А какие были надежды!

Андрей Юрков

Действие авантюрно-плутовского романа происходит в перестройку и постперестроечное время. Герои – четыре товарища – научные сотрудники академического института в Москве. Чувство юмора да настоящая мужская дружба – вот что спасало товарищей – четырех мушкетеров, когда перестали работать законы, и не на что было опереться… А какие были надежды!

Глава 2

А теперь в Америку едут и депутаты. Надежды крепнут

Статья о поездке российских ученых в США «Прорыв в будущее!» была опубликована в «Московском Комсомольце» в ноябре 1992 года. Статью, благодаря газетным знакомствам Афанасия, опубликовали через десять дней после возвращения делегации. В статье говорилось о многом, а намеки были еще на большее.

Статья была построена в форме интервью, которое давал Василий Иванович Мелентьев. В интервью Вася, приукрасив совсем чуть-чуть, описал впечатления о поездке, о том, как российских ученых принимали в американских университетах, об уважительном отношении к научным достижениям России. Далее были приведены размышления о потенциале российской науки, а заканчивалась статья словами:

«Несмотря на то, что наш уровень знаний более фундаментален, приборная база у американских ученых намного лучше. Синтез наших усилий, преодоление барьеров — это и есть будущее отношений наших стран и нашей науки!» На фотографии к статье, естественно, красовался Вася.

В 233-й комнате при чаепитии как раз обсуждался местный анекдот. — Приходит вчера один ученый мудель…. — рассказывал Афоня.

— Афоня! Что за выражения! — жеманно воскликнула зашедшая на чай Вика.

— Без этого слова никак не передашь смысл события, — спокойно отреагировал Афанасий и продолжал:

— приходит ученый мудель и говорит…

А что говорит, он сказать не успел, поскольку со свежим номером газеты в комнату ворвался Василий Иванович.

— Рядовой Раздолбаев, ты молодец! Опубликовали статью. Теперь пойдет резонанс!

Вика восторженно ойкнула.

— Товарищ-господин-старшина Раздолбаенко, какие будут премиальные? — осведомился Афанасий.

— Представлю к очередному воинскому званию! Ефрейтор Раздолбаев будешь!

— Ну ты карьеру мне создаешь! Эдак недолго и до генерала дослужиться!

— Дослужишься! И все мы дослужимся!

— Генерал Раздолбаев — это звучит! — улыбнулся Санек, произнеся «звучи-и-ит» очень долго и немного наклонив голову, — можно сказать, это звучит гордо! А какая перспектива открывается! Так что твой ученый мудель? — он обратился к Афоне.

Вася чувствовал себя обиженным. Ведь у него свежий номер газеты с его интервью, а эти занятые исключительно своими персонами люди, с позволения сказать, его товарищи, обсуждают какого-то неграмотного изобретателя!

— Василий Иванович, можно почитать? — решив спасти положение, потянула Вика. — Ой, тут Ваша фотография! Ой, тут про Николая Павловича так много написано! — Вика пробежала глазами по статье и тут же обратилась к Герхарду, — Николай Павлович, глядите, тут прямо так и написано, как американцы о Вас отзывались: «Доктор Герхард показал нам перспективы развития этого направления!»

Газету взял Афанасий, потом Санек. Потом статью стал внимательно рассматривать Николай Иванович:

— Василий Иванович, Пахомов вместе с тобой интервью давать не захотел?

— Понимаешь, я как-то…

–… не спросил его, — закончил Санек, — хочет он давать интервью или нет.

— Ой, Василий Иванович, смотри…, — потянул Николай Иванович.

— Куда мне смотреть? — взвился Вася, — и на кого? Я про Пахомова и Касатонова, как о членах делегации, написал. Я, наоборот, про себя меньше всего сказал!

— Господин старшина Раздолбаенко, как же так? — поднял голос Афоня. — А как же мир узнает про нашу «Научную Инициативу»?

Народ развеселился.

— Ну, я вскользь чуть-чуть написал, — немного смущенно промямлил Вася, — между строк.

— Да, тут прямо между строк так и написано: «Я, как генеральный директор компании «Научная инициатива», всецело поддерживаю инициативу Президиума Российской Академии Наук», — прочитал Николай Иванович.

— Между каких строк? — лукаво спросил Санек.

— Между строки: «Российскую Академию Наук представляли академики Касатонов и Пахомов» и строки: «Будущее мировой науки в наших руках!» — под хохот собравшихся дочитал Николай Иванович. Переставший смущаться Вася смеялся вместе со всеми. Более того, он тут же переспросил Герхарада:

— Палыч, правда ведь оптимистично вышло?

Еще более бурный взрыв хохота был ответом.

* * *

Вася даже не обратил внимания. на то, что через день Погодин, встретив его в коридоре, ласково улыбнулся и по отечески спросил его:

— Статеечки пишете, Василий Иванович?

— Так это не я. Это про меня, — ответил Вася, — то есть, про нас, поправился он.

— А что же Пахомову слова не дали?

— Юрий Иванович, — без всякой задней мысли отвечал Вася, ведь наоборот лучше, если про него написано. Так больше про него сказать можно.

