Редкий тип мужчины

Андрей Ромм, 2019

Алексей Кудрявцев относился к тому редкому типу мужчин, которые видели в любви великий Божий подарок. Поэтому, однажды встретив девушку мечты, делал все возможное, чтобы пламя их чувства не угасало. Но мог ли он предположить, что сестра-близнец его жены никогда не захочет смириться с тем, что Алексей не остановил свой выбор на ней…

7

Инга стояла у входа в аудиторию, чуть в стороне, чтобы не мешать проходящим. Девушки бросали на нее короткие, зачастую неприязненные взгляды — откуда свалилась на нашу голову эта красотка? Парни смотрели с интересом, некоторые даже останавливались и пытались завязать знакомство, но Инга не шла на контакт — молчала, смотрела на кандидата в собеседники, как на пустое место. Кандидаты сникали и отваливали. Некоторые оглядывались на ходу, надеясь, что она может передумать. Таким надеющимся Инга показывала кончик розового язычка. Оставь надежду, всяк мимо проходящий…

— Гляди — какая валькирия! — восхищенно выдохнул Борька. — К кому это она пришла, хотел бы я знать?

Сравнение было подобрано точно. Инга и впрямь выглядела скандинавской девой-воительницей. Высокая стройная блондинка с классически прямыми чертами лица и решительным взглядом. Короткая дубленка выглядела кольчугой, а узорчатая вязаная шапочка — шлемом. А вот Инну никто бы не назвал валькирией. Скорее уж русалкой, Лорелеей.

— Ко мне! — ответил Алексей, ускоряя шаг.

— Прости, не знал! — Борька тоже прибавил ходу. — Восхищаюсь и завидую!

— Это сестра, — пояснил Алексей.

Даже за пятьдесят метров он мог отличить Инну от Инги. Даже со спины. Сердце не екнуло и не забилось быстрее, значит — Инга.

— Познакомь! — загорелся Борька.

— Запросто!

Бедный Борька. Инга едва скользнула по нему взглядом и таким ледяным тоном сказала «Очень приятно», что Борьку как ветром сдуло.

— Что-то случилось? — обеспокоился Алексей, сначала решивший, что Инга пришла к нему в институт по какому-то вопросу, касающемуся подготовки к свадьбе.

— Что-то может случиться, — туманно ответила Инга. — Ты уже «отстрелялся» или… Нет? Тогда поторопись… Есть важный разговор. Все хорошо, не волнуйся, а то еще «банан» получишь.

Алексей «отстрелялся» быстро, и четверти часа не прошло. Вошел в первой тройке, взял билет и сразу же сел отвечать. Доцент Дробышев, знавший о том, что студент Кудрявцев в субботу женится (слухом земля полнится), выслушав ответ на первый вопрос, взял зачетку, поставил «отлично», многозначительно заметил, что главный экзамен еще впереди, и пожелал счастливой семейной жизни. Сам Дробышев был в некотором роде легендой — четыре развода в анамнезе, пятая жена из бывших студенток, четверть века разницы. Студентам было непонятно, что девушка могла найти в лысом, плюгавом, кривоногом, скучном пятидесятилетнем доценте. Анька Строкова, потомственная гадалка-ворожея и по совместительству первая дура на факультете, утверждала, что Дробышев умеет привораживать женщин. «Я когда рядом с ним прохожу, у меня все чакры вибрируют», — говорила она, гордо оглядывая однокурсниц, обладавших менее чувствительными чакрами.

Инга предложила прогуляться по Бульварному кольцу. Алексей согласился. До «Павелецкой» шли молча. Алексей терялся в догадках — что случилось? Появилось какое-то тревожное предчувствие. Он то и дело поглядывал на Ингу с нетерпением, с любопытством, но Инга, казалось, не замечала его взглядов. Шла, глядя прямо перед собой, как будто гуляла одна.

— Как Инна? — спросил Алексей, когда они ждали поезда.

Молчать дальше он не мог, весь извелся.

— Вся в предвкушении, — ответила Инга и усмехнулась каким-то своим мыслям.

