, но пальчики-то остались.

К вышесказанному его так и подмывало добавить «и еще многих стран, куда меня нелегкая заносила», но он благоразумно промолчал.

Да уж, Россия-матушка, походу, не меняешься ты ни при каких властях, господа чиновники все еще высокомерны и наверняка уж никогда не откажутся от взятки… ну, чтобы, так сказать, смягчить отношения с клиентом.

Ты велика, моя страна,

И велики твои страдания.

Немало вопросов возникло к его персоне по ходу дела, пришлось писать объяснительную, сдавать отпечатки и пройти интервью у самого посла, однако не прошло и пары недель, как паспорт Броньке все-таки выдали.

И снова эмоции, сравнимые разве что со снежной лавиной… он даже не пытался совладать с чувствами, слезы текли сами собой… у него снова в руках был паспорт гражданина России с визой на возвращение на родину.

— В таком духе я долго не выдержу, ну или, наоборот, благодаря регулярным дозам адреналина, жить буду вечно.

Перед глазами промелькнули воспоминания из недавнего прошлого, как он встречал сына на железнодорожном вокзале.

Молодой человек, год прожив на Кипре, прилетел до Мадрида, а оттуда уже поездом до Малаги.

Помнил его он мальчиком девяти лет, а тут по перрону, выйдя из дальнего вагона, из-за высокого роста, легко заметный в толпе пассажиров, шел мужчина, копия его самого в возрасте около тридцати.

Казалось, сердце вот-вот выскочит из груди, но он справился.

— Вырос.

— А ты располнел.

Они обнялись в центре зала ожидания, словно два атланта, окруженные невысокими испанцами, бодро семенящими кто куда.

Года два спустя его навестила дочка, этот раз в аэропорту, опять же Малаги, оставив первоклассницей, теперь он встретил молодую женщину ослепительной красоты.

Пожилой мужчина с букетом в руках спешил к выходу прибывших пассажиров, но встреча не получилась такой, какой вы ее представляете, он с ней не променялся в толпе, было иначе, ее самолет прилетел раньше предполагаемого времени, как оказалось потом.

Дойдя до турникета, человек встал в ожидание, пассажирский поток не иссекал, время вышло, приземлялись все новые рейсы, а она все не выходила.

Благо мобильники спасли ситуацию. Решил он ей позвонить, дочь тут же ответила. Она, оказывается, уже с полчаса спокойно сидела на скамеечке сразу за выходом из зала ожидания, не решаясь позвонить ему первой, до этого они всего пару раз обменялись эсэмэсками, а теперь, как в ее далеком детстве, поцеловались с дочкой в губы.

— Какая же ты красавица, — смог вымолвить отец, спустя четверть века обнимая свое дитя.

Удивительно, но годы не могут стереть детскую и отцовскую любовь, кажется, она только растет.

Теперь ему осталось еще раз собраться силами, чтобы вернуться и шагнуть на родную землю.

Виза на три месяца, так что спешки нет, ведь ребята решили приехать к нему, пусть приедут, отогреют старые кости на солнечном берегу, а там и посмотрим, что ожидалось четверть века, может, и еще пару месяцев повременить, пусть слегка устаканится, а то слишком уж перенасыщен умопомрачительными событиями был последний месяц зимы.

Наверно, самой загадочной среди времен года можно считать весну.

Спросите почему? Ну хотя бы потому, что ведь всякий романтик от грядущего лета ожидает разных сюрпризов.

Дети мечтают о летних каникулах, страсть любви предвкушает молодежь, надеются на успех в делах взрослые люди, пробуждается природа, в конце концов, а была тогда, как раз ранняя весна.

Что может быть еще интересней, чем встреча старых друзей, спустя два с половиной десятка лет?

Лайнер с гордой надписью «Пулково» на борту произвел посадку в аэропорту лазурного берега средиземного моря, принеся в своем чреве около двухсот пассажиров, среди коих было три пожилых господина в бледно-серых костюмах спортивного покроя и пестрых бейсболках с российской символикой. Обуты тоже были все трое одинаково: в мокасины терракотового цвета.

— Бронька, да ты прям повзрослел.

— Нет, ни черта, глянь, он кожу поменял, а был белым человеком.

— Ничего, через пару дней и вы почернеете, бледнолицые мои. «Buenwenidos al mejor clima de Europa». Для экзотических иностранцев перевожу: добро пожаловать в лучший климат Европы, господа каторжане, а клифты-то, прикиды прям с иголочки.