— Ну-ну, — сказал Погодин и пошел дальше. Вася даже не вспомнил о том, что два-три года назад он частенько схлестывался с секретарем парткома института Погодиным. когда он был комсомольским деятелем. Да и какая разница, что Погодин несколько раз в кабинете директора упоминал статью и высказывал опасения? Ведь все шло хорошо! Да и Пахомов был настроен оптимистично.

* * *

Прошел месяц. В Москве Россией и Штатами был подписан договор СНВ-II о сокращении стратегических наступательных вооружений. И США, и Россия взяли на себя обязательства сократить на две трети число имеющихся ядерных боеголовок. Как здорово! В эйфории даже почти не заметили, что под боком начиналась абхазская война — не до того было.

А Васю на тридцатилетие позвал старый товарищ, с которым они когда-то вместе работали в комитете комсомола университета. Вот странно! В стране победила демократия, а все комсомольские вожаки отжившего режима оказались на хороших местах — кто в бизнесе, а кто в органах власти. Однако после третьей рюмки уже создалось впечатление, что и не расставались. Тот же треп, те же интриги. — Ты-то, Вася, как поживаешь? Все в институте? — спросил Васю его бывший начальник и секретарь комитета комсомола, а ныне депутат Думы.

— Да, по-прежнему в институте.

— Ну что там? Все формулы пишете? — снисходительно потянул депутат.

— Формулы тоже пишем. Но не только. Вот недавно с Пахомовым в Америку летали.

— Да ты что! Ты с Пахомовым? А куда? Оборудование, что ли, покупать?

— Бери выше! Мы теперь сотрудничать будем с американцами.

— Вот это да! Классно! То есть они что, деньги вам платить будут?

— Посмотрим. У меня были планы вообще их на договор взять. Про нас статья вышла в Московском Комсомольце.

— Да ты что! Слушай, Вась, давай ты у нас на секции выступишь. Правда, у нас «Московский Комсомолец» не очень любят. Но про это можно не говорить.

— Давай! На какой секции?

— На нашей секции по науке и технике Государственной Думы. Расскажешь про сотрудничество. Мы тебя поддержим!

— Давай! Мы как раз в Америку опять собираемся. Нам поддержка не помешает.

Четвертая, пятая рюмка…

— Сперва пусть выступит один твой академик, а мы ему вопросы позадаем. Он пусть про перспективы всякие загнет, что-нибудь про приоритет нашей науки скажет. Потом пусть другой академик о возможности взаимодействия с американцами, для повышения эффективности внедрений, ляпнет.

— Да ляпнем, ляпнем! — отвечал Василий Иванович, у которого рюмка была уже в руке.

— Ну, цзинь! Ляпнем! — двинул рюмкой его старый комсомольский товарищ.

Шестая рюмка, седьмая…, и план расширенного заседания секции Госдумы по науке и технике был составлен.

Подумав на следующий день, Василий Иванович позвал на заседание секции Госдумы Пахомова и Касатонова. Возражений от академиков не последовало. Госдума — это серьезно! В свете всего того, на что замахивались, поддержка депутатов была нужна.

Касатонов предложил Недогреева, но Пахомов отмахнулся. Он был в курсе, что после поездки в США трения между Недогреевым и его начальником Ломовым возросли. И не хотел углублять их.

Несмотря на назревающий весной 1993 года в стране конституционный кризис, а может быть, и благодаря этому кризису, разговор с депутатами из научно-технической секции Госдумы вышел простой.

Собравшиеся на расширенное заседание депутаты внимательно выслушали короткие сообщения Касатонова и Пахомова. У Васи хватило ума третьим не выступать. Депутаты поддержали инициативы ученых, в результате чего почти сразу после референдума «Доверяете ли Вы Президенту Российской Федерации Б. Н. Ельцину?» появилось мало кем замеченное «Постановление по благоприятствованию развития отношений российских и американских ученых» и еще одна статья, теперь уже в Российской газете. Спустя два месяца Касатонов стал академиком-секретарем, а Вася почти случайно попал в шашлычную, куда депутаты зашли после своей напряженной работы.

Уже после первой рюмки один из его старых приятелей сказал:

— Василий Иванович, я совершенно сознательно готовил постановление о взаимодействию наших наук. Дело хорошее. Только пусть они нас тоже пригласят! Мы же отвечаем за законодательную часть научно-технического развития нашей страны. Мы своими глазами должны увидеть их достижения и создавать условия, чтобы наши достижения были не хуже.

— Наши достижения должны быть лучше! — тут же откликнулся Вася.

— Вот и я про то же, — ласково кивнул депутат. — Мы же должны знать, какие условия вам создавать. Но нам бы еще с кем-нибудь из сенаторов пообщаться. Или конгрессменов. Мы с нашей стороны открываем режим благоприятствования. Они — со своей. Но мы же должны увидеть, что мы поддерживаем! — депутат проникновенно посмотрел на Васю. — Мы же должны им в глаза посмотреть! Нужна поездка! — Ну, давай! За науку! Чтобы развивалась! — тут же полез чокаться Василий Иванович.

В предотъездной суете в сентябре 1993-го в 233-й комнате Василий Иванович заявил, что пора создавать комиссию «Российская Академия наук — Национальный Научный Фонд США» по выработке концепций мирового развития.

