ДУШАНБИНСКИЕ КАРТИНКИ
Эта книга, по сути, рассказывает о каждом из нас – о том, что мы, в той или иной степени, испытали и пережили за прошедшие годы жизни (и дай Бог, не последние!). Все мы падали и поднимались: одни – скоро, другие – со временем. Все мы делали открытия и ошибались. Но, тем не менее, оставались людьми – верили, надеялись и любили. Мы жили и – слава Богу! – живём до сих пор.
Оглавление
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги ДУШАНБИНСКИЕ КАРТИНКИ предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
СТИХОТВОРЕНИЯ
Не хочу последней буквой,
Не хочу последним вздохом,
Не хочу последней каплей,
Не хочу последним словом,
А хочу самим собою —
Я хочу быть ЧЕЛОВЕКОМ
Ныне, завтра и навеки!
СТИХИ МОЕЙ ПРОСТУДЫ
ФРОНДА
ЗАЧЕМ?
Ты всю статью перечеркнул —
Изъял из жизни человека?
Я только вижу хилый ум
И то, что ты в душе — калека.
Я вижу только ночь в глазах
И суету пустого сердца —
В твоей руке таится страх,
И ты вершишь, безумный, зверства.
Ты на ладони виден весь,
В поступках зависти и злобы.
Как ты жесток и жаден здесь,
Тяжёлый дух своей особы.
Ты на статье поставил крест3,
Но я живу во весь окрест!
НАУЧНЫЙ СПОР ДВУХ ФИЛОСОФОВ
«Мы приходим в мир для смерти.
Я не вру — вы мне поверьте!» —
Так сказал философ Чёрный,
И повесился в уборной.
«Лишь придём в наш мир для жизни,
Как рассвет в глаза нам брызнет!» —
Так сказал философ Белый,
И сорвал огурчик спелый.
«Так иль нет?!» — решай, читатель,
Ты — судьбы своей ваятель:
Будем жить судьбе назло —
Правит к берегу весло!
НЕЗНАКОМКЕ И СЫНУ ЕЁ, АМИРУ
Ты любишь апрельское солнце и зелень,
Подобная статью дневному светилу.
Ты видишь, природа доверилась диву —
Как в горне рассвета растаяла темень.
То солнце играет на тонких ресницах
Амира4 — сынишки, которого любишь.
Пусть мальчику ныне ромашка приснится —
Срывать ты не станешь, а сыну уступишь.
Пусть радость поселится в вашей квартире,
И дом ваш минует всесильное горе —
Живите счастливо и радостно в мире,
Как быстрые волны прекрасного моря.
«Пытался жить я без стихов…»
Пытался жить я без стихов.
Не вышла, к счастью, авантюра.
Сказала нет! моя натура
Во имя света добрых слов.
Во имя тихой правды строк,
Открытой каждому собрату,
Я повторю её булату:
«Кто посадил себя в острог
Труда души, оставив свет —
Оставив праздность и довольство,
Трибун высоких самовольство5,
Лишь тот действительно Поэт!»
«Поэт — и боль и радость…»
Поэт — и боль и радость,
Тревога дней и счастье мига,
Печаль судьбы и сладость —
Открытых душ живая книга
«И лишь тебе, о Муза вдохновенья…»
И лишь тебе, о Муза вдохновенья,
Готов свой век я преданно служить
А дни свои, в цепи поступков звенья,
К твоим ногам покорно возложить.
И лишь тебе мой разум просветлённый,
Букетом дел с поклоном отдаю
И дух Поэта, в битвах закалённый,
Тебе вручаю и на том стою.
И лишь тебе, о Муза вдохновенья,
Я свой талант с любовью приношу,
Чтоб славить миг земного воскресенья,
Как друг и раб — все дни о чём прошу.
И лишь тебе скажу, талант поэта —
Поэтом быть и в мире отчужденья;
Твоим вниманьем суть моя согрета,
Как светом матери в мой час рожденья.
И лишь тебе, о Муза вдохновенья,
Пишу судьбу на девственных листах:
Хоть жизнь пройдёт, как ветра дуновенье,
Не стихнет имя на моих устах…
МОЛИТВА МАТЕРИ
Будь я птицей, к тебе б прилетела;
Будь рекой, я б к тебе притекла:
Без тебя, мой сынок, поседела —
Жизнь мелькнула, прошла без тепла.
По тебе я годами скучаю,
За разлуку — здоровьем плачу:
Я рассвет со слезами встречаю,
По ночам со слезами молчу.
Но я верю: поднимется солнце,
По земле разметается день —
Пусть любовь моя птицей в оконце
Прилетит сквозь холодную тень;
Пусть поднимется миг вдохновенья
Светлым часом сыновней души,
Сердцем матери и звуком моленья —
Неразгаданным гимном тиши.
Будь я птицей, к тебе б прилетела6…
«Не умолкли в мире трубы…»
Не умолкли в мире трубы,
Не окончились труды,
До крови кусаю губы —
Мир рождается в груди.
Новый мир не знает злости
И не знает суеты,
Не гневит чужие кости,
Чтобы не было беды.
Но желает, чтоб отныне
Дух, свободный средь ветров,
Отыскал под солнцем имя
Человеческих основ!
