Черно-белый сад

Андрей Ромм, 2016

С юных лет художнице Катерине снится черно-белый сад, где ветки вместо листьев усеяны мотыльками. И наяву жизнь все больше черно-белая – уж слишком Катерина легковерная и невезучая: и мужчины ее бросают, и без денег она остается, даже в уголовное дело умудряется влипнуть… Что же сделать, чтобы мотыльки проснулись и улетели наконец на свободу, а сон и жизнь обрели краски?

5. Москва, ноябрь — декабрь 2003 года

Ленка дала правильный совет. Если бы Катерина не сваляла дурака, то все бы у нее было хорошо…

Раздобыть необходимую справку оказалось нетрудно. Катерина оторвала от наклеенного на столбе объявления язычок с номером телефона, позвонила, продиктовала очень милой девушке свои данные и уже на следующий день получила от молодого человека на «Курской» конверт с двумя экземплярами документов: справку о своих мнимых доходах и копию выписки из трудовой книжки, заверенную печатью неведомого ЗАО «Олрекс-групп», в котором Екатерина Аркадьевна Ютровская якобы работала в должности менеджера по продажам. Документы обошлись недорого, примерно в треть суммы, на которую рассчитывала Катерина. К тому же девушка, с которой она общалась по телефону, сказала, что их фирма обеспечивает «послепродажное сопровождение». То есть если кому-то вздумается позвонить по номеру телефона, указанному в справке, то ему подтвердят, что такая-то действительно работает в такой-то должности в такой-то компании. «У нас солидная фирма, а не шарага какая-нибудь», — несколько раз повторила девушка. Катерину это позабавило: солидная фирма, ах-ах-ах! Но еще больше позабавила ее процедура передачи документов, очень похожая на сцену из шпионского боевика. К ней подошел высокий худой парнишка, лицо которого скрывала сдвинутая на лоб бейсболка. Нервно оглянулся и шепотом спросил, как ее зовут. Когда Катерина назвала себя, курьер оттопырил карман своей курточки и многозначительно на нее посмотрел. Сдерживая смех, Катерина сунула туда конверт с деньгами. Курьер отошел чуть в сторонку (Катерина даже забеспокоилась, как бы он не убежал с ее деньгами), достал конверт и долго рылся в нем, пересчитывая деньги. Выглядел он при этом настолько подозрительно, что, будь Катерина милиционером, она непременно им заинтересовалась бы. Закончив считать деньги, курьер вернулся к Катерине, встал боком к ней, отвернулся в сторону, вытащил из своей сумки конверт и протянул ей. «Кино и немцы», — вспомнила Катерина любимую мамину присказку. Уходил курьер тоже прикольно — крадучись и оглядываясь. Катерина решила, что парню просто скучно развозить по городу документы (ей и самой не очень-то нравилось «курьерить», вот он и старается вносить разнообразие в унылую рутину).

Начавшееся так гладко дело забуксовало на стадии одобрения кредитной заявки. Получив один за другим четыре отказа в крупных банках, Катерина решила попытать счастья в банках помельче. Ей каждый раз, что в первый, что в четвертый, было очень тяжело общаться с банковскими сотрудниками. Казалось, что вот-вот они догадаются, что ее справка липовая, и прогонят ее, а то и вызовут милицию.

В седьмом по счету банке, маленьком, но со словом «генеральный» в названии, Катерине улыбнулась удача. Более того, ей предложили взять сумму вдвое большую той, которую она просила. Сказали, что чем крупнее сумма, тем лучше условия. Не помня себя от счастья, Катерина согласилась, решив, что упавшие с неба деньги (иначе их и не назвать) она потратит на обстановку своей новой квартиры. Минимализм интерьера, на который она на первых порах не обращала внимания, постепенно начал ее угнетать.