Пока ехали до «Тверской», Алексей придумал подходящее объяснение происходящему. Разумеется, Инга переживает за сестру, беспокоится, правильный ли выбор она сделала. В конце концов, пять месяцев — не такой уж и большой срок. Для них с Инной большой, им кажется, что они знают друг дружку с рождения, но у них — любовь, а со стороны все кажется иначе. Наверное, Инга решила поговорить с избранником сестры по душам. Расставить точки над «i», ну и вообще — выяснить, понять, успокоиться. Разговор предстоит сложный, вот она и тянет время, собирается с мыслями. Милая Инга! Какая же она все-таки смешная! И трогательная! Хорошо иметь такую сестру. Инне определенно повезло. И вообще хорошо, когда есть брат или сестра. Алексею, единственному ребенку в семье, очень не хватало братишки или сестренки. С одной стороны, ни с кем не приходится делить родительскую любовь, с другой — скучно. Опять же, с братом или сестрой можно обсуждать то, что не обсудишь ни с родителями, ни с приятелями.

«Уж не Инна ли попросила сестру поговорить со мной?» — подумал Алексей, но тотчас же отогнал эту мысль — нет, Инна, имей она какие-нибудь сомнения, не стала бы прибегать ни к чьей помощи. Не те у них отношения, чтобы вносить ясность через посредников. Это Инга сама решила…

Около «Макдоналдса», несмотря на мороз и разгар рабочего дня, змеилась длинная-предлинная очередь. Часа на два, если не на три, прикинул наметанным взглядом Алексей. В феврале прошлого года, на третий день после открытия, они с однокурсниками (пришли приобщаться к капиталистическим ценностям всей группой) отстояли пять с половиной часов. Очередь была не в пример длиннее, да и люди внутри по первому разу обалдевали с непривычки и задерживались надолго. Сейчас многие уже привыкли, перекусят наскоро, запьют кока-колой и выходят.

— Может, зайдем куда? — предложил Алексей. — Тут, на Бронной, есть одно симпатичное кафе. Кооперативное…

«Кооперативное» тогда было показателем качества, обещавшим чистые скатерти, не просто съедобные, но и вкусные блюда и вежливое обслуживание. Само собой, и цены у кооператоров были выше, чем в государственном общепите.

— Лучше пройдемся, — отклонила предложение Инга. — На ходу разговаривать легче.

«Легче? — удивился Алексей. — Значит, разговор предстоит тяжелый? О чем?»

Дальше мучиться неопределенностью не пришлось, потому что Инга заговорила.

— Тебе нравится моя сестра? — с каким-то непонятным вызовом спросила она.

— Очень, — ответил Алексей. — Иначе бы не женился.

— Почему? — сразу же последовал вопрос.

— Трудно сказать, — замялся Алексей. — Знаешь, раньше, когда мне встречались девушки… Ты не подумай, пожалуйста, что я какой-то донжуан, просто иногда же встречаются девушки, на которых обращаешь внимание…

«Что-то не то я говорю», — мелькнула мысль.

— Так вот, раньше, с другими девушками, все было иначе. Я задумывался над тем, почему они мне нравятся, и приходил к выводу, что на самом деле они мне не нравятся… Ну, в общем, я хочу сказать, что когда любишь, то не задумываешься над тем, почему любишь. Просто любишь — и все.

— Как у тебя все просто! — передернула плечами Инга. — Я так поняла, что Инна у тебя — первая любовь?

— Если серьезно — то да! — убежденно ответил Алексей. — Инга, а можно спросить — к чему весь этот разговор?

— А если несерьезно? — Инге явно хотелось задавать вопросы, а не отвечать на них.

Снег вкусно и ритмично скрипел под ногами. Крррум-крррум, крррум-крррум. Алексей вдруг подумал, что Инна, в отличие от Инги, сейчас непременно прошлась бы так, чтобы получилась какая-нибудь бодрая мелодия. Впрочем, на то она и музыкант.

— Ну, если несерьезно, то впервые я влюбился еще в детском саду, — Алексей улыбнулся воспоминаниям о том детском чувстве. — Дай бог памяти, в каком это году…

— Расскажи! — потребовала Инга.

Алексей не очень любил, когда с ним разговаривали приказным тоном, но решил не придавать этому значения, списал тон Инги на волнение.

— Ее звали Изабелла, она приехала посреди зимы откуда-то из Средней Азии, отца перевели служить в Москву, он был военный, и угощала всех детей сушеной дыней. Я впервые в жизни попробовал сушеную дыню. Это было так вкусно, что я сразу же влюбился…

— В дыню? — усмехнулась Инга.

— В Изабеллу. Кажется, все мальчики в группе в нее влюбились. Всем понравилась дыня.

— Вы устраивали битвы? Сражались за ее внимание?