ПОРТРЕТУ МАРИНЫ ЦВЕТАЕВОЙ
Зачем же лезвием в лицо?7
Ужасно больно мне! Как током…
Хватает в мире подлецов,
Готовых злость излить потоком;
Готовых желчь излить на свет
И калом мыслей суть изгадить:
Нет правды в них — один навет,
Разлитый вширь болотной глади.
Вам не найти средь них тепла,
Нельзя найти живого взгляда.
Когда завет их — чёрные дела,
Когда их ум — наперсник ада,
Душа, как тухлое яйцо…
Зачем же лезвием в лицо?!
СОВРЕМЕННИКУ
Стремимся к власти над умами,
Желая власть облечь словами
И утопить в крови народы
На чреслах горестной природы,
Коварство ложью оправдать,
Уйти во мрак, как будто тать.
И лишь Поэт, противник лести,
Как сквозь песок, плохие вести
Он пропускает сквозь натуру
И пишет счастья партитуру —
Спешит к читателю с душой,
Чтоб рассказать секрет большой,
А то секрет живой планеты.
Не зная выгоды и сметы,
Она даёт Поэту руки,
Чтоб разделить нужду и муки.
Возможно, лучше стать травой
Чем бить завистников дратвой?
«Стволы на рассвете белёсы…»
Стволы на рассвете белёсы
Выходят, как парки, из мглы.
Я вижу: совсем не берёзы —
Столбов телеграфных стволы.
Стою на балконе, объятый
Тоской по деревьям живым.
Стекает на землю час пятый,
И слёзы стекают за ним.
7 ЯНВАРЯ 2009 ГОДА
На открытой ладони хранила
Голубую росинку Земли,
На просторах вселенского Нила
Зачиная дыханье крови.
Ты по звёздным тропинкам ходила
И, срывая соцветья комет,
Дух надежды под сердцем носила —
Той звезды очарованный свет.
Ты хранила священное слово
Первозданной любви на заре,
Чтоб сошло Вдохновение снова,
И восстал светлый град — Назарет!
НАСЛЕДИЕ
Жестоких опытов сбирая поздний плод,
Они торопятся с расходом свесть приход…
(Александр Пушкин, «К вельможе». )
Собрав отцов жестокий плод,
Нельзя свести «расход-приход»,
И потому нельзя ломать,
Что возвела Отчизна-мать.
Нельзя рубить своих корней,
Да сыпать соль и лить елей,
Обман с законом сочетать —
Пример народам подавать.
Смотри, мой друг, вокруг тебя,
Завет истории губя,
Кипят народы в берегах,
А жизни нет в чужих глазах…
ОТВЕТ
Кем же вы все-таки себя считаете:
педагогом или поэтом?
Что для вас важнее: признание властью и толпой
или признание ребёнком?
(Татьяна Хлыбова8, г. Ростов-на-Дону,
26.03. 2008 г.)
Я не ищу признания толпы
И к власти не стремлюсь над ней.
Я не боюсь людской молвы —
Тщеславие лежит на дне.
Лежит тщеславие на дне души —
Засыпало его песком
Дневных забот. Живу в трудах. Ушли
Тревоги сорванным листком.
Боятся смеха над собой,
Боятся дней нужды слепой,
Хоть и худа твоя избёнка,
Боятся горечей судьбы,
И зависти — речей толпы,
Коль выше всех признание ребёнка?!
Нет!
НА ИСХОДЕ ВЕЧЕРА 19 МАРТА 2008 ГОДА
Поэт, ликуй на жизненном пиру
И торжествуй все дни в делах своих —
Служи свой век достойному перу,
И сохранится мир для вас двоих.
Не падай духом в бедствиях нужды
И не ломай в сердцах своё перо —
Рука Поэта, светлый ум нужны,
Чтоб сохранить душевности зерно.
Читатель праздный пусть сейчас не прав —
Своим вниманьем скупится с тобой;
Пусть червь сомненья ползает средь трав,
Пиши всегда, мой друг, — бросайся в бой!
Ведь на дневной поверхности земли
Всё тлен и прах — и слава, и почёт!
Не замышляй талант свой на крови —
Пусть чередой История течёт!
И божий дар, стрелой пронзив века,
В былых годах непризнанный толпой,
Как Новый Путь — дерзания река —
Обогатит Вселенную собой!9
РАДОСТЬ ТВОРЧЕСТВА
И всякий день в своих трудах
Моя душа расправить крылья
Спешит, но рыбою в прудах
Она томится от бессилья.
В затоне тихом, в глубине,
Мечтаю выйти я на сушу —
Расправить гребень на спине
И распахнуть восходу душу.
Уйду от гнёта суеты,
Отрину плотские желанья,
Познаю чувство высоты
И обрету своё призванье —
Испив вина святых идей,
Ходить натружено ногами
Среди возвышенных людей,
А не сидеть в углу веками.
И вот, оставив свой затон,
Стремлюсь, как воздух, на поверхность —
Сегодня вывел я закон:
Одна любовь дарует вечность!
РОМАШКА ИЗ ВАРА
Не вынесло сердце пожара,
В Лаванду покой обрело —
Прислали ромашку из Вара10,
Как птицы великой перо…
«Умытый, причёсанный, милый,
Как дуля, покоится мир,
В нём рифмы похожи на сливы —
Поэты снесли их в трактир.
