Пробуждение троянского мустанга. Хроники параллельной реальности. Белая версия

Андрей Угланов, 2020

Можете ли вы представить себе, что волна времени накатила на Финляндский вокзал Питера 1917 года и унесла немецкий паровоз вместе с опломбированным «ленинским» вагоном на сто лет вперед до американского Детройта в наши дни. правда, с другими пассажирами? Попутно плеснула мертвой водой на молодого Михаила Горбачева, соединив навек его дочь с нагловатым беспризорником. Окропила святой водой двух жуликов, один из которых, будучи кремлевским кукловодом, стал патриархом, а второй стащил «общак» КГБ и тайно готовил возвращение Крыма. Из темного омута времени, соединившего мир живых и мертвых, вышли герои этого романа. В интригах и авантюрах XX века, которые они плели в Восточном Берлине, Сочи, Пекине, чукотском Эгвекиноте, Нью-Йорке, Москве, Ленинграде, Ухани и Переделкине, выковывались события. происходящие в мире сегодня. Оказаться внутри игр руководителей спецслужб, звезд шоу-бизнеса и Князя Тьмы поможет эта книга, написанная в полной изоляции от общества. когда казалось, что все умрут. Все персонажи вымышлены. События не происходили никогда. Схожесть имен является абсолютной случайностью и не имеет к реальной истории никакого отношения.

Глава 7

Черная «Волга» остановилась на юго-западной стороне Большой спортивной арены «Лужников». Здесь был незаметный вход, через который внутрь стадиона проскользнули Алла и Володя Кузьмин. Обычно через этот подъезд входили партийные и государственные деятели. Их провожали до спецтрибуны, так называемой режимной точки, которую оборудовали еще перед московской Олимпиадой в 1980 году лично для Брежнева. По пути на «точку», а она находилась довольно высоко, «важняки» могли отдохнуть в относительно просторной комнате, обитой панелями под дерево. Когда гости были особенно крутыми, в комнате появлялся стол со стульями, низкие кожаные кресла и холодильник со всякой всячиной.

Пугачева и Кузьмин первыми вошли в «режимную точку», ставшую временной гримеркой. За ними с огромными букетами желтых роз — их особенно сильно любила Алла — вошел ее муж Женя Болдин и директор Олег Непомнящий. Алла уже была одета в концертное платье — знаменитый балахон черного цвета. Она подтянула его низ, упала в кресло и схватилась руками за голову. Вернее, попыталась закрыть уши — повсюду стоял гул почти ста тысяч людей, что пришли смотреть не столько футбол, сколько ее. Какие билеты народ покупал «в нагрузку» — на футбол по три рубля или на Пугачеву за рубль? Аллу уговорили дать пятнадцатиминутный концерт в перерыве между таймами, но она поставила условие, чтобы дуэтом с ней пел ее новый сердечный друг Володя Кузьмин.

Муж Аллы спокойно относился к таким закидонам жены. Возможно, от излишней интеллигентности, возможно, по молчаливому обоюдному согласию: главная советская певица всех времен и народов имела право на личную жизнь, которую она конструировала по своим неведомым схемам и понятиям. Да и можно ли так петь, чтобы нравиться миллионам людей, без постоянного состояния влюбленности и громких скандалов? Но сейчас Алла смотрела, как мило болтают друг с другом ее муж и Кузя — а она называла его именно так, — и что-то начинало ее бесить. Какое-то предчувствие. Она не хотела и даже не думала, что ей придется «разогревать» футбольных болельщиков, но ее просили из Комитета. Причем лично руководитель Пятого управления КГБ Филипп Денисович Бобков, который плотно работал с советской интеллигенцией. Гастроли даже в соцстраны, иностранный паспорт, командировочные и сопровождающий персонал — все это зависело от него, матерого генерала с добрыми глазами василькового цвета.

Гул становился все более нетерпимым. Он то накатывал, то ослабевал. И вдруг шум взорвался ревом реактивных двигателей.

