За последним порогом. Начало

Андрей Стоев, 2020

Мир, который разошёлся с нашим примерно в 1000 году н.э. Мир, в котором никогда не было Чингисхана и Наполеона. Сможет ли герой, проживший обычную жизнь в нашем мире, начать новую жизнь в том? Как можно прожить жизнь достойно и защитить себя и своих близких в мире, который никогда не знал политкорректности и прав человека, но в котором есть магия и боги? Вот так неожиданно сложилась судьба Кеннера Арди, когда-то простого российского завлаба, а ныне сына изгнанной из рода аристократки – немного отморозка, немного параноика, и совсем немного идеалиста.

Глава 2

Лето постепенно шло к концу, и нагрузки у нас ещё прибавилась. Стало больше физических упражнений, мы начали делать упражнения на развитие эмпатии. Как сказала мама: «Это мало у кого получается, но у вас может выйти, хотя бы друг с другом». Разные упражнения занимали заметную часть нашего времени, и мать озаботилась нашими развлечениями, здраво рассудив, что дети не могут непрерывно учиться. В один из выходных она заявила:

— Сегодня поедем в визион.

— А что это?

— Я знаю, — влезла Ленка, — Марта с Гертой там были, хвастались. Они вообще задаваки.

— И что там? — спрашиваю.

— Долго объяснять, — снисходительно махнула рукой, — сам увидишь.

Всё ясно — сама толком не поняла, о чём девчонки хвастались. Мать прятала улыбку.

Визион оказался чем-то вроде пафосного кинотеатра. Бархат и позолота, дети с родителями сидят за столиками, официанты разносят закуски и напитки. Всё включено в стоимость билета, заведение явно не для бедных. Я ожидал чего-то грандиозного, однако всё оказалось гораздо проще — на большой экран проецировалась картинка, чтец зачитывал текст, всё это сопровождалось игрой на клавире⁴. Потом картинка менялась. Я был совершенно разочарован, но очень скоро мне пришлось изменить своё первоначальное мнение. Стоило только внимательно всмотреться и вслушаться, и все менялось. Картина на экране приобретала выпуклость и цвет, наливалась жизнью, и буквально затягивала в себя зрителя. Было полное ощущение присутствия — цвета, звуки, запахи, всё давало чувство реальности повествования. Это больше не было статичной картинкой на экране — я действительно стоял в настоящем летнем лесу, а другие зрители ощущались как что-то неясное где-то на грани восприятия. Какая-то магия тут, несомненно, присутствовала.

Маленькие зрители, включая Ленку, были в полном восторге. Давали героическую историю, где звери защищали свой лес от подлых захватчиков, в роли которых выступали довольно отвратительного вида свиньи в каких-то тевтонских шлемах. Псов-рыцарей, то есть свиней-рыцарей, в конце концов с позором изгнали, вызвав у публики бурное ликование.

Жаль, что этот мир ещё не дорос до братьев Люмьер, представляю, какое потрясающее три-дэ тут сделали бы из обычного фильма. Изобрести синематограф, что ли — попаданец я или тварь дрожащая⁵? Вот только не знаю, как эти самые киноплёнки устроены, а то бы непременно ошарашил местных продвинутой технологией.

Надо сказать, что я много времени посвятил раздумьям о перспективах прогрессорства. Дело в том, что хотя с первого взгляда и казалось, что я получил немало роялей из кустов, каждый мой подарок был, как бы это сказать, слегка с гнильцой. Мать аристократка, но изгнанная, с другими аристократами контактов не поддерживает, и к тому же в плохих, если не сказать враждебных отношениях с Матерью сильнейшего рода. Вхождению в столичное общество это, мягко говоря, не способствует. Да, моя семья обеспечена, но эта обеспеченность базируется исключительно на личных доходах матери. Довольно больших доходах, но случись с ней что, и вся обеспеченность растает как дым. То есть деньги у семьи водятся, а вот состояния нету. С моей силой вопрос также не совсем ясен — развитие в принципе может остановиться в любой момент, а мой текущий уровень не дотягивает даже до минимального ранга Владеющего. Конечно, родись я в крестьянской семье, ситуация была бы не в пример хуже, но всё же понимание, что карета в любой момент может превратиться в тыкву, порядком нервировало. Мне хотелось бы иметь более надёжную основу.

Использование изобретений моего старого мира просто напрашивалось, но в конечном итоге, мне так и не удалось придумать, как из этого извлечь хоть какую-то пользу. Мелочи вроде замка-молнии или складного ножа здесь благополучно придумали и без умного меня. Что-то же посерьёзнее выглядело совсем безнадёжным. К примеру, я неплохо знал устройство биполярного транзистора, но был не в состоянии превратить это знание в комплект технологической документации. К тому же производство полупроводников базировалось на огромном числе непростых технологий, начиная от зонной плавки и кончая фотолитографией, которые, в свою очередь, базировались ещё на чём-то, и так далее. Развить целую группу отраслей было далеко за пределами возможностей одного человека, даже если представить, что найдётся сумасшедший, готовый эту безумную затею профинансировать.