Там неуч сидит на обломках
Воришка известных стихов —
В авоськах, мешках и котомках
Он прячет обломки богов.
Потомки, не слушайте вора
И в стену со зла головой
Лупить вам не стоит. Умора —
Вам жребий достался лихой!
Я тоже считался поэтом,
И дух мой скитался в стихах;
Теперь на погосте отпетом
В могиле отыщете прах.
И праху вы бросьте ромашку,
Поэты с воришкой, в слезах, —
Увы, допустил я промашку,
Что умер не в старых годах…»
Во Франции, в старом предместье,
На юге французской страны
Ромашки, как будто созвездья,
Печали и скорби полны.
С ЛЮБОВЬЮ К ЛЮДЯМ
«Доволен? Так пускай толпа его бранит
И плюет на алтарь, где твой огонь горит…»
(Александр Пушкин, «Поэту». )
Я не прошу любви и почестей народных,
Всё суета — под солнцем нету постоянства,
И говорю: мир стал тираном ртам голодных,
И стал рабом пустой безвкусицы и пьянства.
Толпа завистников колеблет мой треножник,
Святой алтарь крушит, танцуя на обломках.
Любовь прощает их, я — не безбожник;
В своих стихах останусь для потомков.
К чему наказывать? Те люди — неразумны,
Любви не ведают и подло поступают,
Когда душой слепы, молчат их струны,
Своё тщеславие из рук питают.
Покой души хранит торжественное знанье:
Людей в любви прощать — и есть призванье!
ОТВЕТ ПОЭТУ
«Поэт! Не дорожи любовию народной…»
(Александр Пушкин, «Поэту». )
Любовью дорожить не стоит мне отныне.
Неискренность похвал, признаний сладкий яд,
Ничто не отвратит, дар божий не отнимет —
Я верой буду твёрд, стихов взрастивши сад.
Не царь я, не герой! Мечтаю о свободе,
Путём своим иду, — влечёт мой дух к звезде!
Как стук сердечный, бьюсь над строчками везде —
Награду жизни чувствую в работе.
Другим я не судья. Над всеми Вышний суд —
Один Он знает наперёд весь путь,
И знает Он один названия поступкам.
Пишу, порой ленюсь. Горжусь ли я собой?
На лень, как Дон Кихот, бросаюсь смело в бой
И к рифмам тороплюсь — своим голубкам.
ЧУДАКАМ
Чудес на свете, может, не бывает,
А чудаки в природе есть!
Не каждый только это понимает,
Но чудакам — число не счесть.
Вершат дела в мундире васильковом,
Неся в руках огонь зари,
И дарят нам с улыбкой и поклоном
Букет цветов своей любви.
Прилив надежды дарят беззаветно
И в тишине вершат свой труд,
А мы живём, как тени, незаметно,
Забыв открыть друг другу грудь.
Они же душу дарят бескорыстно,
Как дети, думают они,
А в их глазах всегда светло и чисто,
Пока сердца теплом полны.
Я верю им, как солнцу верю, правде,
Как плеску искренней волны —
Работу сладишь ты в любом наряде,
Без них не сделаешь мечты!
Они придут к тебе, как луч летучий,
Уйдут пожатием руки —
Тоски не будет на земле, ни тучи,
Пока живут здесь чудаки!
ГОРДОЙ ЖЕНЩИНЕ
Мне не надо от Вас ничего
Уплыву за моря на фрегате,
Улечу на громовом раскате:
Мне не надо от Вас ничего!
Уплыву, как дельфин, за моря,
Разольюсь над землёй небесами,
Изольюсь, будто дождь, чудесами:
Уплыву, как дельфин, за моря.
Я промчусь, как громовый раскат,
Закружусь под ногой пыльным смерчем —
Вас не трону, поскольку сам смертен:
Я промчусь, как громовый раскат.
Ничего мне не надо от Вас —
Только дайте коснуться руками,
Только дайте растаять губами:
Ничего мне не надо от Вас.
СЕРАФИМЫЧ
Посвящается Виктору Серафимовичу Ушаковскому,
декану филологического факультета
Таджикского государственного
национального университета
(погиб в 1995 г.).
Не казни, Серафимыч11 студента,
Словно дух буреломного буки,
Не ворчи на прогулы. От скуки,
Нарисуют обличье акцента
Мои благородные внуки.
Не губи, Серафимыч, студента,
Будто Грозный Иван. Твои руки
Укрощают слетевшие брюки.
Издадут попурри диссидента
Мои благодарные внуки.
Не суди, Серафимыч, студента,
Не сдирай нерадивую шкуру,
Береги от сует профессуру —
Окропят кирпичи постамента
Мои благодушные внуки.
ОТВЕТ ДЕКАНУ
Посвящается Виктору Викторовичу Ефимову,
декану филологического факультета
Таджикского государственного
национального университета
(погиб в 1996 г.).
Огорчил я, возможно, декана12 —
Отсырел от простуды талант.
Не случилось увидеть титана —
Потускнел в темноте бриллиант.