— Господи! Что они так орут! — не выдержала Алла.

Олег Непомнящий поднялся с кресла и вышел за дверь. Когда он вернулся, все повернули головы в его сторону.

— Французы гол забили. Нам хана. — Он пригладил свои усики, что отращивал тонким хвостиком над верхней губой.

— Это вам всем хана. Вот уйду сейчас к чертовой матери, и отдувайтесь с Кузей без меня. — Пугачева сжала губы, всем своим видом показывая верх недовольства. Ее свита привыкла к таким заявлениям, к тому же все они знали, почему оказались здесь и кто их просил.

— Аллусик, не нервничай, — ласково сказал ее муж Женя Болдин, встал со стула, подошел к Алле и присел на соседнее кресло. Он попытался взять ее за руку, но она резко тряхнула плечом, и Болдин замолк, принявшись разглядывать свои наманикюренные ногти.

Гул тем временем обогатился яростным свистом десятков тысяч людей. Атмосфера в комнате накалялась.

— Алла давай порепетируем, — попытался разрядить обстановку Кузьмин.

— Иди ты к черту! — грубо ответила Алла, достала из сумочки пачку «Мальборо» и сунула в рот сигарету. Болдин мгновенно поднес зажигалку — как будто этого только и ждал. Кузьмин обиженно отошел в сторону, где лежал кофр с его знаменитой гитарой. Он достал ее, перекинул ремень через плечо и начал медиатором «вышивать» знаменитые запилы по битовым ступеням. Звук электрогитары, не подключенной к усилителю и акустике, никто не слышал. Лишь длинные кудри Кузьмина тряслись и выдавали его полное погружение в музыку. Алла повернула голову к напарнику и выпустила в его сторону струйку дыма. Женя Болдин все так же сидел с ней рядом и рассматривал ногти. Директор Непомнящий ходил вдоль стены. До перерыва между таймами и началом концерта оставалось минут двадцать. Гул стадиона как будто слегка утих. В дверь гримерки громко постучали.

— Ну кого там еще черти несут? — недовольно спросила Алла и повернула голову в сторону двери. Промелькнула мысль — с чего бы это второй раз подряд она помянула черта? — Олег, открой! — попросила она директора. Но тот не успел дотянуться до дверной ручки, как дверь открылась и в гримерку вошел мужчина в строгом темно-сером костюме и белой рубашке с расстегнутой верхней пуговицей.

— Прошу прощения за беспокойство, — вежливо сказал незнакомец. — Я майор Комитета госбезопасности Орлов.

Он сделал паузу, посмотрел на Аллу Борисовну, и она недовольно поинтересовалась:

— Документы пришли проверять, как во Дворце съездов?

Алла не скрывала удивления. Лишь в Кремлевском дворце съездов артистов заставляли идти к сцене через несколько постов охраны, с обязательным предъявлением паспорта. Перед выходом на сцену паспорта забирали и возвращали после окончания выступления, когда приходилось идти к выходу тем же путем, через те же посты охраны. Но в КДС на концертах присутствовали члены Политбюро, и даже генсек — дело понятное. А здесь-то чего?

Офицер и не думал отвечать на вопрос Пугачевой. Он недавно был прикомандирован к новому и загадочному Отделу спецопераций Первого главного управления КГБ СССР — внешней разведки. Его руководителем стал подполковник Калугин, бывший начальник службы охраны Горбачева. Поэтому Орлов и не думал вступать с Аллой Борисовной в дискуссию. Но про себя отметил, что все, кто был в помещении, смотрели на него не то что с удивлением, а с любопытством, а может, и с жалостью.

«Ждут, когда гражданка начнет размазывать меня по стенкам. Ну-ну!» — подумал Орлов и подошел к Пугачевой поближе. Он не торопился и не нервничал. Встал почти вплотную к курящей женщине, чтобы его было лучше слышно. А чтобы выглядеть естественно, сделал дежурно тупое лицо.

