У бога за пазухой

Андрей Расторгуев

Почему хан Батый не стал захватывать Новгород? Ведь он уже вторгся в Новгородское княжество, разорив Торжок, и находился всего в двух-трёх дневных переходах от столицы. Однако взял и повернул назад. Что было бы, закончи он свой поход именно так, как планировал изначально?Об этом хорошо известно князю Роману Ярославину. Ведь он живёт в мире, где Орда захватила всю русскую землю и основательно пустила в ней корни, просуществовав долгие века, вплоть до наших дней.

Глава 3

Перемышль, Калужская область, 11 мая 2018 года

Закрыв тетрадь, Сергей потёр усталые глаза.

Ну и фантазёр же этот… Он заглянул в свои записи, которые делал по ходу чтения. Ага, Ярославин Роман Игоревич. И то не факт, что ФИО как раз его, а не вымышленные. Надо же, устаревший алфавит использовал, горе-писака. К чему такие премудрости? Чтобы читатель помучился и бросил продираться сквозь трудно поддающийся текст в самом начале?.. Интересная мысль, кстати. Значит, впереди ждёт нечто более важное.

Сергей тоскливо посмотрел на тетрадь. Нет, сию минуту возвращаться к изучению «дневника» определённо не хотелось. Он перевёл взгляд на часы. Ого, уже глубокая ночь. М-да, дешифровка старинных букв — занятие, безусловно, увлекательное, но чертовски трудоёмкое. Лучше делать это в свободное от работы время. Да только где ж его взять?

Запиликала трубка. Ермаков как раз потягивался, мечтая завалиться на диван. Вот лишнее подтверждение теории несбыточности благих надежд.

— Алё?

— Тебя что, представляться не учили? — проворчал на том конце провода Михалыч.

— А то ты не знаешь, кому звонишь. Что стряслось опять?

— Бабёнку побитую доставили в ЦРБ. Говорит, что упала с лестницы. Сходи, пообщайся.

— Что, сильно побили?

— Да нет, не очень. Пара синяков и разбитая губа.

— Михалыч, это ж побои. Отправь участкового, пусть поработает. Наверняка об неё муж или сожитель кулаки почесал.

— Знаю, знаю, — примирительно проговорил дежурный. — Но ты же в курсе, что ему она правду не скажет. Выдумает каких-нибудь гопников, напавших в подворотне. Участковый так всё и запишет. А зачем вам лишний глухарь?

В принципе, всё логично, висяки оперативникам не нужны, но чувство собственного достоинства не позволяло так легко сдаваться. Сергей открыл было рот, чтобы выдать очередное возражение, как Михалыч вдруг добил его контрольным убийственным аргументом:

— К тому же в хирургии наш порезанный утопленник очухался. Врач сказал, что можем с ним поговорить. Заодно и его опросишь.

— Э-э-э… — Надо было что-то сказать, раз уж раззявил рот. Не закрывать же просто так. — Участкового всё равно дай. Не собираюсь у него хлеб отбирать.

— Да он тебя уже на улице ждёт. Покурить вышел. Так что давай, спускайся.

Побитая бабенция упиралась недолго. Сдала своего муженька, драчуна и пьяницу, по полной программе. Поплакалась Ермакову, что постоянно ходит битая, и он, благополучно передав её участковому, с чистой совестью направился в хирургию.

Врач — всё тот же Артур Генрихович — завёл его в палату.

— Вот ваш герой, — кивнул на койку в углу, с которой на вошедших внимательно смотрел бородатый.

— Почему «герой»? — Оперативник бросил на доктора ревнивый взгляд, подозревая, что потерпевший успел ему выложить всю свою наверняка занимательную историю.

— Ну как же. С такими ранами выжил. Обычно подобных пациентов долечивает патологоанатом.

Понятно, плоский медицинский юмор. Впрочем, вряд ли он хуже ментовского.

— Я вас оставлю. — Взгляд Ермакова хирург воспринял по-своему. — Только попрошу недолго. Больному нужен покой.

— Не беспокойтесь, Артур Генрихович, — сказал Сергей в закрывающуюся дверь. Придвинув стул, уселся рядом с кроватью, достал служебное удостоверение и в развёрнутом виде подержал перед карими глазами бородача. — Здравствуйте. Я капитан Ермаков из уголовного розыска. Расследую ваш случай…

— Позвольте? — сдавленно проговорил тот, не отрывая взгляда от «ксивы», и здоровой рукой потянулся к документу.