Дьявол, как известно, кроется в деталях, которые прописаны мелким шрифтом. В кредитный договор Катерина особо не вчитывалась, только проверила, правильно ли указаны ее личные данные. А зачем ей было вчитываться, ведь сотрудники банка все ей объяснили на словах? В маленьком банке, со словом «генеральный» в названии, работали замечательные люди, дружелюбные, компетентные, предупредительные. Они подробнейшим образом разобрали с Катериной все важные пункты договора. Разобрали бы, наверное, и «неважные», но у них для этого не оставалось времени. Да и неловко было Катерине злоупотреблять их любезностью. Она знала за собой грех и сильно смущалась от того, что ей приходится обманывать таких хороших людей.

Кто кого обманул, это еще бабушка надвое сказала. В сентябре, в самом начале нового учебного года, на воспрянувшую было духом и обставившую хоть как-то свою квартиру Катерину свалилось откровение. Оказалось, что ее ежемесячный платеж банку на деле был почти втрое больше той цифры, которая отложилась в ее памяти. Почему так получилось?

— А вы договор прочитайте внимательно, — посоветовал ей по телефону суровый мужской голос. — Там все написано.

Сначала Катерине показалось, что она попала в какой-то другой банк. Среди сотрудников ее банка просто не могло быть таких грубиянов. Увы, никакой ошибки не было. «Неважные» пункты, прописанные мелким шрифтом, превращали кредитный договор в кабальный.

Катерина попробовала добиться справедливости.

— Не рыпайтесь, — посоветовала ей девушка из банка, совсем недавно бывшая такой милой в общении. — Договор составлен грамотно, под ним стоит ваша подпись, мы свои условия выполнили, деньги вы получили в срок, теперь извольте платить!

Платить! Проценты на проценты, а сверху еще проценты с пенями за несвоевременное погашение… Несложные расчеты показали, что долг банку будет расти как снежный ком. Катерина прокляла свое легкомыслие и пообещала себе, что впредь не подпишет ни одной бумажки, пока не прочтет ее от начала до конца дважды. Нет, не дважды, а трижды! Четырежды! Увы, правильное поведение в будущем не может исправить ошибок прошлого.

Первым делом появилась идея сдать свою квартиру, самой снять где-нибудь комнату, а разницу отдавать на погашение кредита. Это если не спасало ситуацию, то, во всяком случае, существенно улучшало ее. Так казалось вначале, когда Катерина сравнивала цены по объявлениям. На деле выяснилось, что все не так уж и здорово. Относительно дешево сдавались комнаты в таких ужасных, как в смысле состояния, так и в смысле соседей, квартирах, куда войти-то было страшно или противно, не говоря уже о том, чтобы там жить. Берлоги какие-то, а не квартиры. Особенно запомнилась Катерине одна из таких берлог на улице Амундсена в Свиблове. Первый этаж панельной девятиэтажки, раскидистые деревья у дома дают вечную тень, отчего в квартире сыро и по стенам ползет зеленая плесень. Обои свисают живописными лохмотьями, паркетный пол где не сгнил, там выщерблен, а где не выщерблен, так изгажен чем-то склизко-липучим, потолок в пятнах копоти и потеков, двери носят следы многократного вышибания… И все это великолепие освещается тусклой желтизной единственной лампочки. Катерина с риелтором не успели дойти до сдававшейся комнаты. Их спугнула сизая одутловатая рожа, высунувшаяся из первой от двери комнаты.

— О, девки пришли!.. — обрадовалась рожа, дохнув на весь коридор ядреным перегарным духом.

Катерина бежала к остановке быстрее лани, а следом за ней топала толстуха риелтор, бормоча на ходу что-то насчет того, что хозяйка комнаты может сделать скидку. «Да ну их на фиг все скидки на свете!» — думала Катерина. А еще она подумала, что погорячилась, считая, будто хуже ее тетки соседства быть не может. Может, ой как может…

Опять же и с желающими снять Катеринину квартиру не все было ладно. В идеале (ох уж эти идеалы, придуманные только для того, чтобы портить людям жизнь!) Катерине представлялась девушка-студентка, интеллигентная, аккуратная, чистоплотная, некурящая. Не хотелось сдавать свою квартирку, тем более с новой мебелью, абы кому. Но, видимо, все интеллигентные студентки уже обзавелись съемным жильем, потому что на просмотры к Катерине риелторы приводили то громогласных поддатых теток, при первом взгляде на которых становилось понято, что таких только впусти, потом не избавишься, то не вызывающих абсолютно никакого доверия небритых помятых мужиков… А если и попадался кто-то, не вызывающий антипатии и подозрений, так он, по закону подлости, оказывался не вполне платежеспособным: еще на просмотре начинал канючить об отсрочке и заявлял, что плату за два месяца сразу отдать не в состоянии.