— Не помню, но, кажется, обошлось без битв, да и вся любовь заключалась в том, что мы не дергали Изабеллу за косички и уступали ей игрушки. Соперничества как такового не было. Было всеобщее обожание. Изабелла его умело поддерживала среднеазиатскими традициями. Каждую неделю ее мама приносила какое-нибудь угощение…

— Путь к сердцу мужчины лежит через желудок!

— Так точно! — улыбнулся Алексей.

— Какие же вы все, мужики, примитивные! — с неприкрытой злостью выпалила Инга. — Все у вас через желудок да через другие места!

— Ты что? — опешил Алексей, совершенно не ожидавший подобного ответа. — Инга, какая муха тебя укусила? Что-то случилось?

Алексей остановился посреди бульвара, Инга тоже остановилась. Он попытался заглянуть ей в лицо, но она отворачивалась. С какой-то из лавочек (даже в мороз на них днем сидят особо закаленные или очень тепло одетые люди) довольно громко высказались относительно того, что милые бранятся, только тешатся. Алексей взял Ингу за плечи и развернул ее лицом к себе. Маневр оказался неожиданно легким, потому что Инга не стала сопротивляться. Более того — развернувшись, она обняла Алексея за шею и стала покрывать его лицо жгучими, влажными поцелуями.

— Мой!.. Глупый!.. Не отдам!.. Мой!.. Мой!.. Мой!.. — ожесточенно шептала она между поцелуями. — Глупый!.. Мой!..

Алексей растерялся настолько, что впору было решить, будто все происходящее ему снится. Пришлось даже слегка прикусить губу для того, чтобы понять, что это не сон. Шапочка Инги упала на притоптанный снег, сумка сползла с плеча и повисла на согнутой руке, мешая обнимать Алексея. Инга на мгновение опустила руку, чтобы освободиться от помехи. Алексей воспользовался этим обстоятельством, высвободился из объятий и отступил на шаг назад, выставив руки перед собой. То был не оборонительный, а сугубо успокаивающий жест, но Инга истолковала его по-своему.

— Не бойся, я не кусаюсь! — зло сказала она.

— Я не боюсь, я…

— Что?!

— Удивляюсь, — Алексей ляпнул первое, что пришло на ум, но не очень-то и ошибся, потому что это слово характеризовало его состояние как нельзя лучше. — Инга, что происходит?

— Я тоже удивляюсь! — выкрикнула ему в лицо Инга. — Удивляюсь твоей глупости! Твоей слепоте! Неужели ты не видишь, что я тебя люблю, а Инка только притворяется! Неужели ты такой слепой?! Неужели ты такой дурак, что тебе надо объяснять очевидное?! Так вот — я объясняю! Инке ты нужен только для того, чтобы в очередной раз меня унизить! Она считает, что все хорошее по праву принадлежит ей! Она притворяется, играет в любовь, играет с тобой, как с котенком! Разве непонятно?! А я тебя люблю!!! Люблю, понимаешь?!

Лицо Инги перекосила гримаса страдания, из глаз быстрыми ручейками текли слезы, подбородок трясся, да и всю ее трясло. Проходившие мимо пацаны, по виду восьмиклассники, предположили, что здесь снимают кино скрытой камерой. Какой-то дедушка из числа прогуливающихся остановился неподалеку от Алексея с Ингой, шагах в пяти, и с выраженным интересом наблюдал за ними. Головы сидевших на скамейках тоже были повернуты к ним. Только две девчушки, лепившие снеговичка, нисколько не интересовались происходящей на бульваре драмой, а сосредоточенно катали снежные шары. Далеко впереди мелькнули милицейские шинели.

Надо было срочно принимать меры. Алексей шагнул к Инге, намереваясь взять ее за руку (под руку, да хоть за шкирку!) и увести куда-нибудь, где они смогут поговорить спокойно и желательно без зрителей. Инга снова превратно истолковала его мотивы. Устремилась навстречу, обняла, только на этот раз не стала целовать, а сбивчиво зашептала на ухо:

— Ты совершаешь страшную ошибку, милый! Не надо! Не женись на ней, тебе с ней будет плохо! А со мной будет хорошо! Я знаю! Нам будет хорошо вместе! Мы созданы друг для друга! Ты мой, а не ее! Давай поженимся! Менять ничего не придется! Свадьба состоится! Только женишься ты на мне! Так правильно! Только так! Ты женишься на мне, а не на Инке! Милый! Милый!

— Пойдем! — мягко сказал Алексей. — Пойдем отсюда!