Однако и более-менее подходящие под текущий технический уровень вещи также не выглядели перспективными. Например, я в общих чертах представлял себе устройство дизельного двигателя, но не знал устройства многих важнейших частей, да и вообще мои познания были на уровне картинки из популярной книжки. Всё то, что я знал, легко мог придумать любой инженер-двигателист. Единственным моим преимуществом было то, что я точно знал, что это направление не тупиковое, но заинтересовать нужных людей голой идеей было совершенно нереально, а изготовить хотя бы действующий макет было не в моих силах, и я это осознавал с полной ясностью.

В конце концов я пришёл к выводу, что идея прогрессорства — это полный бред, годный лишь для написания фэнтези. Каждый мир развивается по собственному пути; если какое-то изобретение находится в рамках этого магистрального пути, его сделают и без попаданца. Можно вписаться и снять немного сливок, но для этого слишком многое должно совпасть — запрос общества на нововведение, достаточно полные знания именно по этому вопросу, а главное, способность убедить нужных людей, что ты можешь выдать реальный и востребованный продукт. Или же нужно быть одновременно гениальным организатором, гениальным финансистом, и гениальным инженером. Может, такие люди и существуют, но это явно не мой случай.

Окончательно меня убедило в этом выводе знакомство с местной авиацией. Сначала я считал, что полёты здесь ограничиваются медлительными грузовыми и грузопассажирскими дирижаблями. Но однажды в выходной мать взяла нас на аэродром смотреть демонстрационные полёты, и я с большим удивлением обнаружил, что авиация тяжелее воздуха в этом мире все-таки присутствует. Здешние самолёты представляли собой «рус фанер» в самом примитивном варианте, и были дорогой игрушкой для экстремальных спортсменов, примерно как мотодельтапланы в нашем мире. О пассажирской авиации речи не шло вообще — мать порядком удивилась моему вопросу, заявив, что сразу столько сумасшедших найти будет слишком сложно.

Подумав немного, я понял, что причина тут в отсутствии военной авиации. В нашем мире именно она обеспечила отработку технологии и позволила в конце концов создать более или менее надёжные летательные аппараты. Лишь потом они начали постепенно внедряться в гражданскую жизнь. Но когда я завёл разговор с матерью, что, мол, можно ведь с высоты бросать на врага что-нибудь взрывающееся, вроде бочонка с порохом, мать снисходительно потрепала меня по голове и объяснила глупому малышу:

— Понимаешь, Кени, даже я, целитель, совершенно невоенный человек, легко сниму эту тарахтелку с любой высоты. Например, создам у неё перед носом локальное разрежение Силы. Сильные перепады Силы техника не выдерживает — у неё или мотор заклинит, или крылья отвалятся, или ещё что-нибудь. А тому, что она сбросит, я не дам даже до земли долететь.

Авиация была хорошим примером того, как условия мира предопределяют путь его развития. Кстати, позже я понял, что идея с транзисторами тоже была нежизнеспособной — хотя простые и грубые технические приборы в этом мире работали, что-то более сложное сбоило из-за естественных колебаний поля Силы. Заставить надёжно работать приборы, основанные на квантовых эффектах, такие, как полупроводники, было практически невозможно.

На том и закончились мои мечты двинуть этот мир по пути его прогресса и моего процветания. Разумеется, если подвернётся возможность «изобрести» что-то простое и востребованное вроде замка-молнии, я этой возможностью непременно воспользуюсь. Но как основа для обустройства моей жизни прогрессорство явно не подходило.

Вообще этот мир местами производил очень странное впечатление смеси времён. Помнится, меня просто потрясла огромная телега, которую тащил здоровенный битюг, но при этом колёс у телеги не было, и она парила над землёй на уровне полуметра. Мир в чём-то напоминал девятнадцатый век, но девушки ходили в мини-юбках, а одежда и поведение людей были скорее характерны для моей прошлой современности. Автомобилей — причём примитивных — было мало, мобильных телефонов не было вовсе, но при этом люди жили лет до ста пятидесяти, рак лечился амбулаторно, и даже в бедных кварталах на лицах не было печати безнадёжности. Какой мир я бы предпочёл, будь у меня такой выбор? Не уверен, что свой…

* * *

Летом произошла ещё одна история, которая добавила мне немного понимания этого мира. Мы с мамой поехали за покупками, а Ленка осталась дома одна. Она решила воспользоваться представившейся возможностью на полную. Взгромоздила на стул табуретку, залезла в шкаф, вытащила баночку земляничного варенья, но не смогла удержать её в руке. Банка упала и разбилась. Ленка в панике сбежала в свою комнату, а когда мы вернулись, и началось разбирательство, выдала дичайшую историю про землетрясение (мы как раз только что прочитали детскую книжку про вулканы и землетрясения), от которого дом шатался, и банки с вареньем вылетали из шкафов. Тот факт, что на кухне так и осталась стоять конструкция из стула и табуретки, рассказчицу не смутил.