— Что вы хотите? — удивлялись риелторы. — Принца или академика? Очень им нужна ваша однушка у черта на куличках!

Некоторые выражались более резко. Риелторов можно было понять: топчешь ножки, водишь народ на просмотры, а хозяйка кочевряжится. Ну и ту цену, на которую рассчитывала Катерина, за ее квартиру никто не предлагал. В лучшем случае давали процентов на двадцать меньше.

Спустя месяц Катерина передумала, точнее, одумалась и прекратила просмотры. Хватит и того, что потеряла на них кучу денег, потому что половину вечеров то смотрела, то показывала. Лучше бы посвятила это время работе, нежели всей этой утомительной пустопорожней суете. Еще два месяца ей не было покоя от риелторов. Особенно настойчиво звонил коренастый черноглазый и золотозубый киргиз по имени Кылычбек. После того как Катерина в десятый раз объяснила, что не собирается ни снимать, ни сдавать жилье, Кылычбек признался, что на самом деле он названивает ей с иной целью, и пригласил на свидание. Кылычбеку было хорошо за сорок, он не относился к тому типу мужчин, которые имели шансы понравиться Катерине, и в то время ей было совсем не до романтики.

— Неправильная вы девушка, — сказал Кылычбек, услышав отказ. — Одинокая, бедная и гордая.

— Какая есть! — ответила Катерина и повесила трубку.

Долго потом еще фыркала, вспоминая эти слова, но со временем сама стала так говорить о себе: «Я — неправильная. Одинокая, бедная, но гордая». Вроде бы шутила, а на самом деле не очень. В сочетании одиночества, бедности и гордости и впрямь есть что-то неправильное. Чем гордиться-то?

Поступиться гордостью и еще кое-чем советовали некоторые из однокурсниц, зарабатывавшие на жизнь проституцией. Катерину удивляло, как с годами изменилось отношение к этому занятию. Когда она была маленькой, это занятие считалось не вполне достойным, а само слово «проститутка» — крайне оскорбительным. А сейчас девчонки говорили об этом так просто, будто речь шла о работе секретаршей или продавцом. Даже эвфемизмов вроде «эскорт» или «массаж» не употребляли. Так и говорили: «Давай к нам, в проститутки». Обещали по знакомству замолвить словечко перед мамками и обучить азам профессии.

— Чему тут учить? — простодушно удивилась Катерина, считавшая, что она уже все знает. Объяснений дослушать не смогла — стало противно.

— Ну и зря! — кривили губы доброжелательницы, уязвленные тем, что Катерина отвергла их предложения. — Где еще приличной девушке можно так хорошо заработать?

Отчасти спасла положение неожиданно свалившаяся на голову халтурка. Одна из преподавательниц порекомендовала Катерину хозяйке элитного детского клуба на Рублевке. Той хотелось расписать стены своего заведения сценами из сказок. Восемь комнат, коридор и холл Катерина оформила за пять дней, точнее, за пять суток. От сознания того, сколько она может заработать, следом за вторым дыханием открывалось третье, а за ним четвертое… Двенадцать-четырнадцать часов работы, три часа сна — примерно в таком режиме работала Катерина. Домой не уезжала, спала там же, на диванчике. Очень боялась накосячить, но заказчица осталась довольна всем: и работой, и сроком ее выполнения. В придачу к обещанной плате Катерина получила премию.

— Вижу, как вы устали, — сказала заказчица, передавая Катерине конверт с деньгами.