— Ну, ты, Василий Иванович, хватил, — сказал Николай Иванович. — Тут наш да украинский президенты Черноморский флот делят, а ты их, того и гляди, переплюнешь!

— Ученые должны определять, куда движется общество! Прогрессивно мыслящие ученые! — не обращая внимания на проблемы Черноморского флота, ответил Вася.

— Василий Иванович, что-то тебя немного занесло, — сказал Герхард.

— Палыч, ты не понимаешь! Сейчас уникальный момент! Кончилось противостояние двух систем. Черт с ним, с флотом! Образуется, как-нибудь. Мы больше не враги! Мы должны вместе развиваться!

И теперь не политики, а ученые должны определять, куда идти!

— Ой, Василий Иванович, что-то это слишком глобально, — сказал Санек.

— Ученый и должен мыслить глобально! — не сдавался Вася.

— Ты лучше скажи, много денег ты собираешься заработать на этом деле? Ты ведь директор ОАО «Научная инициатива».

— Да мы все миллионерами станем! — весело улыбнулся Вася.

— И куда ты свои миллионы тратить будешь? — спросил Санек.

Об этом Вася не думал. И этот вопрос поставил его в тупик.

— Яхту куплю и поплыву в кругосветное плавание, — не очень уверенно ответил он.

— Один? — спросила Вика.

— Один? Не… возьму кого-нибудь в команду. Приплыву на остров.

— Старшина Раздолбаенко, ты эскадренный миноносец у украинцев купи, — начал ёрничать Афанасий.

— Вася, открой какой-нибудь атолл в Тихом океане, — посоветовал Санек.

— Да запросто! Построю там аэропорт…

— Зачем?

— Начну возить туристов, — замялся Василий Иванович, — на ловлю акул, — тут же нашелся он.

— Василий Иванович, тебе волю дай — ты всех акул истребишь!

— И это будет благородным делом! Будем варить уху из акульих плавников!

— Василий Иванович, в набедренной повязке и с бусами на шее посреди Тихого океана. Да еще с гарпуном. И на эскадренном миноносце! Ты будешь смотреться великолепно! Ради этого ты собираешься создавать комиссию по совместной разработке научных перспектив и совместного научно-технического развития?

Вася смутился.

— Ну, мы посмотрим. Сначала надо с Голдсмитом повидаться, и с О’Коннором.

— Ты их тоже на атолле варить уху из акульих плавников будешь уговаривать? Вы уж на паях аэропорт на атолле стройте. Конференции начнете там проводить.

— Слушай, это мысль! Ефрейтор Раздолбаев, ты гениально мыслишь! Конференции на атолле! Точно тебе генералом быть! Ну, хотя бы полковником!

— Полковник Раздолбаев — тоже звучит! — прокомментировал Санек.

— Стараемся, господин старшина Раздолбаенко. Вику на атолле поселим — за хозяйством следить.

— Мальчики, как же я без вас? — не дала развить тему про раздолбаев Вика.

— Так мы к тебе прилетать будем! Или приплывать. Василий Иванович будет приплывать, а ты его будешь встречать. На маяк приходить будешь. Василий Иванович, ты маяк на атолле построишь? Для Вики.

— Построю самый современный, с электронной навигацией. По нему и самолеты садиться будут! А еще замок там поставить. С башнями!

— Вот видишь, все хорошо будет! — это Афанасий обратился уже к Вике.

Какие были все-таки надежды! Сейчас уже и не верится во все это. А тогда верили. И даже повторный путч не смутил. Наоборот, еще одна победа над путчистами в сентябре 1993 года вселила еще больше надежд на будущее! Опять победила демократия, и вот группа ученых опять летела в Америку! И зачем? Договариваться о сотрудничестве! Да еще и депутатов с собой везли!

Еще не верилось, но голова уже кружилась от перспектив!

Задачи на вторую поездку в Америку были непростые. Предложение от американской стороны к сотрудничеству было. Только какое-то оно было неясное. Надо было проговорить, как будет осуществляться работа по совместным разработкам между Россией и США. Да еще и депутатов развлечь.

Сложилось все очень хорошо. Встречу с представителями Национального научного фонда американцы предложили провести в Массачусетском технологическом, где уже были Касатонов и Василий Иванович. В этот раз взяли и Афанасия. Делегация российских ученых была доукомплектована двумя депутатами Думы — товарищами Василия Ивановича по комсомольской молодости.

Афанасия восхищало все. И аэропорт Джона Кеннеди, и автострады. От кампуса университета он был просто в восторге и сказал:

— Все, я тут остаюсь. Тут на роликах на работу можно ездить. Мечта жизни — ездить на работу на роликах или велосипеде. Господин старшина Раздолбаенко, согласовывай! Я тебе гранты буду выбивать для твоих проектов.

— Ефрейтор Раздолбаев, отставить бессмысленное колебание воздуха и увеличение хаоса в мироздании! Ты мне в Москве нужен! Афанасий, ты пойми! — горячо убеждало Василий Иванович. — У нас все будет, и ничуть не хуже, а даже лучше. Сейчас у нас в стране все наладится, и мы попрем! Будем второй экономикой мира, а потом и первой!