Я до этого никогда не видел маму такой сердитой. Ленку она отругала так сурово, как никогда нас не ругала. Та перепугалась и зарыдала. Тут, наконец, и пробудилась эмпатия — на меня нахлынула такая волна детского горя и отчаяния, что я кинулся её утешать. Мама следом. Ленке для утешения была выдана другая баночка с вареньем, которое она ела, шмыгая носом, и размазывая по лицу слёзы пополам с вареньем.

Когда она наконец успокоилась, мама стала ей объяснять:

— Понимаешь, Леночка, мне не жалко для тебя варенья. Если бы ты не начала врать, я бы тебя и ругать не стала. Тебе нельзя врать никогда, даже в мелочах. Будешь врать — потеряешь силу, станешь бездарной.

— Как такое может быть? — тут уже удивился я, — Сила что, следит за этим?

— Нет, Силе до этого дела нет. Тут другое. Когда ты управляешь Силой, у тебя должна быть полная уверенность, что у тебя всё получится. У Владеющего каждое действие и каждое слово есть абсолютная истина, в которой не может быть никаких сомнений. Когда ты врёшь, ты подрываешь свою уверенность. Ты начинаешь себя приучать к мысли, что твоё слово может быть не истиной, а просто пустым звуком, понимаешь?

— То есть Владеющий говорит всегда только правду?

— Я думаю, Высшие — всегда, ложь им слишком дорого обойдётся. Если Высшая тебе что-то сказала, можно смело считать, что это правда. Но там надо наоборот, смотреть, что она не сказала. Врать она не будет, но она может умолчанием подвести тебя к какой-то мысли. Есть много способов заставить человека самого себя обмануть. А низкоранговые могут иногда и соврать, конечно. Многие же не хотят развиваться — это сложно, надо много работать, а каждый следующий ранг даётся всё сложнее. Вот такой находит себе тёплое место, и всё, ему больше ничего не надо, у него всё хорошо. Но есть такой всем известный факт — тот, кто врёт, хоть иногда, хоть в мелочах — никогда не поднимется высоко. Не хотите говорить правду — лучше просто молчите.

После этого события у меня немного сдвинулось дело с эмпатией. Точнее, я начал понимать, как она работает. Чужие эмоции воспринимаются как свои, и самое сложное было в том, чтобы определить, что это наведённые эмоции, отделить их от своих, и проанализировать их как бы со стороны, отстранившись. Главная сложность с тренировками была в том, что эмоции должны были направляться на меня, и быть достаточно сильными. Равнодушие не генерировало ничего и просто не определялось. Сильные чувства у окружающих получалось вызывать редко, так что дело продвигалось медленно. Возможно, на более высоком уровне владения эмпатией можно будет определять и ненаправленные эмоции, но пока до этого было очень и очень далеко.

* * *

Так незаметно прошла осень, а потом и зима. Незаметно прошли и наши дни рождения — мне мама подарила отличный складной нож, а Ленка получила какую-то особенную куклу, по которой она сохла последние месяца три. К учителю фехтования добавились учителя танцев и этикета, а немного попозже — музыки и рисования. Мы как-то постепенно втянулись в учёбу и привыкли к своей постоянной занятости. Свободное время у нас, конечно, тоже было, но именно по принципу «делу время, потехе час». Для этого мира такое было совершенно нормальным — дети очень рано начинали помогать взрослым, а если семья была богатой, и помогать взрослым не требовалось, то были постоянно заняты учёбой и тренировками. Огромный контраст с моим родным миром, где нормой было сунуть ребёнку планшет, чтобы не донимал взрослых, и он часами пялился в него, играя или смотря мультики.

Как-то мы шли домой из кондитерской, в которую регулярно ходили за любимыми Ленкиными сливочными тянучками. На перекрёстке с узкой аллейкой нас перехватила группа из пяти пацанов лет восьми-девяти.

— Так, насекомые, ну-ка быстро сюда подошли! — скомандовал вожак.