Они хлопали друг друга по плечам и со всей дури пожимали руки, таким образом передавая восхищение, неподдельную радость встречи и невольно убеждаясь в физической силе друг друга.

— Чистый лен, Андрюха постарался, у него стилисты высшего покроя, ведь надо же было нам хоть чем-то отличится.

Виталик спешил пояснить.

— Удалось, удивили, да теперь все Малагеньи ваши, пацаны, вы словно вышли из кино.

— А то, из рук кинопродюсера, если точней. Ну, показывай свою Испанию. Неплохо устроился. И как тебя сюда занесло?

— Ну, братцы, это не минутный рассказ, пошли, нам еще с полста миль придется прокатиться на машине до моей пещеры, однако по живописному побережью, для полного фарша, так сказать.

— Жара-то какая.

— Это теперь с утречка, да прохладно пока, чуть позже почувствуете полную прелесть андалузского солнышка, тут после обеда бывает до пятидесяти в тени.

Гришка вытирал пот.

— Да блин, из Якутска в Андалузию… в мои-то годы.

— Ничего, сейчас с ветерком прокатимся, попустит, а там пивка для рывка… Снайпер что, не захотел участвовать в блестяще организованном путешествии?

— Не смог выбраться из дебрей сказочной тайги, но приглашает к себе на сафари, ты же что-то о рыбалке на тайменя говорил.

— Да, Виталь, есть такая идея, посмотрим, Бог даст, съездим. А пока вы, мои гости, братва, престарелые гангстера. Да знали бы вы, как я вам рад.

— Наш настоящий гангстер, Егор, где-то запропастился, но поиски продолжаются, всякий момент должен найтись, если не сидит на данное время, ведь с тех пор, как ушел в бега, о нем слышно не было. А ты что, Бронька, всех нас собрать решил с какой-то целью или просто, личного удовольствия ради?

— Смею предположить, что удовольствие получают все присутствующие, не так ли?

— Так ясный пень, чего же мы за тридевять земель к тебе в гости подались! Кстати, вот ваш фундаментальный подарок сеньор.

Гришка протянул ему увесистую, граммов сто навскидку, золотую цепь с православным крестом.

— Вот Бронислав Юревич, прими сей незатейливый подарок моего собственноручного производства, от нас троих вместе собравшихся.

— Серьезная вещь, да вы, господа, походу, неплохо стоите.

— Жалоб на радио не поступало.

Виталик с гордостью о друзьях кинул реплику папарацци.

— Рад видеть вас, ребята, в здравии, а деньги — это дело наживное и, по опыту знаю, проходящее.

Бронька, надев подаренную цепь на шею, всем подряд пожал руки.

— Спасибо, братва, а я до сих пор золота так и не нажил, как видите, так, жил да был мал-помалу, ну ладно, вон моя зверюга стоит, садитесь, поехали.

Они как раз подходили к его пикапу, Toyota Hilux.

— Не мерин, конечно, но для моего рода деятельности как раз подходит, да вы в курсе, стал ваш покорный слуга честным строителем.

— Мы слышали, главное, что честным. Да не может быть, чтобы бывший каторжанин хоть что-нибудь да не подрезал со строечки то, а ли Бронислав?

— Вы, господа, кажется, путаете Советский Союз с Евросоюзом, тут, видите ли, процветает частное предпринимательство и демократо-капитализм.

— А времена были славные, все воровали кому не лень.

— Смотрю, братва, вы совсем не изменились, какая все-таки радость, что все мы собрались.

Так, болтая ни о чем, они выехали на автобан.

— Живописная натура тут у тебя, кино только и снимать, дорога что столешница, горы, море лазурное.

Андрей глазом специалиста оценивал пейзажи.

— Что есть, то есть, понимаю, для вас экзотика, вот только о наших равнинах, лесах да озерах душа стосковалась, теперь весной тут хоть какая-то зелень еще есть, к чему глаз привязать, а летом все выгорает под палящим солнцем, и этот ландшафт обретает весьма унылые очертания. Бывает, годами нету ни капли дождя, одной искры хватит, чтобы все это вспыхнуло страшным пожаром. Не вздумайте окурок выбросить, не трава — порох, и вообще, эта жара… да к ней привыкнуть, кажется, невозможно.