— Пойдем, — легко согласилась Инга.

Отойдя на несколько шагов, услышали чей-то окрик и вернулись за сумкой и шапочкой. Отряхнув шапочку, Алексей протянул ее Инге, но та демонстративно убрала руки за спину и подставила голову, требуя, чтобы он надел на нее шапочку сам. Этот, в сущности, невинный поступок, можно сказать — шалость, почему-то сильно задел Алексея, не терпевшего вынуждения или принуждения даже в малом. Отметив в уме, что Инна так никогда бы не поступила, он снял перчатки, надел шапочку на голову Инге и машинально поправил выбившуюся из-под нее непослушную прядь. Собирался всего лишь поправить волосы, но получилось так, будто он погладил Ингу по лицу. Инга просияла, слезы на ее глазах тут же высохли, губы тронула довольная улыбка. Она поймала руку Алексея своей рукой, коснулась губами его пальцев (то был не поцелуй, а именно касание), потерлась о них холодной щекой и сказала:

— Мой!

Алексей промолчал. Невозможно было представить новую сцену на бульваре, второго действия после непродолжительного антракта. Надо было увести Ингу и, кроме того, дать ей время успокоиться. Говорить о серьезном можно только в спокойном состоянии. Поэтому он не только промолчал, но и позволил Инге взять его под руку. Сделал очередное сравнение — Инна брала его под руку мягко, так, что ее рука почти не ощущалась, а вот у Инги была железная хватка. Она держала, удерживала, не отпускала. «А она — хищница», — подумал Алексей, косясь на Ингу.

— Куда мы идем? — спросила Инга. — Или просто гуляем?

— Тут недалеко, на Герцена, есть место, где пекут вкусные чебуреки, — предложил Алексей.

Можно было найти что-нибудь и поближе, но Алексею хотелось, чтобы Инга окончательно успокоилась, а ходьба и свежий морозный воздух, по его мнению, этому весьма способствовали.

— Чебуреки жарят, а не пекут, — поправила Инга.

Алексей ничего не ответил. Инна никогда бы не стала поправлять. Придираться к словам было вообще не в ее стиле.

— А твоя мама хорошо готовит? — спросила Инга и с мягким упреком добавила: — Меня-то ты с ней не познакомил. Теперь, наверное, в ЗАГСе придется знакомиться. Необычно…

— Мама готовит неплохо, но не очень любит стоять у плиты, — ответил Алексей, пропустив упрек мимо ушей. — Нам с отцом нравится, как она готовит. Впрочем, мы люди неприхотливые, любим простые блюда — борщ, котлеты, макароны по-флотски…

— «Завтрак туриста», яичницу, бутерброды… — съязвила Инга. — То же самое, что и у нас. Но я, в отличие от мамы и Инки, умею готовить по-настоящему, а не просто продукты переводить. Ну а выпечка — это мое хобби, то есть призвание.

— А я-то думал, что твое призвание — юриспруденция, — Алексей ухватился за возможность увести разговор как можно дальше от опасной темы. — Или у тебя два призвания?

— Юриспруденция — это профессия, — серьезным тоном поправила Инга. — А призваний у меня много, и самое главное из них — быть хорошей женой тому человеку, которого я люблю!

Алексей понял, что тему сегодня сменить не удастся, и подумал, что лучше всего, наверное, договорить на ходу, не останавливаясь. Так они будут привлекать меньше внимания, а в кафе велик риск очередного «спектакля» для ограниченного круга зрителей. Он набрал в грудь побольше воздуха, так, будто вместе с воздухом прибавлялось и решимости, но Инга его опередила.

— Неужели ты ничего не замечал? Понимаю, Инка тебя очаровала. Она это умеет — очаровывать. Я ждала-ждала, пыталась тебе намекать, но ты ничего не понимал. Или притворялся? Нет, не понимал, по глазам вижу…

Инга говорила торопливо, не делая пауз между предложениями, на вопросы сразу же отвечала сама. Пусть выговорится, решил Алексей и молча слушал.

— Я, как видишь, ждала до последнего дня. Дальше уже некуда, теперь или никогда. Ты не волнуйся, родителям я все объясню сама, с Инкой тоже поговорю…

Сегодня Инга называла Инну «Инкой», это звучало не по-свойски, не по-родственному, а откровенно пренебрежительно.