Гопы дворянского квартала, ну надо же! Мы подошли, и я немедленно выдал главному отличный джеб. Брызнула кровь из разбитого носа, и я добавил прямой правой в челюсть. Ленка сориентировалась мгновенно, и молодецким пинком по яйцам вывела из игры ещё одного — нет, вот откуда только берётся, а? Где она могла научиться так ловко проводить операцию по смене пола? Хочется верить, что не у мамы в лечебнице, там должно быть погуманнее. Тем временем мне прилетел хороший удар в глаз, и я слегка потерял ориентацию. Ленка с умеренным успехом отмахивалась сразу от двоих, похоже, её сочли самой опасной. Хотя мы были заметно сильнее и быстрее своих сверстников, тут силы были явно неравны, и исход боя выглядел предопределённым. На наше счастье, раздался свисток стражника; бой сразу прекратился. Пацаны кинулись вглубь аллейки, и даже несчастный трансгендер поднялся и торопливо заковылял следом. Мы тоже не стали ждать карающей руки закона и рванули в другую сторону.

Ввалившись домой, мы сразу наткнулись на маму. Таких больших глаз у неё я ещё не видел. Из кухни высунулась Арина, и тоже застыла с открытым ртом.

— Вы что, друг с другом подрались? — наконец с изумлением спросила мама.

Мы посмотрели на одинаковые фингалы друг у друга и начали хохотать.

После Ленка спросила:

— Ты почему сразу драться полез?

— А ты разве не почувствовала, что он злится и хочет поиздеваться? Они в любом случае нас бы бить начали, так чего ждать было?

— Нет, ничего не почувствовала. Я там сама вдруг разозлилась.

— Это не ты разозлилась, это ты его злость почувствовала. Надо учиться отделять свои чувства от чужих. Постарайся запомнить, как чужие чувства выглядят и не давай им себя запутать.

Ленка задумалась.

— А можно ведь было и убежать.

— Девушка, вы не из коровника дворянка?

Ленка захихикала и начала на меня наскакивать и пихаться. На том и закончилась эта история, но вскоре она получила неожиданное продолжение.

* * *

На следующий день на прогулке мы опять наткнулись на квартального.

— Ого! — удивлённо воскликнул Любомир, — это кто же вас так разукрасил?

Надо сказать, что мама наотрез отказалась лечить наши синяки, заявив, что она мирный целитель, и боевые ранения не её специализация.

— Пустяки, — я махнул рукой, — мы разобрались.

— А победил-то кто?

— Да что-то вроде ничьей вышло.

— Ну да, Мирон так мне и докладывал, бились, мол, они как львы, но вынуждены были отступить. — Любомир откровенно ухмылялся. — А что же так-то?

— Умения не хватило, — пояснил я, — нас драться не учат. Только танцы, музыка, всё такое.

— А зачем вам уметь драться? Вы же дворяне.

— Так это вдвойне нехорошо, когда дворянина какая-то мелкая шушера бьёт.

— И то верно, — засмеялся Любомир, — ну я вам тогда вот что скажу. Брат мой, Данислав, держит школу для ратников Вольных отрядов. Детей он тоже учит, но берёт редко, только от друзей-знакомых. От меня возьмёт, конечно. Если мать уговорите. И сами крепко подумайте, там трудно учиться.

— Спасибо, дядька Любомир! Посмотрим, что получится…

* * *

Было совершенно ясно, что Ленка потянется за мной следом, так что принимать решение нужно было вместе.

— Лен, давай подумаем, нужно ли нам учиться драться. Я один не хочу решать.

— А сам что думаешь? — рассеянно спросила она, исправляя какую-то неправильность в наряде куклы.

Вопрос действительно был неоднозначным. С одной стороны, Владеющим умение драться вроде и ни к чему. К тому же свободного времени у нас не так уж много, и добавить к нашим занятиям ещё и школу Данислава означало, что его останется совсем мало. Даже мне, ребёнку с психикой взрослого, нелегко жить в таком ритме, детский организм накладывал свои ограничения.

С другой стороны, Владеющими мы фактически станем только после семнадцати лет, когда достигнем второго, полного совершеннолетия. До тех пор нас просто не станут учить ничему серьёзному — и кстати, совершенно правильно. Пока будущий Владеющий не научится ответственно и с полным контролем использовать свои способности, ему доступны лишь безобидные упражнения по развитию и контролю Силы. То есть как минимум до этого времени любой хулиган способен практически безнаказанно настучать нам по физиономиям. К тому же я, как взрослый и поживший человек, прекрасно понимаю, что в бою сила не главное. Дай ботану любую силу, и его все равно будут тиранить все, кому не лень. Чтобы стать воином, нужно с детства вырабатывать в себе воинский дух, а романы, где ботан-программист переносится в другой мир, сразу становится великим магом, и начинает нагибать окрестные народы — это всего лишь мечты конкретного ботана, с реальной жизнью никак не связанные.