— Да уж, братуха, похоже, и вправду ты по родине стосковался.

— Не то слово, братцы, вот и решил под старость собираться с этих мест восвояси.

— Люди деньги немалые платят, чтобы сюда на пару дней выбраться, а его, видите ли, на родину тянет.

— Человек, Гриша, такая тварь, что ему завсегда чего-то не хватает, хоть в рай посели, так и там недовольство проявится, а родина — она одна, и неудивительно, что ее человек не в силах позабыть. Вам, братцы, наверно, не понять, а я вот как раз тот, кто этого заграничного колорита хлебнул аж по самое не балуйся. Не могу сказать, что все прям таки плохо, вовсе нет, и люди тут как бы добрые, и кажется, что даже собаки тебе улыбаются, но чтобы остаться навсегда… нет и нет. Поверьте прожженному бродяге, кто за четверть века вполне убедился, что человек должен жить там, где родился, и не иначе, уж и по их разговариваю свободно, есть и приятели, бизнес, какой-никакой, но все же чужой я среди них, и все тут. В лицо улыбаются, а только отвернись, как снова ты для них станешь «гири» — это общее погоняло всех белокожих иностранцев.

— Да ясное дело, у нас то же самое, не так ли? Ведь иностранец никогда своим не станет, а тем более теперь, когда Советский Союз канул в небытие. Все раньше в одной стране жившие пятнадцать республик вдруг стали чужими: границы, визы, языки и политика у всех разные, а в этой Европе что творится! Каша настоящая.

— Виталик, ты, походу, мог бы трещать без остановки.

— Профессиональное.

— Скорее, генетическое, папарацци не становятся, скорее рождаются.

Это Андрей, платком пот вытирая, пытался сдвинуть разговор в другое русло.

— Ладно, пацаны, не политику гонять мы тут собрались, давай уже начнем отдыхать по-человечьи. Где тут можно пивком освежиться?

— Да без проблем, братва, на следующем съезде свернем с автобана, и все прелести жизни нам станут доступны в одночасье. Тут, куда ни ткни рестораны, пляжи и не только, а хотите, выйдем в море? Тут как раз яхтовый порт, хороший знакомый, француз Жан-Пьер, нас с удовольствием покатает.

— Не слишком ли насыщенным окажется путешествие — с самолета на яхту?

— Да ладно, Гриш, никак ты постарел! На яхте имеется все, что уважающему путешественнику необходимо для достойного отдыха после перелета через Европу.

— Если бы только через Европу, так еще и Азию, путь неблизкий проделан.

Все согласились без особых прений, пусть и уставшие после полета, но все же с самолета пересесть прямо на яхту им еще не доводилось.

Жан-Пьер их встретил и с удовольствием согласился выйти в море.

— Начало весьма впечатлительно, не так ли, братва? Оказывается, наш иностранец живет намного лучше, чем нам оно представлялось.

— То ли еще будет.

Бронька, многозначительно улыбаясь, промолчал. «Знали бы вы, братцы, о чем я собираюсь вам вскоре сообщить, вот только стоит ли спешить, ведь, хоть мы и знакомы, давным-давно, но спустя столько времени, ребята, можно ли вам доверять».

Несомненно, он понимал, что в одиночку с алмазным делом ему не справиться, ведь не только забрать их надо из тайника за Уралом, а еще предстоит и такой непростой этап, как реализация, что, не имея доступа к каналам этого весьма и весьма серьезного бизнеса, не представляется возможным, кем бы ты ни был.

Ну не зря же как раз эти ребята и подобрались, не судьба ли свела их тогда, в начале девяностых, в центральную тюрьму.

Друзья, вольготно рассевшись в роскошных креслах верхней палубы моторной яхты, баловались холодным пивом, даже не предвкушая, о чем это Бронька задумался.

Тянуть резину не стоит, а то ребята поймут его неправильно или заподозрят в недоверии, а ведь не дураки, понимают, что просто так он их не искал бы, но вопросов не задают — такое в этом обществе не принято, не мусора же, чтоб интересоваться. Да они еще и под впечатлением от путешествия, акклиматизация, опять же, в общем, не до глупых вопросов.

Жан-Пер вел яхту прямо в открытое море, они договорились о прогулке на пару-тройку часов, конечно же, порусски он не понимал, да и стоял за штурвалом на нижней палубе, так что подслушать их разговор даже при всем желании не мог бы.