— Все будет хорошо, это я тебе обещаю. У нас вообще все будет хорошо. Ты ничего не потеряешь, ты только выиграешь. Внешне мы одинаковы, а внутри… Я не стану себя нахваливать, сам поймешь разницу…

«Я давно ее понял, еще в первый день», — едва не вырвалось у Алексея.

— Скажу одно — я тебя люблю, а Инка не любит. Ты ей нужен для… То есть ты ей не нужен, ей нужен статус замужней дамы, нужно непременно выйти замуж первой, раньше меня, муж дома нужен как деталь интерьера. Хочешь, угадаю — вы не спали ни разу? Угадала? То есть знаю. Инка ни с кем еще не была. Ей этого не надо, она холодная. Снежная королева. А я живая, теплая. Ты чувствуешь, какая я теплая? Я сделаю тебя счастливым, таким же счастливым, как ты меня…

— Инга, мне очень жаль, — Алексей старался говорить как можно мягче, тщательно подбирал слова, подавил, насколько смог, раздражение, — но ты не сделаешь меня счастливым. И я тебя тоже не сделаю счастливой. Пойми, что я люблю Инну, так вот случилось. Пойми и не обижайся. Ты — классная, ты замечательная, умная, красивая, добрая… — насчет «доброй» он, конечно, соврал, но ситуация позволяла. — У тебя все будет хорошо, ты будешь счастлива, но только не со мной, а с другим мужчиной. Со мной не получится, мне больно говорить тебе такие слова, но это правда. Прости. Давай переживем это и останемся друзьями…

— Останемся друзьями! — эхом откликнулась Инга. — Закадыками не разлей вода! Замечательная перспектива! Я каждый день буду видеть тебя и Инку, я каждую ночь буду представлять, как она позволяет тебе любить ее, и думать о том, что на ее месте должна была быть я! А потом у вас пойдут дети, и я буду думать… Да я же с ума сойду от таких дум! Как ты не понимаешь?! Как ты можешь быть таким жестоким?! А если я сейчас брошусь под машину?! Прямо здесь! У тебя тогда проснется совесть?! Чары слетят?! Наваждение исчезнет?! Или…

Они уже дошли до здания ТАСС. Самое то место, чтобы бросаться под машину — оживленный перекресток. Забыв про элементарную вежливость (не тот случай), Алексей сам взял Ингу под руку, и не просто взял, а схватил железной борцовской хваткой, будь на Ингином месте какой-нибудь дюжий мужик, он бы и то не смог вырваться.

Инга попробовала вырваться раз, другой, а затем потребовала:

— Пусти!

— Перейдем на ту сторону и отпущу, — пообещал Алексей.

— На той стороне мне делать нечего! Пойдем обратно!

Пошли обратно по бульвару. Отойдя от перекрестка шагов на десять, Алексей ослабил хватку, а еще шагов через пять, убедившись, что Инга вроде как не собирается бросаться под машину, даже не смотрит туда, где они едут, отпустил ее руку.

— Я нарочно выбрала этот маршрут, — тихо, будто про себя, сказала Инга. — Думала, что мы как раз успеем все решить, пока дойдем до консерватории. Инка там до часу, мы бы ее нашли и… Я почему-то была уверена, что у нас с тобой все сладится, ведь мы так подходим друг другу. Мы просто созданы друг для друга…

— Инга!

— Молчи! Молчи и думай! У тебя осталось каких-то десять минут, пока мы идем до метро. Думай и выбирай! Вот уж никогда не могла вообразить, что человеку надо думать, чтобы выбирать между счастьем и несчастьем! Все так очевидно… Лешечка, может, тебе толчок нужен? Или пинок? Может, тебя по голове огреть, чтобы ты понял? Как до тебя достучаться, чугунный ты мой?

«Милый», «Лешечка», «чугунный ты мой»… От происходящего голова шла кругом, но надо было собраться и закрыть тему раз и навсегда, причем так, чтобы это закрытие не сорвало бы женитьбу и не отравило всю остальную жизнь. Сестра будущей жены, как-никак. Самая близкая родственница. Надо сгладить, переиграть, как переигрывают некоторые поединки… Да-да, эта ситуация и есть поединок. Инга нападает, он защищается. Времени мало. Свисток арбитра, или гонг, прозвучит в субботу. Если вдруг женитьба сорвется, если вдруг он потеряет Инну, то он этого себе никогда не простит. Не Инге, а себе, потому что Инга, в сущности, ни в чем не виновата. Она любит и борется за свою любовь. За настоящую любовь бороться не стыдно. За настоящую любовь надо бороться. Он бы тоже боролся, хотя, может, и не такими методами. Но у мужчин свои методы, у женщин свои… С женщинами трудно иметь дело. Парню скажешь — и точка! А почему бы и нет?