Оказался натурой неважной
Простодушный и глупый поэт —
Не имеет осанки вальяжной
В свои тридцать натруженных лет.
Ходит вечно, как сад, не ухожен —
Не причёсан, не мыт и не брит.
И ходить будет долго, похоже,
Потому что он — скиф, а не бритт.
Вы простите, Ефимов, меня,
Что поныне не ведаю тексты
И на Музу урок променял —
На стихи вольнодумной невесты.
(Только сам я не лучший из многих,
Не беру посторонних на пушку —
Громыхаю по жизни, как дроги,
И мозги отдаю на просушку.)
Не прошу департаментов царских
И народной любви не прошу,
Ни пистолей, ни сабель гусарских,
Небоскрёба — взамен шалашу.
Лишь прошу я бумаги побольше
И под солнцем ищу уголок,
Коль дороже Шопена и Польши
Сладкий най13, смуглолицый Восток!
Может быть, в тишине предрассветной,
Как шахтёр, я подам на гора
Монолиты реалии светлой:
«Наступила поэтов пора!»
СТИХИ МОЕЙ ПРОСТУДЫ
Посвящается Екатерине Карнатой.
Я болен, Катя, сильно болен14.
В поту валяюсь на диване —
Я птицей к Вам лететь не волен…
А было б здорово общаться с Вами!
Меня огнём температура
Палит с утра, покоя нет под вечер.
На грипп слаба моя натура —
Едва стоит, и валит робкий ветер.
Я телом слаб, но твёрд душою.
Беру перо и белый лист бумаги.
Отринув боль, неровною строкою,
Пишу для Вас стихов живые маки.
Мой милый друг в костюме алом —
В костюме Арлекина на открытке,
Хочу сказать Вам о самом главном,
Что в чувствах я не очень прыткий.
Я нищ и болен, и стар к тому же.
Но духом творческим, как бог, прекрасен!
Могу ли стать я Вашим мужем?
Смешно сказать! Ответ, надеюсь ясен?
Моя судьба, что вольный ветер,
Что тёмный сад и одинокий вечер.
Живу один на белом свете,
И на столе дотла сгорают свечи.
Я болен, Катя, сильно болен.
Не знаю, сколько мне осталось свыше?
Как будто сорок колоколен,
Гремит в груди. Я верю, Он услышит!
НЕЗАВЕРШЁННЫЕ МЫСЛИ
«Окно отворено. Последний луч заката
Потух… Широкий путь лежит передо мной…»
(Алексей Апухтин.)
Последний час упал. Он растворился в сердце.
Мелькнул последний луч, и мой закат увял,
Как полевой цветок. На землю хлынул вал —
Залил пространство мрак…
Открыв окно во тьму, ловлю звезду я взглядом —
Прошу её не прятаться средь мрачных туч.
Я телом стар, но разум мой кипуч, —
Как дождь, хочу я жить…
Живу на свете я, как ветер бесприютный,
Давно ночлега нет и ласковой руки.
Один остался здесь. Остались лишь долги.
А друга просто нет…
Широкий путь во тьму открылся предо мной —
Полна зловонья пасть чудовищного пса.
Тут в детском страхе я закрыл рукой глаза,
И проглотила ночь…
Так грязный жадный пёс сожрал мою натуру.
Но так нельзя, мой Бог! Ты слышишь, так нельзя!!!
Ко мне ступайте вы, стихов моих друзья,
Меня тащите вниз…
Увы, за сорок лет я не нашёл под солнцем
Себе на четверть хоть испытанных друзей.
Свои мечты я сдал, как ветошь снов, в музей,
И пусто на душе…
Приди ко мне, мой друг, коль ты живёшь на свете.
Презрев, как зло, покой, пожалуйста, приди —
Меня прижми скорей к пылающей груди,
И буду я спасён…
«Говорю тебе нежно и ласково…»
Говорю тебе нежно и ласково,
Говорю тебе сладкое: «Ирушка!»
Для меня ты, как деревце. «Ивушка!» —
Пропою и оденусь я наскоро.
Я на улицу радостно выбегу —
Побегу я под дождь светлой горницей,
Полечу в небеса белой горлицей —
Караваем я солнышко выпеку.
Дождь на лужи спокойно уляжется,
Коль высокое небо лишь любится,
Вдохновенье сердечное сбудется —
Узелками любимой развяжется.
«Болезнь меня свалила…»
Болезнь меня свалила,
И Смерть в лицо дохнула,
Но ты со мною, мила, —
Мария, из аула.
Аул тот на Парнасе —
Поэты там живут,
Летают на Пегасе,
Смеются и поют.
Им нимфы верно служат
И чаши подают —
С богами люди дружат,
Живой храня уют.
Их учит разуменью
Учитель, Аполлон, —
Дарует вдохновенье
Рукою щедрой он.
И оды, и сонеты
Марией15, той святой,
Заботливо согреты —
Крещёною водой!
И жизнь продлится снова,
Как это было встарь —
Поднимет к солнцу Слово
И укрепит алтарь.
ГОРОД ЖЕНЩИНЫ
Посвящается Галине Ярыгиной16
Иду я городом, в котором ты живёшь.
Не знаю только улицы и дома.
Встречаю Ночь. Под руку сам её ведёшь:
В руках звезда горит, огнём — корона.