Интересно, какое впечатление произведет на друзей его сообщение. Бронька предвкушал весьма эмоциональный разговор.

— Вы, пацаны, наверняка догадываетесь, что неспроста я решил вас разыскать.

— Да ясный пень, Бронислав, не на ностальгию же чтобы пожаловаться. Давай уже на чистоту, что ты задумал?

— Братцы, выйдя из тюрьмы в тот далекий год, я тут же попал в разработку весьма занятной организации, подробности расскажу по ходу дела, а теперь, друзья, чтобы не водить кругом да около, должен вам сказать, что по воле случая сумка с кучей алмазов оказалась в моих руках, но пришлось мне ее оставить там, на месте, за Уралом, а самому унести ноги. С тех пор довелось, повидал, минуло немало лет, и считаю, что время пришло, когда это добришко пора вытащить на свет.

Мужики без особых эмоций восприняли информацию, и, что самое странное, никто не сказал ни слова.

Бронька, внимательно осмотрев их лица, продолжил:

— Так вот, братцы, мне нужна ваша помощь. И ведь словно провидение, что судьба нас еще в девяносто третьем свела в центральной тюрьме. У меня, как вы понимаете, в России нету напрочь никаких других концов и посему надеюсь только на вас. Там лежит весьма серьезный груз сырья, камни надо обработать, ну и, конечно же, реализовать. Продать негранеными, полагаю, что было бы глупо, ведь среди нас есть ювелир.

Его внимательно слушали, даже Виталик, прирожденный папарацци не смел проронить ни слова.

— Вижу, мое признание ошеломило аудиторию, мало того, сейчас я вас удивлю еще больше. Вырученные средства, я хочу потратить на благие деяния, а точнее, задумана мной реставрация храма и строительство дома престарелых. По самым скромным подсчетам, друзья мои, в той сумке должно быть алмазов на миллиона два с половиной. Насколько я помню, там, среди многих других, были и весьма внушительных размеров кусочки сего минерала, аж до четырнадцати карат, вы только представьте себе. Так что, конечно, в зависимости от его величества, случая, мастерства огранщика, ну и многих других факторов, как выработка изделий, конъюнктура рынка и так далее, эта сумма может вырасти в разы. Конечно, заранее обольщаться не стоит, ибо дело в том, что при огранке могут выявиться некие изъяны камней, но может быть и наоборот, а именно — достоинства, как вы, надеюсь, понимаете. Разумеется, что пирогом придется делиться, но мы уже далеко не дети, а посему и надеюсь, с этим разберемся так, чтобы никто не чувствовал себя обделенным, по принципу — каждому по заслугам, как сказал некий философ.

Только гул двигателей и шум носом яхты разрезаемых волн. Все молчали минут еще пять.

Гришка на правах ювелира заговорил первым.

— Вот тут ты дал, Бронислав Юревич. Ну что сказать, я согласен с тобой, камни надо огранить, это первое, а там и посмотрим. Ну что насчет рынка сбыта, то я могу поинтересоваться.

Андрюха несомненно был в деле.

— Боюсь, что радио тут бессильно.

Виталик безнадежно развел руками.

— Ну почему же? С помощью радио ты сможешь собрать немало волонтеров для помощи в строительстве, а может, и пожертвований на восстановление храма, как знать, подумай, папарацци. И тем более ты по-любому в деле. Будет масса работы и даже проблем, что решать, друзья мои. Во-первых, алмазы еще не подняты на свет Божий, а посему нам предстоит увлекательное путешествие за Урал. Во-вторых, третьих, пятых и десятых, мы даже не представляем пока, через какие круги ада придется еще пройти до того, пока эти камни превратим в денежные знаки, причем нам надо найти пути, как их отмыть, чтобы заявить о нашем намерении обществу. Вот, дескать, мы такие-то и на вот такие-то средства желаем восстановить тот-то храм, а до него еще и дом престарелых бандитов построить с целью замаливания грешков молодости. Ну как вам это? Готовы ли вы дать согласие на сотрудничество?

— Бронька двадцать пять лет жизни потратил, чтобы под занавес своих дней таки создать нечто стоящее, да ты молодец, что еще сказать, я готов.

Гришка первым встал и подал ему руку.