Что говорить, тогда, осенью 1993 года все еще отчасти представлялось в розовом свете, хоть цены на хлеб уже выросли в три раза. В результате отпуска цен уже начался процесс обнищания жителей. Но многим еще казалось, что все еще впереди, и лучшее только начинается, надо только перетерпеть чуть-чуть. Эх, эх…

— А наша «Научная Инициатива» станет центром преобразований! — продолжал Вася. — Мы на равных правах войдем в комиссию Академии наук и Национального научного фонда. А может быть, тут Вася оглянулся, и не увидев рядом Касатонова и депутатов, продолжил, — деньги идти будут через нас, а не через Президиум Академии Наук.

— Нас не посадят? — поинтересовался Афоня.

— Кто же нас посадит? Да мы сами, кого хочешь, посадим. Нашу комиссию Дума поддерживает. И депутаты уже за нас. Ты пойми, продолжил он, глядя, как Афанасий провожает взглядом стайку студентов, катящихся по кампусу университета на роликах, — это пока у них все хорошо! У нас будет лучше!

Депутаты Думы держались настороженно. С одной стороны, им хотелось попасть в российско-американскую комиссию по совместной разработке высоких технологий. С другой стороны…, с другой стороны, они оглядывались по сторонам и мало что понимали.

— Можно нам встретиться с членами конгресса, отвечающими за законодательную деятельность в области развития науки? — на первой встрече задал вопрос один из депутатов.

— Видите ли, мы не очень готовы, — ответил Голдсмит. — Такие вопросы, обычно, решаются заранее. Мы польщены вашим вниманием. Однако попробуем. У нашего декана есть знакомства в Конгрессе. Попробуем. Попробуем, — повторил он.

Голдсмит поговорил с деканом, тот набрал номер члена Конгресса от штата Массачусетс. И вот на третий день пребывания российской делегации оживление наступило даже в размеренной жизни массачусетского института. Около двух часов дня на парковке факультета остановился кадиллак, а из него вышел улыбающийся седеющий конгрессмен. Его ждали.

Руководство факультета стояло на крыльце входа в здание. Конгрессмен был элегантный и стройный, в хорошем костюме, но без галстука. Он тут же начал здороваться со всеми встречавшими его. Декана он обнял, с Голдсмитом поздоровался за руку.

— Ну, где тут ваши русские? Показывайте! — потребовал он. — Нормальные они? — и не дожидаясь ответа, сказал декану:

— Чарли, давай-ка зайдем к тебе в кабинет, поговорим перед встречей с твоими русскими. Возьми всех, кого считаешь нужным.

В кабинете декана оказались Голдсмит и О’Коннор.

— Джентльмены, я польщен вниманием. Однако, что от меня надо? Даже точнее, скажите, пожалуйста, что от меня надо русским? И зачем они нам нужны? Они нам нужны зачем-нибудь? — с обаятельной улыбкой он обратился к декану.

— В Конгресс будет направлен запрос о согласовании совместной комиссии по научным разработкам с русскими. От Национального научного фонда этот проект веду я. Конгресс получит запрос через месяц, — ответил вместо декана О’Коннор.

— Прекрасно. Нам это нужно?

— Инициатива представляется интересной.

— ОК. Я готов в это верить, — быстро говорил конгрессмен, — а зачем нужен я?

— Видите ли, в их команде — члены их Конгресса.

— ОК! — Конгрессмен немного удивленно поднял брови. — Так что от меня нужно?

— Внимание, сэр, — подсказал Голдсмит.

— О, теперь я понимаю. Как они из себя? На медведей похожи? конгрессмен расхохотался.

— С виду нормальные люди. Не очень понимают, что им надо.

— ОК, пойдемте к нашим медведям. Ужин у нас запланирован?

— О да, — отвечал Голдсмит, — они это любят.

— Значит, моя задача — развлекать их часа полтора. А потом выстоять на ужине. Джентльмены, я рассчитываю на вашу поддержку!

— ОК, сэр, — сказал О’Коннор, — Вы побольше расспрашивайте их. А на ужине они сами разговорятся.

— Не оставляйте меня, коллеги! — рассмеялся конгрессмен. Как они пьют?

— В этот раз самых буйных нет, — ответил Голдсмит. — Но лучше нам с ними не соревноваться.

— Да что Вы? Соревноваться с русскими за столом в количестве выпитого? Нет! — опять рассмеялся жизнерадостный конгрессмен. Я лучше предпочту соревноваться с ними в других вещах. ОК, так где наши медведи?

После представления конгрессмен сразу же перешел к расспросам. Он спрашивал депутатов о принципах научного финансирования, о приоритетных направлениях, об исследованиях в гуманитарной сфере, о строящихся орбитальных космических станциях.

Ошалевшие от такого напора депутаты чувствовали себя школьниками, плохо подготовившими домашнее задание. Они не сумели дать ответ об объемах средств для орбитальных космических станций, об исследованиях в области генной инженерии, о прикладных аспектах исследования психологии. О толщине озонового слоя над российской частью Арктики ответить они тоже не сумели.

Касатонов, увидев такой поворот событий, предпочел остаться в тени. На помощь друзьям-депутатам пришел Василий Иванович. Насчет толщины озонового слоя он тоже не был в курсе, но с его приходом разговор превратился хотя бы в подобие диалога. Вася плавно повернул расспросы американца в обсуждение перспектив совместных исследований.