Иду я городом средь множества сердец.
Не знаю только имени и взгляда.
Вручают нимфы мне серебряный венец
По памяти древнейшего обряда.
Как будто вор, я тенью обхожу дома.
Не знаю только знака — телефона.
О боже, праведный, ответь, где спит она.
Зачем молчит она, не слышит стона?
Прошёл я городом, в котором ты живёшь, —
Тебе на улицах оставил сердце.
Но срок придёт, меня в дорогу позовёшь —
Покорно скрипнет в ночь тугая дверца.
НАШЕМУ МИРУ
Авторский плод раздумий и размышлений
над явлениями и событиями,
происходящими в современном мире.
Счастливый тем, что я единен
С родной землёй и всем народом,
И пусть терзают душу льдины
Огрехов быта, злой судьбины,
Я не сбегу от мира Лотом.
Страдает мир за прегрешенья,
За все проступки и слова,
Не зная чести, уваженья,
Ни светлых звёзд расположенья —
Его оставила сова.
И ныне он, больной, безумный,
Объятый бесом суеты,
Пылает страстью, как Везувий,
Срывает мзду толпою шумной
И рубит сук, и жжёт мосты.
Но как его такого бросить
На серный дождь и смольный яд,
Когда кислы на листьях росы,
Когда тайфуны, смерчи, грозы
И без того нам суд чинят?
И вот стоит сейчас у края:
Что натворил? Куда пришёл? —
Природу, к счёту прилагая,
Своим желаньям потакая,
Он стал лицом от злости жёлт.
Как бросить мне его больного?
Отчасти сам во всё виновен —
Так много в жизни сделал злого,
Так мало совершил такого,
Чтоб был собою я доволен.
Мой мир разбитый и распятый,
Прости мою печаль и лень.
Минует жуть — зарёй объятый
Восстанешь ты, живой и святый
На каждый век и всякий день!
«Пишу стихи не напоказ…»
Пишу стихи не напоказ —
Я их пишу, как сам умею.
Неспешно свой веду рассказ
И врать читателю не смею.
Пишу я просто, без прикрас,
Сжигая зло, добро я сею
Во всякий день и каждый час —
За каждый слог подставлю шею.
Пишу стихи не напоказ…
МУДРЕЦАМ И ПОТОМКАМ
Где ты, Солон, мудрейший старец?
Где ты, Фалес, а с ним — Минос,
Биас, Клеобул, Хилос-страдалец?
И ты, Питтак? — таков вопрос.
Семь мудрецов Эллады давней,
Давно уж стёртых городов, —
Забыта плоть былых преданий,
Осталось имя мудрецов!
Так землю мудростью вспоили,
Подняли греческий народ —
Подняли дух, рог изобилий,
И принесли деяний плод.
До нашей эры было это.
Так было раньше. А сейчас?
Мудрец не знает блеска света.
Его не знает светский глаз.
Мудрец сегодня — скромный нищий:
Не знает мзды его рука.
И хоть приют его — на днище,
Он духом рвётся в паруса!
О люди, вздорные потомки,
Откройте мудрости сердца,
Откройте совести потоки —
Не будет в мире вам конца!
РАЗУМНЫЙ НЕ МОЛЧИТ
Разумный безмолвствует в это время,
ибо злое это время.
(Библия, кн. Пророка Амоса: 5 гл., 13 ст.)
«Разумный молчит в эпоху зла», —
Когда-то пророк, печалясь, сказал.
Неправда! — всё врут чужие слова,
Разумный, как луч, нигде не молчал.
На дыбе кричал, сгорал на костре
И насмерть стоял с коварным врагом,
Терзали его за мир на кресте,
Безбожно клеймя горячим свинцом.
Стихи он писал, на плаху всходил
И правду всегда в глаза говорил —
За солнцем ходил и совесть будил,
Парил над землёй, поднявшись без крыл.
Но только нигде в платок не молчал,
Росу принимал, а кровь отдавал —
Кипел, как родник великих начал,
И мир поднимал, как огненный вал.
Во всякое зло разумный не спит,
А ходит огнём, сердца озарив, —
В носу не сидит, как мерзкий полип,
А режет словами гнилостный нарыв.
ДУШАНБИНСКИЕ КАРТИНКИ
ПАРИЖ И ДУШАНБЕ
«Не город, храм! — стоит Париж,
Плывёт он гордо, — говоришь, —
По Сене лилией восхода —
Встаёт над миром солнцем года.
Там жить свободно — рай земной,
Веселье, смех шумят волной;
Огни повсюду, песни, пляски
И поцелуи — милых ласки.
Как город женщин и мужчин,
Скучать не ведает причин
Париж-повеса строит глазки,
Придя во Францию из сказки.
Твоя душа любви полна,
А сердце требует вина.
«Цветок» велик и столько тесен,
Но тем красив он, интересен!»
«Люблю свой город до сих пор —
Росинку на ладони гор —
И говорю без слов высоких:
Приемлю братьев яснооких.
Не первый родом, не последний
Царей и дворников наследник,
Я вижу: ныне Душанбе —
Желанный дом моей душе.
Мечтой, как парусом, алею,
Её фиалкою лелею —
Пусть шар земной, о том прошу,
Услышит утром тишину!