Вообще-то у полицейских не принято выпускать удостоверение из рук, но что-то в сверкающих глазах незнакомца заставило Сергея уступить его просьбе.

Бородатый повертел документ в руке. Погладил пальцем золотистого орла на обложке. Шевеля губами, перечитал все надписи от корки до корки.

Ермаков терпеливо ждал, с интересом наблюдая за ним. Наконец, тот вернул удостоверение со словами:

— Любопытная буквица. Проще и понятнее. — Он откинулся на подушку и, глядя в потолок, пробормотал: — Российская Федерация… Россейская. Не зря, значит…

Показалось, что глаза у него заблестели.

— Вы хорошо себя чувствуете? На вопросы отвечать можете? — Сунув свой документ в карман, Сергей положил чистый лист поверх папки, достал авторучку и демонстративно приготовился вести запись. — Ваша фамилия, имя, отчество?

— Ярославин, — глухо донеслось от кровати. — Роман Игоревич.

«Хм, не выдумал ФИО. Или пользуется вымышленным. А какой ему резон? Ну-ну, посмотрим».

— Дата рождения? — Вот интересно, скажет он «двенадцатого января» и так далее или нет.

— Двенадцатого, первого, тысяча девятьсот восемьдесят пятого года от рождества Христова.

— А есть другое летоисчисление? — хмыкнул Сергей, записывая дату. Последнюю реплику он, естественно, стенографировать не стал.

Ярославин перевёл на него усталый взгляд.

— Конечно, — сказал как само собой разумеющееся. — От сотворения мира, к примеру…

— Не буду спорить, — натянуто улыбнулся опер, не собираясь вступать в ненужную полемику. Не для того же он сюда пришёл. — Где родились?

Пожевав губами, Ярославин произнёс неуверенно, словно подзабыл место своего рождения:

— Коломна. — И вопросительно посмотрел на Сергея.

— Город Коломна Московской области? — уточнил тот.

Слегка расширив глаза, Роман осторожно кивнул.

— Так, хорошо. Проживаете где?

— Там же, в Коломне.

— Адрес.

— Что?

— Адрес назовите, по которому зарегистрированы.

Непонимающий взгляд явно свидетельствовал о том, что у пострадавшего частичная потеря памяти. Час от часу не легче. Не хватало ещё, чтобы он забыл о нападении. Ермаков решил немедленно это выяснить:

— Так, Роман Игоревич, вы помните, что с вами произошло?

Снова неуверенный кивок, не внушающий никакого оптимизма.

— Тогда рассказывайте.

— О чём?

Сергей вздохнул:

— О том, кто, где, когда и за что нанёс вам телесные повреждения. Как вы, израненный, оказались на берегу Жиздры?

— Жиздра… — Ярославин снова уставился в потолок. Помолчал немного. Вдруг спросил: — Какое сегодня число?

— Десятое… — Сергей посмотрел на часы. — Уже одиннадцатое мая.

Собеседник нахмурился:

— А год?

Начинается. Если он сейчас начнёт излагать сюжет своего дневника, придётся упечь бедолагу в психушку. Тогда ни о каком раскрытии тяжкого преступления против личности не может быть и речи.

— Две тысячи восемнадцатый, — снизошёл до ответа Сергей.

— Что ж, я вернулся, — облегчённо вздохнул Ярославин и закрыл глаза.

— Откуда? И как вы оказались в Перемышле? Кто на вас напал? Роман Игоревич!..

Больной, казалось, не слышал. Он совершенно не реагировал на вопросы и, похоже, больше не собирался удовлетворять любопытство Ермакова.

Вошёл Артур Генрихович.

— Доктор! — немедленно обратился к нему Сергей. — Он в сознании?

Тот пощупал у пациента пульс, приподнял веко, после чего выдал нерадостный вердикт:

— Уснул. Организм ещё довольно слаб и находится под действием препаратов. Придётся вам, знаете ли, перенести беседу. Приходите утречком, после обхода.