Здесь стоит упомянуть, что рассказ нашей мамы про права и привилегии дворян был совершенно верным, но существовало множество нюансов, которые порой сильно меняли ситуацию. В частности, несмотря на сильную сословность общества, оно было довольно демократичным, главным образом за счёт работающего механизма социальных лифтов. Сословное обучение, вроде английских закрытых школ, активно не поощрялось — судя по всему, князь справедливо полагал, что закукливание сословий ведёт к застою и загниванию общества в целом. Конечно, в той младшей школе, куда мы вскоре пойдём, дворян было много, а в школе в каком-нибудь рабочем районе не было вовсе, но тем не менее, в целом никакой сегрегации не наблюдалось.

Всё это приводило к довольно любопытному эффекту — дворянские дети вели себя скромно и своё дворянство не выпячивали. Ведь что мог сделать дворянский отпрыск, если мещанский сын с ним подрался или даже просто набил морду? Теоретически он мог подать жалобу в суд Чести, после чего мещанину, возможно, пришлось бы несладко. На практике это означало бы позор, постоянные насмешки, и ущерб для репутации на всю оставшуюся жизнь. Так что умение начистить обидчику грызло для дворянских детей внезапно оказывалось совсем не лишним. И для дворянок тоже — девочки здесь, особенно одарённые девочки, росли активными, и даже близко не были безобидными ромашками.

— Я думаю, что нам стоит поучиться. Понимаешь, если мы…

— Да согласна я, согласна, — отмахнулась Ленка.

— Что, вот так вот сразу? — я не понял такой сговорчивости.

— Ты же мужчина, вот ты и решай.

Ага, замечательная позиция — ты решай, ты и будешь виноват если что. Так-то все женщины этим приёмом пользуются, но эта молодая какая-то очень уж ранняя.

* * *

Разговор с матерью я начал издалека.

— Как-то даже стыдно с синяками ходить. Сегодня Любомира встретили, ухмылялся. Просто позор какой-то…

— Сводить синяки не буду, — отрезала мать, не поднимая глаз от журнала.

— Да я не про то. — махнул я рукой, — Сам не хочу к тебе бегать с каждой царапиной.

— А про что? — мать слегка заинтересовалась.

— Может нам стоит немного поучиться? Это же, наверное, не в последний раз, придурков-то хватает.

— Давай ближе к делу, не ходи кругами. — мать, наконец, отложила свой журнал.

— Любомир говорит, у его брата хорошая школа, — я пожал плечами с безразличным видом, — можно было бы походить.

— А зачем вам это вообще? Вы Владеющими будете, чем вам поможет умение в морду дать?

— Ну, во-первых, Владеющими мы станем очень нескоро. А во-вторых, умение драться и для Владеющего полезно.

— В чём польза-то? Что-то я не слышала, чтобы Владеющий победил противника кулаками.

— А я вот не слышал, чтобы кто-то победил, отжимаясь на поле боя. А ратников почему-то отжиматься заставляют. С кулаков ведь и начинают учиться.

— Знаешь, Кени, — мать вздохнула, — мне не нравится вот эта твоя направленность на сражения. Ещё и Леночка за тобой тянется.

— Думаешь, не придётся?

— Мне бы не хотелось.

— Мне бы тоже не хотелось. Но если вдруг придётся, не хочу быть беспомощным телёнком.

Мать задумалась, смотря куда-то в неведомые дали.

— Ты как-то очень уж быстро превращаешься из ребёнка в мужчину. — наконец сказала она с лёгкой печалью в голосе, — Ну хорошо, от меня что требуется?

— Твоё согласие. — сказал я. — Оплата обучения. Не знаю, что там ещё потребуется, форма может какая-то.

— Хорошо, — кивнула мать, — скажи-ка мне вот что: ты понимаешь, что потом отыграть назад не получится, и вам придётся там заниматься до конца? Владеющий не может менять свои решения как флюгер. Если решение принято, оно должно быть исполнено. Иначе придётся силой расплачиваться.

На мгновение стало страшновато, даже мурашки пробежали. Очень нелегко привыкнуть, что слово здесь весит так много. Пусть это всего лишь слово семилетнего ребёнка. Но отступать я не собираюсь, да и не для этого разговор затевал.

— Я всё понимаю и решения не изменю.

— Тогда решено, — сказала мать, — скажи Любомиру, пусть договаривается.

* * *

Данислав Лазович имел суровое, словно высеченное из камня, лицо и ледяные глаза. Двигался он очень плавно, и в целом производил впечатление чрезвычайно опасного человека. Ленка на всякий случай спряталась за меня и осторожно выглядывала из-за моего плеча.

— Госпожа Милослава, — поклонился он матери.

— Почтенный Данислав, — мать кивнула в ответ, — благодарю вас за то, что нашли возможность заниматься с моими детьми.