Справиться с конгрессменом было непросто. Град его вопросов оставлял бреши в совершенно неподготовленной защите депутатов. По натуре привыкший воевать на территории противника, он даже в ситуации обсуждения совместного сотрудничества чувствовал себя уверенно.

— Так вы бы хотели работать по совместным программам с нашими учеными, — спрашивал он депутатов.

— Да, — остолбенело говорили они.

— Прекрасно, — улыбался белозубой улыбкой конгрессмен, и депутаты тоже невольно улыбались. — Какие деньги Вы готовы инвестировать в совместные разработки?

Улыбки депутатов тухли, а глаза стекленели.

— Да мы…не знаем, — честно отвечали они. — Мы еще не проработали этот вопрос.

— Прекрасно, — говорил конгрессмен. — Какие вопросы вы считаете приоритетными задачами для совместного сотрудничества?

— Не знаем, — отвечал комсомольский друг Васи. — Мы, это… поручили изучить этот вопрос, — он кивнул в сторону Василия Ивановича. — Мы еще не проработали.

— Прекрасно, — отвечал конгрессмен. — У этой ситуации есть большие преимущества! Мы можем начинать сотрудничать с чистого листа! На лицах депутатов опять появились слабые улыбки. Им нравилось оказаться в ситуации с большими преимуществами.

— Мы, это… готовы! — выдавил из себя один из депутатов.

В ситуацию вмешался Василий Иванович.

— Простите, господа, мне представляется, мы несколько недооценили ситуацию. Я хочу напомнить, что во время прошлого визита наши предложения и видение доктора Герхарда заслужили одобрение наших американских коллег.

Приблизился Голдсмит и сказал несколько слов о перспективах, следующих из доклада Герхарда. Тогда поближе подошел и Касатонов. — О, так у Вас уже все готово! — обрадовался конгрессмен. — Что же вы не говорили мне это сначала?

Он так укоризненно улыбался, что депутатам стало стыдно.

— Да мы, это… в общем, да, конечно, — выдавил из себя старый комсомольский дружок Васи, — да, у нас все уже готово!

— Джентльмены, это превосходно! — расхохотался конгрессмен. Так о каком финансировании мы говорим?

— Вероятно, мы решим этот вопрос немного позже, — пришел на выручку российским законодателям Голдсмит, — им надо некоторое время на принятие решения.

— Да, это… да, — закивал другой депутат.

— Джентльмены, нас ждет ужин, — сказал Голдсмит, и депутаты тут же вскочили с кресел.

В первом тосте конгрессмен поблагодарил депутатов за приезд и за то время, которое они нашли в своем непростом рабочем графике, чтобы посетить их штат. Американцы зааплодировали. После этого конгрессмен, ссылаясь на занятость, попросил извинить его за ранний отъезд и ушел.

— Обходительный дядька! — провожая его взглядом, сказал один из депутатов.

Дальше ужин пошел более спокойно и размеренно.

После ужина Василий Иванович решил поговорить с депутатами:

— Ну как вам выпускник института?

— Так он еще и их выпускник? — воскликнул один депутат.

— Да. И до сих пор поддерживает отношения с другом молодости — деканом факультета, который нас принимает.

— Хороший мужичок, — сказал другой депутат. — Жаль только, так быстро ушел. Мы б тут под виски продолжили наше сотрудничество. — А ты чего усмехаешься? — накинулся первый депутат на Васю. — Дела только так и делаются! Во всем мире так! Мы еще посмотрим, кто крепче и разумнее размышляет после десятой рюмки! Да он бы у нас под стол сполз!

— Я не усмехаюсь, — опешил Василий Иванович. — А зачем вам это надо? Хороший человек. Нашел в своем графике время, чтобы приехать и познакомиться. Он же не соревноваться, кто больше выпьет, приехал.

— Э-э… не понимаешь! — скривился второй депутат. — Мы должны вести определенную агрессию и навязывать свои условия проведения переговоров. Свалился бы он под стол — утром уступил бы нашим стратегическим интересам. На более выгодных условиях было бы сотрудничество. Политика, Василий Иванович! — и он снисходительно посмотрел на Васю.

— Это нас ведению агрессивных переговоров обучали, — прокомментировал первый. — Чтобы за страну не было обидно.

— Да не будет обидно, — покрутил головой Василий Иванович, вроде и так все неплохо.

— Это ты прав. Неплохо. Честь державы отстояли.

— Теперь на тебя вся надежда, — покровительственно рассмеялся бывший райкомовский деятель.

— Ребята, да с вашей помощью — мы теперь хоть куда, — изображая наивность, улыбнулся Вася. — Тем более, что я успел вас сфотографировать с конгрессменом.

— Это хорошо! Это ты молодец! — похлопал по плечу Васю первый.

— А статью в этот раз готовить будем мы. Василий Иванович, ты не обижайся, но нам нужно отразить курс государственной политики, — добавил второй, — и фотография твоя очень пригодится.

— Да не вопрос, мужики! Ведь мы вместе делаем общее дело!

— О! По-государственному мыслишь, Василий Иванович, — еще раз похлопал по плечу Васю его бывший комсомольский босс.

На следующий день конгрессмен позвонил декану:

— Чарли, меня создалось впечатление, что русские конгрессмены не совсем в теме.