Делать нечего, Сергей вернулся в отделение ни с чем. Выслушал ворчание Михалыча, написал ещё один рапорт о неудачной попытке контакта с потерпевшим. Заодно составил запрос в УМВД по Коломенскому городскому округу на «Ярославина Романа Игоревича 12.01.1985 г.р., уроженца г. Коломны». Надо же было выяснить его адрес, место работы, ближайшие связи, наличие компромата, а главное — как он оказался здесь. Ермаков сильно надеялся, что всплывут знакомства Ярославина в Перемышле. Будет за что зацепиться. Пока же везде по нолям, а сам потерпевший, похоже, ему не помощник.

Лёг спать прямо в кабинете, на старом, видавшем виды диване. Утром его разбудил Селивёрстов, шумно ворвавшийся на рабочее место вместе с Колей Брагиным, опером по тяжким. Последний, как выяснилось, уже готовился забрать материал по Ярославину из дежурки. Ждал только резолюции начальства.

Скоро должен был подойти рыбак, с которым договорились ехать на Жиздру. Служебный транспорт для выезда обеспечивал Брагин.

Глянув на заспанного Сергея, Селивёрстов сжалился:

— Оставайся, Серёга. Мы сами съездим, а ты отдыхай.

— Ладно, езжайте. А я ещё в больничку схожу. Ярославина так и не опросил.

— Во-во, давай, — немедленно согласился Андрей. — Разделимся, больше сделаем.

Когда они, наконец, уехали, наступила долгожданная тишина и полнейшее спокойствие. Чтобы снова не уснуть, Сергей выпил крепкого кофе и отправился в ЦРБ — третий раз за сутки.

Артур Генрихович уже сменился, поэтому Ермакова встретил незнакомый молодой врач, рыжеволосый и с мальчишескими веснушками на лице. Голос, однако, был у него низкий, рокочущий. С таким в опере выступать надо. Стяжал бы славу.

— Странный этот ваш Ярославин, — гудел хирург, сопровождая Сергея в палату. — Такое впечатление, что многих элементарных вещей не знает. Всему удивляется. Так переполошился на утреннем обходе, когда мы к нему вместе с Артуром Генриховичем и завотделением вошли. Ещё и медсёстры с нами. Кажется, что никогда в своей жизни он сразу столько белых халатов не видел. На пижаму смотрел, как на гадюку какую-то. Разглядывал, в руках вертел, пока не помогли надеть. Даже пуговицы застёгивали сами. А завтрак? Ему принесли в палату. Он и говорит санитерке: «Пробуй при мне».

— И что, попробовала?

— Нет, конечно. У нас подобное не практикуется. Так ведь не стал есть. Завтрак целый унесли. А кушать ему надо, сил набираться.

— Я поговорю с ним об этом.

— Уж постарайтесь. Хотя он довольно быстро идёт на поправку. Раны почти затянулись, гематомы уже начинают рассасываться, болевые ощущения минимальны. Такое чувство, что день-два и можно переводить на амбулаторное лечение.

— То есть вы его выпишете?

— Нет, это гипотетически, конечно, исходя из общего анамнеза. А так дней десять у нас проведёт, не меньше. Послеоперационный период, наблюдение, сами понимаете…

Ярославин лежал на боку и смотрел в открытое окно на раскачивающиеся ветви деревьев больничного сада. Сквозняк приподнял штору, потрепав её над кроватью. Больной повернул голову и взглянул на вошедших.

— К вам из полиции. — Сообщил доктор и, кивнув Ермакову, сразу вышел.

— Ещё раз здравствуйте. — Сергей сел на тот же стул, на котором сидел ночью.

Отложив папку, скрестил руки на груди. Помолчал, разглядывая потерпевшего.

— Давайте так, Роман Игоревич, — начал неторопливо, — вы рассказываете мне правду о том, что с вами произошло, а затем мы вместе решаем, что из вашей истории мы напишем в объяснении, а о чём умолчим. Хорошо? Видите, я ничего не записываю. Кстати, мне сказали, вы отказываетесь от еды. Так же нельзя. Для чего вас врачи спасали? Уж явно не затем, чтобы впоследствии заморить голодом или отравить дурной пищей. Кушать надо, поправляться, особенно с вашими ранами. Обещайте, что будете есть. Договорились?

С небольшой заминкой Ярославин кивнул.

— Вот и славно. А теперь я весь внимание. Рассказывайте.

Больной задумчиво пригладил усы и бороду.