— Инга, ты не сможешь влюбить меня в себя, — сказал Алексей, уже не следя ни за тоном своего голоса, ни за выражением лица, ни за тем, какие слова выбирать — сгодятся те, что первыми пришли на ум. — Я люблю Инну и буду любить. К тебе я не испытываю ничего, кроме дружеских, уже, наверное, можно сказать — родственных, чувств. Это так, и тебе придется с этим смириться…

Алексей боялся, что Инга остановится и устроит новый «спектакль», но она, наоборот, ускорила шаг, словно захотела сократить тот временной промежуток, который сама же отвела Алексею для размышлений. Или уже поняла, что размышлять ему не о чем. На Алексея она не смотрела, но ему этого и не требовалось. Слушает — и хорошо.

— Я очень сожалею о том, что случилось между нами, — продолжал Алексей. — Мне бы хотелось, чтобы все это между нами и осталось. А лучше всего, чтобы мы постарались об этом забыть. Раз и навсегда! Как будто сегодняшнего разговора не было.

Инга вдруг остановилась как вкопанная и обернулась к Алексею, который едва не налетел на нее.

— Забыть? — переспросила она дрожащим голосом. — Разве можно забыть? Разве нужно забывать?

— Инга, прошу тебя… — Алексей умоляюще прижал ладони к груди. — Не начинай снова. Я все сказал, мне нечего добавить, и я не передумаю. Не мучай себя, пожалуйста…

Подбородок Инги перестал трястись, складка на переносице разгладилась, краска отхлынула от щек, а сузившиеся было глаза распахнулись и обожгли таким яростным холодом, что Алексею стало не по себе.

— Давай забудем! — своим обычным и очень спокойным голосом сказала Инга. — Уже забыли. Не было ничего. Стой тут и улыбайся.

Алексей послушно застыл на месте и даже попытался изобразить некое подобие улыбки. Инга отошла на несколько шагов, резко развернулась и сверкнула глазами. Алексею подумалось, что она сейчас ударит его ногой с разбегу в самое уязвимое место. Он машинально выставил вперед левую ногу, приняв самую незаметную из оборонительных стоек, а руки скрестил внизу перед собой, как футболист, вставший в «стенку» на поле. Инга явно догадалась, о чем он подумал, потому что на губах ее мелькнула усмешка.

Разбега не было, Инга всплеснула руками и громко воскликнула:

— О! Какая встреча! Вот не ожидала! Что ты тут делаешь?! Идешь в консерваторию за Инной? Представь себе — нам по пути! Ты угостишь меня по дороге мороженым?! Обожаю есть мороженое на морозе!

У Алексея отлегло от сердца. Кажется, обошлось. Ура!

— Конечно, угощу! — пообещал он, включаясь в предложенную Ингой игру. — Мороженое какой страны вы предпочитаете в это время суток?

— Во все времена я предпочитаю «Лакомку», потому что я сама тоже лакомка, — с улыбкой ответила Инга. — Пора бы запомнить! Впрочем, у тебя будет много времени для того, чтобы изучить мои вкусы…

Мило беседуя (совсем как ни в чем не бывало!), они дошли до консерватории, отыскали там Инну и отправились в чебуречную на Герцена, где Инга принялась учить Алексея, как правильно есть чебуреки.

— Начинаем с уголка! Надкусываем, выпиваем, закусываем! Раз-два-три! Вот! И ни капли бульона на столе! А то все вгрызаются в середину и обливают бульоном не только себя, но и соседей.

Алексей, давным-давно освоивший эту нехитрую науку, изображал прилежного ученика, радовался тому, что все обошлось (кажется, обошлось, тьфу-тьфу-тьфу), и удивлялся Ингиному самообладанию. Даже пришла в голову мысль о том, что все это могло быть чем-то вроде проверки чувств. Кто их знает, этих женщин, может, у них принято так вот испытывать своих любимых накануне свадьбы? А-а, ладно, договорились же забыть, значит, надо забыть. Хорошо, что все обошлось. Пронесло.

Все к лучшему в этом лучшем из миров. После небольшой встряски так приятно сидеть и есть чебуреки в компании невесты и ее сестры. Без встряски тоже было бы приятно, но так — особенно приятно. Контрастный душ.