— Вот бы еще и толкового дизайнера ювелирных изделий, тут ведь придется не просто цепи паять, как предполагаю, колье, браслеты, броши, серьги, кольца. Имея ювелирный заводик, я все же не могу похвастать особым даром в этом искусстве, уж лучше признаться на берегу, чем во время шторма, на меня, ребята, как на художника не рассчитывайте. Так, по мелочи кое-что творю, но шедевров обещать не смею. Те пару-тройку ювелиров, кто работают на меня, вынужден заметить, так же, заурядные трудяги, да и все дела. В общем, так, на особые шедевры надеяться не приходится.

— Благодарю за откровенность, братуха. Был у меня один близко знакомый художник-ювелир, вот только где его искать на данный момент? Расстались мы в городе Кадис, кстати, не так далеко отсюда, но лет этак около двадцати миновало с тех пор, а знаете, мы ведь можем метнуться до туда, как знать, может, и повезет. Можно морем дойти, но станет в копеечку, эта яхта жрет столько солярки, что раз в двадцать выгодней будет отправиться туда на машине. Так что завтра же, братцы, нам предстоит познавательная поездка в исторический город пятитысячной давности, ведь его на берегу Атлантики обосновали еще финикийцы.

— Все красиво, вот только один вопрос: я не мент, но, Бронька, ту сумку с алмазами ты ведь у кого-то все-таки увел?

— Ну разумеется, Андрюха, не появилась же она от Святого Духа.

— Так вот, оно и есть самое важное, ведь нам надо знать, с кем дело имеем, поверь, даже спустя четверть века нам всем головы посрывают, неровен час найдется хозяин добришка.

— Брюлики собраны полунелегально, на российской земле, и на ней же они останутся, но в виде храма. У кого я их увел? Да, увел, но не таким путем, как предполагается в классике жанра, я их не крал, а как и говорил вам в самом начале, они мне достались при весьма особенных обстоятельствах, полную историю по ходу дела вам изложу в деталях. Ну а у кого, так вот слушайте. Жил-был господин Светловский… но уже тогда ему было здорово за шестьдесят, плюс двадцать пять. Ну братцы, даже если он и до сих пор жив, то уж от дел отошел по-любому. Да и в конце то концов, мы ведь не собираемся фарцевать брюликами у всех на виду, стоя на базаре, или выставлять их историю на обозрение в интернет, в любом случае, дело надо провести на полном серьезе дискретно, так чтобы и комар носа не подточил, налоговая и прочие бандитские организации должны работать на нас, а не наоборот, иначе провал.

— Ну ясно, жили-были мы спокойно себе, но время пришло, Бронька объявился и перевернул эту идиллию с ног на голову. Ох, и придется таки нам мозгами пошевелить, дабы волки были сыты и овцы целы остались.

— Вот тебе, Виталик, безграничное поле действий, мозгами шевелить, а говоришь, что радио делу нашему ничем помочь не способно.

— Понял, теперь понял, нам надо разработать схему отмывания денег, потом по инстанции с проектом протолкнуться, а дальше больше. Благотворительный фонд надо бы организовать, что ли, и под тот самый шумок… Ох, братцы, тут надо время, чтобы поразмыслить.

— Время у нас есть, не менее года, а то и два, три пройдет, пока брюлики ограняться, вставятся в изделия и продадутся. Вам это говорю как профессионал, Гришка со всей ответственностью заявил.

— Вот и здорово, спешка нужна при охоте на блох, а при спокойствии в действии, все проблемы помалу решатся, ведь не зря же мы тут собрались.

Всем по очереди пожимая руки, Бронька еще раз каждому посмотрел в глаза и остался доволен, он не рассмотрел в них алчного блеска, тут были умудренные опытом жизни, отдающие себе отчет пожилые люди.

— Добро, давай, значит, делаем, а потом ведь на святое дело идем, и да поможет нам Бог.

Так был заключен договор среди этих четверых авантюристов.

Вдоволь налюбовавшись прелестями морской волны, искупавшись в открытом море, путешественники продолжили праздновать встречу у Броньки на фазенде.

Несколько лет назад он арендовал небольшой участок земли в четырех километрах от побережья.

Практически заново отстроив старинный домик, что стоял в очень выгодном ракурсе повернутым к морю, он создал свой оазис вокруг его.

Фруктовый сад, виноградник и столярная мастерская — ну что еще надо тебе, человек, чтобы спокойно встретить старость, как он сам подшучивал над собой.