— Алла Борисовна, мне приказано уведомить вас, что ваш концерт отменяется. — Он произнес эту фразу и видел, как выражение лица певицы меняется на глазах. За недоумением последовало недоверие. Она задумалась, поднесла к лицу сигарету и долго смотрела на нее.

— Вот, значит, как — пришел чувак и отменил концерт? — начала заводиться Пугачева, но Орлов отметил, что это не злость. Скорее любопытство. Она замолчала и отвела руку с горящей сигаретой в сторону. Болдин подхватил окурок так же ловко, как до этого дал ей прикурить.

— Алла Борисовна! Вы назвали офицера «чуваком». Увы, я всего лишь майор Комитета госбезопасности. Вот мое удостоверение, — он протянул ей малиновую книжечку со щитом и мечом на одной стороне и надписью золотыми буквами «КГБ СССР» — на другой. Певица взяла удостоверение, развернула его и уже как артистка, кокетничая, внимательно посмотрела на фотографию и с прищуром — снизу вверх — сравнила ее с оригиналом. — И вот еще. Здесь записка от генерала Бобкова. Просил передать вам лично.

Он достал из внутреннего кармана пиджака сложенный вчетверо лист белой бумаги и протянул Пугачевой. Та развернула его и прочла одну короткую фразу: «Уважаемая Алла Борисовна! Принято решение отменить ваше выступление в перерыве футбольного матча в «Лужниках». Дело государственной важности». И подпись: «Филипп Бобков».

— А что случилось-то, майор? — спросила Алла, поднимаясь с кресла и поправляя черный балахон.

— Будет выступать другой артист, — ответил Орлов и сразу понял, что хватил лишнего. Лучше бы ответить, что не знает подробностей, и Пугачева со свитой убрались бы со стадиона подобру-поздорову.

— И кто ж это такой? — Она задумчиво посмотрела на потолок. — Погоди, сама скажу. Кобзон? Софа? Лева Лещенко? Лайма? Муслим?..

Когда Орлов отрицательно покачал головой, она по-бабьи всплеснула руками и шлепнула себя по бедрам:

— Неужели Пол Маккартни?

Кузьмин и Непомнящий дружно заржали. Болдин продолжал сидеть. Но и он вопросительно посмотрел на офицера. Все они ждали ответа — кто посмел поднять руку на великую и ужасную, самую лучшую и единственную во всем мире Аллу?

— Вы его не знаете, — попробовал прекратить разговор Орлов.

Но Пугачева уже подошла к нему вплотную, руки в боки, еще чуть-чуть, и коснется грудью. Орлов уловил запах табачного дыма от ее дыхания.

— Это будущий зять Михаила Сергеевича Горбачева, — ответил Орлов и вытянулся — руки по швам.

В гримерке повисла тишина. Кузьмин пробормотал что-то типа «Опаньки!» и принялся быстро упаковывать гитару в кофр. Директор Непомнящий бесшумно подошел к столу и вытащил из ваз оба букета с желтыми розами. Болдин метнулся к двери и даже открыл ее. Шум и свист трибун сбили напряжение. Но Пугачева не сдавалась:

— Я его знаю?

— Нет. Его зовут Андрей Разин. Знаком с Ириной Горбачевой с детства. Разумеется — с Михаилом Сергеевичем и Раисой Максимовной тоже.

— Товарищ Орлов, познакомь! — обратилась Алла к майору и положила ему руки на грудь.

— Сколько угодно. — Он отступил на шаг и посмотрел на часы. — Через минуту-две будет здесь.

Но прошло всего несколько секунд, и в раскрытом проеме двери появился худой пацан с лисьей мордой. Прическа стандартная для перестроечных подростков — коротко сверху, длинно и волнисто сзади. Китайские кеды, узкие в дудочку черные брюки и огромный, явно не по размеру пиджак. То ли черный в белую крупную полоску, то ли белый в крупную черную. Под пиджаком белая рубаха с женским, окантованным черной нитью жабо. Плечи и верх рукавов пиджака набиты ватой, отчего пацан выглядел полосатым роялем на двух тонких ножках.