Хочу, чтоб царственный народ
Был духом прям и сердцем горд,
Устроив свет в своих домах,
Живя на совесть, не за страх!
СЧАСТЛИВЫЙ ГОРОД ДУШАНБЕ
Счастливый город Душанбе,
Тебе играю на трубе:
Ты — светлый луч в моей судьбе,
Свою любовь несу тебе!
Люблю проспекты и сады,
Твой жаркий день и плеск воды
Под сенью свежей красоты —
Мой Душанбе, как нежен ты!
Как ты велик своим теплом,
Красив талантом и умом —
И пусть в сей час, а не потом
Придёт луч счастья в каждый дом!
Ты — друг мальчишек и девчонок,
Улыбок, песен и веселья,
Созвездий глаз, упрямых чёлок,
Весны таинственного зелья.
То зелье детством называют —
С детьми становится ребёнком
Наш Душанбе. И люди знают,
Как много силы в деле тонком17.
И хоть в годах, но крепкий парень
Наш город мира и согласья —
С одной любовью, с дружбой в паре
Свершит труды, пройдёт ненастья.
ОСЕНЬ
Шагает тихо осень,
В углы уходит жизнь —
Зима близка,
И нет в домах достатка.
Товарищ душанбинец,
Пожалуйста, держись,
Хоть нам с тобой
Приходится не сладко.
Приходится нам трудно
И тягостно. Порой,
Болит душа
И сердце горько плачет,
Но всё ж прекрасен город,
Работник и герой, —
Во все века
Душевности он алчет.
Стоит чудесный город,
В котором ты живёшь,
Своим трудом
Всечасно украшая.
Источник вдохновенья
Ему ты отдаёшь
И гений свой,
До капли посвящая.
То лишь природы осень,
Не осень нашей жизни!
СТАРИК, ЛЮДИ И НАЙ
«Играл старик на наеГоды назад, я часто встречал в родном городе седобородого бритоголового старика, играющего на нае. Эти встречи побудили написать небольшой цикл. Сейчас не видно старика, а стихи остались (1—4). Най — флейта из вишнёвого дерева, — автор…»
Когда родные плачут,
Не видя хлеб насущный, —
Как блохи, цены скачут
В делах судьбы докучной.
Играл старик на нае
Любовь над тротуаром;
Плескалось солнце в мае
Живительным пожаром,
И торопились люди,
Сновали, будто мыши, —
Их гнали к чёрту будни,
Как кот — чижей на крыше.
Играл старик на нае,
И пел зелёный город,
А мир стоял, рыдая
В высокий синий короб.
Но только люди глухо
Шагали друг за другом,
В глазах стояла скука
Цветов, увядших духом…
«Снова видел старика…»
Снова видел старика.
На нае тот играл, как прежде.
Звенела в городе река,
Будила нас — звала к надежде.
Но только крепко спали мы
(Не достучаться, добудиться),
И, как кувшины, тьмой полны
Пустые души, маски-лица.
А он играл, не зная бед,
Не зная лести, власти денег;
Дарил прохожим радость дед —
Волшебник он, а не бездельник!
В больших очках, надетых вкось,
Он видел мир полней и зорче —
То не бродяга, только гость,
Что всех ручьёв под солнцем звонче.
И хоть он ростом не велик —
Не выше всякого подростка,
Собой красив седой старик,
Живя открыто и не броско.
Ему целует руки ветр,
А солнце бороду ласкает,
И свод небесный, словно фетр,
Ему ичиги натирает!
«Бородатый старик…»
Бородатый старик,
С бородою седой —
Будто снег, бородой;
Разудалый старик.
Он весёлый игрец
Без печали и слёз;
Он без роз полон грёз
И на нае — игрец.
Он — по городу свет,
Улыбается всем:
Сколь ретив, столько нем
Золотящийся свет.
Волос бел в бороде,
Только старость — молчок! —
Посадил на крючок
Он в густой бороде.
Он затейник, шутник,
Весельчак, балагур —
Не бывает он хмур,
Потому и шутник.
Ходит в городе он
С песней ная в душе —
Не заплачешь уже,
Если светится он!
Бородатый старик
Ходит с наем везде —
На земле и звезде
Необычный старик!
Не до грусти тебе —
Не до жалоб и слов,
Будь к удаче готов,
И случится тебе!
Только слушай игру,
Не гони от себя
И воскреснешь любя,
Если примешь игру.
Только мимо нейди:
Суета ни к чему —
Поклонись ты челу:
Бессердечно нейди.
Бородатый старик
С бородою седой
Ходит рядом. Постой! —
Улыбнётся старик…
«Я снова слышу голос ная…»
Я снова слышу голос ная
И вижу чудо-старика —
Бредёт проулком тот, играя,
Смеясь и пенясь, как река.
В халате, сношенном до дыр,
В заплатах, будто звёзды в небе,
Идёт старик среди проныр —
Поёт душой о мирном хлебе.
Одежду лет, улыбок, слёз
Седой игрец давно уж носит —
В его саду ветвистых лоз
Да не наступит сердца осень;
Да ото сна очнёмся мы
И улыбнёмся тихо звёздам
Средь суеты, как средь весны,
Открыв дорогу светлым грёзам.