— У тебя правильное впечатление, Джеральд.

— Я сделал, что от меня требовалось?

— Да, Джерри.

— Чарли, скажи пожалуйста. Мы говорили про совместные исследования. Какой смысл мы в это вкладываем?

— Видишь ли, Джеральд, одно дело, если речь пойдет о паритетном финансировании. Кто их разберет, этих русских. Я не исключаю совсем, что это возможно, но не думаю, с учетом состояния их экономики, что вероятность велика. А раз речь пойдет только о финансировании с нашей стороны, то им остается только предлагать что-то за наши деньги. Однако запланировать определенную сумму на следующий год я бы отдельной статьей бюджета в Национальном научном фонде хотел. Им есть что предложить.

— Вы знаете, что вы хотите получить от русских за эти деньги?

— Да, Джерри.

— Эти деньги окупятся для нашей страны?

— Да, Чарли. Проверить некоторые идеи — это раз. У них неплохое стратегическое видение исследований — это два. В-третьих, у них некоторые разработки уже готовы к внедрению.

— Прекрасно! — опять расхохотался конгрессмен.

* * *

Когда в последний день в порядке осмотра достопримечательностей русскую делегацию повезли на тропу Свободы, Касатонов с Василием Ивановичем ненадолго остались вдвоем.

— Ну что, Василий Иванович, дельце как будто складывается! сказал Касатонов. — Американцы, похоже, действительно хотят отправить заявку на финансирование в Национальный Фонд.

— Петр Николаевич, надо при Президиуме академии Наук создать комиссию по совместным разработкам.

— Вот и я про то же. Если американские деньги будут поступать на счет Академии Наук — мы их не увидим. Даже я. В лучшем случае их пустят на ремонт помещений или на обновление автопарка.

— Петр Николаевич, у нас есть «Научная инициатива».

— Экий ты шустрый. Ну ничего, это сейчас полезно. Введем в комиссию тебя на правах директора твоего научно-технического центра с инициативами. Делить сумеешь?

— Петр Николаевич, давайте в комиссию и Пахомова введем. Тем более что он Пахомов — в учредителях «Научной Инициативы».

— А я не знал. Надо же. Не один ты шустрый, — Касатонов покачал головой.

— А «Научную Инициативу» можно переименовать в фонд «Научная Инициатива»! — тут же добавил Вася. — От нашего депутатского корпуса поддержки больше будет. Их тогда консультантами фонда записать можно будет.

— Ну, хорошо. С депутатами в самолете поговорим.

Однако в аэропорту депутаты сами захотели обстоятельно поговорить с остальными членами делегации. Они не дали Василию Ивановичу и рта открыть, а когда он пытался вставить слово, тут же дипломатично перебивали его фразами:

— Василий Иванович, большое Вам спасибо!

Не ожидавший такого напора от товарищей комсомольской молодости Вася отвечал:

— Пожалуйста, но…

— Василий Иванович, мы очень благодарны за организацию поездки!

Другой депутат не менее твердо говорил:

— Василий Иванович, большое Вам спасибо за помощь в достойном проведении политики нашего государства!

Даже видавший виды Вася притих. Придерживающийся нейтралитета Касатонов тем более одобрительно улыбался.

— Пресса должна правильным образом осветить наши начинания, — продолжил первый. — Василий Иванович, в этот раз не надо самодеятельности…

— Какой самодеятельности? — ошалело произнес Василий Иванович. Но сказать то, что на самом деле все начал он, ему решили не давать:

— Ва-асилий Иванович! — растянул рот в улыбке второй депутат. Мы же очень ценим Ваши начинания! И постараемся им дать достойную оценку! Не волнуйтесь, у нас все предусмотрено! Теперь по настоящему начнется взаимодействие в научной сфере между нашими государствами! А силами кого? — он улыбнулся еще шире и посмотрел на Касатонова. — Правильно, силами граждан страны — наших уважаемых ученых!

— Мы поддержим, Петр Николаевич! — улыбаясь, добавил первый. — Давай, Василий Иванович, жми! — он перевел взгляд на Васю Мелентьева.

Вася облегченно вздохнул. Жизнь продолжалась.

В 233-й комнате пили чай Герхард и Санек.

— А ты, Палыч, что не полетел? — спросил Саша.

— Ну, во-первых — не позвали. А во-вторых, Саша, какое-то у меня двойственное чувство. Вроде как оно и хорошо, а вроде бы и не очень. С виду — все неплохо складывается… И правильно, что в этот раз Василий Иванович депутатов Думы везет. Но как-то неспокойно. У тебя-то как?

— Палыч, и бросить исследования не могу, и продолжать нет сил. Денег на исследования Погодин не дает. Да еще и делает так, чтобы и в будущем финансирование не появилось. Да и дома тоже нехорошо. — А что к проектам Василия Ивановича не присоединяешься?

— Во-первых, все же я из другой лаборатории. И начальник на все это косо смотрит. Во-вторых, деятельность Василий Иванович развил бурную. Будет ли толк?

— Ну, толк… — помолчав, ответил Герхард, — ты размечтался. Никогда в науке денег под талантливые проекты не давали. Кому-то из талантов везло, но большинство пробивало себе существование и финансирование правдами и неправдами. Даже неправдами чаще. И за счет этих денег делали что-то для души.