— Какой хорошенький, — промурлыкала Алла и подошла к полосатому. Почесала у него за ушком и обошла кругом. — Певец, значит! Это хорошо. Ладно-ладно! Давай соберись. Сейчас тебя будут рвать на миллионы кусочков. А ты петь-то могёшь? — спросила она с материнской жалостью.

— А то! — неожиданно весело ответил пацан и как-то по-доброму заулыбался. — Пол-Сибири объездил с коллективом!

— Пол-Сибири, говоришь? — Она нарезала вокруг него новый круг, и юноша в кедах закашлялся — словно змея душила его в объятиях. Он начал вертеться вслед за ней и выдавил из себя сквозь спазмы в горле:

— У вас, Алла Борисовна, мне «Арлекино» нравится. Вы так смеетесь, как настоящий клоун. — Он вытер набухшие глаза. — У меня песенки тоже хорошие. Уже четыре штуки сочинил.

— Небось про любовь? — понимающе закачала головой Пугачева.

— Про любовь, — ответил Разин, и она отметила про себя, что разговаривает он с ней без тени смущения и подхалимажа. Давно не видела такого к себе отношения, Полосатик ее явно заинтересовал. Вернее, Зятек. Она уже придумала этому клоуну кличку.

Взаимное обнюхивание двух монстров могло продолжаться долго — парочка явно стоила друг друга. Орлов начал нервничать. Дело прежде всего! Как предупредил его Калугин, от выступления Андрея на Большой арене в «Лужниках» зависел ход всей дальнейшей операции. Какой, правда, не сказал.

— Пойдем! — Он обнял его за ватные плечи. — Постоишь на выходе на газон. Далеко в поле не бегай. Провод микрофона хоть и длинный, но если вырвешь штекер — поедешь обратно в Сибирь, радовать песенками про любовь другую половину.

— Да шо вы так переживаете? Я же детдомовский, мы не сдаемся! — И он шагнул в проход, навстречу нарастающему гулу.

Орлов пошел за ним, но Алла удержала его за руку:

— Товарищ майор! Привезите вечером этого вундеркинда ко мне. На Брестскую. Часам к девяти. Посидим этой же компанией. Может, еще кого приглашу. Колбаски порежем, макарончиков сварим. Хуже не будет. И сами приезжайте.

— Спасибо, Алла Борисовна! Андрея привезу. Я для него сотрудник Министерства культуры. Прошу запомнить. Машина доставит его к вам и будет ждать его у вашего подъезда. Адрес мне знаком. — И он вышел вслед за Андреем.

— Бляха-муха! Беспризорник — будущий зять Горбачева! — Алла была явно удивлена и обескуражена. — Перестройке капец. Горбачев точно назначит его министром культуры, а Орлова куратором эстрадников, — сделала она неожиданное умозаключение и добавила в адрес Олега Непомнящего, своего директора: — Позвони Владиславу, пусть вечером подгребает.

Тем временем на футбольное поле выбежал полосатый колорадский жук. На табло высветилось: «Алла Пугачева!!!» Транспарант мигал, увеличивался в размерах и сокращался. Пульсировал в такт музыке, которую записали на фирме грамзаписи «Мелодия» накануне. Зрители ждали Пугачеву, но ее все не было. На поле продолжал бегать колорадский жук, мычал и мяукал одновременно. Высшей наглостью стали его призывы к зрителям аплодировать, когда он одной рукой зажал микрофон, другой хлопал по кулаку. Это транслировалось на экран. Дальше ни музыки, ни мяуканья Зятька слышно не стало. Все утонуло в миллионе децибел сплошного свиста и рева толпы. Букашка в прикиде колорадского жука все пятнадцать минут бегала по футбольному полю. Молчали, глядя на него, только милиционеры, оцепившие футбольное поле. Смотрели очень хмуро.