ДОБРЫЙ ДУШАНБИНЕЦ
Что мне Нью-Йорк? Зачем Париж?
Там жить свободно, говоришь?
Увы, мой друг, не стану охать —
И в Душанбе мне жить не плохо.
Ничуть душой я не кривлю
И не держу в кармане кукиш —
Свой город искренно люблю:
Любовь за деньги ты не купишь.
Богат лишь сердцем, не мошной;
Ни первый родом, ни последний,
И потому кажусь смешной —
Царей и дворников наследник.
Тружусь средь сирот и детей,
Любимых богом в мире оном,
И без корысти в груде дней
Я детворе служу с поклоном
Но всё ж люблю я Душанбе
Назло молве и прочим бедам —
Как на духу, скажу тебе:
Пока живу, я буду предан.
И предан я своей стране
Без громких слов и показухи:
Стою, как колос на стерне,
Тая в себе земные звуки.
Но не один, среди друзей
В своей стране и на чужбине:
Я — гражданин планеты всей,
А сердцем — добрый душанбинец19!
АЛГОРИТМЫ ДАВНОСТИ
Давно не видел Вас20, душа болит — ей душно
В груди, как птице — в золотом плену,
И гильотины час секундой равнодушья
Отсечь стремится голову мою.
Давно не видел я той плавности движений,
Так ивы моют ветви у воды, —
Страшась раскатов битвы, громов поражений,
Спалил в душе сердечные мосты.
Давно не видел рук слоновой нежной кости —
Легла на сердце горестная тень,
Теперь молчит душа, как на погосте;
В осеннем соре чахнет павший день.
Давно не видел глаз — озёр воды небесной,
Что свято внемлют музыке лучей,
И коротаю дни в печали бессловесной —
Забыл я сладость ласковых речей.
Огонь кораллов — губ давно не видел, алых,
Ночами сладко грезится их твердь…
Я случай упустил на перекрёстке славы —
Мне Вас хотелось нежностью одеть!
ИСПОВЕДЬ ДУШАНБИНЦА
Без долгих слов я — душанбинец21,
От самых пят до головы:
Люблю толпу и блеск гостиниц,
Шипы и яд людской молвы…
Базар восточный… Ну, пройдоха, —
Размах не знает площадей!
Туда пришёл, и стало плохо
От цен и хитрости людей.
Ещё обшарпанный автобус,
Битком нагруженный, люблю —
Его верчу, как школьный глобус,
И слово каждое ловлю.
Услышишь взрывы сочетаний
И первобытный шелест слов,
Туман несбыточных мечтаний
И неразборчивость стихов.
Люблю я улицы и парки…
В тени сидящих стариков,
Что терпеливо ждут подарки
От проходящих школяров.
Ведь жизнь прошла для них недаром —
Отдали ей и дух, и труд;
Сгорела молодость пожаром…
Теперь им милость подают…
Мне Душанбе в отцы годится —
Десятков восемь старику:
Какие здесь бывали лица
Как много видел на веку!
Но стариком назвать не вправе,
За то ручаюсь я строкой:
Пишу стихи лишь только в паре —
Клянусь талантом и рукой!
ПРОСТУПОК
Я ребёнка ударил22
Рукой по руке,
И ребёнок заплакал,
От боли и страха.
Я по сердцу ударил,
Себя — по судьбе,
И тоже заплакал,
От боли и краха…
«Надо жить всё время в Боге…»
Надо жить всё время в Боге
И любить труды Его, Творца.
Хоть уходим мы в итоге,
Но живём на сердце у Отца.
Человек рождён от Бога,
Только думает по Сатане —
В храм ведёт одна дорога,
Но лежит она во мгле.
Кто-то топчется на месте,
Иль сворачивает с полпути,
По словам лукавой лести,
И взывает: «Господи, прости!»
Обойдётся, и кричит: «Пусти!»
ПРЕКРАСНОЙ СОГДИАНКЕ
ДВАДЦАТЬ ВОСЬМОГО АВТОБУСА
Поля раздолье и горная высь
В женском обличье достойно слились.
Волос волнистый — безлунная ночь,
Глаз-огневица — золото рощ.
Царственней взгляда нет в целом краю —
Служит покорно седой Гамаюн23.
Губы алеют разломом гранат —
Враг покорился, замер и брат.
Вечер страницами звёзд шелестит —
Женское сердце по-птичьи летит.
Катит автобус26 — шкатулка судеб,
Рядом — луна, как раёк и вертеп.
НОЧНОМУ ДВОРНИКУ
Ты метлою, как кистью художник,
Сметала опавшие листья.
Пробегал голоштанный дождик,
Бросая стеклянные кисти.
Фонари равнодушной толпою
Смотрели у мокрой дороги,
Как лоснятся, исходят тоскою
Откровенья земли-недотроги.
Обнажённое тело планеты
Внимало осеннюю сырость,
Шалый ветер шептал ей куплеты —
Просил согласиться на милость.
Полновесные чресла подруги
Ласкал от безрадостной доли,
С тихим шорохом падали фуги —
Тревожили душу до боли.