— Да тут у тебя, блин, рай на земле Бронька, какие брюлики, храмы и дома престарелых, живи и радуйся, оба на…

Виталик был в восторге.

— Старое, чуть не тысячелетнее оливковое дерево, которое давало столько оливок, что за год в пищу употребить их невозможно, три миндалевых дерева, апельсины, мандарины, лимоны, манго, инжир, абрикосы, персики, виноград и даже конопля в саду — чего еще хочет твоя душа, человек.

Андрей, дегустируя красное вино, аж зажмуривал глаза.

— Свое вино у него, чача бочками стоит, курицы, коты, собака.

— Имеются даже пчелки, представьте себе, сами прилетели, в первый же день, как я тут поселился. Смотрю, рой на ветке миндаля висит, организовал им улей по-быстрому, благо был знакомый пчеловод, помог поначалу, с тех пор они у меня живут и размножаются. Представьте себе, перед вами пчеловод и не просто любитель. Я, братцы, их воспринимаю как Божий посыл, ибо они сами в день моего поселения тут появились, и частенько пользуюсь их укусами в качестве медицинском. Не поверите, а с тех пор как стал прикладывать пчел к своим варикозным ногам, чувствую себя намного лучше, даже не так, я просто позабыл об дискомфорте в кровотоке.

— А хозяйка какая.

— Да ты фартовый брат в натуре.

Они знакомились с Янкой, которая встречала гостей у накрытого стола в тени миндалевого дерева.

— Да, нам повезло с ней встретиться, и не где-нибудь, а на Канарах, вот представьте себе.

— Ну что, в таком случае за ваше счастье, друзья.

— И это все ты создал сам своими руками, да мастер и художник.

Друг через друга гости восхищались вновь и вновь, и неудивительно: для них, приехавших из северных областей России, все это, бесспорно, было экзотикой.

— Да уж, ребятки, хороша Маша но не наша, земля эта не моя и даже не продается, было дело, снял я тут пустырь за мизерные деньги, ну и договорились с хозяином, что могу строить при желании, жить сколько угодно, но купить сей участок не представляется возможным, дескать, это родовое гнездо его семьи. Да как бы не так, заброшенная древняя хижина тут была, все есть на цифре зафиксировано, потом ознакомлю. Гнездо его семейное, понты корявые. Даже дороги досюда не было, ни воды, ни канализации, ни электричества. Тогда не располагал средствами, а где-то обосноваться ведь было надо. Мал по малу видите сами, что тут сотворилось, и деньги уж не малые вложены.

— Да не в деньгах дело, душа твоя тут вложена, вот в чем дело, брат, годы твоей жизни, это место надо бы выкупить, ведь что не купить за деньги, то можно приобрести за большие деньги.

В Андрее проснулся бизнесмен.

— Признаться, есть такая мысля, вот дело провернем, приедем и выкупим, будет у нас дачка на берегу Средиземного моря, где под старость кости погреть и витаминами подзарядится, согласны?

— А то.

Гришка, выпив стопочку, запивал домашним яичком.

— Такого и в раю вряд ли предложат. Самогоночка, братуха, у тебя знатная.

— Так какие мастера, тут хочешь не хочешь, а приходится производить, фруктов море, есть медовая, абрикосовая, виноградная, инжировая, кактусная, блин, и даже взял из манго в этом году литров тридцать дистиллировал.

— Закрадывается предчувствие, что сегодня мы наверняка надегустируемся этих шедевров, из Бронькин дистиллятов, братки уважаемые мои, а ну плесни-ка нам той, что из манго, стало быть, экзотика прям полнейшая.

— А виды, виды какие дивные, слева — горы, справа — море, дорога серпантином просматривается, и тишина. Смотрите, это что, внатуре орлы.

— Их целое семейство, частенько тут кружат, во где полнейшая свобода, казалось бы, весь мир под крылом, а живут на родине.

— А ты что, не чувствуешься свободным, вон в каком раю обитаешь.

Виталик фотографировал пейзажи.

— Оно вам так кажется, великое слово «свобода», братцы, в душе она должна быть эта свобода и только тогда почувствуешь себя в раю, а так — не жизнь, сплошная агония, вот где я жил все эти годы. Под вымышленными именами, без возможности путешествовать по-человечески, под постоянным чувством стрема, куда бы ни пошел. Да разве это жизнь. Вот теперь, когда у меня снова есть настоящий паспорт в кармане, вы, мои друзья, в конце концов, рядом, и есть цель к чему стремиться, сейчас я и правда счастлив, спасибо, ребята за то, что вы есть.