* * *

Квартира Аллы на Брестской улице располагалась на шестом этаже, под крышей. У подъезда дежурили десятки поклонниц, мужчин почти не было. Стены подъезды от первого до последнего этажа были исписаны словами и клятвами вечной любви к Алле. Квартира певицы была спроектирована необычно — ей всегда хотелось чего-то особенного. Ванная, туалет и кухня составляли ее середину, словно дырка от бублика. Вокруг «дырки» меняли друг друга спальни, столовая, большая гостиная, куда приглашали на ночные посиделки друзей Аллы. С каждым годом их становилось все больше. Появлялись и особо крутые.

Зятька привезли ровно в девять вечера. Оделся он скромнее. Черный пиджачок без ватной подкладки на плечах, серые брючки и красная майка-футболка. Он поднялся до квартиры, позвонил в дверь. Ему открыла вечная помощница Аллы — Люся. Она отправила Андрея в туалет, велела помыть ручки и уж только тогда идти к гостям. Он вошел, открыл кран умывальника и сел на край ванны разглядывать сверкающий кафель, унитазы и красивые халаты, что висели на позолоченной вешалке. Решив, что времени «на помывку» прошло достаточно, он закрыл кран, вышел из огромного «санузла» и вновь угодил в руки Люси. Та провела его в гостиную.

Застолье у Аллы в квартире практически не прекращалось. В том смысле, что десятки молодых дарований, типа Жанны Агузаровой или казахского коллектива «А'студио», не говоря о сердечных друзьях, композиторах и поэтах, всегда летели к ней почитать стихи или сыграть на рояле новую мелодию. Иногда это происходило одновременно. Здесь часто и рождались хиты. И все эти ангельские создания всегда хотели жрать и пить. Поэтому у Люси в холодильнике обязательно было в запасе что-то дежурное. Чаще всего она варила макароны, которые обожала Алла, и нарезала докторскую колбасу. Водка в морозильнике — само собой.

Этим вечером за столом сидели Илья Резник, Женя Болдин и Олег Непомнящий. Из тех, кого Андрей еще не видел или не знал заочно, как поэта Резника, — волосатый брюнет в белом пиджаке и черной рубахе. Рядом с ним мужчина в коричневой кожаной куртке, похожий на большого начальника.

Алла сидела за столом в круглых розовых очках на носу, что-то рассказывала. Ее старались перебить муж и директор. Все смеялись, но разом умолкли, когда Люся завела Андрея в гостиную.

— Ну что, чучело! Живой еще? — спросила Алла и рассмеялась своим низким грудным голосом с легкой хрипотцой. — Штаны успел поменять?

— Да что вы, Алла Борисовна, конечно, успел. Весь стадион будет штаны менять, — ответил он с лисьей улыбкой, высматривая место за столом. Люся уже тащила раскладной стул, и мужчина, прохожий на начальника, и тот, что был в белом пиджаке, отодвинулись друг от друга. В это пространство и уместился раскладной стул вместе с будущим зятем генсека. Аккурат напротив хозяйки.

— Андрюшенька, это Владислав Андреевич Старков, главный редактор самой крупной газеты в Советском Союзе — «Аргументы и факты». — Алла указала ладонью на главреда, и Разин пожал его руку.

— У нас в Тюмени все пропагандисты по вашей газете лекции читают. Я с ними пол-Сибири объездил, — вновь повторил он, уже Старкову.

Тот вежливо кивнул. Интерес к будущему зятю Горбачева был явно острее при его отсутствии. Без него можно было постебаться. К тому же Алла намекнула, что этот Разин оказался у Аллы «по линии КГБ». Так что расспрашивать и говорить лишнее при нем лучше не надо.

— Это Филипп, — продолжила Алла Борисовна и кивнула в сторону брюнета, — он болгарин, шибко пляшет и поет.