— Вот то и оно, что для души, — Санек наконец-то разговорился, — Мы же сейчас для души и работаем. А у меня идеи есть неплохие. Но ни денег, ни оборудования.

В разговоре с Герхардом обитатели 233-й комнаты постоянно переходили то на «Вы», то на «ты». Да еще и «Палычем» иногда его величали.

— Понимаете, Николай Павлович, присоединяться к ним? — продолжал Санек. — И тянет, и не тянет. Да еще и кто его знает — возьмут или нет. Понимаешь, Николай Павлович, — Санек тоже перешел на «ты», — Василий Иванович — хороший он или нет, а — лидер. Афоня по характеру покладистый. А я боюсь, что не сумею во всем Васю слушаться. Боюсь поругаться. Обидно будет. Все же одна компания. И много чего общего связывает. Сколько праздников было вместе. Да и не только праздников. Смешно сказать, ведь на баррикадах у Белого Дома, не сговариваясь, мы вместе собрались! — Санек улыбнулся и качнул головой, — Дури, конечно, у Василия Ивановича много, продолжил он, — но терять и его, и вот эту компанию — не хочется. А если я вольюсь в эту аферу — шансы есть! Друзья! Случись чего — помогать буду! А вот не поругаться бы!

— Понимаю. Еще как! Я ведь тоже ко всей вашей компании прикипел, своей считаю — Герхард тоже улыбнулся, — и тоже опасаюсь того, как все пойдет. Вроде бы все и хорошо. И я вашу компанию друзьями считаю. Но вот ты, Саша, правильный. Тебе нарушать и переступать сложно. А Василию Ивановичу — раз чихнуть.

Афанасия у меня Василий Иванович почти увел, — продолжил он. — Даже не почти, а совсем. А это и руки хорошие, и голова неплохая. При том, что числится Афанасий у меня в лаборатории. Он же мне работу должен делать. А он и так больше половины времени научными инициативами занимается. А сейчас перед поездкой две недели по науке вообще ничего не делал. Неделя — за океаном.

Да еще неделю они тут в себя приходить будут, и рассказывать, с кем встречались. Виски опять выставят.

— Вася опять на закусь под виски соленые огурцы принесет. Они там в Америке что — действительно виски закусывают соленым огурцом?

— У них и соленых огурцов-то нет. Неразбавленный виски они почти не пьют. Разбавляют содовой — один к десяти — и получается что-то типа пива. Вот и цедят этот стакан весь вечер.

— Я и думал, что соленые огурцы — чтобы приколоться. Палыч, тут не ровен час — Василий Иванович не только Афанасия у тебя заберет, а и командовать начнет.

— Насчет Василия Ивановича, — Герхард опять сокрушенно покачал головой, — тут, может быть, поднимай выше. Он, если сложится, и Пахомовым командовать начнет — вместе с Касатоновым.

— Дай ему бог! И шею не сломать при этом, если падать придется.

— Это точно… это точно… — Герхард задумчиво посмотрел в чашку с чаем.

— Палыч, ты прямо как в волшебное зеркало смотришь, — не выдержал Санек.

— Понимаешь, Саша, очень я не люблю такие игры. Даже не знаю, говорить или нет, — и действительно, было заметно, что Герхард колеблется, высказывать свои опасения или нет. — Тут такое затевается… Я уж и так со всех сил в стороне держусь, а все же опасаюсь, как бы не зацепило, — он помолчал. — Ломов с Пахомовым о государственных наградах размечтались. Василий Иванович, того и гляди, не разобравшись, эту лауреатскую работу, с серьезным оборонным применением, отметь! — Герхард опять покачал головой, — американцам продаст!

Герхард тоже редко разговаривался. Санек даже был немного удивлен. Но молчал.

— Ладно, оставим политику. Если отбросить красивые слова и прочую квазинаучную шелуху про интеграцию науки, то вопрос сводится к деньгам. Что такое комиссия по совместным исследованиям? Кто платит деньги, тот и заказывает музыку. Если три года назад еще можно было говорить о каких-то сколько-нибудь паритетных исследованиях и финансированиях, то сейчас — нет. Значит платить будут американцы. А мы им что-то продавать. Продать есть что. Кругозор у Пахомова — что надо. Еще лет семь-десять назад он начал пробивать красивую актуальную тему с хорошим внедрением. Он понимал, что у нас в институте внедренческую часть никто не сделает, поэтому подключил НИИ «Квазар». Он в людях хорошо понимает. И сделал ставку на нашего любимого академика Митьку и начальника Квазара Гришу Ломова. И Недогреев прекрасно сделал прикладную часть. А вот дальше подключился Ломов — у него в авиации и с ракетчиками связей больше. По моим данным, опытная модель уже летала.

— Николай Павлович, так что ж в этом плохого?

— Плохого-то именно в этом ничего. Но вот если эту оборонную разработку на волне всех наших головокружений станут продавать американцам… а Недогреев это может запросто… понимаешь, Саша, — Герхард рассуждал вслух, — уж слишком мы быстро кинулись в объятия Америки. Дружба, сотрудничество… А Василий Иванович — впереди, на боевом коне, — Герхард еще немного помолчал. Мне бы не хотелось, чтобы они начали эту оборонную разработку продавать в Америку.