Ты метлою, как кистью художник,
Сметала опавшие листья,
И пласталась луна-подорожник
С благородным лицом бескорыстья…
КЛЕОПАТРЕ НАШЕГО ГОРОДА
Вдохновенная юность певучей
Конец ознакомительного фрагмента.
Оглавление
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги ДУШАНБИНСКИЕ КАРТИНКИ предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Примечания
1
Филистер, человек с узким, ограниченным
кругозором и ханжеским поведением; мещанин, обыватель, — автор.
3
В одном из номеров собственной стенгазеты в РТСУ (заочное обучение 2000—2006 гг.), я поместил статью из «Вечернего Душанбе» («Человеколом», 1987 г.), где говорилось о моей нелёгкой и счастливой судьбе. Её перечеркнула чья-то вздорная рука, — автор.
4
В городском автобусе я встретил красивую женщину с пятилетним сыном на руках, который носил это удивительное имя, Амир, — так мама обращалась к своему мальчику, — автор.
5
Говорят, Таджикистан занимает второе место в мире по запасам воды (правда, в виде горных ледников и снежников). Только за пределами Душанбе, в микрорайонах столицы, удалённых от центра, регулярно ограничивают доступ электроэнергии к населению (с 5.00 до 10.00 утра и с 17.00 до 22.00 вечера). Эта запись сделана при очередном, уже привычном сбое электроэнергии, когда проводился неоднократно прерванный компьютерный набор этой книги (11.02. 2009 г.), — автор.
6
Это стихотворение посвящается моей родной матери, которую я однажды потерял и нашёл, но уже спустя 10 лет. В ту пору я окончил 10 классов и поступил на геологический факультет Таджикского государственного университета им. В. И. Ленина (1982 г.), когда мне было 17 лет; правда, скоро мы снова расстались — навсегда, — автор.
7
В бытность свою я заочно учился в Российско-Таджикском (Славянском) университете (РТСУ), в отделении журналистики филологического факультета (2000 — 2006 гг.). Будучи студентом, я выпустил стенгазету, посвящённую творчеству и таланту самобытной поэтессы Марины Цветаевой, трагически ушедшей из жизни. Но среди широкой студенческой массы нашёлся некто который изрезал портрет поэтессы лезвием, крест-накрест, и испещрил полосками. По следам этого события мной была написана статья, опубликованная после в столичной еженедельной газете «Вечерний Душанбе» — «Эра равнодушия». Подлецы и на Луне — подлецы… — автор.
9
Эти стихи написаны на очередной день рождения, 43-ий по счёту. Бросая взгляд на пройденный путь и прожитый отрезок жизни, я не жалею о случившихся радостях и горестях. Вполне довольный собой и своей судьбой я не устал от прожитых дней, с улыбкой и радостью смотрю вперёд, благодарный за то, что было, есть и будет, — автор.
10
Посвящается Саше Чёрному (Александру Гликбергу), поэту-сатирику (1880—1932 гг.). После 1917 года, Саша Чёрный уезжает за границу. Живёт в Литве, Германии, затем во Франции. Помогая тушить пожар в соседнем доме, перенапряг сердце и вскоре умер. Похоронен на сельском кладбище Лаванду, в департаменте Вар (юг Франции). Здесь использованы мотивы стихотворения Саши Чёрного «Потомкам» (1908 год), и да простит меня светлый дух ушедшего поэта, — автор.
11
Стихотворение было написано в дни моего ученичества в стенах филологического факультета Таджикского национального государственного университета (ТГНУ) в 1994 году, а Виктор Ушаковский лично читал сей труд, в стенгазете факультета и одобрил его, — автор.
12
Это стихотворение было написано в 1995-ом году, когда я жестоко простыл, а после несколько дней был в горячке, всеми забытый. Это послужило поводом моего отчисления из числа студентов филологического факультета ТГНУ. Право, я простил и не затаил обиды, да и Виктор Ефимов, когда я выздоровел и пришёл к нему, и он познакомился с «шедевром» бывшего студента, то не сказал ничего дурного. Оба посвящения — дань памяти и уважения к этим светлым именам, — автор.
14
Это стихотворение написано весной 2008 года, в пору очередной простуды. Как проклятие, она каждый год преследует меня с осени по весну. Екатерина Карнатая — товарищ по электронной переписке. — автор.
18
Годы назад, я часто встречал в родном городе седобородого бритоголового старика, играющего на нае. Эти встречи побудили написать небольшой цикл. Сейчас не видно старика, а стихи остались (1—4). Най — флейта из вишнёвого дерева, — автор.
19
Известна библейская притча о добром самаритянине. Если есть добрый самаритянин, то почему не может быть доброго душанбинца. В этом поэтическом образе, я искренно полагаю, смогли бы воплотиться все жители прекрасного города Душанбе и все граждане Республики Таджикистан — солнечной и гостеприимной, радушной и талантливой, благодатной и счастливой таджикской земли. Это моя благодарность родному городу, — автор.
20
Спустя двадцать лет со дня окончания полного среднего образования столичной средней школы №49 (выпуск 1982-го года), я встретил свою бывшую одноклассницу и после посвятил ей эти строки, — автор.
21
Это стихотворение написано на 80—ую годовщину города Душанбе, столицы Республики Таджикистан, — автор.