— Это самое малое, что я могу сделать для вас, — ответил он, — наша семья у вас в долгу.

Мать с достоинством кивнула. Всё же аристократическое воспитание чувствуется сразу — я, во всяком случае, старый-я, начал бы мямлить какую-нибудь чепуху вроде «да не за что» или «так поступил бы каждый», и неизбежно потерял бы лицо. Интеллигенту крайне сложно сохранить достоинство, пытаясь на равных разговаривать с человеком с такой явной, и буквально давящей аурой опасности — слишком уж он отличается от привычно-уютной академической публики. Мне бы очень хотелось, чтобы моя интеллигентность осталась там, в сияющем коридоре, вместо утерянных, и наверняка важных воспоминаний. Но к моему огромному сожалению, я сохранил её полностью, ну или почти полностью; приходилось буквально по капле выдавливать из себя интеллигента⁶. Надо сказать, что у Ленки эта проблема отсутствовала совершенно — она была аристократкой, во всём вела себя, как аристократка, и никакой двойственностью, в отличие от меня, не страдала. Старая память — это не только костыль, но и груз.

— Нужно ли что-то приобретать дополнительно? — спросила мать.

— Не беспокойтесь об этом, госпожа. Мы сами снабжаем учеников всем, чем нужно, дополнительные расходы будут просто включаться в ежемесячный счёт. Однако я попросил подойти сюда нашу лекарку, возможно, у неё будут какие-то рекомендации.

— Я должна подчеркнуть один момент, — сказала мать, — мне хотелось бы, чтобы дети занимались по полной программе и получили полный объём знаний и навыков. Без скидок.

— Разумеется, — кивнул Данислав, — я сам буду заниматься с вашими детьми. Скидок не будет.

— Насколько я знаю, вы служили в «Волках Севера», почтенный? — мама вопросительно посмотрела на Данислава.

Мама явно навела справки, до этого она точно ничего не слышала про брата Любомира. В общем-то, этого следовало ожидать.

— Именно так, госпожа. Прошёл путь от кадета до тактического офицера. Потом семь лет служил старшим инструктором отряда по боевой подготовке. Пять лет назад открыл школу.

— Достойный путь. — кивнула мама.

Дверь открылась, в комнату вошла молодая женщина. На мгновение задержав на маме взгляд, она склонилась в поклоне:

— Госпожа Милослава.

— Мы знакомы? — вопросительно подняла бровь мать.

— Односторонне, — улыбнулась она, — я посещала ваши лекции по коррекции аномального онтогенеза⁷. Позвольте представиться: Анна Бехтева, лекарка, четвёртый ранг.

— Рада знакомству, госпожа Анна, — кивнула мама.

— Не думаю, что вы нуждаетесь в моих скромных советах, госпожа, но на всякий случай скажу: детям мы обычно рекомендуем минерализованные коктейли по стандартному укрепляющему курсу А-1.

— Я делаю своим детям процедуры полного курса Тоффеля.

— Полного? — брови у лекарки поползли вверх, — Впрочем, чему я удивляюсь. Полагаю, по физическому развитию они соответствуют детям примерно на год старше?

— Да, примерно так, — согласилась мама.

— А скорость реакции?

— Повышенная, но за пределы базового диапазона пока не вышла. Можно не учитывать.

— В таком случае, не вижу никаких проблем. — сказала Анна, — Позвольте вручить вам наши рекомендации по домашним упражнениям — вероятно, вы захотите как-то объединить их со своей программой. Если у вас, госпожа, нет ко мне вопросов, то позвольте вас покинуть.

Дальше последовало снятие мерок и краткая экскурсия по школе. На том посещение закончилось; через неделю для нас изготовят форму и защиту, и ещё через неделю наша новая группа начнёт заниматься.

* * *

Как правило, я старался задавать как можно меньше вопросов, чтобы не выпадать из образа ребёнка. Да, дети часто фонтанируют вопросами вроде «мама, а почему небо голубое?». Однако подобные темы меня интересовали слабо — почему небо голубое, я прекрасно знаю и сам, а вот насчёт матери, кстати, не уверен. Вопросы, которые меня интересовали в первую очередь — структура власти в княжестве, разделение полномочий, судебная практика, и тому подобные — от семилетнего ребёнка выглядели бы странно, и задавать их следовало крайне осторожно.

В качестве отступления замечу насчёт судебной практики — изучив вопрос по доступным мне обрывочным источникам, я выяснил, что мать дала мне сильно упрощённую картину. Кроме Мещанского суда и суда Дворянской Чести, существовал также Круг Силы, который разбирал дела и споры Владеющих, а также Княжеский суд. Причём разделение полномочий между ними было довольно запутанным — например, в зависимости от конкретных обстоятельств, я мог попасть под юрисдикцию любого из этих четырёх судов. Существовали и другие суды, например, Гильдейский суд, который ведал тяжбами купцов, но с ними я вряд ли мог пересечься. Судопроизводство было весьма сложным — некоторые суды руководствовались сводом законов, причём своим у каждого, тогда как другие использовали прецедентное право. Словом, это был рай крючкотвора.