— Вряд ли вы мне поверите, — сказал из-под пальцев.

— Откуда вам знать, если ещё ничего не сказали?

— Я и сам себе иной раз не верю. Слишком всё… необычно.

— Это как-то связано с раздвоением личности, о котором вы упоминаете в своём дневнике? — сделал первый ход Ермаков. Должен же кто-то начать, а то так и будут топтаться на месте.

С удовлетворением понаблюдал за тем, как встрепенулся собеседник.

— Вы его нашли? Он уцелел?

— Да, он у меня, и я его читаю. Сложновато написано. Только никак не могу отделить реальность от вымысла. Надеюсь разобраться в этом с вашей помощью.

Роман грустно улыбнулся:

— Вот видите, вам тоже трудно поверить. А между тем, я писал чистую правду. Все события, о которых там говорится, происходили со мной в действительности.

Плохо. Этот человек и в самом деле уверовал в свою писанину. Отождествляет себя с выдуманным героем. Ох, чует сердце, придёт из Коломны ответ, что не было там никакого Ярославина Романа Игоревича и в помине. Устанавливай потом его личность по-новой.

— Хотите сказать, что попали в прошлое, во времена Батыя, и дрались там с татаро-монголами? — Рот Сергея невольно скривился в скептической ухмылке.

— Именно, — вполне серьёзно сказал Ярославин и потянулся за стаканом с водой, стоявшим на прикроватной тумбочке.

Ермаков подал ему стакан. Тот утонул в широкой пятерне больного почти полностью. Пока он пил, оперативник подивился, насколько хорошо развиты у него мышцы предплечий. Да, такой детина, пожалуй, запросто может часами размахивать мечом. Определённо, надо идти к реконструкторам.

Напившись, Ярославин утёр бороду.

— Не желаете верить, не надо, — сказал, возвращая стакан. — Я не настаиваю. Но другую правду вы от меня всё равно не услышите.

Тупик. Надо делать ход конём.

— Ну, хорошо. Давайте пока отложим этот разговор… Вас, возможно, скоро выпишут. Здесь, в Перемышле, у вас есть где остановиться? Родственники, знакомые? Или, может быть, сообщить кому-то в Коломну, чтобы приехали за вами?

— Нет. — Роман помотал головой. — Никого у меня здесь нет. Если даже и были, то вряд ли меня кто знает. Время не то, другое. Всё изменилось. Но я этому даже рад…

— Чему же тут радоваться? — недовольно пробормотал Сергей, размышляя о своём.

— Есть чему, даже не сомневайтесь. — Кряхтя, больной приподнялся в постели, сев повыше. — Скажите… Тогда, в тринадцатом веке, хан Батый захватил Новгород?

Вопрос озадачил Сергея. Знатоком истории его не назовёшь, но кое-что в памяти всё же осталось ещё со школьной скамьи. Уж слишком въедливый был у них историк.

— Насколько я знаю, нет. Не дошёл порядка ста или двухсот километров и повернул назад.

Ярославин шумно вздохнул.

— А потом? — Его глаза горели неподдельным интересом.

— Ну-у… — Ермаков напряг память, чувствуя себя учеником у доски. — Кажется, развернул армию лавой и прямиком рванул обратно, грабя то, что ещё не успел разграбить. Через наши земли шёл, между прочим. А, вспомнил! Уже у самой границы он осадил Козельск, который долго не мог взять. Город в итоге сжёг, а всех жителей перебил, сам потеряв немало людей.

— Козельск… — Голос Романа охрип. — Он далеко? Говорят, меня нашли на Жиздре.

— Да. Километров сорок до Козельска будет. Здесь Жиздра впадает в Оку.

— Надо же. — Ярославин откинул голову и закатил глаза под лоб. — В тринадцатом веке в этих краях было совсем пусто.

Вторая беседа тоже не клеилась и закономерно закончилась ничем. Раздосадованный опер покинул стены стационара в дурном расположении духа. Не прибавил оптимизма и ответ из Коломны, ждавший его в дежурке. Как и предполагалось, никакой Ярославин Р. И. у них не значился. Как тут не почувствовать себя оракулом?

Наплевав на работу, Сергей прихватил дневник вчерашнего «терпилы», и направился к дому. В конце концов, у него сегодня законный выходной после дежурства.