Катерина и в самом деле очень устала, можно сказать — вымоталась. Но не от работы, а от дум, нахлынувших на нее в детском клубе. Работа помогала хоть немного отвлечься. С определенных пор Катерина старалась избегать всего, что было связано с детьми, даже к остановке ходила кружным путем, а не напрямик, чтобы не проходить мимо детских площадок, но от халтуры в детском клубе отказаться не могла. Ради денег пришлось переступить через себя.

Заработок вместе с премией ушел в ту же черную дыру, в которую уходили все деньги — на погашение кредита. Близился Новый год. Вспомнив о том, как она была Снегурочкой, Катерина попыталась было тряхнуть стариной, пристроиться к какому-нибудь «бесснегурочному» Деду Морозу, но очень быстро выяснила, что спросом пользуются Деды Морозы, а не Снегурочки. Снегурочку подыскать проще, роль у нее сугубо вспомогательная, а в крайнем случае можно обойтись и без нее. На рынке новогодних развлечений Снегурочки были неходовым товаром.

Ситуация складывалась аховая, паршивая. Катерина понимала, что у нее есть два выхода: то ли бросать учебу и впрягаться в работу по полной, чтобы зарабатывать больше, то ли менять квартиру на худшую, с таким расчетом, чтобы разница в стоимости гасила кредит. «Худшую» означало комнату в коммуналке, чего Катерине, насмотревшейся на разные варианты, очень не хотелось, или же однушку где-нибудь не ближе Солнечногорска, чего тоже не хотелось — слишком уж далеко будет ездить в альма-матер. Если тратить больше двух часов на дорогу в один конец, то на подработки уже ни сил, ни времени не останется. На что тогда жить? На стипендию? Ха-ха-ха! Проживешь на нее, как же!

В одну из неспокойных ночей — теперь у Катерины все ночи были неспокойными, из-за тяжких дум спала она урывками, часто просыпалась — Катерине приснилась тетка. Как будто бы та пришла к ней домой, в новую квартиру, встала на пороге, левую руку уперла в бок, а правую, сложив пальцы в кукиш, выставила вперед. Постояла так недолго, а потом криво усмехнулась — ну что, непутевая племянница, вкусила самостоятельности? — и не ушла, а растаяла в воздухе.

Как бы тяжело ни приходилось Катерине, у нее не возникало мысли о том, чтобы обратиться за помощью к тетке — занять у той денег или, скажем, попроситься пожить на некоторое время, пока она будет сдавать свою квартиру. Тетка была навсегда (и заслуженно!) вычеркнута из жизни. Антипатия к ней была настолько сильной, что заблокировала воспоминания. Вспоминая маму или что-то из прошлого, Катерина не вспоминала о тетке, словно той никогда и не было. Психологи считают, что неприятные воспоминания не стоит загонять внутрь, что их надо осмысливать, переживать заново, обсуждать со своим психоаналитиком или с кем-то из близких, а затем «отпускать». Они правы, но воспоминание воспоминанию рознь. Есть такие воспоминания, которые не успеешь осмыслить, потому что полезешь в петлю или выпрыгнешь из окна. Такие воспоминания лучше зарыть поглубже, спрятать на самых задворках бессознательного. Пусть себе полежат до поры до времени, пока душевные раны не зарубцуются настолько, чтобы можно было позволить себе пережить это заново. Но в голове у Катерины произошел какой-то сбой. Она прекрасно помнила (едва ли не каждую минуту вспоминала!) о том, что произошло, но почти совсем забыла о том, что у нее когда-то была тетка. Почти совсем, потому что если бы забыла совсем, то тетка бы ей не приснилась.

Забвение спасительно. Лучше забыть то, что нельзя исправить, что невозможно искупить. Катерине впору было завидовать тем, кто потерял память. Иногда она так и делала, думала о том, как хорошо бы было, к примеру, упасть, удариться готовой обо что-нибудь и забыть напрочь всю свою прежнюю жизнь. Думала — и тут же ужасалась. Все?! Забыть все?! Значит, и маму тоже забыть?! И живопись свою любимую?! Нет! Так нельзя! Лучше остаться собой! Пусть даже и с тяжелым грузом на сердце…