Сегодня был как раз подходящий случай прояснить давно интересовавший меня вопрос:

— Мама, а вот госпожа Анна — она лекарка, а ты целительница. Это одно и то же?

— Нет, Кени, это совсем не одно и то же. Это довольно сложно объяснить в двух словах.

— Объясни в трёх. — предложил я.

— Ну хорошо, — засмеялась мама, — тогда слушай. Ты ведь знаешь, что техника плохо работает там, где высокая концентрация Силы, или где колебания Силы слишком большие?

— Знаю, — согласился я, — ты рассказывала.

— А знаешь, почему люди и животные себя там прекрасно чувствуют? Потому что живые клетки стабилизируют поле, прямо воздействовать на них Силой практически невозможно. Вот дар целителя как раз и состоит в том, что он может воздействовать на организм напрямую, своей силой. Проще говоря, он может как бы обмануть организм больного и прикинуться его частью.

— А лекари?

— А лекарю нужно сделать разрез и залезть внутрь организма, чтобы что-то там сделать. И даже так он силу обычно использует не напрямую, а чтобы сделать сложный разрез, или пережать артерию, или ещё что-то. Ещё лекари используют алхимию, она очень эффективна, особенно когда делается под конкретного больного. Лекари вообще-то многое могут, но до целителей им очень и очень далеко.

— А кого больше — лекарей или целителей?

— Лекарей много, они в основном и лечат. Целителей очень мало. В нашей лечебнице целых три целителя, но это центральная лечебница княжества, к нам со всего княжества сложных больных привозят. В большинстве лечебниц ни одного нет. Ты же изучал большие числа? Знаешь, что такое миллион?

— Конечно, знаю, — оскорбился я.

— Вот смотри: в княжестве тридцать шесть миллионов жителей. На них на всех приходится тридцать четыре младших целителя и девять старших. Причём старшие лечат редко, а больше наукой занимаются. Сможешь сам прикинуть, сколько жителей на одного целителя приходится?

— Тысяч девятьсот, да? — прикинул я.

— Ну, наверное, так. У меня с арифметикой не очень, — засмеялась мама, — я лучше тебе поверю.

— Так что получается, ты можешь издалека сердце у человека остановить?

— Нет, не могу. Надо же сначала настроиться на организм. Это не сразу делается, и надо при этом человека касаться. Но знаешь, мне не обязательно сердце останавливать. С седьмым рангом я могу не хуже любого боевика, например, каменный шип в сердце воткнуть. Остановит сердце ещё надёжнее.

Я вспомнил ещё один интересный вопрос:

— А ты можешь сделать так, чтобы у человека дар появился?

— Нет, конечно, — мама даже удивилась вопросу, — дар — это свойство души, а мы душу даже почувствовать не можем, не то что изменить в ней что-то.

— А боги?

— Боги? — мама задумалась. — Скорее всего тоже не могут, во всяком случае, я не слышала, чтобы боги кого-то наделили даром. Вот Сила может, так она и считается сущностью более высокого порядка. Хотя, если подумать, ещё неизвестно, наделяет ли она даром, или просто помогает дару развиться до его естественного предела.

— А какие ещё сущности есть?

— Если какие-то и есть, в нашем мире они себя не проявляли.

— В «нашем мире»? А другие миры существуют? — спрашиваю с безразличным видом, но пульс ускорился.

— Может да, может нет. — мама пожала плечами. — Какой смысл гадать о том, что мы не можем ни подтвердить, ни опровергнуть?

Ну, положим, я могу подтвердить, но мне-то другое было интересно.

— А боги вообще существуют?

— Не поняла, — мама выглядела слегка сбитой с толку, — а куда бы они делись?

— Ну, в смысле, кто-нибудь их видел?

— Да много кто видел. Я, например, видела.

Мама правильно поняла мой изумлённый вид и пояснила:

— Всех новых целителей Жива лично благословляет. Меня тоже благословила, когда меня в целители посвящали.

Вопросов у меня сразу возникло бесчисленное количество, но маме явно надоело меня просвещать:

— Всё, хватит уже разговоров. Идите с Леной книжку почитайте, и ложитесь спать.

Оказывается, здесь есть настоящие боги, которые спускаются со своих Олимпов, и ходят среди людей, как в мифах древней Греции! Впрочем, сейчас я бы не рискнул называть их «мифами». Мир сразу стал выглядеть гораздо менее уютным; мне сложновато понять, как жить и вести себя в мире, где легко можно встретиться с богом.