— Да мы и не сомневались, что встреча будет именно такой, разве не помнишь, как тебя на этап провожали. Всей хатой свободы желали, а Виталик аж стихи накропал в твою честь. «Как можно осудить такого мужика, чей честь столь велика».

— Кажется, вроде того.

Автор продекламировал отрывок из оды, посвященной Брониславу.

— И ведь сбылось.

— Как видите, сбылось, однако прожить четверть века в эмиграции мне все же было суждено.

— Ну, брат, не сравнивай, вон на пяти языках говоришь, переводчиком, и не абы где, а в судах работаешь, ты, брат, равносильно что пару университетов за это время закончил, плюс, судя по всему, постоянно созидал, сколько домов людям построил, деревьев насажал, детей настрогал. Чего еще хочешь, бродяга?

Это Гриша, пару стопочек пропустив, на правах старшего решил дать оценку жизни приятеля.

— Вашему красноречию, братцы, нету границ, лестно, конечно, но все же боюсь, что вы меня слишком превозносите, еще масса дел впереди, а там и посмотрим, чего мы стоили в этой жизни. А теперь, когда всех угощений уже отведали, господа каторжане, посмею предложить вам по чашечке чаю, по старой памяти, нарды и, конечно же, трубку мира с травкой из моего огорода, заметьте, тут в Испании, это не преследуется законом столь жестко, как у нас. Даже позволяется пару растений иметь в своем огороде, дескать, для личного пользования, ну а где пару — там и тройку, чтоб не переводилась, так сказать.

— Знатно, знатно, тащи. Сейчас заценим, под этим делом, может, и мыслишка какая прорежется, как знать.

Толковали они долго. И надо сказать, ведь было о чем.

— Какое же удивительное утро, даже голова не болит, дегустация прошла без жертв, можно сказать.

— Так особо и не увлекались, лишней не употребили, вот и результат.

— Это все благо травке, а то мы еще не только по лишней пропустили бы…

— Раскумариться все-таки надо по-любому, плесни-ка нам абрикосовой, чисто по одной, не помешает, она, походу, самая знатная среди всех других.

— Не спешите три-четыре, ну кроме что по оной, нам ведь ехать не близкий свет.

— А может, не спешить, отдохнем по-человечьи, а там и посмотрим.

Так, потолковав, мужики решили, постановили: горячего не хлебать, а взять день отдыха у жизни.

— Да, старики-разбойники, сегодня, значит, ре-дегустация и морские процедуры, поедем до воды, вон, глянь, что в стакане стоит.

— Ваше решение для меня закон.

Бронька тоже с удовольствием согласился с друзьями, ему все же за руль садиться, а до Кадиса чуть ли не три сотни верст.

— Значит, культурная программа «руссо туристо облико морале»… чистое зависание с кружками пива у воды, а какую сардинку тут пекут, сказка братцы и только. Мы с Янкой когда прилетели сюда в первый раз, пошли гулять по набережной ну и, конечно же, присели в одной из харчевен прямо у воды, не передать, это особые воспоминания. Заказали всего один шампур, на нем семь сардинок и бутылочку белого вина — на большее денег не хватало бы, но и с той малости такой катарсис испытали, до сегодняшнего дня вспоминается.

— Ну вот и отведаем.

— Тут, ребята, не все так просто, во-первых надо настроиться, должен быть поздний вечер, испытуемые на самом деле голодными, одетыми в белую одежду ну и, разумеется, влюбленными, это главный критерий.

Янка вступила в непринужденную беседу.

— Ну, вряд ли удастся нам исполнить все вышеупомянутые требования, но пробовать все-таки будем.

— Рекомендуется.

— После такого рассказа от дегустации сардинок воздержится разве что себя совершенно не уважающий турист.

Весь тот день вряд ли возможно передать и стоит ли, но средиземноморских сардинок, печенных на углях оливковых дров, после заката они все-таки откушали.

— Да, сказка не жизнь, а мы покинуть этот рай собираемся.

— Так есть ведь замысел вернуться, двадцать первый век, успеет всюду человек.

Это Виталика снова на стихи потянуло.

— Так и прав ведь папарацци.