Как и ты — про любовь. Тебя на стадионе подцепила, а этого красавчика в Ленинградском мюзик-холле. На вырост, так сказать. Вы мне понравились. — Филипп, не отрывая больших коровьих глаз от Аллы, торопливо пожал руку Андрюши. — Филя здесь тоже первый раз, как и ты. Все просит спеть чего-нибудь дуэтом. Хитрый, дьявол. А может, мы с тобой споем? — она обратилась к отмеченному Богом детдомовцу, явно играя на публику.

Андрей тем временем по старой детдомовской привычке уже высматривал, чего бы ухватить со стола. Люся поставила перед ним тарелку с макаронами и натертым сыром, положила вилку и нож. Он наколол вилкой несколько кусков колбасы, сало и селедку. Болдин придвинул к нему рюмку и хотел налить водки. Но Андрей, хоть и круглая сирота, ни пить, ни курить почему-то не научился.

— Люся, можно мне чаю, — обратился он к домработнице и принялся за макароны с колбасой.

Пугачева сняла розовые очки. Поэт Резник что-то писал карандашом на салфетке, Киркоров продолжал пялить маслиновые глаза на Аллу, Болдин занялся любимым делом — разглядывал ногти, Старков о чем-то напряженно задумался. Директор Аллы вжал голову в плечи — безумно хотел спать. Все молчали. Зятек наворачивал макароны как ни в чем не бывало. Причем вилку держал тремя пальцами, оттопырив мизинец.

— Точно чучело! Откуда ты такой? — не удержалась спросить его Алла. Но ответа не дождалась.

— На кухне раздался отчаянный крик Люси. За ним громкий треск откуда-то сверху. Что-то тяжелое упало там же, откуда кричала Люся.

— Помогите кто-нибудь! — орала она за стеной.

Болдин и Непомнящий первыми бросились на кухню. За ними — остальные мужчины. Алла осталась за столом одна, налила себе полрюмки водки из запотевшей после холодильника бутылки, выпила ее и закусила кусочком селедки с черным хлебом. Кто хоть раз бывал на гастролях и жил в пропахших гостиницах с клопами, знают, что лучшего блаженства на этом свете нет. На кухне разливался хор голосов, один явно незнакомый. Наконец любопытство взяло верх, и Алла отправилась на шум вслед за всеми.

То, что она увидела в кухне, повергло ее в шок. На потолке зияла огромная черная дыра, сквозь которую виднелись стропила крыши. Из дыры свисали провода. На полу кухни посреди примолкших гостей лежал человек. Его куртка и брюки, в каких слесари ходят по домам чинить краны и унитазы, были напрочь измазаны известкой и чердачной пылью со стружками. Человек лежал на боку, поджав одну ногу. Он зажимал колено ладонями рук и громко сопел. На вид лет сорок, в волосах перья. Сквозь дыру в потолке было слышно, как воркуют голуби, даже хлопают крыльями, перелетая на чердаке с места на место.

— Пришло чучело, за ним прилетело пугало! — спокойно произнесла Алла и нервно засмеялась. — Вы кто, мужчина? Что на чердаке делали?

— Ты кто такой? — расхрабрился Непомнящий и осторожно тронул ногой прилетевшего с потолка.

Тот тихо застонал:

— Алла Борисовна, товарищи, вызовите «скорую». Я, похоже, ноги переломал. — Он закрыл глаза и стиснул зубы.

— Ты мне холодильник сломал, уголовная рожа, — напустилась на него Люся. Холодильник и в самом деле стоял с оторванной дверью — ему не повезло. Когда человек с голубиными перьями в волосах вылетел с громким треском с потолка, Люся доставала из холодильника банку красной икры, но успела отскочить. Тело незнакомца налетело на открытую дверь, сорвало петли.

— Я пошел звонить в милицию, — сказал Болдин и первым вышел из кухни.

— «Скорую» сначала вызывай! — посоветовала ему Алла. Она присела на корточки перед лежащим человеком в спецовке слесаря. — Ты чего на чердаке делал? Что за провода торчат? Нас не шарахнет? — Она кивнула на дыру в потолке.