Глаза у Санька расширились. Он, хоть и молчал, все видом показывал оторопь.

— Да, да, именно так. Не дай бог…. хотя я уже тоже не знаю, что будет. Вроде Василий Иванович сейчас привез Депутатов Думы — членов секции научно-технического развития…. ох, не знаю…. Хотя какое мое дело?

— Да… Николай Павлович… — только и смог потянуть Санек. Чем это закончится? Если все не туда пойдет, врежут не только Василию Ивановичу.

— Саша, ты, не говори никому, пожалуйста, про эти мои подозрения. Может быть, это мне мерещится.

Помолчали.

— Да, Николай Павлович, это просто детектив какой-то разворачивается… в чудное время живем…

— Ладно, бог с ним. Померещилось мне. А я еще тебе мозги пудрю. А ты сейчас чем занимаешься? Ты вроде сначала на самбо ходил, а потом какой-то китайщиной увлекся, — спросил Герхард, чтобы перевести разговор на другую тему.

— Все так, Палыч. Я после спортивного самбо стал ходить на боевое. О годах в секции спортивного самбо ничуть не жалею. Так хорошо владеть телом нигде не научат. Потом я три года походил на боевое самбо. Там конкретнее, там ударов много. Случись какая драка на улице, или скрутить кого — я приемами боевого самбо отбиваться буду. А потом я на волне общей моды пошел на ушу. Философские аспекты интересные — инь, ян, меридианы энергетические, которые вроде как открываются при упражнениях. Год я воображал, что я — обезьяна, срывающая персик. Потом ушел на другой стиль, поконкретнее.

Перевел Герхард разговор на другую тему очень удачно. Редко говоривший про себя Санек рассказывал с удовольствием. В большой компании он бы точно про это не разговорился.

— Три года прозанимался шаолиньским стилем — ломаешь того, кто на пути встал — так уж ломаешь. А потом ушел на звериные стили. — А, то есть, обезьяна все-таки срывает персик? Или что-то другое?

— Срывает, а еще и стиль тигра, петуха, змеи… И удары, и захваты, и заломы.

— Красиво, вероятно.

— Палыч, не то слово. Очень красиво! И всюду переход инь в ян, плюс превращения пяти первоэлементов. Дерево переходит в огонь, огонь тушит вода, воду может высушить ветер.

— Погоди, погоди, огонь тушит вода, а ты все это должен в мозгах держать, чтобы угробить своего ближнего?

— Как-то так… Выполняя боевую форму, конечно, об этом не думаешь. Но когда ее разучишь, размышлять об этом полезно.

— И что, реально энергии какие-то есть?

— Палыч, хрен его разберет. Повторюсь, скрутить кого — я приемы боевого самбо вспомню. Я их не забываю. И бокс. Бокс я тоже знаю. Ну и из ушу что-нибудь добавлю, — немного лукаво улыбнулся он, — для красоты и понту.

— Как у тебя времени только хватает?

Санек улыбнулся — теперь уже грустно.

— Так я же от жены ушел. Живу теперь у мамы. Времени хватает.

В комнату заглянула Вика.

— Мальчики, можно я с вами чай попью?

— Вика, о чем разговор? — записанный в «мальчики» Герхард улыбнулся и тут же широким жестом указал ей на стул. — Конечно. Садись. Вот плюшку возьми.

— Ой, мальчики, как там наши?

— Неплохо, я думаю, — сказал Санек, — приедут воодушевленные. Василий Иванович нас всех воодушевлять будет.

— Николай Павлович, там классно в Америке, да?

— Неплохо, конечно. У меня сын мечтает в Америку поехать учиться. А я боюсь.

— Чего боитесь? Если возьмут, пусть едет. Там классно! По-английски свободно говорить будет. Меня вот Василий Иванович обещал тоже взять с собой в Америку, а не взял.

— Вика, уж больно серьезные люди поехали. Депутаты.

— Ну и что? Ведь я по-английски говорю, по образованию я — физик. И вообще он обещал.

— Пообещал — может и возьмет, — сказал Санек.

— Не в последний раз они едут, — добавил Герхард.

— Там так здорово, говорят. У меня подружка там была, в Калифорнии. Говорит, красиво очень. И американцы очень открытые.

— Поездить там здорово.

— Николай Павлович, а почему Вам не хочется, чтобы Ваш сын поехал учиться в Америку? Он сейчас на каком курсе?

— На четвертом.

— Ну и пускай поедет. Говорят, там у аспирантов стипендии больше, чем у нас зарплаты.

— Это так. Стипендия там около тысячи долларов, и на эти деньги можно жить.

— У меня зарплата двести долларов! И это еще считается хорошая зарплата! — возмутилась Вика, но тут же вернулась к теме. — Пусть Ваш сын едет. Мир посмотрит. Потом к нам приедет. Будет лекции читать на английском языке.

— Посмотрим, посмотрим, — задумчиво отвечал Николай Павлович.

— Василий Иванович и Афоня в воскресенье прилетают? — опять вернулась к своим переживания Вика.

— Да, в понедельник на работу придут, — ответил Герхард.

— Опять виски привезут, опять соленым огурцом закусывать будем, — завершил разговор Санек.