* * *

Я проснулся оттого, что на меня кто-то запрыгнул с разбега. Впрочем, почему «кто-то»?

— Ленка, ты чудовище! — простонал я, пытаясь восстановить дыхание.

— А ты засоня. — презрительно откликнулась она. — Просыпайся, мама уже на пробежку собирается.

Я кое-как открыл глаза. Ленка сидела на мне, умытая и свежая, но ещё растрёпанная после сна.

— Давай быстрей вставай и умывайся. Только сначала причеши меня.

Ленка млела, когда я расчёсывал ей волосы, мне тоже это ужасно нравилось, так что как-то незаметно это превратилось в мой священный долг и почётное право.

— Косички заплетать? — спросил я, закончив с расчёсыванием.

— Некогда, сделай просто два хвостика.

Едва дождавшись окончания, она рванула на выход, крикнув на бегу: «Догоняй, копуша!».

Когда я вышел на улицу, женщины как раз заканчивали первый круг. Мама с иронией посмотрела на меня, когда я пристроился к ним, но говорить ничего не стала. На следующем круге Ленка отвалилась и побежала в душ, а я остался ещё на круг.

За завтраком мама спросила:

— Вы помните, что сегодня первое занятие у Данислава? Не жалеете ещё, что затеяли это?

Ленка незаметно поёжилась, Данислав её пугал.

— Не понимаю о чём ты говоришь, мама, — с напускным удивлением сказал я, — что решено, то решено.

Мама хмыкнула, и дальше завтрак протекал в молчании.

* * *

Форма представляла собой широкие штаны, и куртку без пуговиц, с поясом, который просто оборачивался вокруг талии несколько раз. Это было очень похоже на кимоно для восточных единоборств, ну, насколько я помню эти самые кимоно.

Ленка судорожно сжала мою руку.

— Ты что так боишься? — спросил я её шёпотом.

— Не знаю, — ответила она тоже шёпотом, — страшный он какой-то.

Тут я её понимал — Данислав просто излучал опасность, и по правде сказать, мне возле него тоже было немного не по себе.

— Не бойся, — прошептал я, — я тебя в обиду не дам.

Ленка хихикнула и немного расслабилась.

Так и дошли до тренировочного зала, Данислав был уже там. Завидев нас, он подошёл к нам и стал внимательно нас рассматривать. Я сделал равнодушное лицо. Ленка мельком глянула на меня и тоже надела маску скучающей аристократки. У Данислава на лице мелькнула мимолётная улыбка и он сказал:

— Ко мне обращаться: «наставник». Всё понятно?

— Да, наставник. — ответил я.

— Да, наставник. — пискнула Ленка.

Данислав кивнул.

— Вижу, поладим. Пока собирается остальная группа, поглядим что вы можете.

Минут пятнадцать мы прыгали, подтягивались, отжимались. В конце Данислав просто сказал: «Достаточно», никак не комментируя наши успехи. Тем временем собралась остальная группа — мальчик лет восьми, девочка и два мальчика чуть постарше. Теперь настала их очередь показывать, что они могут. Мы на их фоне выглядели неплохо, но не сказать, что на голову выше. На уровне примерно.

— Посредственно у всех. — подытожил Данислав, когда всё закончилось и мы наконец построились перед ним. — Не скажу, что совсем плохо, но пока что вы для спаррингов не готовы.

— А как мы тогда будем учиться драться? — вылез один из старших мальчиков. Придурок, что тут скажешь.

Данислав заморозил его взглядом.

— Вопросы вы будете задавать, когда я разрешу. Для тех, кто не может держать рот закрытым, спарринги будут. Со мной. Вам не понравится.

Все прониклись.

— Спарринги устраивать не будем, потому что всё, что вы сейчас можете — это пыхтеть и толкаться. — это было жестоко, я всё-таки оценивал себя выше. — Ближайшие полгода вы будете заниматься базовой подготовкой и учиться двигаться. Дальше посмотрим.

Базовой подготовкой мы и занялись в последующие три часа. Мы бегали, прыгали, подтягивались, учились двигаться, падать, вставать. Когда дядька Ждан привёз нас домой, у нас не было сил выползти из машины.

За ужином мама спросила:

— Ну как прошло первое занятие?

— Здорово прошло, — ответил я, — легковато было, ну это, наверное, чтобы мы постепенно втянулись.

Ленка хрюкнула, но тоже покивала.

Примечания

4

Клавишный музыкальный инструмент, похожий на фортепиано.

5

Главный герой переиначил фразу из романа Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание».

6

Главный герой перефразировал известное выражение А.П. Чехова.

7

Онтогенез — процесс развития организма, начиная с момента оплодотворения.