— Не знаю, — прошептал упавший с чердака и еще сильнее скрючился от боли.

— Люся, тащи лестницу, посмотрим, — скомандовала Пугачева.

Незнакомец притих, но, когда Люся принесла из кладовки раздвижную лестницу, открыл глаза, как будто боль отпустила его.

— Дайте уже я посмотрю, — произнес притихший было Андрюша, взял у Люси стремянку и раздвинул ее. Он поднял было ногу, чтобы залезть наверх и сунуть голову в дыру, но с пола прозвучал грозный рык:

— Не советую!

— Что ты сказал? — удивилась Алла и скомандовала Андрею: — Давай, лезь посмотри!

— Не советую, — вновь заговорил гость с чердака и попытался приподняться.

Но парень, похоже, сломал не только ноги, но и ребра. А возможно, получил даже сотрясение мозга.

— Лезь давай, — вновь скомандовала Алла, и он проворно поднялся наверх стремянки. Его голова нырнула в дыру. Он увидел раскладной алюминиевый стул и небольшой ящик с мерцающими красными огоньками.

— Ну чего там? — уже не выдержал Старков. История ему явно не нравилась.

Андрей же, как только редактор Старков заговорил, увидел, что красные лампочки на коробочке вдруг замигали в такт словам и вновь утихли вместе с голосом. Одновременно на уровне глаз он увидел лежащие в чердачной пыли наушники. Он достал их, показал стоящим внизу гостям примадонны.

— Шпион! — сказал он с серьезным выражением лица. — По всем признакам американский, — добавил он и напялил наушники на уши.

— Что за признаки? — переспросил Филя. Пацан под потолком и в наушниках наконец-то вызвал у него интерес.

— Аллой Борисовной может заинтересоваться только ЦРУ. Другие не потянут, — попытался польстить хозяйке Зятек и вновь посмотрел на примадонну с открытой улыбкой на лисьей морде лица.

— Давай-ка, парень, спускайся, и все тихо расходимся. Люся и Олег, оставайтесь дома и ждите милицию. Я уезжаю к мужу! Пойдем, Женя. — Она пошла в свою комнату собираться. Гости отправились к входной двери. Андрей втянул носом запах из столовой, проглотил набежавшую слюну и тоже отправился к выходу. Впереди была долгая поездка в Рязань, куда ему неожиданно предложили устроиться директором филармонии.

* * *

Милиция приехала через пятнадцать минут. Лежащий на полу человек успел к их приходу прийти в себя. На вопрос, кто такой и что здесь делает, показал милиционеру удостоверение. Еще через полчаса приехала черная «Волга» с комитетским номером МКЖ и белая «Волга»-пикап «скорой помощи». Незваного гостя Пугачевой вынесли на носилках и увезли. Пришедшие в квартиру люди в штатском посоветовали Люсе и директору ничего никому не говорить. Потолок обещали починить. Провода с наушниками стащили вниз вместе с мерцающей коробкой, попутно загадили кухню голубиными перьями, почерневшей древесной стружкой и ушли.

На следующий день Олег Калугин передал председателю через его секретаря служебную записку. О том, что первый пункт плана по приданию «объекту» общественной значимости прошел успешно. Изгнание со стадиона и «упавший с чердака сотрудник» надолго скрепят дружбу лучшей певицы в стране и участника игры спецслужб. В СССР понятие «пили вместе» позволяет не объяснять истоки долгой и крепкой дружбы. Что и требовалось.

Перед Аллой Пугачевой извинились и просили говорить в случае надобности, что с чердака упал бомж. Такое предупреждение оказалось нелишним. Скрыть падение человека с чердака в квартиру Аллы Борисовны не удалось. Слух о ночном скандале в квартире примадонны уже гулял в Москонцерте.

В результате крошка Разин прослыл протеже Пугачевой вместе с болгарином Киркоровым. Самая тиражная газета в СССР «Аргументы и факты» готовила интервью с восходящей звездой. Не с Киркоровым.